Сороковка

С возрастом у людей меняются приоритеты.
Маленькая, я удивлялась, что мама равнодушна к сладостям, но однажды сама вдруг по непонятной причине отказалась от сладкого пирожка на автовокзале.
Просто не захотелось…
И мама, пристально взглянув на меня, грустно улыбнулась: «Взрослеешь…»

Вот тогда-то, повзрослев, я все-таки спросила маму о загадочной «сороковке», которая была в кирпичном здании, расположенном между коктейлем и ромовой бабой.
Не давало мне покоя это слово – «сороковка»!

Оказалось, что в здании, у которого обычно останавливалась мама, располагалось педучилище, где мама училась в годы войны, а на втором его этаже находилось студенческое общежитие с комнатой на сорок коек.
Это и была та самая «сороковка».

«Голодали мы тогда сильно. Большинство девчат жили далековато и не могли часто домой ездить. А мы с подружкой Зинкой Лебедь каждый выходной на попутных поездах ездили от Кропоткина до Гулькевичи. Денег на билет не хватало, проедались деньги быстро.
 
От пассажирских вагонов проводники гоняли, вот мы присмотрим товарняк, подождем, когда охрана отойдет и – на подножку! Перед станцией Гулькевичи поезд обычно слегка притормаживал, тогда мы и спрыгивали. Первый раз чуть не поубивались: прыгнули не по ходу поезда, а против. Накувыркались, все в синяках поднялись, Зинка башмак потеряла, еле отыскали в кустах. У нее нога маленькая была, а башмаки купили на вырост, аж на два размера больше. И назывались те башмаки «баретки».
Как шеи не свернули и ребра не поломали – не знаю. Повезло, наверное.

От станции до села еще семь километров пешком. Подводы попутные нас иногда подвозили. Только порог хаты переступаю, а мама сразу на стол все, что есть в доме, выставляет. Наемся, аж живот болит. Мама уже и кровать расстелит: «Ложись, доченька, отдыхай!» И я быстро засыпала на мягкой перине под ее вздохи: «Ну и надо ли так мучиться ради грамоты! Жила бы дома, в тепле, не голодая…»
На следующий день надо обратно добираться. Мама полную корзину еды дает с собой, найдет попутную повозку, и пока нас довезут до переправы через Кубань все кишки вытрясет каменистая дорога, а молоко до масла собьется.

Девчата нас ждут, в окна выглядывают! Правда, еды той, что мы с Зинкой привозили, только и хватало, что на пару дней. Потом опять – голодно.

Ночами сильно мерзли. Плохо топили той зимой 1941-1942 года, угля не хватало, все на фронт уходило. Вот мы кровати сдвигали и согревались, прижавшись друг к другу, часто даже не снимая одежды и кутая голову платками. Теплее тому, кто в середине.
Самую толстую - Киселеву Марию всегда на край сгоняли. Тогда хоть один кто-то мерз рядом с ней, а не двое! Холодной она была, как лягушка! Киселем дразнили…»

Мама рассказывала это все неторопливо, а я шла, не глядя себе под ноги, уставившись на нее с изумлением: представить маму, серьезную и обстоятельную, несущейся на подножке товарного вагона, прыгающей на ходу в кусты, было невозможно.

А вот рассказ о толстой девушке по прозвищу Кисель меня рассмешил!
Я отсмеялась, а мама все еще была грустной.
Продолжение https://proza.ru/2020/12/21/2053