Рецензия на «22-ый Конкурс на свободную тему МФ ВСМ» (Международный Фонд Всм)

Предлагаю на конкурс рассказ "Майдан и Бульба" Николай Кудин amokom@yndex.ru

МАЙДАН И БУЛЬБА

– А поворотись-ка, сын! Экой ты смешной какой! Что это у вас за платки-балаклава такие на голове, словно вы девки какие? – такими словами встретил старый Бульба двух сыновей своих, уезжавших в Киев на заработки и вернувшихся домой к отцу.
Сыновья его только что слезли с телеги, на которой их подвез до родной хаты ехавший по пути седоусый Кирдяга. Это были два чумазых молодца, еще смотревшие исподлобья, как нашкодившие школяры. Их лица все еще были покрыты копотью от горевших на майдане автомобильных покрышек. Они были очень смущены таким приемом отца и стояли неподвижно, потупив глаза в землю.
– Стойте, стойте! Дайте мне разглядеть вас хорошенько, – продолжал он, поворачивая их, – что-то вы выглядите как кочегары. Неужто в Киеве вместо газа уже топят сухими коровьими лепешками – кизяком и соломой?
– Не смейся, не смейся, батьку! – сказал наконец старший из них.
– А, что так, сынку, стыдно? – переспросил его Бульба и уставил в землю свою седую голову, словно что-то вспоминая и предвидя нехорошее.
– Так, так, сынку! Тарас стоял, потупив голову и в то же время приподняв очи, вопросительно думал о сыновьях своих, коих после долгой отлучки с нетерпением и надеждой ждал домой.
– А ты, бейбас, что стоишь и руки опустил? – говорил он, обращаясь к младшему, – что ж ты, собачий сын, не покажешь, чему в столице научился?
– Смотри, батько! И младший, неожиданно для Тараса, вдруг принялся скакать, подпрыгивая на месте. Самозабвенно так начал подпрыгивать, что когда его тело поднималось вверх и отрывалось от земли, все, что было у него в шароварах, опускалось вниз и тянулось к земле, когда же младший опускался на землю, все, что было в штанах, поднималось и рвалось вверх. Он так увлеченно демонстрировал перед отцом прыжки, которыми его научила столица, что то, чем наделила его природа, было на грани обрыва. Если тому было вольно случиться, то вместе с тем оборвалась бы и мечта о роковой красавице-полячке.
– Э, да ты скакунчик, как я вижу! – сказал Тарас Бульба, отступивши с удивлением несколько шагов назад.
– Повыше бы уж тогда надо скакать, повыше! – говорил Тарас, глядя на младшего сына. Его прыжки Тарасу были в новинку, другими к нему вернулись сыновья, не узнавал он их.
– Не знаю, почему ты скачешь? И должен ли ты ни с того ни с сего скакать? – пытаясь найти оправдание такому конфузу сына, повторял Тарас Бульба, удивленный тем, чему научили того в столице.
– Нет, нет, плохо, плохо дело, сынку. Неубедительно как-то. Ты убедительно давай скачи, а то мы тебе не поверим, – пытаясь свести все на шутку, говорил Тарас Бульба, оборачиваясь и подмигивая старшему своему сыну. Ты какой-то сомнительный прыгун. Бульбе уже начали надоедать прыжки сына перед отцом, и он в душе стал смеяться над ним.
– Скакать надо с какой-то высокой целью, а то еще, не дай бог, подумают, что тебе приспичило, а тебя не пускают. Это же, сынку, не просто так, как придурок, скакать. Это, знаешь ли, надо скакать, так скакать, от всей дури надо скакать. А, может, тебя и впраду прихватило, а я тут... может, ты спешишь куда? – засомневался Тарас. – Терпи, козак, атаман будешь! Не тот еще добрый воин, кто не потерял духа в важном деле, а тот добрый воин, кто и в безделье не заскучает, кто все вытерпит, и хоть ты ему, что хошь, а он все-таки настоит на своем. Так что терпи, сынку! Терпи, но скачи, не останавливайся! Скачи до последнего, пока шаровары свои не загрузишь.
– Смотрите, добрые люди, одурел старый! Совсем спятил с ума! – искренне не понимая, что происходит, говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих. -Дети приехали домой, больше году их не видели, а он задумал невесть что: проверку на прыгучесть устраивать!
– Да он славно скачет! – говорит Бульба. – Ей-богу, хорошо! – продолжал он, немного сам оторопев от происходившего, – так хоть бы даже и не проверяй его вовсе. Чем бы не казак был? – сказал Тарас, – и станом высокий, и чернобровый, и на лицо не дурак, вроде! А вот на тебе, пропал, пропал бесславно, как подлая собака! Прости господи! – Тарас перекрестился!
У хаты Тараса Бульбы собирались хуторские хлопцы, их чубатые головы выглядывали между горшками, глиняными кувшинами и бутылями, опрокинутыми на прутья плетня для сушки. Возвращающийся на скрипучей телеге Кирдяга, завидя местных мальчишек, покатывающихся с хохоту у плетня Бульбы, тоже остановился и стал смотреть поверх их голов на то, как скачет Андрий.
Андрия же охватил азарт, подпрыгивая, он уже что-то бормотал себе под нос. Тарас с трудом расслышал, как его сын в экстазе, с придыханием, в такт прыжкам шептал: « Кто не скачет, тот москаль, кто не скачет, тот москаль...»
– Дурень ты, ка зна що такое москаль? Неразумная твоя голова, москаль – воин, солдат царской армии, а ты только прозвища и запоминаешь. Вот бейбас!
– Здесь Бульба пригнал в строку такое слово, которое даже не употребляется в печати.
– Тарас! – крикнул Кирдяга, – останови его! – Он ткнул кнутом в сторону скачущего Андрия. – Ей-богу, звон от его бубенцов стоит по всему хутору, словно кто бьет в литавры, того и гляди, народ подумает, что сбор на раду, и повалит прямо на площадь!
– Вот чего выдумал! – принялась жаловаться Кирдяге мать, обнимавшая между тем младшего. – И придет же в голову этакое, чтобы дитя родное скакало. Да будто и до того теперь: дитя молодое проехало столько пути, утомилось (это дитя было двадцати с лишком лет и под два метра ростом), ему бы теперь нужно отдохнуть да поесть чего-нибудь, а он заставляет его скакать, как дурня какого! Худощавая старуха мать, говорила жалостно, со слезами на глазах.
– Полно, полно выть, старуха! – этому его научили в Киеве, я не меньше тебя изумлен. Сам в крайнем недоумении. Ступайте, ступайте, хватит смешить округу, – отправил Бульба сыновей с матерью в хату.
Подойдя к воротам поздороваться с Кирдягой, старым его товарищем, Тарас поделился недобрым предчувствием.
– Вишь, как хлопцы наши распрыгались, как бы чего не оборвалось у них? Куда устремились, сами не ведают, от веры Христовой отвернутся, беда будет! Что ты скажешь на это?
– Такое было уж как-то, пытались, – напомнил Тарасу Кирдяга. – А что скажу? Скажу: не большая мудрость в укоризненном слове, но большая мудрость сказать такое слово, которое бы, не поругавшись над бедою человека, ободрило бы его, придало бы духу ему. Я сам хотел тебе сказать потом утешительное слово, да ты уже и сам все видишь. Так скакать на майдане, любой вертушку свою стрясет. Похоже, ничего не поменялось, ляхи опять им голову закружили.
Крепко задумавшийся Бульба приподнял уже совсем было понурившуюся голову и согласно кивнул ею.
– Верно говоришь! Подбивают детей наших недоверки-шляхтичи к недоброму, а эти и рты разинули. Старый Тарас указал рукой в сторону хаты и, попрощавшись с Кирдягой, пошел от ворот, сокрушенно покачивая седым чубом, оставив своего товарища одного у плетня.
«Надо же такому случиться, съездили сынки в Киев, попали на майдан и, вот на тебе, вернулись, слегка не в себе. Жалко, жалко. Жили бы спокойно дома, работали бы во славу божью. Женились бы на хуторских девках-красавицах, бабились бы с женами да детей воспитывали. Так нет, смотри ж ты, потянуло в столицу. Жалко, жалко. Как дальше жить будут?» – думал сочувственно Кирдяга, глядя вслед удаляющемуся Бульбе.

Ноябрь 2018 г.


Николай Кудин   04.05.2020 12:06   •   Заявить о нарушении