В один июльский день

       Чего на свете только не бывает. И эту мысль история, которую сейчас вам расскажу я, подтверждает. Её, историю, поведала мне мама. А маме рассказала бабушка, моя прабабушка, которой выпало на долю во времена известные там жить.

       Летний воскресный вечер исподволь окутывал утонувшее в тёплой мгле мирно притихшее село своей таинственной поволокой. Славное солнце спокойно горя, клонилось к закату, и его золотые лучи мягким светом нежно ласкали нагорную сторону острого купола Преображенской церкви, откуда в благоуханной тишине сладкозвучные плыли молитвы.
       Уж сколько раз Макар приходил в эту церковь помолиться, прощения попросить, сердце своё успокоить, но, можно ручаться, ни разу он здесь не встречал вот ту миленькую девушку, которая кротко стояла впереди от него, слегка повернувшись, как удивлённое дитя. И впрямь - она была очень мила Одета просто, но с безошибочным вкусом. На ней светлая скромная блузка, темно-голубая, расширявшаяся к низу, длинная юбка, а красивую головку покрывал аккуратный голубенький платочек...
      
       Макару, в его тридцать два года, давно полагалось жениться, завести семью. Но всякий раз, когда он начинал размышлять на эту тему, перед ним отчётливо всплыла картина десятилетней давности…
       Как-то в один июльский день в обеденную пору мать отправила его на край села передать бабке Гарпине, чтоб вечером та пришла к ним посмотреть корову, которая со дня на день должна привести телёнка.
       Случилось так, что когда дорога, по которой шёл Макар, виясь, стала спускаться за село, ему на встречу объявилась женщина. По всему вероятию она была нетутошная. В те времена часто наблюдались такие захожие. Они странствовали от села до села. Поодиночке, и несколько человек. Их называли - странниками.
       Женщина, поравнявшись с Макаром, остановилась и спрашивает:
       - Звиняюсь, - сынок, как мне до церкви пройти?
       Макар ей искренне ответил и указал рукой дорогу. А потом дай да и скажи:
       -  Люди говорят, что вы, странники, по всему миру ходите, много видите, много знаете, и сведущи во всех делах, и даже умеете предсказывать судьбу.
       Странница смерила его долгим взглядом, чуть призадумалась, и вскоре заметила:
       - За всех, сынок, не поручусь, - и, помолчав секунду, шутейно полюбопытствовала: - а что тебе приспичило узнать в твои-то годы?
       - Мамка говорит, что с возрастом ей становится труднее по хозяйству управляться, - на то Макар ей живо отвечал, - и что пора бы мне достойную себе невесту поискать, а ей помощницу. Да где и как?..
       Терпеливо выслушав его, странница сочувственно улыбнулась:
       - Нет, каков, вишь чего изволил знать. Затем примерно с минуту как будто сквозь Макара загадочно смотрела.
       Вдруг просветлела, и, словно по внезапному наитию, добродушно заметила ему:
       - Так тут с тобою оченно всё просто. Гляжу, на край села ты направляешься. - Вот как в конце пути ты в переулок повернёшь, там и судьбу свою найдёшь.
       Сказала, и с этими словами за плечи котомку водрузила, и к центру утомлённым шагом в стоптанных туфлях засеменила. Макар какой-то миг оторопело ей вслед глядел, затем подумал: «Такие небылицы лишь в сказках затейливых бывают» И, махнув в сердцах рукой, мол: тётя пошутила, продолжил к бабушке Гарпине путь.
       Он не поверил, а в глубине души надежды крохотная искра пробудилась. Он резво шёл, как одержимый, и в мыслях живо в облаках витал с невестою, которую себе давно и намечтал. С красавицей невиданной. Из обеспеченной семьи. Да в счастье и в любви.
        И пребывая в такой вот эйфории, свернул в конце дороги в переулок он. Как вдруг, почти что в лоб ему, - девочка-подросток! Макар взглянул и обомлел: невзрачная, худая, невиданно худая замухрышка! И лопоухая к тому ж, с запавшими щеками. С невыразительным лицом. С густыми пасмами волос, которые глаза почти что закрывали. Облачённая в какие-то престарые лохмотья. Босая. В руках она держала глиняный кувшин.
       Макар был изумлён: «Вот так невеста, воскликнул он в сердцах! И это заморенное дитя моей женою будет? Да никогда!» Глаза его холодную на девочку метнули молнию, заряд презрения безмерный в себя вместившую.
       А в эту самую минуту та девочка быстрыми пальцами отвела волосы с глаз и, смущённо улыбнувшись, кувшин Макару протянула. И губы её раскрылись в намереньи слово доброе сказать. Но а Макар в мгновение ока побледнел, неистово он оттолкнул кувшин, упал тот, и разлетелся черепками. А девочка, пытаясь удержать в руках кувшин, с приветливой улыбкой на устах неловко обернулась, и от того упала следом за ним на черепки. Макар застыл в раскаяньи секунду. Но через миг с панической поспешностью он убежал.
       И вот с тех пор и донные он сердцем мается. Не ведает в душе покоя. А потому и в церковь ходит, прощенья  с верою у Бога просит...

       Закончилась служба церковная. Умиротворённые прихожане неспешно выходили на улицу, и благотворная свежесть ласкала им лица. Постепенно мягкие сумерки соединялись с бархатной тишиной. Сначала поодиночке, потом бисером зажигались на небе рубиновые, топазные, сапфировые звёзды.
       Когда люди помалу рассыпались, Макар заметил впереди снова ту самую девушку. Что-то в ней было особенное, оно необоримою силой влекло его душу к себе. Повинуясь неведомому зову, он поравнялся с ней. Гаснущий отблеск дня освещал её лицо, печальное и задумчивое. Макар заговорил:
       - Славный сегодня вечер!
       Девушка на миг взглянула на него.
       - Я часто посещаю эту церковь, а тебя здесь вижу первый раз.
      Взоры их встретились. И в этот миг словно благодатная молния озарила Макарово всё естество...
       А тем временем девушка застенчиво опустила глаза и с некоторым смущением объяснила:
       - Я из соседнего хутора. - А здесь живёт родственница. Иду помочь ей в огороде. По пути вот помолиться завернула.
       Между ними установился миг тишины. А потом завязалась приятная беседа...
       Познакомились...
       Мало-помалу стали встречаться...
       Вспыхнула привязанность...
       По прошествии недолгого времени повенчались.
       И, как подобало, клятвою брак свой скрепили: в бедности и в богатстве, в немощах и в здоровье, покуда смерть не разлучит, всегда быть им, Макару и Пелагее, вместе.
       За время от встречи и до венчания меж них лишь один был поцелуй. Да и то его губы еле коснулись её испуганных губ. А вот лицо её тогда залилось пленительным румянцем до корешков волос. Но, то был её первый, и очень дивный поцелуй!
      
       Макар служил стрелком в казачьей сотне. Стремясь унять свои терзания, туда он поступил с надеждою понюхать пороху на поле боя, врагов отчизны усмиряя, и будь как будет. Сотня квартировалась здесь же в селе. Село было большое, около тысячи дворов. В нём находились две православные церкви: Преображенская и Андреевская. При церквях существовали две казачьи школы и богадельня. Действовали винокуренный и сахарный заводы. В селе располагался графский дворец, красивый ухоженный парк, библиотека, и обустроенное озеро, по которому рука об руку со своим отражением плавали лебеди.
Макар жил со своей матерью в стареньком, но просторном доме. Имели свой огород, сад, свою молочную коровку, и живность, что чуть помельче.
       Пелагея росла сиротой. С самого нежного возраста обитала на хуторе у дальних отцовских родственников, и была им не просто как дочка, а и незаменимой помощницей. И самое главное: для всех она являлась ангелом-хранителем. После венчания она переселилась к Макару. Во времена оные было заведено, что девушка после вступления в брак переезжает к мужу.
       Макаровой маме пришлась Пелагея по нраву. Та своим быстрым материнским чутьём живо угадала в невестке благонравную хозяйку. И не раз, склонившись долу, за всё дарованное счастье Богу хвалу трикрат возносила. И, глаза утерев, про себя говорила: «Если бы этой славной девчурке выпал благодатный удел родиться в знатной семье и получить тонкое воспитание, она без труда могла бы сравняться с любою из самых уважаемых панночек в нашей губернии»

       Хоть и не сахаром житьё-бытьё было в те времена, да Пелагея, получивши в дар от природы золотое сердце, и мягкий характер, искусно справлялась с бессчётными превратностями бытия. Она осознавала, что удел всякой благонравной жены - её домашний очаг. Он ей и уютное гнёздышко, и надёжная крепость. И пусть в доме Макара, а теперь и в её доме, не было никакого особенного убранства, но зато она, довольствуясь малым, наполнила его своим душевным теплом, и он просто сверкал молодостью, чистотой и порядком. А в красной половине помещения на овальном, из карельской берёзы, столе, за которым они пивали чаи с бубликами, всегда стоял букетик цветов по сезону. Иногда случавшиеся, как и у всех смертных, маленькие размолвки Пелагее удавалось улаживать с невероятною лёгкостью. С такой же лёгкостью она о муже заботилась. Хорошо изучив все мельчайшие черты характера, понимала его с полуслова, создавала ему все доступные удобства. Не обделённая женскою мудростью, она хорошо разумела, что семья - главная ценность на свете. И Макар бережно-бережно к ней относился. На добро добром и ласкою усердно радовал жену. Души он в ней не чаял...

       В один июльский день семья готовилась в церковь на воскресную службу. Было тепло и безветренно. На небе ни облачка, полное спокойствие и благодать. Пелагея мыла роскошные свои волосы. Макар удобно устроился на присьбе у окна, обросшего глициниями, безмятежно грелся на солнышке и благоговейно любовался петуниями, флоксами, розами, бархатцами, они во всей красе приветливо сияли. Пелагея обожала цветы, знала в них толк, и за ними ухаживала с душою в согласии. Макар душистый вдыхал аромат, наслаждался, и размышлял. В вышине, перекликаясь, вольно носились быстрокрылые ласточки. Во дворе на зелёной траве играли в мяч два весёлых мальчугана, их сыновья четырех лет от роду. Два брата близнецы. Оба, заботливо вскормленные грудью, пригожие здоровячки. Большие шалуны и озорники, но при всём том очень милые, забавные ребята с живыми весёлыми мордашками.
       Из дома вышла Пелагея и присела возле мужа просушить голову. Солнышко блаженно ласкало лицо. Мягкий ветерок легонько пушил её густые, темно-каштановые, слегка вьющиеся от природы волосы, они обворожительно пахли любистком. Пелагея, полуоткрыв розовые губы со вкусом лесной земляники, прильнула к мужу. Макар в избытке чувств обнял жену и на минуту глянул в самую глубину её глаз. Щёки у Пелагеи зажглись нежным румянцем, и вся она раскрылась как цветок. Их семейному счастью не было предела. Так и сидели, обнявшись, они, исподволь за детьми наблюдая. А те, как и все детишки в их возрасте, со всех ног носились с мячом туда и сюда.

       Вот юный Демид, который и в самом деле был отчаянным шалунишкой, нарочно поддал мяч изо всех сил в мамину сторону и хитро прокричал:
       - Кто первый подаст мне мячик?
       - Вот озорник! - светясь добротой, воскликнула Пелагея. И вскочила не мешкая. Живо играя глазами, отвела по-журавлиному ногу, и попыталась ударить по мячу. Но промахнулась. Дети покатились со смеху. Тогда мама приподняла чуточку юбку, так, чтоб не мешала, и, хорошенько прицелившись, шибко поддала ногой по мячу, да так, что тот отлетел далеко в конец двора. И оба близнеца тут же припустились за ним. А Пелагея в момент удара не рассчитала силу свою, и резко отклонилась назад, запрокинула голову. И точно б упала. Да тут же вскочил Макар и успел подхватить за плечи жену. Голова её налетела с размаху на подбородок мужа, Пелагея воскликнула и схватилась рукой за макушку. Макар усадил её на скамью, отвёл в сторону руку жены, и пригляделся внимательно, нет ли там ссадины. Но вместо ссадины на голове, ближе к макушке, он увидел еле приметный розовеющий шрам. Он мягко скользнул пальцами по нему, и спросил:
       - Милая, а это что?
       Близнецы снова  как угорелые носились с мячом. Благоухали цветы. Перекликались ласточки. А Пелагея минуту, другую сидела, молчала, грустно голову опустив. Она была целиком поглощена, всплывшим пред её внутренним взором, давнишним событием. Но вот подняла очи она на Макара, и в них он слёзы увидел.
       - Что случилось, расскажи, не волнуйся? - забеспокоился он.
       Пелагея же, в невесёлые думы свои погруженная, какое-то время словно не слышала и не видела ни резвящихся близнецов, ни Макара. Потом, видно взяв себя в руки, перевела дух, и упавшим голосом заговорила:
       - Это произошло, когда мне было пятнадцать. Тетя моя, которая жила в этом селе, попросила придти приглядеть за коровой, сама она была занята в поле, там всем селом жали жито. Торопились, пока не размокропогодилось. В обеденную пору, - продолжала рассказ Пелагея, и голос её чуть дрожал, - я подоила корову, напоила, проводила на пашу, а сама налила свежего молока в кувшин и понесла тёте в поле. И когда шла по переулку, вдруг из-за поворота выскочил парень. Мы с ним почти что столкнулись. Он резко остановился подле меня. Я рассудила, что надо угостить его молоком, может пить ему захотелось. Протянула кувшин, и хотела об этом сказать. Но с ним в тот момент что-то произошло. Глаза его бурей блеснули. Со всего размаха он выбил кувшин из моих рук, тот полетел на землю. Я попыталась кувшин свой поймать на лету. Но как-то неловко у меня получилось, - как бы журя саму себя, продолжала Пелагея. -  Кувшин упал, разлетелся осколками. И следом на них упала и я, сильно ударилась головой. И больше не помню, что было.
       После уже мне рассказали, что по переулку на бричке ехал графский сын. Он подобрал меня еле живую и без сознания, всю в молоке и с окровавленной головой, и отвёз в усадьбу отца. Там меня потихонечку выходили. К счастью, для здоровья обошлось всё без последствий,  я была молода и жаждала жить. Спасибо всем добрым людям.
 
       Голос Пелагеи умолк. Она перевела взгляд на мужа. Макар почему-то окаменело сидел, потупясь глядел в пустоту, а в васильковых глазах стояли слёзы отчаяния, готовые вот-вот излиться. Пелагея за крошечную долю секунды почуяла, что с ним твориться неладное... И мигом струнки в ней все напряглись, затрепетали. Пружинки какие-то сжались... Как вдруг её пронзила искрой мысль... А следом боль сковала сердце. О, милостивый Боже!.. Пронзительно вскрикнула громкая ласточка...
       Пелагея сперва порывисто глотнула воздух и подержала его с четверть минуты... После глянула ввысь, выдохнула, и... И вдруг пружинки все с внезапностью спасительно воспрянули... И, повинуясь веленью всепрощающего сердца, Пелагея простила прошлое. И отпустила. Взмахнув ресницами, на Макара чистым взглядом поглядела. И в порыве самозабвенной нежности прильнула сердцем к сильно бьющемуся сердцу мужа, и поцелуями чуть не до удушения его одаровала. И, не сводя с него счастливых глаз, весёлым искромётным смехом рассмеялась. Свежим, как в мае утро юное.