Хищные времена 6 гл

Наталья Гончарова 5
начало:               
ГЛАВА ПЕРВАЯ -http://proza.ru/2022/09/14/292
ГЛАВА ВТОРАЯ -http://proza.ru/2022/09/14/331
ГЛАВА ТРЕТЬЯ -http://proza.ru/2022/09/16/994
ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ -http://proza.ru/2022/09/17/1428
ГЛАВА ПЯТАЯ -  http://proza.ru/2022/10/13/288


продолжение              ГЛАВА ШЕСТАЯ

ЛЁХА  ШВЕД

часть - 11 –

ЗАЩИТНИКОМ БЫЛ РОБИН ГУД

Снег  набирал силу, а ночь перешла  за 12 часов.  Мальчики двинули в сторону магазина и увидели  Зайца.  Он   отламывал от хлеба хрустящие корочки,  с аппетитом  их уминал.  Вместе с ним  было ещё двое.


Агашин  узнал одного, то ли  Швецов, то ли Шведов Лёха, больше  известный, как Швед,   или ещё Рыжий  Лёха, одногодок Миши.  Фамилию  его точно  никто  не знал,  и оно надо было?.
 
Младшеклассники  боялись его,   грубый и часто деланно груб именно для того, чтобы боялись. Рыжеватый,  с заляпанным веснушками лицом и  большими светлыми глазами,   был любимчиком матери и отца и ещё большого круга людей за свободные       рассуждения.

И  с каждым годом он становился  всё более независимым,  кулаки крепче, речь  полна необычных (где только находил)  новых словечек,  выражений и матерщины, которой не учат, но выбить её, коль она завелась, невозможно. За себя   вполне мог постоять, но он  любил  стать стеной за тех, кого, как он считал,  незаслуженно обижали.

 Да защитив,  больно щёлкал по голове и приговаривал:
- Сколько тебе говорить?  Нельзя быть лохом и маменькиным сынком... Учись, блин, пока я учу.  У тебя кулаки есть и глотка , мелкий... Бейся,  сколько можешь, отстанут.  Позволишь   что-то, не сбросишь никогда, так батяня мой говорит. А я в него пошёл, понял?
Если ему  говорили по поводу его воспитательных мер, он  одно:
- Пусть учатся. Вот как я... На меня  крутыши наезжали! Пытались подчинить... А теперь я наезжаю!

Он ни с кем определённо не тусовался, ни в каких группках не был, сам по себе, нередко его,  такого независимого,  приглашали рассудить споры и ситуации.  И это привлекало в нём,  несмотря на черты характера и поведения. Копия  отца, водителя, который, как и отец Карася,  был дальнобойщиком, совершал многодневные поездки к океану в порты и обратно,  в разбросанные за сотни километров посёлки.

Суровая и  жёсткая жизнь на севере определила  отношение к людям.
Щвед отец, проницательный и независимый, весьма ценил преданность и верность красивой жены,    и на Север, как думал,  приехал на время,  чтобы заработать деньги, сколько, он бы не сказал точно: чем больше, тем лучше, жить экономно. И потом вырваться   на материк, где  заживут   спокойной нормальной жизнью. 

Работать они  умели и ценили  таких же,  умелых.
С поездки Швед отец возвращался усталым и озабоченным - как там семья. Он накапливал воспитательную энергию и выяснял, кто чем занимался.


Грешки за Шведом-младшим  уже были:  в последнее время мать  заметила,  что исчезали бутылки с водкой, коньяком и ликёрами, которые   заботливо устанавливали в баре.

Ошибаются те, кто уже понял, для чего юный Швед тащил бутылки. Он не пил, нет, вкус алкоголя он уже знал. Бутылки  он продавал и на вырученные деньги покупал то, чего страстно желала его такая противоречивая натура -  кассеты и диски с музыкой.  Все эти репперы, металлисты, рокеры, «дискачи» и прочее сплетали в его душе цепь,  которая сладко сжимала его.   Он любил музыку и чем старше становился, тем более. 

Мать работала в торговле,  в доме было всё,  «что должно  быть у порядочных людей» – хорошая еда, одежда и бельё, мебель и посуда, но не  было ничего, к чему тянулся младший Швед.

Он  вдруг захотел  выучиться играть   на музыкальных инструментах, (мамусик, ну хотя бы  на гитаре), выпрашивал  или скорее вымаливал с самыми несуразными обещаниями   музыкальный центр.

Появилась  мечта -  стать дискжокеем. Теперь держись, народ!! Дискотеку  Швед ведёт!  Про певцов, музыкантов и композиторов, художников  сцены он знал много или сочинял, не важно,  и мог о них  говорить долго  с жаром, фантазийно.

Но любовь стоила денег и немалых, родители  не желали понимать эту "белиберду", и то, что Лёшик  спал и видел себя  богом на дискотеках, где он вершил музыку, говорил бы и говорил,  как гуру, а публика  восторженно визжала,    уйдя с головой в звуки, рукоплескала  бы ему. Такие дискотеки он видел в записях,  их доставали, присылали, меняли, и  он изучал всё, что хоть как-то имело отношение к  его страсти.

Родители,  может,  и купили бы ему и музыкальный центр и электрогитару и много чего, но понимая, что сюда начнут ходить такие  же деятели, как их сын, а то и другие,  и надолго ли  такая безумно дорогая вещь? Они,  подлецы,  начнут ковыряться, совершенствовать, не понимая.
-  Купишь сам себе, когда заработаешь, - сказал отец. -  Надо отсюда уезжать, каждый рубль на учёте, а  ты, как я вижу,   собираешься здесь  на постоянно остаться? Да на материке это и дешевле и проще...


Швед, этакая рыжая и конопатая бестия, кроме алкоголя,  редко, но  потаскивал деньги из материной денежной, так называемой едовой,   шкатулки, покупая себе диски и журналы по музыке и дискжокейству, их тоже продавали недёшево. Деньги в семье  никогда не прятали, просто говорили, что взяли там то  45 рублей, то  39 на подарки к 8 марта или к 23 февраля. Но Лёша не отчитался! А брал,  уже не думая.

Наступил день, когда мать пропажу обнаружила. Отца в этот момент дома не было, он уехал в далёкий порт Черский и материно воспитание вылилось в дикую ругань да крик:

-Ну что, что  тебе надо, ты же не гол и не голоден?  Мало денег даю?  тебе сколько надо, тварина ты такая?
-  Да  оно,  знаешь,  сколько стоит? Мне – надо. Понимаете – надо!  Ты  мне   столько не дашь.

- Надо ему! Да  ты, такой сверхумный,  объясни мне,   на  фига  тебе оно,  такое дорогое? И лучше  сначала мне, дуре тупой, поясни. Отец, если узнает…
-  Не надо отца…  Мамусик,  поверь,  оно  мне ещё  дёшево досталось...
 

Её взбесили скрытые дорогостоящие интересы сына, и чем больше он молчал упрямо, тем более она заводилась, схватила шнур от стиральной машинки и даже попала пару раз по увёртливому мягкому месту сына.

Он выскочил из дому с криком " Уйду от вас!", хотя и мысли такой не было, кричал со зла. Лёшка обычно возвращался, когда мать уже спала.


Потом Рыженький  будет просить прощения, ластиться к матери и говорить ей слова, от которых её гнев и злость пропадали, и только заливали  стыд и жалость и чувство вины:

- Мамулечка, ты у меня самая лучшая, добрая, золотая... прости меня, я приношу одни огорчения... Дала бы мне сама денег.... Я же все верну... В прошлом году на каникулах вон сколько заработал, всё отдал...  А ты  их  вернула... Ты только бате не говори, мамусик мой дорогой!


И мать плакала и приговаривала вместе с сыном:
           - Ты  отцу ничего.. он так устаёт, он столько работает…
Отцу ничего не говорили, боясь его расстроить, он тоже  бы  орал:
-  Я тут, как проклятый…   прошу тебя,  как человека,  смотри за сыном… Ну что тебе не хватает, сынок?   

Так и она тоже,  как проклятая, работает,  чтобы там,  в будущей жизни,  жить спокойно  на все эти денежки, которые зарабатывали,  отказывая во многом и  себе и сыну.


Лена решила открыть свой магазин, готовилась к серьёзному разговору с мужем, надеясь на его помощь и поддержку. Деньги были, слава Богу.   И не только в шкатулке. Она спала и видела их совместный семейный бизнес - СВОЙ магазинчик. И как теперь отцу скажешь про сына, что смотреть за ним надо не в два глаза, а в четыре. Он взрослый,  детской машинкой от него не откупишься.

-12–

                РОБИН ГУД РОБИН ГУД –
                ОГЛЯНИСЬ ОН ТУТ КАК ТУТ


Швед  бродил по  городку три часа, ему надоели  и снег и улицы. Он  подходил к дому, как  на одной из дорожек ему попался странный Колотилин Стас, Стасик,  по прозвищу Башка, пацан лет 13-14.

 Если откровенно, про таких раньше говорили «дурачок». Он учился в 5-ом классе  спецшколы  для детей с отставанием в умственном и психическим развитии. А  прозвище получил за огромную голову гидроцефала.
Башка  совершенно беззлобный и простодушный, наивный и какой-то лёгкий ребёнок  по развитию  не более 8-9 лет, но  первое, что бросалось в глаза,  он был удивительно красив лицом, ангельское личико  не отражало пороки  «недоразвития», если бы не его голова и речь.

Мать его, известная массажистка  Нонночка,  35 летняя женщина, маленькая,  худенькая, как девчонка угловатая.  Нонна Колотилина, здесь родилась и здесь же нашла некоего Костю Колотилина, водителя, и даже вышла  ненадолго за него замуж.  Костя потом исчез, мать умерла от рака.

 Нонночку жалели, помогли выучиться в медучилище, и она прилежная, как девочка-хорошистка, старалась и прослыла отличной медсестрой, выучила разные массажи и всем была нужна. Потом  она очень захотела  уехать с севера,  где  неудачно складывалась личная  жизнь. Но в далёком городе  Чебоксары, на родине родителей, никто её не ждал и даже жилья не было.  И сынок удерживал, здесь все знали «историю её  любви».

 Но вот в моде и силе вдруг стали массажи и капельницы,  и Нонночкино умение массажировать так, как никто в городке,  пригодилось.  А как  много  желающих в нынешние времена поправить здоровье  с помощью массажа, избавиться от жира и морщин.  Вот только времени на сына совсем не оставалось.  Нонночка   теперь  сеансы проводила и дома, Стасик  не мешал, он пропадал в школе или во дворе,  в общем как-то всё устаканилось, притёрлось, и   было своим, чего не замечаешь и оно не мешает.

  Муж из-за мальчика  ушёл. Они прожили  год или полтора.  Она ходила беременной, ждала ребёночка,   с которым можно поиграть, хотелось учить его умываться, есть, одеваться, играть. А потом вырастет помощник и защитник. Но надежды не оправдались.  Она знала,  ждать от сына нечего,  и оставалось только жалеть  и терпеть  его тупость, выходки, жадность в еде и к  сладостям.. И когда он её обнимал, гладил по голове и рукам,   что-то выпрашивал или просто ластился, чтобы она не ругалась, сердце    обливалось  слезами.  Какие  непонятные выверты природы – красивое, как писаное, лицо, и речь  тупицы.


Швед   заметил заплаканное  лицо  мальчишки. Башка быстротой  реакций  не отличался,   говорил очень медленно, малопонятно жевал слова.  Но пожаловался Шведу, что один пацан отобрал у него деньги, которые «мамка дала на хлеб и жвачку... нет,  на жвачку и на хлеб»,  и теперь он не знает, как эти деньги вернуть.

Швед быстро переключился со своих переживаний  на страдания  Башки.
- Стасик,  ты его знаешь?

Откровенно признаться, Шведу уже приходилось выбивать деньжата из тех, кто  попадался на таком гнусном   промысле - обижать мелкоту -  забирать у них деньги. После выколачиваний   долгов  и наведения порядка рекетёры»  навсегда оставались в руках Шведа. И при случае  тряс с них деньги, пугая тем, что всё расскажет родителям или Даниловой.

Пока это сходило ему с рук,  мелкий шантаж держался на  умной силе, которая побеждала  глупую силу и трусость.

Колотилин плакал, гнусаво мял слова, но Швед всё понял.


Некий Минёв, ученик восьмого класса,  занял или забрал силой у Башки 100 рублей, но долг не отдал,  как обещал. Деньги Минёву нужны были на диски, жвачки,  что-то по мелочи, которой набралось  многовато, а  тех, что давала в школу мать,  не хватало.

Минёв, малодушный и  трусливый мальчик,  выпрашивал их у матери, но сумма ей показалась подозрительно большой и она не слушала  сынка.
В  магазине  Минёв понял, где найти денег.  Стоя  в  очереди, он  незаметно вытащил у материи  из   кармана  кошелёк,  забрал деньги,  где-то около четырёхсот рублей. Конечно, мать хватилась,  охала, ахала, проклинала воришку,  сын тоже возмущался и обещал узнать, кто  пасётся по чужим карманам. Сам-то он пока    был вне подозрений. Долги он не собирался  отдавать, с Рыжим Лёхой  он ещё дел не имел и  жил-не тужил.

 Он не ожидал, что придурок, который  и трёх  слов связать  не мог,   какой-то Колотилин найдёт покровителя. 
И Швед со злостью, которая в  нём  клокотала ещё  от стычки с матерью,   решил найти этого подонка Минёва и, не оттягивая дела,  разобраться с ним.  И Швед со Стасиком, ещё не осушившим слёз,  пошли к Минёву домой.?
Минёв вышел, трусливо и робко сказал , что он  якобы  уже вернул деньги   этому придур....
- Как ты его назвал? - Прервал  нехорошим голосом  прищурившийся Швед. – А ну повтори,  как  ты его назвал? Какое ты имеешь право оскорблять больного
ребёнка?  За это ты отдашь не сто, а двести рублей,  - и Минёв задрожалстраха.
Швед  витиевато выматерился, чем ещё больше напугал Минёва,  и  угрожающе приказал  отдать то,  что украл у несчастного пацана.  У Минёва  с собой  оказалось немного -  45 рублей и поколебавшись ,  отдал их  Шведу.
- Бо’шкин, а ну напрягись,   этот  подонок  ограбил  тебя? - Спросил у Башки. Тот кивал, ревел,  размазывал сопли и Шведу   было противно от всего.
- Здесь 45 рубликов, за тобой осталось  ещё  ровно 155, подонок.
-Ты чё?   
-   А ни чё. Запомн, будешь обижать таких, пожалеешь...
- За что, я всего сто.. – заныл Минёв.
-Ты подонок,  посушай меня и запомни. -,  Перебил защитник  слабых. – Ты  видишь,  как этот  несчастный, больной пацанчик плачет?   Ему маманя дала 100 рублей и сказала,  сынок,  купи хлеба,  дома жрать нечего.  У него одна маманя  работает,  как вол, а у тебя,  подонок,  и мать и отец есть, а ты считаешь,  что  придурка можно   обижать?   А ты имеешь право  на это?  Пожалуй,   пора к твоим родикам  заглянуть и познакомить с твоим промыслом.


Весь разговор  был густо  перебиваем матерщиной, так что  не понять,  кто кого сейчас оскорблял.
- Да чё вы, отдам я тебе долг.
- Мне? А я при чём? Ты занял у этого  ребёнка и ему  вернёшь.  А забудешь, я твоей мамке напомню, как ты  поживиться решил за счет недоумка. 

Бо’шкин,  ты мне завтра напомнишь, отдал ли  он долг. А если в три дня не отдаст,  пойдут проценты... ты понял, подонок? Плюха для  подкрепления.

Минев сжался и только кивал, он испуганно слушал Шведа, который украшал мтюками   наставления, а плачущий   Колотилин  сопливо всхлипывал,  кивал  гидроцефальной головой, которая  в  лохматой шапке казалась  ещё больше.
- А не рассказать ли всё твоей мамане, Бошкин? А вот куда она пойдет?

- Да чё вы сразу.
 

  Минев пошел к себе, раздумывая над тем, как придется поработать  по карманам в школьной раздевалке. И мыслишки не мелькнуло что не прав Швед, не прав.


Но у  них уже были другие понятия о том, кто прав и насколько,  и у кого есть эти права, а кто их лишён.

Швед на прощание подержал Минёва за плечо и тот убедился крепости и силе руки и униженно обещал всё вернуть.

-Лох, подонок... Больных обижать... – Ворчал Швед  довольно.
Однако денег 45 руб  Колотилину он не дал. У него с собой было рублей 150
 
После нагоняя на  Минева ужасов,  они зашли в магазин,  и  Швец купил булку хлеба, жвачку, сигарет,  2-хлитровую бутылку  пива,  и тут  увидели  Заинькина.

- Что делаешь? - Спросил Швед,  открывая бутылку.
Заметив, что Башка, всё ещё всхлипывая и заливаясь  слезами,  жадно  смотрит  на пиво,   нашёл на замусоренном  столе  пластиковый стаканчик, великодушно  отлил со словами:

- «НТа, успокойся. Загонишь ты меня  в гроб кипарисовый своими проблемами.   Хватит с тебя, а то совсем соображать перестанешь. Ешь свой хлеб и жуй свою жвачку.

- Гуляю,  - сказал Заинькин-,    ломая хлеб,   подошли  Агашин с Карасем.
Они ещё  постояли и перебросились  фразами ни о чем ни о чем.

Башку   отправляли домой, но безуспешно,  он разревелся, сказал, что боится... Карась тоже почем-то плёлся рядом...
Знал бы Миша, во что всё выльется, он бы  пошел домой и в  2 часа ночи, и каждый  из них сделал бы это, сейчас  никто не хотел идти домой.


На улице было тихо и тепло, только снег валил густо  мокрыми мохнатыми снежинками,  парочки и группы  не спеша  прохаживались,  и смех сопрождал  гуляющих людей.

Щвец вспомнил про одного знакомого пацана, у которого мать лежала в больнице, а отец работал где-то охранником ночью.  У него есть классные записи, он обещал переписать. Пошли послушаем.
Не думая ни о  времени, ни о том,  что скажут пацану, который,  по уверению Лёхи,  в такую рань не ложится,  толкаясь и хохоча,  поплелись к другу, который не спит. 

Швед рассказывал про какой-то фильм, и  все хором смеялись, если Лёха смеялся.


****************