Рецензия на «Граф i трохи ти» (Лауреаты Фонда Всм)

Граф и немного ты

Бряцание железной сцепки состава болезненно отдалось в груди. Крики, причитания и беготня перрона. Cумки с продуктами влетают в окна вагона. Ты лежишь на верхней полке, уставясь в окно, и ничего не видишь. Сознание упорно гонит мысли назад к тому, что терялось. К любимой девушке Софии и друзьям. Львовским приманкам цивилизации, которые лишь немного пригубил. А впереди - военная служба.

Через несколько часов стало ясно, что призывников везут куда-то на Север через Прибалтику. Истекал теплый майский день. Внимание привлек молодой человек за столиком внизу. Тот не обращал внимания на разговоры и хаотичное передвижение будущих солдат. Не примкнул ни к одной компании. Кто такой? Черный суперский костюм, галстук, модная прическа. Выделялся на сером фоне стриженого "под ноль" общества, одетого в поношенное платье. Левая рука, украшенная золотой печаткой, держала 330-граммовую бутылку львовского "Золотого Колоска", а правая нервно теребила тонкие пальчики охотничьей колбасы. Молодой, сильный, с толстой шеей и брюшком. Напоминал чем-то графа Безухова в исполнении Бондарчука, но без пенсне. Граф сосредоточенно и как-то обиженно рвал колбасу и запивал пивом. Потом жадно дышал львовской "Примой" ...

Вечером на запасном пути неизвестного вокзала в Ленинграде нас, как скот, без всяких объяснений перегнали в другой поезд. Единственное, что удалось выяснить - везут на Кольский полуостров. Граф где-то затерялся среди новобранцев. Двинулись дальше.

Полярная звезда с Малой Медведицей как-то зловеще нависали над головой, когда приближались к Мурманску. Вдоль железнодорожного пути можно было разглядеть столбики зайцев-беляков с медитативно сложенными на груди лапками. А еще глухаря с хвастливо распущенным хвостом. Животные лениво и бесстрашно провожали взглядом грохочущий поезд. Среди невысоких деревьев и кустов лежал потемневший снег.

"Кольский так Кольский. Согреет теплое течение Гольфстрима",- утешали виртуальные мысли, взятые со страниц учебника географии.

Карантин в Мурманске. Очередные медицинские комиссии и прививки от экзотических болезней. Здесь вновь всплыл из толпы Граф... в кирзачах. Униформа солдата едва сходилась на шее. Хороший синяк под глазом и надорванное ухо. Так местные "деды" воровали черный костюм, чтобы лазить к мурманским девушкам, а Граф отчаянно защищался. Ему казалось, что костюм - это последняя надежда вернуться домой. А это недоразумение скоро закончится. Теперь же только печатка оставалась неизменным предметом на теле плешивого мужчины с мрачным взглядом.

Он подолгу задерживался в каждом медкабинете. Однако убедить военных врачей в недугах не удалось. Какие могут быть болезни, когда у тебя 90 килограммов веса, крепкие зубы, огромное брюхо, 45-й размер сапог и загривок, как у бугая! Капитан медслужбы не на шутку перепугал Графа, когда заявил, что лично поспособствует, чтобы того отправили на ЗФИ.

- До Земли Франца-Иосифа инфекционные болезни не долетают. Абсолютно стерильная территория. Как раз для таких, как ты,- издевался капитан.

Ближе познакомились с Графом-Зиновием в сержантской школе. Здесь сформировали целую роту курсантов с высшим образованием. Кого только не было! Спортсмены, ветврачи, товароведы, егеря, специалисты печатной и молочно-товарной промышленностей, бухгалтеры, агрономы и один 26-летний директор школы из Удмуртии. Пять месяцев из этой разномастной публики пытались вылепить два "органа" Вооруженных Сил. "Глаза и Уши" войск противовоздушной обороны. Честь специалистов радиолокационных станций, которые засели не только на высоких сопках полуострова, но и вылезли на острова Ледовитого океана.

Началась бессмысленная муштра на плацу. Глуповатая громкая песня перед сном. Граф натирал до крови ноги в сапогах. Слушал на лекциях непонятные технические термины. Чистил картошку и оружие. Стрелял-дырявил пулями из карабина фанерные манекены людей. Постепенно смирился с тем, что полтора года жизни придется бросить под хвост оленю или белому медведю. Дома остались красивая жена и весьма прибыльный подпольный валютно-джинсовый бизнес. Частые поездки с оказией в Польшу...

Уже хозяйничал вовсю Полярный день. Вся живность, деревья, кусты и трава подталкивали колесо жизни, лихорадочно спешили без сна и покоя. Да и Светило лишь немного наклонялось к горизонту, краснея, а затем стремительно поднималось и слепило глаза. В казарме многие солдаты спали, укрывшись одеялом с головой.

Через месяц муштры у Графа пропали и брюшко и все жировые отложения, как у медведя по зимней спячке. Зиновий все больше ненавидел широкозадого сержанта - заместителя командира взвода, который был на пять лет моложе нас. Не потому, что приходилось выполнять его команды, а потому, что Пупсик (так мы его назвали) имел пухленькие, какие-то девчачьи щеки и губы.

В солдатской столовой Граф тщательно принюхивался к блюдам. Избегал есть приготовленное на комбижире. Держа в левой руке внушительную кость от старой коровы, Пупсик громко заявлял:
- А я бы сейчас не отказался от карпаччо с трюфелями. Там несоленые телятина и грибы на оливковом масле сказочно сочетаются с сыром пармезан.

Я и сам продолжал худеть, пока жена не начала присылать деньги. На них в буфете для офицеров можно было восполнить недостаток протеинов. После четырех месяцев службы Граф выяснил, что от ежедневной лошадиной дозы брома в котле с компотом Любимая перестала являться в эротические сны. Некоторые немедленно отказались от этого пойла. А Зиновия как главного мятежника, по совокупности вины и не без помощи Пупсика, посадили на пять суток под арест.

Вернулся он оттуда только через десять дней. Злой и молчаливый. Скупо рассказывал про "губу" с ее изысканным арсеналом унижений. Мы сидели на краю сопки в зарослях головокружительной грязи и черники. Полярное лето исчезло, великодушно позволив окрашивать осенней палитрой все подряд: мох, листья, траву. Даже южная сторона каменных оконечностей "зацвела" багрянцем лишайников. Чтобы утешить печального Зиновия, я показал ему двух почти домашних росомах, которые рылись в помойке. Звери не обращали внимания ни на нас, ни на крикливых чаек, пикировавших сверху. Забавно, вполоборота, передвигались они вперевалку. Граф, небрежно взглянув на них через сигаретный дым и колючую проволоку забора, процедил:

- Радует одно: всегда так не будет. Через год и месяц будем дома.

Однажды среди ночи в казарму влетел пьяный капитан, дежурный по части. Не глядя на дневального, заревел:

- Рота, подъём! Спите, а в кустах насилуют девушку!

Мы выскочили на улицу. С высокого крыльца было видно, что и из других казарм выбежали курсанты с солдатскими ремнями в руках. Несколько сотен с первобытными окриками и гиканьем стали прочесывать близлежащие кусты. Граф не побежал, а вместе с ним осталась большая половина наших.
- Дуболомы-солдафоны! Затопчут, замочат. Трупами запахло, - заметил он.
Через час возбужденных солдат с потугами вернули в казармы. Они никого не нашли. Потом выяснилось, что бесноватый капитан так хотел отвадить-напугать поклонника собственной дочери ...

Когда щедрая зима навалила снега, выбелила все окружающие сопки, нас, "юных сержантов", развеяли по всему Кольскому. Графа отправили к Финской границе, а тебя - к Норвежской.

Теплое течение Гольфстрим сюда не подходило. Начались сумерки Полярной ночи. Долговременные метели, а после них - тихое морозное просветление. И тогда на испещренном звездами небе начиналось огромное мистическое зрелище Северного Сияния. Цветные многослойные пульсации, мерцания, завесы. Причудливые, безумные формы. Сияние магически менялось, завораживало стихией, влекло за собой этим космическим шорохом и шепотом...

Анна Дудка   14.05.2011 18:23   •   Заявить о нарушении