Три брака по расчёту, два брака по любви

Автолавка

Одно из первых воспоминаний детства – это лето. Жаркое, как и полагается.  Горячий сухой воздух завис над степью. Тишина - и не тишина вовсе, а стрёкот, чириканье и пенье всего мелкого, живого, невообразимо жизнелюбивого. А в месте соприкосновения земли и неба  - там, там, далеко... – плывут и покачиваются полупрозрачные картины. Фата Моргана в Северном Казахстане – летом  явление вполне обычное.

И вот  на этом горизонте, полном воздушных замков, вдруг появляется вполне реальная тёмная точка, обрастает облачком пыли, увеличивается, приближаясь. Народ, уже полчаса как ждущий на площади перед сельской конторой, оживляется:
- Ну, наконец-то! Едет, едет! Три дня не было, пора бы уже!

Деревушка наша, придаток огромного совхоза, так называемое отделение номер один,  совсем крошечная, дворов двадцать-тридцать. Аул, говорят о нас в округе. У нас есть полевой стан, большая ферма, контора и восьмилетняя школа, в которой работают мои родители. Но у нас нет магазина. И эта ожидаемая точка, которая мчится теперь уже в пышных пыльных облаках, и есть магазин на колесах,  наша автолавка. Приезжает она не часто, раза два-три в неделю.  Привозит необходимое, то, чего аульчане не могут произвести в своём натуральном хозяйстве. Автолавку ждут. Это не просто возможность закупиться. Это еще и веселая болтовня, и перебранки, и обмен новостями. Это общение!

Ну вот и доехала! Грузовик с синей кабиной и ярко-голубой будкой вместо кузова лихо разворачивается на площадке. Маленький кругленький водитель ловко выпрыгивает из-за руля, на ходу кивает покупателям,  шустро открывает  двери будки нараспашку. Внутри быстро устанавливается раскладной прилавок, человечек махом накидывает на себя сомнительной белизны халат и деловито располагается за стойкой, разом превращаясь из водителя в продавца. У машины выстраивается очередь.

Чего только нет в ней, в этой волшебной будке!   Ситцевые халаты и пестрые платки, упаковки с белым сверкающим сахаром,  сияющие черные калоши с малиновыми внутренностями, карамельки-подушечки, изрядно помятые и слегка слипшиеся, но невообразимо вкусные, плитки шоколада в ярких обертках, ящики с рисом, пакеты с засахаренными сладкими финиками... Это и не будка вовсе, это пещера сорока разбойников, и каждый, каждый, стоящий перед ее входом, ощущает себя Али-Бабой!
Люди разбирают товар, шутят, смеются... Я наблюдаю за происходящим с рук отца, ожидаю нашей очереди. У меня вполне конкретная цель, я точно знаю, что хочу приобрести! Там, в самой глубине небольшого помещения, посверкивают жестяными боками банки с рыбными консервами!

...Тогда, в самый первый раз, мне пришлось приложить немало усилий, чтобы заполучить такую вот баночку! Уж чем она мне так приглянулась, и не объяснить. Может быть, рыбка, нарисованная  на этикетке, оказалась очень эффектной. Или кто другой купил и тем самым повлиял на мой выбор. Вообще-то мы пришли покупать шоколадки. Одну для меня, одну для брата. Так пообещал папа. Но я увидела консервы и изменила своё мнение слёту... И не переубедить меня было никакими силами. Разумеется, я не кричала, не устраивала истерик, не требовала – слишком уж хорошо меня воспитали, и выбиваться из рамок приличия для меня уже очень рано было делом стыдным. Но  - от шоколадки вдруг отказалась и утверждала хотя и шёпотом, но зато твёрдым:
- Хочу вот эту рыбу.

- Чего тебе хочется, балапан ? – участливо спросил продавец. – Ты у меня сегодня самый большой покупатель!
Он всегда шутил, всегда улыбался, и было заметно, что весь этот процесс купли-продажи, общения, самой поездки ему в радость.
Я молча указала на пирамидку из консервных баночек.
- Ааа, балык ! Рыбу хочешь? А какую тебе, айналайын ? В томате или в растительном масле?
- Да никакую не нужно! Не будет же есть! – вмешался мой отец. – Дай две шоколадки, да и всё.
- Эй, Адольфович! – возмутился властитель автолавки. - Ты что, для такой дочки  жалеешь?  Да будь у меня такая дочка, покупал бы ей всё, что захочет! Как ханша бы росла!

В толпе захихикали. Всем было известно, что в семье  у него подрастают четверо пацанов...
И отец неожиданно кротко согласился, видимо, ощутив себя настящим счастливцем в сравнении с бездочерним продавцом, купил целых две баночки, скумбрию в  масле и кильку в томате.

О, неосмотрительный, неосторожный мой папка, с такой готовностью шедший на поводу у своей дочери, с такой храбростью отстаивавший её желания и капризы! Разве не знал он, принимая из рук продавца заветные баночки, слушая напевный голос этого восточного торговца, повторявшего незнакомые добрые слова, что самую главную битву нам предстоит выстоять дома?!

- Где ж вы так долго гуляете? – мама встретила нас во дворе. – Не видели, атволавка не приехала?
Они с бабушкой устроили большую стирку и по этой причине едва не пропустили значительное событие.
- Что? Тут уже? Ой, побегу, а то уедет ещё! Нам там нужно...
Так и не сообщив, чего же нам так нужно, мама целеустремлённо направилась к центру деревушки.

- Wo seid ihr denn so lange gewesen? Ich mache mal die Suppe warm, das Kind ist bestimm hungrig , – бабуля моя, мама отца, засуетилась в летней кухне. Мелькали маленькие неутомимые руки, то и дело вспыхивала белозубая её улыбка. Есть женщины, которые от природы красавицы навсегда. И ни выселение семьи из Поволжья в сорок первом, ни тяжелая работа, ни голод и нищета не смогли  погасить в моей бабушке этой невероятной красоты.
- Баба, я не буду суп! Мне папа рыбу купил, вот её буду! – я брякнула на стол заветные баночки.
- О mein Gott! Robert, was hast du da gekauft? Ich habe so eine gute Suppe gekocht ! – как всегда, когда рядом не было тех, кто их не понимает, бабка и отец говорили на родном языке. Много позже, сама втиснутая в рамки чужого языка, я пойму эту потребность, постигну её, как великую истину.

Мама, как обычно, уже повсюду успевшая и всё сделавшая – отец всегда иронично спрашивал в таких случаях : «На метле, что ли, слетала?» -  застала свою дочь в благоухающей рыбой кухне, с довольным лицом. Самой рыбы уже не было, а бабушка в первый и, пожалуй, единственный раз в своей жизни пожаловалась снохе на собственного сына:
- Купиль ей эта рипа и таль кушать! Такой фсе наша пьяница покупать, на сакуска! -  бабкин акцент был живуч и неистребим. Что поделаешь, по-русски она заговорила в двадцать шесть лет, уже в Казахстане, после выселения из немецкой автономной республики в Поволжье.

Мама отнеслась к самовольному нарушению режима питания с неожиданным хладнокровием:
- Ну съела и съела... Съедобно, наверное, раз народу продают...
И бабке в очередной раз стало ясно: за такими родителями нужен глаз да глаз, иначе заморят детей, безответственные, халатные  люди...

Но несмотря на бабушкину реакцию, у меня появился «рыбный день». Храбрец папа стал ходить со мной к автолавке с единственной целью: купить консервы. Как два заговорщика, раз в неделю мы отправлялись на площадь у конторы и поджидали там небесно-голубой фургон. И тот приезжал, и весёлый продавец балагурил, забавляя покупателей своими бесхитростными шутками, и две заветные баночки становились моими...

Порой случались сбои, магазин на колёсах не появлялся, народ расходился, утешая себя тем, что «завтра точно приедет». А я плакала от разочарования, не получив вожделённой покупки. Дома подшучивали надо мной:
- Как, Оксана, ты плачешь за Максудом?
Максуд – так звали владельца этого рая на колёсах...

И вот в один из таких дней, когда надежды мои не осуществились, у меня возникла поистине блестящая идея. Я поняла: чтобы никогда больше не ждать впустую, мне нужно выйти замуж за водителя автолавки!  Вместе мы будем колесить по степи, заезжая в самые отдалённые аулы. И везде мы будем желанны, и повсюду нас будут радостно встречать. И на обед у нас каждый день будут рыбные консервы. А если захотим, то и на завтрак, и на ужин тоже! 

О своём намерении я немедленно сообщила родителям. Это ведь совершенно понятно: самые близкие люди должны  быть в курсе моих дел!
Отец хмыкнул и отвернулся. Мама, изо всех сил стараясь придать лицу строгое выражение, спросила:
- Но у него, кажется, уже есть жена?
- Ах?! Есть, да?!  А почему она тогда  с ним не ездит? – взвилась я. Упоминание уже существующей жены почему-то меня рассердило. – Ни разу не появилась! Сидит и сидит дома! А вот я – я буду ездить! Каждый день!
В этот момент папа вылетел из комнаты, как-то подозрительно всхлипнув...

- Вот ты папкина жена! – продолжала я. – И ты ходишь с ним на работу! Всегда!
Это было правдой. Мои родители, сельские учителя, работали в одной школе. Ну не было у нас в ауле двух школ – и на одну кое-как набирали учеников...

Не знаю уже, как семья уговаривала меня не принимать опрометчивых решений, какие аргументы приводила. Помню только, что в нашей деревушке вдруг совершенно внезапно возник нормальный, бесколёсный магазин. А в нём – да, и ситцевые халаты, и пёстрые платки, и карамельки-шоколадки, и даже финики! И вечные пирамиды баночек с рыбными консервами, таинственно поблёскивающие в полумраке дальних стеллажей.

Вот только Максуда в нём не было. Зато дома меня ещё долго называли «Максуд» - в те минуты, когда я плакала о чём-то недосягаемом. Видимо, фонетическое созвучие наших имён вдохновляло моих домашних...

Новый год

Дети не умеют грустить долго. Их мир слишком наполнен, слишком жив, чтобы там могло оставаться место для длительной грусти. Так случилось и со мной.
Знаете, какая у нас в Северном Казахстане зима? Настоящая! С морозами под сорок и за сорок, со снегопадами и метелями, с сугробами выше крыш и с ослепительными солнечными днями, когда всё снежное богатство искрится и сияет так, что делается больно глазам...

Приближался самый главный праздник – Новый год. Самый любимый. Самый-самый... Отмечался он у нас в сельском клубе дважды: тридцатого декабря устраивалась ёлка для детей, тридцать первого – для взрослых. Готовились концерты, закупались подарки и призы,  планировался бал-маскарад. Помещение клуба обязательно белилось и отмывалось, в центре его устанавливалась настоящая ель, нарядная и душистая,  перед сценой вешался тяжёлый бархатный занавес... В общем, не было предела этому великолепию, и предвкушение праздника было, как это обычно бывает, еще лучше самого праздника.
 
Мне очень хотелось заполучить костюм снежинки. Ну не мог бал-маскарад пройти без моего участия! Но для костюма необходимо было белое платье! А часто ли Вам приходилось видеть белые платья в гардеробе деревенских девочек?! Вот то-то и оно... Не имеют они, платья такой расцветки, там никакого смысла...

- Мама, я хочу костюм на Новый год! – пристала я к светилу местного образования. – Мне нужно белое платье!
Та оторвалась от проверяемой тетради:
- И где же я его должна взять?
- А сшить можно! – тут же нашлась я.
- Оксана! Ты же знаешь, что я не умею шить. Шить у нас умеет только бабушка! – вздохнула мама.

Да, это было так. В нашей семье жили две самые главные мои женщины в мире. Одна – та, что умела почти всё. И другая, которая умела всё.

И я пошла к бабушке. Потребовалось несколько минут, чтобы объяснить ей ситуацию: костюм – хочу; платья – нет; мама – не умеет.
- Коре ты мой. Люкофый! – покачала головой женщина, умеющая всё, и достала из сундука новёхонькую белоснежную простыню.

Эй, дорогой читатель, не улыбайся... Это для тебя новая простыня всего лишь простыня. Для умелой женщины с золотыми руками это  м а т е р и а л!  Два дня бабушка примеряла, кроила и намётывала. Два дня строчил в нашей квартирке неутомимый бабулин «Зингер». А потом на меня надели чудо чудное с длинной широкой юбкой-солнцем, с роскошными рукавами- раструбами и с горловиной «лодочкой». К платью впридачу шла пышная тюлевая нижняя юбка  - о старая занавеска, она и не подозревала, что приобретёт вторую жизнь!  Бабушка, привыкшая всё делать тщательно,  накрахмалила и слегка подсинила простынное творение, а потом расшила по вороту, подолу и рукавам мелкими белыми бусинами, взявшимися из самых недр ее необъятного сундука. Мама, наблюдавшая нашу возню, вдруг включилась в процесс моего «оснежинивания» и принесла неведомо откуда блестящую покупную корону. Мой наряд получился великолепным!

А после был праздник! Нарядная толпа плясала вокруг ёлки, но ни у кого не было такого чудесного платья, как у меня! И хотя внешне я не очень походила на снежинку, гораздо меньше, чем беленькая Наташа или светлорусая Ира,  всё равно Дед Мороз, крупный, с окладистой бородой, удивительно напоминавший мне нашего соседа дядьку Ефима, выхватил из живого круга  именно меня после того, как его красавица-снегурочка коварно сбежала в самый разгар веселья с каким-то молодцом из соседней деревни...

- А ну-ка, иди сюда! Помогать мне будешь! – пробасил он абсолютно дядько-ефимовским   голосом. – Раздавай детям конфеты из мешка! Они стихи читать будут, а ты им за это в награду – конфету!
И распахнул передо мной  свой огромный мешок алого атласа, полный всевозможных сладостей.

И понеслось... Музыка, дети, мешок с сюрпризами, хоровод, Дед Мороз... И я – помощница его, почти Снегурочка! И как хорошо, что эта дурочка Анька сбежала, бросив всё это счастье прямо в мои руки...

Но после праздника обязательно наступает то грустное утро, когда всё уже позади.  Мне пришлось осознать, что бал закончился, но желание его продолжения не оставляло мою детскую душу. Я хотела носить нарядное платье, танцевать вокруг елки и раздавать подарки...

- Мама, хочу, чтобы всегда был Новый год! – заявила я.
- Так не бывает, - хладнокровно возразила мама. – Любой год когда-нибудь становится старым. И тогда на смену ему может прийти  другой, который какое-то время пробудет новым.
- А где тогда Дед Мороз? Где Снегурочка? В то время, когда мы не празднуем, а ждём Нового года? 
- Ну... где-нибудь на Северном Полюсе. Живут себе. Едят мороженое. Готовят мешки с подарками... –  маме не хотелось лишать меня моих детских иллюзий.

И тут меня осенило. Всё было гениально просто! Нужно только выйти замуж за дядьку Ефима и уехать с ним на Северный полюс! И жить там все двенадцать месяцев в подготовке к самому главному! А потом проехаться по Земле, кружась в нескончаемом празднике!

- Мама!  Я решила! Выйду замуж за нашего соседа! Ну, то есть, за Деда Мороза!
Весь дальнейший план был изложен подробно и с подобающим восторгом. К сожалению, он не нашёл встречного восторга у мамы.

-  Оксана! У дяди Ефима уже есть жена! – строго сказала женщина, умеющая почти всё. 

Это соответствовало истинному положению вещей. Это мне не нравилось. Это уже было мне знакомо (в те времена я еще не знала слова «дежавю», но невольно поняла его значение). Наша соседка тётя Маша мало напоминала Снегурочку, но была замужем за моим «Дедом Морозом» давно и прочно. Их  шумливые дети играли во дворе –  зачастую со мной... От этого факта было не отвертеться. Я поняла, что очередная моя мечта останется несбыточной, и удалилась печалиться, не забыв захватить с собой вдруг ставшее ненужным платье.

Озадаченная мама, расстроенная меркантильностью  своей единственной дочери, решила немедленно провести педсовет с отцом этого испорченного ребёнка, но не встретила там должного понимания – папа хохотал так, что слышно его было, вероятно, даже у соседей. Похоже, отец не выдержал и поделился с дядькой Ефимом моими планами, потому что тот вдруг стал относиться ко мне с небывалой учтивостью. Что поделать: мужчинам нравится нравиться...

Апельсины

Самое большое моё чувство, не исчезнувшее до сих пор, возникло следующим же летом. Оно отличалось завидным постоянством, и ни возраст, ни побочные влюблённости, ни мои реальные замужества ничего не смогли в нём изменить.
В июне мы с мамой поехали на ее родину. Путь до Украины из Казахстана неблизкий. Несколько суток пришлось добираться поездом до Москвы, потом нужно было сделать пересадку и проехать ещё девять часов до городка, которого долгое время не было на карте Советского Союза – из-за секретных предприятий, работавших на оборону страны.

В столице у нас оказалось немного свободного времени, и мы пробежались по магазинам. И купили апельсины. Первые в моей жизни. Уже в поезде мама очистила один, разломила его на дольки. Непривычный аромат наполнил купе... Я перебирала оранжевые мячики. Я догадывалась: это не побороть. В этом фрукте всё было прекрасно: цвет, запах, ощущение его округлости и упругости в моей руке. И, конечно же, вкус!

На каждом апельсине -  черненькая ромбовидная наклейка с надписью. Эту наклейку можно легко отодрать от апельсина и приклеить на себя. К примеру, на лоб. Ещё ничего не зная о "третьем глазе", я обзавелась таковым...
Мама сказала, что там написано «Марокко». Есть такая страна, объяснила она, далеко в Африке. В ней живут темнокожие люди и растут апельсиновые рощи. На это не хватало  моего воображения. Целые рощи апельсиновых деревьев, с тысячами ярких плодов на согнувшихся от тяжести ветвях... Какое непостижимое счастье – иметь такую рощу, каждый день ходить по ней, собирая апельсины, и знать, что они никогда не закончатся!

- Мама! – решительно сказала я, твёрдо глядя своей собеседнице прямо в глаза. – Когда я вырасту, то уеду в Марокко и выйду там замуж. За человека, у которого есть апельсиновая роща!

В этот момент моей матери пришлось понять, что не всё зависит от воспитания. Есть в каждом из нас  какой-то потаённый механизм,  определяющий его человечью суть и формированию не поддающийся. О генетике тогда еще мало кому было известно... Странно только, что тот самый порочный ген расчёта попал ко мне, успешно миновав моих родителей.

- Ой, доченька! - вздохнула женщина, подарившая мне жизнь. – Боюсь, намаемся мы с папой с твоими замужами...

Она оказалась права, как всегда бывают правы мамы: они намаялись. Потому что ни один из моих избранников, по их мнению, не был достоин их любимой дочери, в реальной жизни мнения родителей не спрашивавшей...

Замуж я выходила дважды. Но вот что интересно – исключительно по любви и ни разу по расчёту. Ни мне автолавки, ни сверкающего праздника, ни даже самой чахленькой апельсиновой рощи...  Мешка с сюрпризами, правда, избежать не удалось. Но что есть наша жизнь без сюрпризов?...