Моё деревенское счастье

Деревенские каникулы Саши потекли бесхитростно.
Как только ранним утром бабушка начинала хлопотать на кухне, следом поднимался и дед. Выходил на двор, поглядывая на небо, обозревал дали, осматривал яблоньки, шёл в дровяник поправить поленья или ещё чего.
Да, мало ли? Хозяйству всегда потребен пригляд!

Из-под крыльца потягиваясь и, как бы улыбаясь, вылезал Мальчик. Получив дозу хозяйской ласки, отправлялся контролировать свои собачьи владения. Нужно обследовать каждый столбик, угол или выступающий валун, и обновить свои метки. Какие мысли внушала ему эта работа, не известно, но наблюдать было очень интересно! Понюхав очередное «послание», пёс лениво, но дружелюбно, махнёт хвостом – свои, значит, заходили!
Иной раз поднимет хвост торчком, высоко вскинет голову и радостно окинет взглядом горизонт, явно ожидая увидеть друга недавно посетившего сии места.
А то поднимет шерсть на загривке и яростно рыча начинает драть траву всеми лапами – только попадись! Уж я тебе…!
Или чуть прижмёт уши, оглянется с опаской и, не теряя достоинство, не спеша, но поджав хвост, направляется к себе под крылечко. Не иначе, огромный кавказец-дачник, или волк мимоходом пожаловал…
Был среди собачьего племени и хитрец, державший главенство в кобелиной иерархии соседней деревни долгое время. Это была мелкая беспородная дворняга-кобелёк. Когда он подходил к очередному пограничному пеньку своих владений, то вставал на передние лапы, и метка получалась выше, чем у самых крупных собак. Никому из псов инстинкт не позволял оспаривать это старшинство, пока однажды сей вожак не пропал зимней ночью… Видимо попался волку голодной порой.

Каких-то постоянных обязанностей у внука не было. Если только каждое утро принести свежей воды. До коромысла он ещё не дорос, но у деда было маленькое жестяное ведёрко емкостью на полведра. Возникшее неудобство – ходить с одним ведром Саша быстро исправил. Брал вместе с маленьким и большое ведро, в которое из колодца выливал первое ведёрко. Потом черпал второй раз. Получалось, в обратный путь отправлялся пряменько, не скособочась. В сенях доливал вторую половинку воды из ведёрка,  и получалось – за одну ходку полное ведро.
Особенно мальчишке понравилось «изобретение» деда – тонкая деревянная дощечка обрезанная колечком, которую нужно было положить в ведёрко на поверхность воды, чтобы она на ходу не расплёскивалась на сандалии.

Сиюминутные просьбы и поручения, типа нарвать корзину травы или принести крупного речного песка для кур обузой не считал и выполнял охотно – бегом. Были и дальние задания – купить в сельмаге соседней деревни подсолнечного масла или какой-нибудь крупы впрок. В остальное время была полная свобода, только нужно было сказать, куда направляется, и не опаздывать на обед, в чём помогали сориентироваться удары в кусок рельса или старый лемех, которые в полдень слышались издалека в каждой деревне!

Перед едой молодёжь бежала на запруду освежиться в родниковой воде.
После обеда колхозники позволяли себе в самую жару прикорнуть на полчасика в тенёчке или на сеновале. А потом направлялись завершать начатый задел на вторую упряжку. Кончив дело, ребятишки постарше, за кем были закреплены лошади, распрягали своих коней и во весь опор мчались верхом на водопой и купание вместе с питомцами, затем отводили их в ночное пастись до утра.

Вечером мужики не торопясь возвращались домой, и часто останавливались поговорить на сиюминутные темы.
Сашин дед был интересным рассказчиком, поэтому, когда он изредка выходил посидеть вечером на завалинку. Вокруг него у избы мгновенно собирались мужики и ребята постарше с просьбой, что-то рассказать, тот никогда не отказывал. Не спеша докуривал козью ножку и, опёршись на колени обеими ладонями, широко раскинув локти, начинал:
«А вот я помню…»
И начиналась какая-нибудь поучительная быль или старая забытая всеми сказка, которая вплеталась в стройную канву повествования, как очередной рассказ из длинной сказочной истории одного рода.
Так, Емеля из "щучьего веления" очень складно оказывался родным отцом купца-путешественника Степана Емельяновича из "Аленького цветочка", отправившегося за тридевять морей в поисках подарков для своих любимых дочерей.
Причём, ко всем героям рассказов дед относился уважительно. Даже царь, при всех самодурских выходках, не терял человеческого облика, и известный Емеля был отнюдь не лентяем и дураком, как и пресловутые "три сына или брата" из разных сказок никогда не были злодеями друг к другу. Все действия и поступки исподволь объяснялись краткими репликами. А поводом для смеха всегда была нестандартная мысль, а не чьи-то дурацкие или вероломные поступки для злобного зубоскальства...

Иногда в компанию затёсывался какой-нибудь выскочка-дачник и влезал в повествование с вопросами или, ещё хуже, с комментариями или поправками. Мужики его резко "гасили", и очень конкретными словами. Односельчане уважали деда, хотя заглазно звали Свистуном, но дед добродушно не обижался на них, хотя никогда на эту кличку не отзывался.

Так и текла размеренная жизнь деревни.

Саша был счастлив бывать на этих посиделках под крылышком дедушки.
Как-то после кончившегося рассказа затянулась пауза для обдумывания. Внуку пришла мысль продолжить такое приятное общения. Он сел подражая деду, растопырил локти и громко изрёк:
«А вот я помню!...»
Грянул общий смех, а дед спросил его:
«Саша, ты мужик?»
Ну как? Он, конечно же, знал устройство своего тела, поэтому уверенно ответил:
«Да!»
«Тогда запомни пять законов!
Мужик до тридцати лет слушает и молчит!
После сорока может говорить, если его спросят!
До шестидесяти может что-то сказать своё, если рядом нет старших!
После шестидесяти говорит всё, что ему угодно, а все должны слушать, молчать и думать!
Никогда не спорит с бабой и ничего не объясняет дураку!»

На этой философской ноте все, не торопясь, разошлись, а Саша остался сидеть на завалинке с немым вопросом в голове – почему?
Не догадался!
Но неписаные законы запомнил на всю жизнь!