Снег

Рано утром повалил крупный роскошный снег. Ветра не было вовсе. Снеговые пряди, как грозди белого винограда, падали за шивороты прохожих и, обтекая пороги седьмых шейных позвонков, сочились по ложбинам укутанных в шубы спин, выталкивая из людей на поверхность жизни весёлый хохот, или жалобный визг. Релаксация людей зависела от размеров воротника пальто. Вот мужчина лет тридцати набрал в огромный отворот аглицкого пальто десятки спелых гроздьев искрящейся небесной изабеллы. Белые плоды, не успевая таять, громоздились за спиной незадачливого франта и казались не то откинутым с головы космическим шлемом, не то верхней частью снеговика, не успевшей превратиться в человека.

Я вышел на улицу с лопатой, намереваясь расчистить снег у подъезда. Да-да, вот такой я полезный человек! Но не успел сделать и четырёх движений, как ко мне подошёл сосед Мишка и, указав на лопату, спросил:
- Это что?
- Это лопата, - ответил я и хотел было совершить пятый скребок, но Мишка меня перебил:
- Сам знаю, что лопата. А ты когда-нибудь бывал на Дальнем востоке?
- Нет.
- Тогда слушай!
И Мишка рассказал мне страшную историю, как однажды на волне непреодолимых обстоятельств занесло его в город Петропавловск-Камчатский. И прожил он там, как немое свидетельство полуживой собственной плоти, ровно полгода и четыре месяца. А всё почему? Да потому, что в городе Петропавловск-Камчатский плохая погода всего три месяца в году. В остальные же девять она – о-очень плохая! Он же прилетел туда в сентябре, когда отпело дивной красоты Дальневосточное лето, и умная «Болдинская осень» природы прощалась с человеком до весны, до майских холодов после январской стужи…

В начале октября закрыли аэропорт по метеоусловиям. Пошёл первый снег. Дело в том, что снег на Дальнем востоке никогда не падает на землю, а всегда летит параллельно земле, гонимый ветром. В тот год кометообразное состояние снегопада проявилось аномально рано, наглухо запечатав воздушную гавань края. Вот и остался Мишка в городе. Сняли ему квартирку недалеко от центра, в гостинице-то дороговато, да и забыли про него. Зимой у всех дел невпроворот, приходится выживать, да ещё что-то делать, чтоб по миру не пойти.
Повалил снег и день, и ночь. С месяц мело. Кто на Большой земле поверит в то, что брошенная машина через три-четыре дня уходит под снежный намёт. Над ней люди прокладывают дорожки, никак не связанные с городской планировкой. Зимой вырастает город над городом. Говорят: горожанину надо иметь при себе только две вещи – паспорт и лопату. В «добрую» ночь подъезд заносит по второй этаж. И первое, что совершают поутру жители подъезда – это откапывают от снега входную дверь, перелезая из подъезда на улицу через световое окошко лестничного проёма. На беду в подъезде, где поселился Мишка, жили только две немощных старухи и молодой парень, которому однажды Мишка дал денег и попросил купить водку, а тот почему-то не вернулся. Может, замело. Зато в цокольном этаже еды было оказалось неслыханно. Картошка в мешках, какие-то консервы, сушки… Поначалу Мишка пытался выбраться наружу. Но одному разгрести многометровые заносы было не под силу. Через неделю он плюнул на непреодолимые обстоятельства жизни и стал читать, благо половину его крохотного жилья занимали книги.

Так прошла долгая седая Дальневосточная зима. В конце апреля снег начал подтаивать и оседать. Из-под сугробов то тут, то там стали появляться огромные крашеные подснежники – верхушки машин, забытых по осени. «Это наши озимые!» - ворковали бабушки, разглядывая в оттаявшее окошко серый грязный двор с огромными валунами мокрого снега, между которыми, огибая показавшиеся автомобильные кузова, сочилась ранняя дальневосточная зажора.

- Так-то, друг, а это что? – Мишка неопределённо повёл рукой, как бы говоря: «Разве это снег?»
Тем временем снегопад забросал следы моих четырёх движений, выражая этим явное неудовольствие, что его позволительно трогать и переставлять. После Мишкиного рассказа мне показались какими-то иными хлопья белого вещества, которые умеют быть сильными и подниматься позёмкой над головою человека! Мне расхотелось совершать бессмысленную снегоуборочную работу. Я повернулся к Мишке, намереваясь предложить выпить по сто за славный город Петропавловск-Камчатский, но он уже раскупоривал сургучёвую печать на бутылке охотничьего первача.
- Нашёл в подвале, старухам-то зачем, ну я и взял!