Как ушёл ты, мой сынушка, во солдатскую службицу

Поломанные судьбы, разруху, нестихающую боль и горе утраты близких несла война людям. Война - это страшная беда для народа, это разрушения, осиротевшие, голодные дети, смерти и ранения и постоянный страх за свою жизнь, и жизнь своих близких.
 Кончилась война, уже она далеко, но её отголоски всё ещё аукаются в мирной жизни раскатами удаляющегося грома.
Рассказами, воспоминаниями, стараниями взрослых  война входила в  умы и души юных с расставленными акцентами и ориентирами.  Жорке по малости лет, что было непонятно западало в душу и искало ответа. 

Бабушку Катерину по маме Жорка тогда уже воспринимал довольно старенькой, но она во всё вникала, пыталась всё контролировать  и влиять на всё. Бабушка часто за своими делами как бы плачущим со слезой голосом напевала, как считал Жорка "сказки,"которые он, не вникая в содержание любил слушать.

Бабушка жила вместе с засидевшейся в девках дочкой Манефой. Жоркина мать,  навещая   по каким-то делам   бабу Катю, брала его с собой. С  ним ей не было ни в чём отказа, потому, что Жорка, как всегда отмечала со слезой в голосе баба Катя, очень похож на её Колюшку в детстве.
Колюшка, единственный её сын, призванный сразу после окончания школы и начала войны на краткосрочные шестимесячные курсы младших командиров. Только одно коротенькое письмо с передовой, торопливо, на ходу написанное и успели  родные от Николая получить. Письмо было местами вымарано цензурой, но было понятно, что краткие шестимесячные курсы  сократили до трёхмесячных  и вчерашних  курсантов  в спешном порядке  отправили  ликвидировать прорывы немцев под Ленинградом. Сразу с марша были брошены в затяжные, жесточайшие  бои  вчерашние школьники.

Вслед за письмом Николая пришла казённая бумага  с печатью и размашистой подписью о том, что Николай пропал без вести.
-«Как так, «без вести»?-Всегда растраивалась баба. Катя, а с ней и Жорка, -неужели никто не видел? Да быть этого не может. Это или канцелярии писать лень, или экономят на  продовольственных аттестатах. А  нужен ли он кому-нибудь такой-то ценой?. Сказали бы лучше честно где и как – знала бы где сынок лежит и навестила бы.»

В труднейшей фронтовой обстановке  начала войны продолжительность службы младшего командира на передовой тогда в среднем была не дольше недели. И молодой лейтенантик  Коля вписался в эту страшную статистику… Видел Жорка и даже держал в руках и письмо с передовой, и казённую бумагу.  Старался это делать бережней,но руки подрагивали почему-то предательски.  При пожаре потом сгорели эти документы и все фотографии. Так что Жорка и представлял дядю Колю исключительно со слов и глазами бабушки Катерины.

–Ну похож, думал пацан, так зачем каждый раз плакать-то. Повзрослев, стал понимать, дядя Николай – мамин брат, был гордостью и надеждой всей семьи. Перед самой войной один из всей деревни, закончил Николай в городе десятилетку и готовился «поступать на учителя». Война  сначала помешала бабушке увидеть своего Колюшку «вышедшим в люди» и тихо порадоваться, а потом  отняла насовсем. И теперь, видя похожего на него мальца, баба Катя вспоминала и причитала по своему сыну тихо, обречённо, осознанно… Зная, не вернётся никогда, не обнимет, внуков не покажет.  Колюшка, который по её словам утонул на переправе – «ведь не умел плавать-то, не удержался за брёвнышко…»

– Ох, мама, опять всё путаешь, – привычно одергивает её Манефа, ставя на стол самовар. – Это тятя рассказывал про переправу еще в ту войну с германцем.
– Да,– переключается с причитаний на разговор баба Катя,– Федор-то  спасся на брёвнышке да и пришёл с войны «Кавалером», потому что был у него Оберег от своей матушки. Заговорённый, он и уберёг Фёдора.
Жорка представлял деда Федора эдаким кавалером –ухажёром с гармошкой и начищенных сапогах, но позже уяснил, что это означало наличие у него Георгиевских крестов. «Кавалер» Георгиевского креста, Фёдор такой-то! Звучало.

Сгорели  в том же пожаре и эти кресты. Да тогда эти царские ещё награды  особо и не показывали. 
-А Колюшке не успела я  зашить в гимнастёрку Оберег-от, -сокрушается бабушка.- И весь-то Оберег -это его первые два молочных  зубика. Долго их  хранила для такого случая. Думала ещё три месяца и заговорю посильнее, и успею зашить, а их, вишь как – раньше сроку по тревоге увезли,- сокрушалась бабушка.-Вот,и не уберегла.»

Жорка помнит,  и другие бабушкины проблемы,требующие её участия. Повыбила война женихов, а у неё из трёх ещё две дочки на выдание.
– Вот, Манеф, видно, так и останешься вековухой, последний твой ровесник умер,–печалилась  бабушка.
– Да какой, мама, он жених –безногий после фронта, от ран и умер, да и я хороша невеста – «на торфу» всё себе застудила.
-Безногие –то вон пенсию нынче получают деньгами, а не как мы – палочками на трудодни. Да как-никак и мужик в дому был бы и не убёг бы без ноги-то.
В войну тётушка Манефа была мобилизована на торфоразработки. Жорка не понимал какие дураки загоняли её по пояс в холодную воду и, главное, почему она сама шла.

Но самовар на столе, а Жорка,  хоть и несмышлёныш, но уже сообразил, что на чай надо садиться рядом с бабой Катериной, потому что она на правах хозяйки отковырнёт из магазинного картонного ящика большой ком спёкшихся конфет подушечек с повидлом и положит мальцу на чайное блюдечко, не то что Манефа, та отковырнёт  всего одну-две подушечки и всё.
– Вот пирожка, Колюшка, скушай,– потчует бабушка.
Жорка в ожидании угощения, не протестую –Колюшка так Колюшка.
– Ба, а с чем пироги?
– С рыбой,– дразнит  аппетит мальца бабушка. Он надкусывает раз, другой…
–А где рыба-то?
–Дак, видать, убежала, –смеётся бабушка.
Мальчик  тоже смеётся и уминает с аппетитом  угощение щедро приправленное  бабушкиной любовью к мальцу так похожему на её Колюшку в детстве.

Вся деревня, где жили Манефа и Бабушка  были из староверов и в традиционные церкви им ход был заказан. Отпевали своих усопших старушки  и женщины самостоятельно.. А  умение отпевать , оплакивать своё горе в «заплачках» передавалось из поколения в поколение и было известно каждой большухе и старухе. Учились этому, перенимали, наблюдая сначала со стороны, а потом непосредственно участвуя в этих обрядах ещё в юности. Собирались в избе старухи одетые в тёмное и в белых платках и горевали на распев. Получалось стройно,трогательно, мелодично и красиво. Задевало и трогало душу.
Горюя по пропавшему сыну, бабушка тихонько напевала причитания (причёты).
Жорку удивляло, что причитания по пропавшему сыну, бабушка совмещала с каким-либо занятием и могла в любой момент взять паузу ,особенно в начале для решения бытовых вопросов, переходя на обыденный тон голоса, а затем без перехода причитала снова.

Все слёзы по пропавшему сыну она давно выплакала и теперь горевала , причитала с сухими глазами и слёзным голосом:
–«Ой приупали мои белы рученьки,
притуманились очи ясные,
помертвело лицо белое со великого со горюшка,
как ушёл ты мой сынушка во солдатскую службицу,
под конец свету белого, во край красна солнышка.»
Мал Жорка был тогда, дословно не запомнил причетов и записать не мог, но, наверняка, они были похожи из-за близости мест на часто встречающиеся в «Плотницких» и других рассказах Василия Белова, а здесь в виде отрывков народных причетов в уста бабы Кати вложенные.
Бабушка причитала с остановками, чтобы отдохнуть. Втянувшись в процесс пения она переставала ощушать усталость, голос её креп и уже, причёт жил как бы помимо её, самостоятельно.
–«Ой, остригли буйну голову, золоты кудри сыпучие.
Как на каждой волосиничке по горючей по слезиночке.
Шинелька тебе не по плечушкам, сапоги не по ноженькам.
На чужой  там сторонушке, всё люди не знакомые.
И вёрсты там не намиряны от волока до волока.» Пропев кульминацию бабушка переходила на речетатив.
–Ворочайся сынушка, к дому родному.
Живи в нём, нас старых доглядывай.
Во дому моём без тебя нету радости.- примерно так всегда бабушка завершала .Смысл причётов был всегда один – о сыне. Но разницу в текстах Жорка замечал и обращал внимание бабушки на это. Бабушка отвечала: «Причёт сам на ум течёт».
Бабушка импровизировала и рифмовала на ходу. Получалось до того ладно, что Жорка невольно заслушивался и проникался аж до мороза по спине и гусиной кожи на руках. И любил слушать эти спетые истории, и сам пытался что-то изобразить. Тётушка и мама, казалось, со своими заботами и не слушали, но тоже глаза украдкой вытирали.

Редко какая семья в ту войну не понесла утраты и до сих пор эта боль в народе до конца не изжита и у многих не высказана. Бабушка Катя так и , унесла эту боль с собой, оставив нам память о тех, кого любим и помним.