Рецензия на «Сто лет назад была Российская империя» (Ардалион Куц)
Ваш текст можно резюмировать в шести-семи словах: "СИЛЬНЫЙ-СТИЛЬНЫЙ ТЕКСТ, СИЛЬНО ДАВЯЩИЙ НА ДУШУ ФАКТАМИ". Можно, конечно, можно резюмировать и так, и остаться лишь при ФАКТЕ, не желая ничего понимать и объяснять, как бы просветить оценку некоторой давешней кинопленки, как когда-то давным-давно сказал один из романических героев Иван Карамазов. Можно-можно остаться и при ФАКТЕ, но все-таки хочется высказать Автору текста некоторые критические замечания. Ведь, что ж за рецензия без критического замечания, тогда это и не рецензия, а не знаю уж чтО... Не знаю, может, я и ошибаюсь, но, по-моему, с первого прочтения виден безупречный и уникальный "РОЗАНОВСКИЙ" СТИЛЬ, при котором Автор желает остаться лишь ПРИ ФАКТЕ. Со второго внимательного прочтения, уже проясняется, сквозит авторская оценка, которая более напоминает экклезиастово "ВСЁ СУЕТА, А В ЧЕМ ЖЕ СМЫСЛ ЖИЗНИ". С третьего, по-моему, видна еле-еле заметная авторская ирония над человеческой историей. И вот не знаю, КАК дать оценку последнему? КАК МОЖНО и можно ли давать оценку авторской иронии над человеческой историей. С одной стороны, воспринимается положительно, когда Автор как бы возвышается над со-бытиями истории и описывает существующее, фактическое, даже уже как ушедшее, бывшее когда-то. С другой, трудно примириться с иронией над судьбами людей, когда сам находишься как бы изнутри этой САМОЙ РЕАЛЬНОСТИ существования, вот этих самых ЖИВЫХ эмоций и страданий. Вот ВОПРОС, ответы на который убивают душу. К тексту Автора так и хочется прикрепить две фразы из двух разных книг (одного романа и одной биографии, почти несовместимых). Например: "Предпочитаю затылки", - сказал Федор Константинович..." (В.В. Набоков "Дар", 2010). и... "БУДУЩЕЕ БЫЛО ОТКРЫТЫМ" (И.Волгин "Последний год Достоевского"). Именно, перефразируя Достоевского, можно сказать, СТО ЛЕТ НАЗАД в России и сошлись все мировые противоречия и противоположности, когда река стала беременна водой, и берега сошлись. ЧтО осталось нам из ВЕХИ ушедшего? СТО ЛЕТ ОДИНОЧЕСТВА, СТО ЛЕТ скитаний, странствий, поисков родного берега, поисков смысла жизни, поисков самих себя... Для чего нам всё это испытание? При прочтении сборников того времени как "Вехи" и "Из глубины" замечаешь две громадные эмоции: это жажда надвигающегося НОВОГО, еще не бывшего и УЖАСА от увиденного и испытанного, что отражается в ПИСЬМЕНАХ авторов. Вот эти две противоположности и сошлись в душах людей века ушедшего. ЧтО осталось нам? Остались "Опавшие листья" века ушедшего, которые мы собираем в коробы, как факты-кадры старой кинопленки того, что как-то изнутри существует в нас и вокруг. По-моему, к тексту Автора, как для сопоставления, можно прикрепить одну маленькую зарисовку из того времени, что было сто лет назад. Для чего? Чтобы увИдеть: а чтО у нас Есть сегодня. Сейчас я скажу то, что, наверное, еще никто не говорил и никто не ставил такое сопоставление... А именно, в текущем году (2013 года) исполнилось ровно столетие с момента опубликования "Опавших листьев" (1912-1913 г.), которые больше в России не публиковались, "заморозились" почти на столетие. Через 75 лет в 1990-м году книгу В.В. Розанова "Опавшие листья", вновь, публикуют. И как раз в тот переломный момент в исторической Судьбе России. Совпадение?.. "Опавшие листья", конечно, листья опали, но осталась Память о Небе России. Чем человек не маленький листочек в мировом вихре истории? Сопоставление - "Опавшие листья" как "опавшие люди" с Древа Жизни, человек как и листочек тоже умирает, НО... остается Память человеческая о Небе, о Вечном, о Душе, имя которой - Россия!.. "...У нас нет совсем МЕЧТЫ СВОЕЙ РОДИНЫ. И на голом месте выросла космополитическая мечтательность. У греков есть она. Была у римлян. У евреев есть. У француза - "chere France", у англичан - "старая Англия". У немцев - "наш старый Фриц". Только у прошедшего русскую гимназию и университет - "проклятая Россия". Как же удивляться, что всякий русский с 16-ти лет пристает к партии "ниспровержения государственного строя". Щедрин смеялся над этим. "Девочка 16-ти лет задумала сокрушение государственного строя. Хи-хи-хи! Го-го-го!" Но ведь Перовская почти 16-ти лет командовала 1-м марта. Да и сатирик отлично все это знал. - "Почитав у вас об отечестве, десятилетний полезет нА стену". У нас слово "отечество" узнается одновременно со словом "проклятие". Посмотрите названия журналов: "Тарантул", "Оса". Целое издательство - "Скорпион". Еще какое-то среднеазиатское насекомое (был журнал). "Шиповник". И все "жалят" Россию. "Как бы и куда ей запустить яда". Дивиться ли, что она взбесилась. И вот простая "История русского нигилизма". Жалит её немец. Жалит ее еврей. Жалит армянин, литовец. Разворачивая челюсти, лезет с насмешкой хохол. И в середине всех, распоясавшись, "сам русский" ступил сапожищем на лицо бабушки-Родины. (за шашками с детьми)..." (В.В. Розанов "Опавшие листья", 1990). И еще: "..."Нигилизм" нам представлялся "отчаянным студенчеством", вот, пожалуй, "вповалку" с курсистками: но все - "отлично", все - "душа в душу" с народом, с простотой, с бедностью. "Грум" (негр) в голову не приходил. Мы входили "в нигилизм" и "в атеизм" как в страдание и бедность, как в смертельную и мучительную борьбу против всего сытого и торжествующего, против всего сидящего за "пиршеством жизни", против всего "давящего на народ", и вот "на нас, бедных студентов"; а в самом нижнем ярусе - и нас, задавленных гимназистов. Я прямо остолбенел от удивления, когда приехав в Петербург, вдруг увидел, что "и Тертий Иванович в оппозиции", а его любимчик, имевший 2000 "аренды" (неотъемлемая по смерть награда ежегодная по распоряжению Государя), выражается весьма и весьма сочувственно о взрывчатых коробочках: тут у меня ум закружился, тут встал дым и пламя в душу. "Ах, так вот ГДЕ оппозиция: с орденом Александра Невского и Белого Орла, с тысячами в кармане, с семгой целыми рыбами за столом". - "Это совсем другое дело"... Я понял, что в России "быть в оппозиции" - значит любить и уважать Государя, что "быть бунтовшиком" в России - значит пойти и отстоять обедню, и, наконец, "поступить как Стенька Разин" - это дать в морду Михайловскому с его "2-мя именинами" (смеющийся рассказ Перцова). Я понял, что "Русские Ведомости" - это и есть служебный департамент, "все повышающий в чинах"... Тогда-то я понял, ГДЕ оппозиция; что значит быть "с униженными и оскорбленными", что значит быть с "бедными людьми". Я понял, где корыто и где свиньи, и где - терновый венец, и гвозди, и мука. Потом эта идиотическая цензура, как кислотой выедающая "православие, самодержавие и народность" из книг; непропуск моей статьи "О монархии", в параллель с покровительством социал-демократическим "Делу", "Русскому богатству". Я вдруг опомнился и понял, что идет в России "кутеж и обман", что в ней встала левая "опричнина", завладевшая всею Россиею и плещущая купоросом в лицо каждому, кто не примкнет "к оппозиции с семгой", к "оппозиции с шампанским", к "оппозиции с Кутлером на 6-ти тысячной пенсии"... И пошел в ту тихую, бессильную, может быть, в самом деле имеющую быть затоптанную оппозицию, которая состоит в: 1) помолиться, 2) встать рано и работать. (15 сентября 1912 г.)..." (В.В. Розанов "Опавшие листья"). Бармин Виктор 04.03.2017 11:37 • Заявить о нарушении
И еще:
"..."Нигилизм" нам представлялся "отчаянным студенчеством", вот, пожалуй, "вповалку" с курсистками: но все - "отлично", все - "душа в душу" с народом, с простотой, с бедностью. "Грум" (негр) в голову не приходил. Мы входили "в нигилизм" и "в атеизм" как в страдание и бедность, как в смертельную и мучительную борьбу против всего сытого и торжествующего, против всего сидящего за "пиршеством жизни", против всего "давящего на народ", и вот "на нас, бедных студентов"; а в самом нижнем ярусе - и нас, задавленных гимназистов. Я прямо остолбенел от удивления, когда приехав в Петербург, вдруг увидел, что "и Тертий Иванович в оппозиции", а его любимчик, имевший 2000 "аренды" (неотъемлемая по смерть награда ежегодная по распоряжению Государя), выражается весьма и весьма сочувственно о взрывчатых коробочках: тут у меня ум закружился, тут встал дым и пламя в душу. "Ах, так вот ГДЕ оппозиция: с орденом Александра Невского и Белого Орла, с тысячами в кармане, с семгой целыми рыбами за столом". - "Это совсем другое дело"... Я понял, что в России "быть в оппозиции" - значит любить и уважать Государя, что "быть бунтовшиком" в России - значит пойти и отстоять обедню, и, наконец, "поступить как Стенька Разин" - это дать в морду Михайловскому с его "2-мя именинами" (смеющийся рассказ Перцова). Я понял, что "Русские Ведомости" - это и есть служебный департамент, "все повышающий в чинах"... Тогда-то я понял, ГДЕ оппозиция; что значит быть "с униженными и оскорбленными", что значит быть с "бедными людьми". Я понял, где корыто и где свиньи, и где - терновый венец, и гвозди, и мука. Потом эта идиотическая цензура, как кислотой выедающая "православие, самодержавие и народность" из книг; непропуск моей статьи "О монархии", в параллель с покровительством социал-демократическим "Делу", "Русскому богатству". Я вдруг опомнился и понял, что идет в России "кутеж и обман", что в ней встала левая "опричнина", завладевшая всею Россиею и плещущая купоросом в лицо каждому, кто не примкнет "к оппозиции с семгой", к "оппозиции с шампанским", к "оппозиции с Кутлером на 6-ти тысячной пенсии"... И пошел в ту тихую, бессильную, может быть, в самом деле имеющую быть затоптанную оппозицию, которая состоит в: 1) помолиться, 2) встать рано и работать. (15 сентября 1912 г.)..." (В.В. Розанов "Опавшие листья"). "В революции нет радости. И НЕ БУДЕТ. Радость - слишком царственное чувство, и никогда не попадет в объятия этого лакея" (В.В.Розанов "Опавшие листья"). " - Загорится ракета, да и не догорит, может быть. Народ этих бульонщиков пока не очень-то любит слушать. - То-то, брат, вот этакая валаамова ослица думает, думает, да и черт знает про себя там до чего додумается. - Мыслей накопит, - усмехнулся Иван. - Видишь, я вот знаю, что он и меня терпеть не может, равно как и всех, и тебя точно так же, хотя тебе и кажется, что он тебя "уважать вздумал". Алёшку подавно, Алёшку он презирает... ...А все-таки я бы с твоим монастырьком покончил. Взять бы всю эту мистику да разом по всей русской земле и упразднить, чтоб окончательно всех дураков обрезонить. А серебра-то, золота сколько бы на монетный двор поступило! - Да зачем упразднять, - сказал Иван. - А чтоб истина скорей воссияла, вот зачем. - Да ведь коль эта истина воссияет, так вас же первого сначала ограбят, а потом... упразднят. - Ба! А ведь, пожалуй, ты прав. Ах я, ослица, - вскинулся вдруг Федор Павлович, слегка ударив себя по лбу. - Ну, так пусть стоит твой монастырек, Алёшка, коли так. А мы, умные люди, будем в тепле сидеть да коньячком пользоваться..." (Ф.М.Достоевский "Братья Карамазовы"). "Что ж, - сказал Александр Яковлевич, - выйдя из минутной задумчивости, - мне это начинает нравиться. В наше страшное время, когда у нас попрана личность и удушена мысль, для писателя должно быть действительно большой радостью окунуться в светлую эпоху шестидесятых годов. Приветствую". "Да, но от него это так далеко! - сказала Чернышевская. - Нет приемственности, нет традиции...". "Мой дядя, - сказал Керн, щелкнув, - был выгнан из гимназии за чтение "Что делать?"... ...Александр Яковлевич слегка откинулся в креслах и... сказал так: "А вот я все-таки приветствую мысль Федора Константиновича. Конечно, многое нам теперь кажется и смешным и скучным. Но в этой эпохе есть нечто святое, нечто вечное. Утилитаризм, отрицание искусства и прочее, - всё это лишь случайная оболочка, под которой нельзя не разглядеть основных черт: уважения ко всему роду человеческому, культа свободы, идеи равенства, равноправности. Это была эпоха великой эмансипации: крестьян - от помещиков, гражданина - от государства, женщины - от семейной кабалы. И не забудьте, что не только тогда родились лучшие заветы русского освободительного движения - жажда знания, непреклонность духа, жертвенный героизм, - но еще именно в эту эпоху, так или иначе питаясь ею, развивались такие великаны, как Тургенев, Некрасов, Толстой, Достоевский. Уж я не говорю про то, что сам Николай Гаврилович был человек громадного, всестороннего ума, громадной творческой воли и что ужасные мучения, которые он перенес ради идеи, ради человечества, ради России, с лихвой искупают некоторую черствость и прямолинейность его критических взглядов. Мало того, я утверждаю, что критик он был превосходный, - вдумчивый, честный, смелый... Нет, нет, это прекрасно, - непременно напишите!"... "Вот ваша рукопись, - вдруг проговорил Васильев, насупив брови и протягивая ему папку. - Берите. Никакой речи не может быть о том, чтобы я был причастен к её напечатанию. Я полагал, что это серьезный труд, а оказывается, что это беспардонная, антиобщественная, озорная отсебятина. Я удивляюсь вам". "Ну, это, положим, глупости", - сказал Федор Константинович. "Нет, милостивый государь, вовсе не глупости, - взревел Васильев... - Есть традиции русской общественности, над которыми честный писатель не смеет глумиться. Мне решительно все равно, талантливы вы или нет, я только знаю, что писать пасквиль на человека, страданиями и трудами которого питались миллионы русских интеллигентов, недостойно никакого таланта. Я знаю, что вы меня не послушаетесь, но все-таки я как друг прошу вас, не пытайтесь издавать эту вещь, вы загубите свою литературную карьеру, помяните мое слово, от вас все отвернутся". "Предпочитаю затылки", - сказал Федор Константинович..." (В.В. Набоков "Дар", 2010). Когда совпадают противоположности? Наверное, когда "берега сходятся"... И рацио здесь бессильно в своем слишком "рациональном понимании"... Бармин Виктор 04.03.2017 11:38 Заявить о нарушении
Ого! Спасибо за такую большую интересную рецензию. В двух частях.
Я над ней ещё поразмышляю. Ардалион Куц 05.03.2017 21:53 Заявить о нарушении
Перейти на страницу произведения |
