Автобусные истории про людей
Ехали мы как-то с бабушкой в ее родную деревеньку под Опочкой. Я тогда был еще маленький, а бабушка еще не старенькая. “Пазик” бодро летел по проселку. Точнее, медленно трепыхался. Это же проселок, а не автобан.
По-городскому в автобусе были одеты только мы с бабушкой и водитель. Остальной народ - с местным деревенским колоритом. Бабульки с котомками, мужички в кирзачах, невзирая на летнее тепло. Все перешептывались о каких-то своих важных делах. Типа:
- Сено-то распускать, или дош будя?
- А хтож яво зная! Никто ня зная!
- Ето-то да-а!
Милые, простые, непосредственные люди. Родившиеся и выросшие в суровых деревенских обстоятельствах. Труженики. Ветераны. Некоторые из них любили выпить и закусить. Но вы видели когда-нибудь, как деревенский мужик лошадь запрягает? По всем правилам, которые ему передал отец. А тому – дед. И так далее – глубже в века. Оторваться, глядя на эту процедуру, невозможно! А ежели еще с прибаутками и с легким матерком? Который разносится по округе теплым ветерком!
Уже в те далекие времена начали появляться в тех краях московские дачники. Некоторые из них свысока смотрели на аборигенов, но большинство относилось с пониманием и сочувствием. И умилялось, как и я, при виде мужика, лихо запрягающего лошадку. Аборигены же часто удивлялись чудакам из столицы. Особенно, когда видели, как радостно приезжие собирают свинушки и зеленушки. У местных это поганками считалось.
В общем, это было все-таки народное единство, несмотря на видимые противоположности.
Однако я от темы отвлекся. Так вот, спереди, ближе к водителю, две женщины сидели. Одна - сухонькая, активная, все что-то соседке втолковывала. Другая - покруглее. Молчала в основном. Только иногда кивала и поддакивала:
- Ага, Ага, и взабль правда, и в нас бувало!
Активная тетенька распалялась все больше. С какого-то момента она стала громко интересоваться – все ли ее слушательница поняла. Делала она это так. Громко, высоким тоном вопрошала на весь автобус:
- Не-е-е, ну ты паняла-а-а!
Ударение, по местным традициям, она делала на последний слог. Попробуйте произнести, и вы поймете, что это довольно забавно звучит.
Особенно, если это произносить постоянно, раз в минуту.
Вот и народу в автобусе забавно стало. Стали хихикать. Потом уже и забавно перестало быть – стали беззлобно, тихо и вежливо материться. Надоело же! А расказчица старательно продолжала повторять свое заклинание, не замечая накаляющуюся атмосферу.
Вдруг автобус резко затормозил и остановился. Народ, слегка “кульнувшись” вперед, замер в немом вопросе.
После некоторой паузы из-за перегородки показалась голова пожилого водителя. Голова обвела взглядом пассажиров и уставилась на “кругленькую ”. Потом медленно, с расстановкой, шевеля косматыми бровями, голова водителя произнесла:
- Ну что же ты, баба, такая непонятливая? Уже даже я несколько раз все понял! А ты все понять никак не можешь!
Голова с достоинством и абсолютно серьезным видом исчезла за перегородкой, а в салоне грянул дружный хохот на все лады и тональности. Был даже с подвизгиванием.
Говорливые пассажирки некоторое время сидели, сердито насупившись, потом тоже присоединились к общему веселью.
Смех ведь улучшает, продлевает, способствует! Если смех беззлобный. Это забавный случай.
Другой случай в автобусе произошел гораздо позже. Он и забавный, и пронзительно трогательный. И обычно-повседневный совсем. Я тогда уже поступил в институт. В Опочку приехал погостить на выходные. Ехал в городском “ЛАЗике”, уж и не помню, куда и зачем. Автобус подходил к моей остановке, и я стал продвигаться к выходу. Уцепившись за поручни, я смотрел в маленькие окошки четырехстворчатой пневматической двери.
Вдруг почувствовал и ощутил позади себя движение и усиливающийся напор. Напор усилился неимоверно. Я оглянулся, намереваясь сказать что-нибудь типа: “ осторожнее, товарищ!” но натолкнулся на направленный в меня откуда-то снизу усталый, но дружелюбный взгляд. Позади меня стояла маленькая бабулька в телогрейке, резиновых сапогах, с огромными котомками, набитыми, судя по всему, дарами деревни в пользу города. Бабушка улыбнулась и спросила:
- Сынок, а Вы туточки вылязаити?
Я, сдержав, улыбку, сообщил бабушке, что выхожу на этой остановке, и ей помогу багаж выгрузить.
Автобус остановился, пыхнул пневматикой, и мы благополучно спустились с высоких ступенек на асфальт остановки.
Я предложил старушке дальнейшую помощь, но она отказалась, сказав, что ей совсем рядом.
- Сын мой туточки с нявесткой живе! Гастинцив вязу! – добавила она и назвала деревню, откуда гостинцы, вестимо.
Уж не помню название деревни – откуда-то из под Красногородска.
Бодро подхватив тюки, бабушка пошла своим путем. А я смотрел ей в след. До сей поры помню согбенную спину под старенькой фуфайкой, теплый платок “ а-ля чтобы ухо не продуло”. Причем ударение в слове “ухо “ именно на “о”.
Резиновые сапоги заведомо большего размера – чтобы с шерстяным носком вошло. И безграничный оптимизм. Вера в то, что ее посильная, а может и непосильная помощь позволит детям зажить лучше и счастливее, чем прожила она.
Какое-то щемящее чувство сжало мое сердце. Не могу выразить его словами. В нем и тоска неизбывная, и благодарность к нашему старшему поколению, вынесшему на своих спинах и плечах, одетых в фуфайки, тяжесть жизни непомерную. Прошедших ногами своими в тяжелых резиновых или кирзовых сапогах сотни миль по раскисшим и разбитым дорогам. А то и без дорог.
Они дали жизнь нам, живущим ныне. И поддерживали на плаву, пока некоторые из нас не научились плавать самостоятельно. А кто-то, не оценив эту жертву, так и потонул, рассчитывая на постоянный родительский корм.
Эх, опять я от темы автобуса отклонился. Про автобус – в другой раз. Начал с шутки, а завершил “сурьезно”. Но ведь и в жизни так.
Было это все давно, и, правда.
А написал сегодня. А год нынче 2019.
Свидетельство о публикации №219052201330