Семьдесят девятый

 
       Вот так мы и встретились с ней, с моей будущей женой, в декабре 1978 года… в самую холодную зиму, которая тогда только и могла быть. А до этого, месяцем раньше, меня увещевала моя племянница:

     - Саша, что тебе стоит?!.. ну, просто позвони хотя бы. Трудно что ли? С тебя не убудет. Сколько можно дурака валять? Так и не женишься никогда до старости, а она такая хорошая девушка! Просто прелесть, - это сестра моей лучшей подруги… у неё тоже никого нет. (пауза) Правда был один… иностранец, - студент из МЭИ, но так, - блажь одна…

       Прошло время. Я успел забыть об этом разговоре. Но как-то, вынимая ключи из кармана пальто, заметил, как на пол выпала неприметная бумажка, развернув её, я увидел номер телефона, - давно надо было позвонить. 

     - Алло, это Галя?  Александр  беспокоит… да? Вам обо мне говорили?..  ну, вот, очень хорошо!.. так что?.. встретимся?.. где?.. у Пушкина. 18:00? Идёт…

       Встретились. Долго увлечённо разговаривали, прохаживаясь в сквере у «России», в кино не попали – не было подходящих сеансов, но наболтались вдоволь: я с восторгом делился с ней мечтами о «Строгановке», о том, как стану художником, а она с теплом отзывалась о своей работе, куда попала по распределению и вот уже, как полгода сама зарабатывает на хлеб.

     - Ничего, если я вам предложу встретить Новый Год вместе?! – без всякой подготовки начал я. - Мы с ребятами, а это небольшая такая сбитая компашка, решили собраться у нас загородом. Приедете?.. Ну, вот и хорошо! Я встречу Вас на платформе…

       Мы не знали тогда, стоя подле Пушкина, что за пару дней до Нового Года, в Подмосковье ударят настоящие морозы. С таким явлением природы мы ещё не сталкивались никогда.  Для нас эта температура казалась запредельно низкой. Бывало, что и до тридцати доходило, и это считалось большим морозом, но, чтобы вот так, - минус сорок сразу?! Такого ещё никогда не было.

       Я встретил её полностью закоченевшую, но с игривыми искорками в глазах. Она, как могла улыбалась, боясь показать свою растерянность и замороженную усталость. По дороге, Галя рассказала мне о своих злоключениях в электричке: из двенадцати вагонов состава отапливались только пять, многие двери от мороза заклинило, и они оставались в полуоткрытом состоянии. От этого, приходилось перебегать из вагона в вагон в поиске открывающихся дверей. То, что она успела заметить в Москве, - так это отвалившееся краска у общественного транспорта, - больше всего пострадали трамваи. В некоторых домах были перебои с отоплением… жильцы выходили на улицу и жгли костры во дворах.

       Нет смысла перечислять все неприятности, которые принесло нам нашествие холода. Но это нас особо не трогало. Мы были молоды, -  нам и море по колено казалось! А тут какой-то мороз, подумаешь?! В новогоднюю ночь пили, закусывали, пели под гитару, веселились… смельчаки жарили на костре оленье мясо, купленное специально для такого случая, а как без этого?! Просто необходимо чем-то щегольнуть. Но они же его потом и съели…- мы не отважились…

       К утру по телеку смотрели «Ритмы зарубежной эстрады», эмоционально обсуждая каждого исполнителя. На Галю, за это время, никто внимания не обратил. Все приняли её за мою очередную пассию и не более того: подумаешь?!.. у него таких столько было, а сколько будет ещё?!. Так чего перед всеми раскланиваться? Да и ревновали: своих хватает, а тут чужачку притащил… подумаешь фифа?!..

       За ночь никто и не почувствовал, что за окном трескучий мороз – просто не до этого было. Утром, хотя это уже полдень был, Галя засуетилась первой: домой пора. Я пошёл её провожать. На платформе стояли небольшие группки застывших людей. Деревья были покрыты инеем. Я как представил, что ей сейчас одной трястись целый час в холодном вагоне, мне не по себе стало.

     - Я тебя до Москвы провожу. Ладно?

       Без билета, в чём был, я запрыгнул с ней в тамбур. Ехали тесно прижавшись друг к другу почти в полупустом вагоне. Окна все заиндевели. Кроме оранжевого кружка зимнего солнца ничего не было видно. Хотя печки и старались изо всех сил, вагон оставался холодным. Только ветра ещё не хватало. Говорили мало, при этом, изо рта шёл пар. Сильно болела голова. Каждый думал о своём. И когда на платформе я объявил, что десятого ухожу в армию на переподготовку, она приняла это, как должное - провели праздник вместе, а теперь, - до свидания...   

       Но я говорил правду, хотя мои объяснения ей казались лишь отговорками… Никто из нас не знал тогда, что я действительно уеду, но по возвращению, сразу позвоню. Вот только видеться мы будем мало; а в конце апреля, к большому удивлению друзей и родственников, мы распишемся… хотя в эту скоропалительную затею никто не поверил, но подумав, - соглашались. (нам давали не больше полугода). Кто мог подумать тогда, что это навсегда. А мы, стоя, до костей промёрзшие, в холодном зале Павелецкого вокзала, этого ещё не знали... Нам и в голову не приходило ничего конкретного, кроме дежурных заученных фраз: «как тебе» «отлично», «мне пора», «ну, пока» … Было слишком холодно, чтобы думать о чём-то умном и говорить нужные слова, а до тёплой весны 79-го оставалось целых четыре месяца…