Милок
В семнадцать лет Катя со всей девичьей страстью влюбилась в пришлого красавца конюха Евлалия. Говорили, что он из цыган. Девчонки до смерти влюблялись в него, каждый вечер другая теребила его иссиня-черные кудри, глядела в синющие глаза, млея от счастья и думая:«Меня любит, меня, меня ни за что он не бросит». Но проходил день-другой и на ее месте была следующая, а ей оставалось только присоединиться к обманутым. Не избежала этой участи и Катя. Ее сердечко ждало счастья, нежности, ласки, и все это с лихвой она получила от парня. Она все в нем любила, сердце замирало от восхищения, нежности, и даже его имя звучало сладко. Засыпая, она умильно шептала: «Ев-ла-лий».
Их последнюю ночь она не забудет до дней своих последних. Они сидели в стоге сена, их освещал узенький серп месяца, было прохладно. Она жалась к нему, а он оставался спокойным, не обнимал, не целовал. Его красивое лицп, со слегка искаженными чертами в темноте, было спокойно и равнодушно, от чего был для Кати более любимым и желанным, она обняла его могучую шею и прильнула к груди. «И
любите вы девки намертво прилипать. Я че, обещал тебе чего?», - сказал Евлалий, оторвал ее от себя, встал и, широко шагая и проваливаясь в сене, выбрался из стога. Отряхнув травинки с себя, добавил: «Не будешь проходу давать — опозорю!». И столько злобной ярости было в его голосе, что Катя испуганно обомлела и не посмела идти за ним, сглатывая слезы. Ей было стыдно, страшно, мерзко. Ее замутило. От Евлалия, от яркого месяца среди звезд, от брезгливости к себе и к тому, кто зародился в ней. Еще днем она была счастливая, мечтала о свадьбе, и даже представляла, каким будет веночек на голове. «Может он пошутил, и сейчас стоит за стогом, смеется и ждет» - подумала Катя. Но, выкатившись из стога, увидела в размытый в темноте удаляющийся силуэт.
Первой перемену в ней заметила мать, Елена Ивановна. «Ты что, девка, - громко шипела она. - Опозорилась? Как теперь нам перед людьми быть? Говори, Евлалий? Сегодня же к его отцу с матерью пойду». Затем заохала, заплакала, запричитала: «Да что же это такое делается! Семнадцать только годов третьего дня исполнилось! Опозорила! В ноги упаду, не позорьте, мол, девчонку, свадьбу играйте. А тебе еще перед отцом ответ держать! А у него один ответ — вожжи!». «Мама, родная, не выдавай отцу, - рыдала Катя. - Не пойду я за Евлалия. Противен он мне». «Ты что, как это не пойду?», - сразу стихла мать. - Ну-ка, давай рассказывай».
Плача и сокрушаясь, Елена Ивановна выслушала дочь. Долго молчала, всхлипывала и вздыхала. Катя, съежившись, сидела на полу у нее ног, положив голову ей на колени. «Вот что я тебе скажу, - наконец сказала мать. - Отец знать ничего не будет, если сделаешь, как укажу». «Сделаю, мама, все сделаю, как ты захочешь», - прошептала обессиленно Катя, поднимая голову и преданно глядя матери в глаза.
Через неделю уехала Катя в город. С каким трудом матери удалось все уладить, она так и не узнала. Отец косился на нее, но ничего не говорил и не вышел ее провожать.
Исколесив пол-города, сильно устав, Катя еле нашла дом дальней родственницы, Натальи Семеновны. Отдала письмо, где Елена Ивановна просила как-то помочь пристроить дочь. Мать с определенным прицелом направила Катю к Наталье Семеновне. Несколько лет назад у нее друг за другом скончались муж и дочь, оба по нелепой случайности. И Елена Ивановна очень надеялась, что родственница примет Катю как свою и оставит у себя. Так и случилось. Наталья Семеновна приняла и оставила у себя Катю, а в марте Катя родила девочку. Их благодетельница сама назвала ее Маней в честь своей умершей дочери и полностью взяла заботу о девочке на себя. Катя же устроилась на работу в больницу нянечкой. Освобожденная от всяких забот по уходу за ребенком, быстро приобрела подруг и друзей, стала часто где-то пропадать. Наталья Семеновна не обращала внимания, не сердилась и не выговаривала. Она была полностью поглощена Маней, называла ее дочкой, самозабвенно ей «служила». Маня, в свою очередь, отвечала ей любовью, привязанностью, называла мамой. Как-то Кати не было несколько дней, а когда пришла, сказала: «Я замуж выхожу. Только, тетя Наташа, я не сказала, что у меня есть дочь. Можно она у вас поживет?» «Можно! Можно! Конечно можно, Катенька», - от всего сердца обрадовалась Наталья Семеновна. Катя вздохнула с облегчением, побросала платишки в чемодан, ушла и пропала.
продолжение следует...
Свидетельство о публикации №221100801589