Главное блюдо
Вторжение сопровождалось беспрерывным щелканьем его любимого фотоаппарата, с которым мой дядя, казалось, не расставался никогда.
Был он родом из Бричан, небольшого бессарабского местечка, что располагалось неподалеку от наших Сокирян и Липкан - местечка, находившихся на самой границе с Румынией.
Там жили и его многочисленные родственники, которых немцы, вместе со всеми евреями, расстреляли в первый же день войны.
Уцелели всего несколько близких, отправившихся с детками на выходные в Бричаны, к Крейне и Берко Барашам - маме и папе маленького Бори. Вместе они прошли все последующие ужасы гетто.
После войны Борис, как и все бессарабские еврейские дети, знавший только румынский и идиш, довольно быстро освоил русский. Меня всегда удивлял его богатый словарный запас, намного превосходивший тогдашние сокирянские уровни.
- Мне один человек в Бричанах посоветовал,- вспоминал Борис,- Возьми,- сказал он,- книгу Толстого " Война и Мир" и перепиши полностью.
Так я и сделал. С великим трудом от корки до корки дважды переписал толстенную книгу, выучившись грамотно писать, читать и говорить.
Как только мы накопили денег на фотоаппарат, Борис, конечно, был тут как тут. Посоветовав выбрать именно ФЭД-3 - Федю, он принял самое деятельное участие в тестовых испытаниях. Когда из магазина уносили новенький фотоаппарат , взмыленный продавец, облегченно вытирая лоб, произнёс:
- Наконец-то! За все пять лет моей работы не видывал, чтобы так придирчиво выбирали!
Затем Борис затащил к себе. В переулке Труда, располагавшемся неподалеку от пединститута и тираспольского драмтеатра, он задарил меня бесчисленными ванночками, мензурками, мерными стаканчиками и бачками для проявления, закрепления и печатания. Битых два часа инструктировал по довольно сложным нюансам правильного подбора фотопленок и десяткам, сотням прочих секретов.
При том, что у Бориса с тётей Цилей родились прекрасные Жанна, близняшки Марина и Света, ему, видимо, очень не хватало мальчишки, с которым можно было бы щедро делиться своими мужскими умениями, задумками и развлечениями.
Он любил брать меня на футбол.
Что творилось на стадионе той славной поры ! При встрече заклятых друзей - команд Тирасполя и соседних Бендер, Борис орал, свистел, прыгал, стучал соседей по головам и плечам.
Неистовство стадиона после победного гола, когда диктор через хрипучие громкоговорители объявлял имя героя, а звук, неравномерно доходя, повторял окончание фамилии по нескольку раз, просто зашкаливало.
Медленно-торжественный поворот фанерного табло с обновлёнными цифрами счета довершал неистовство публики. Все вовлекало в бурный водоворот сильнейших эмоций и доставляло океаны радости.
Всю жизнь Борис был одержим поиском родственников. Думаю, гибель близких во времена гетто настолько поразила чувствительную душу, что он изо всех сил старался находить и связывать воедино малейшие родственные ниточки.
Куда-куда он только не писал! - Израиль, Соединенные Штаты, Канада, Австралия. Во времена СССР прибыла , помнится , весточка из Бразилии .
В небольшой картонной коробке присутствовало несколько банок настоящего растворимого кофе и ,- О, Боже!, - цветной(!) плакат с изображением чемпионов мира - легендарной бразильской футбольной команды звёзд во главе с легендарным Пеле!
- А это?! Ты знаешь, Милик, кто это?! - Горинча! Горинча! Горинча!! ,- Борис захлебывался от восторга, глаза светились неподдельным счастьем!
Не ведая, что творит, он захватил драгоценный плакат в Одессу, куда мы по устоявшейся летней традиции отправились на приморские пляжи.
- Ну что ? - , покажем зазнайкам-одесситам, что и в нашем Тирасполе, есть кое-что за пазухой?,- заговорщически подмигнув, он достал плакат с бразильской сборной.
В большом центральном парке, неподалеку от знаменитого фонтана, где там и сям кучковались, горя глазами, возбужденные группы фанатов, это было довольно опасно.
- Борис, ты хорошо подумал? ,- спросил я, нерешительно оглядываясь
Атомный взрыв на Дерибасовской произвёл бы меньшее впечатление, чем видение цветного изображения Пеле в центре гигантской толпы возбужденных одесситов, сбежавшихся за одно мгновение!
- Моня! Вы же штангист! Поставьте этого гражданина на постамент, шоб усе видели!
- А скоко? Скоко капусты хочешь?,- спросил чей-то вкрадчивый шепелявый голос
- Какой-такой капусты?,- не понял Борис
- Ну, лавэ, бабок, фарша, филок!,- нетерпеливо и раздраженно пояснил визави
- Яша! Та обшманай и забери все у этого Лоха малохольного! И дело с концом ! Он же совсем не ботает!
Обстановка быстро накалялась и грозила стать неуправляемой. Неизвестно, чем бы все обернулось, если бы спасительный милицейский патруль на газике не рванул к нам прямо по пешеходной дорожке.
Толпа, отпрянув, на мгновение отвлеклась, а мы показали рекордные результаты в коротком, но эффективном забеге к ближайшему трамваю, захлопнувшему двери как раз за нашими вмиг вспотевшими спинами.
Прошло несколько лет.
- Какой воздух!,- закрыв глаза с блаженной улыбкой Борис стоял у мраморной лестницы центрального здания Кишиневского сельхоза.
- Двадцать лет назад я здесь учился! Будто всего день прошёл. Отлично сдал вступительные экзамены, сказав, что школьный аттестат позабыл дома, в Бричанах,- он подмигнул и улыбнулся
- А его-то и в помине не было! Сначала война, потом гетто. Послевоенные годы, да с таким голодом, что целые села вымирали полностью.
В первый же год институтской учебы, втихаря, пришлось ещё и вечернюю школу закончить! Потом принёс свой аттестат к секретарю. Весь год тянул, говоря, что поехать домой не могу из-за отсутствия денег. И знаешь? Все получилось! Надо было только так неистово хотеть выучиться, как я!
Среди стен родного института Борис расчувствовался. Вытирал непрошеные слезы.
- Не думай! Даже не размышляй! Поступай к нам на гидрофак! Сможешь потом, и дома строить, и гидроэлектростанции, и каналы. Учёным хочешь быть ? - Пожалуйста. Нет проблем,- Уговаривая меня, он не в шутку разошелся.
- Сейчас всего первое июля. За месяц, если передумаешь, можешь документы в политех переподать, на твои любимые полупроводники. Хотя, чем они лучше воды и нашего гидротехнического факультета? П Не понимаю.
...........
Через пять лет с красным дипломом об окончании гидрофака и своим первым изобретением я успешно поступил в Московскую аспирантуру. Размышлять о превратностях Сульбы времени не хватало.
Мало у кого в окружении присутствовали такие посланцы небес. Интересно, что Борис с Цилей, как настоящие пионеры, прокладывали первые и очень важные жизненные тропинки не только для нашей семьи.
Многие наши родственники и знакомые из Сокирян и даже Сибири, куда их сослали в далеком сорок первом году, оказались по их примеру сначала в прекрасном Тирасполе, затем в Израильском Нетивоте , и даже в Торонто.
Сам Борис Борисыч, уж несколько лет, как навечно упокоился на чистеньком аккуратном зеленом кладбище канадского Торонто. Хотя ему нравилось, и уютное кладбище маленького Нетивота, круглогодично наполненное пением райских птиц, и Тирасполь с его цветущими клумбами и толпами радостных земляков.
Думаю, что энергичная Душа дяди Бори периодически навещает все места, где он оставил свой жизнерадостный свет и светлое излучение.
- Ну что, Милик?! Правильно я тогда советовал?!,- довольно улыбается он издалека,- как улыбался всегда, угощая каким-нибудь очередным, только-что придуманным гениальным кулинарным достижением.
Ведь он, к слову, любил и умел очень хорошо готовить.
- Дорогой Борис. Твоё главное блюдо, под названием Жизнь, задалось на Славу. Спасибо большое!
Свидетельство о публикации №218032400020