«Корабль на горе»
Корабль живёт с ним физически, имеет знаковый смысл и содержание. Возможно, это символ его обособленности: корабль и вода вокруг. Или независимости от земного тяготения.
«Корабль на горе», написанный задолго до войны об Армении начала 20-ых, у нас он вышел, изуродованный цензурой. Я читала его в переводе Ашота Сагратяна, с бостонского издания Задачей всякой работы в СССР являлась обязанность пока¬зать, доказать неопровержимость правды революции, истори¬ческую её справедливость. Но Зарян так и оставил книгу в виде диспута о СВОЕЙ нации и о своём роде. Если кто стал читателем (а это «Друж¬ба народов» в те годы!), любой национальности на терри¬тории Союза, понимал, что речь идёт о них самих тоже.
Как хотелось бы спросить у него самого: принял перевод? Устал искать и надеяться? Но он рассказывает, отвечает…
Вот что говорит он сам:
«Эта книга — не исторический роман в обычном смысле слова, а повествование о духовных исканиях нескольких человек, которым суждено было жить в один из решающих периодов на¬циональной жизни армян. Действующие лица почти вымыш¬лены, но ведь известно, что воображение художника часто более реально, чем сама действительность. Итак, не книга чтения по истории, а художественное полотно, исследование человеческой души.
И, тем не менее, автору невозможно было совсем игно¬ри¬ровать историческую истину. В условиях зарубежной жизни, вдали от родной страны и непосредственных участников собы¬тий, их очевидцев, трудно было воссоздать истинную картину всего происходившего, и невольно в мою книгу вкрались отдель¬ные неточности, которые я постарался исправить в связи с новым изданием романа.
Основываясь на сохранившихся в Армении документах, я пришел к выводу, что, в частности, Сардарапатское сражение бы¬ло эпизодом подлинно народной борьбы против захватчиков, ор¬ганизованной не стараниями одной партии хмбапетов-дашнаков, а монолитными и героическими усилиями всего народа. Убе¬дился также в том, что в своем произведении я неверно трактовал значение рабоче-крестьянского Майского восстания и ряд других событий, сыгравших решающую роль в жизни Армении.
В свое время известный итальянский романист Алессандро Мандзони, отправляясь во Флоренцию, сказал, что прибыл в эту колыбель итальянской культуры промыть, прополоскать в водах реки Арно отдельные места своего романа «I promessi sposi» («Обрученные»). На берегах Раздана, на земле отцов, где все так пре¬красно возрождается, где армянская песня звучит сильно и пле¬нительно и армянский народ складывает свои усилия с уси¬лиями других народов, творя невиданную в истории новую жизнь,— я также прополоскал некоторые места своего романа».
Кэп купил корабль в Батуми, остальное – путь Ара Эряна в Армению. У него цель – доставить на озеро Севан корабль, кото¬рый он через нескончаемые мытарства доставил по суше из Ба¬тума в Эривань. С кораблём, посуху, по горам… В маловодной Армении есть огромное озеро, с одного берега на другой мог бы ходить корабль и наладить сообщение. Дорог-то нет по берегу… Да если бы и были – водный путь сократит во много раз. Но самое глав¬ное, конечно, сообщение.
Нельзя сказать, что на Севане тогда не было никакого судо¬ходства. И ведал этим, кстати, замечательный «хозяин» Севана – Ерванд Гаспарян. Зарян не с пустого места придумал свой «Ко¬рабль». Даже допускаю, что историю эту знал и славный капитан, который по суше на 12-и волах тащил первый корабль к Севану и послужил прототипом. «Чтобы продолжить реализацию своих планов, капитан в 1929 г. поехал в Астрахань, где получил ко¬рабли «Татьяна» и «Аида». По озеру стали плавать быстроходные моторные лодки и грузовые судна: «Комсомолец», «Коммунист», «Микоян». На счету Гаспаряна много славных дел, и на склоне холма Севанского полуострова, чуть ни¬же действующей церкви Св. Апостола, священном месте рядом с духовными отцами, есть одинокое надгробие, на котором высечено: «Капитан Ерванд Гаспарян, 1872 – 1946». А может, За¬рян знал о судьбе «Гехануш»? В Ереване где-то стояло судно «Гехануш», которое было перевезено из Петербурга в годы Первой мировой войны для переброски на озеро Урмия, но по стечению обстоятельств не дошло до места.
По пути Эрян встречает много людей разных, и по социальному статусу, и по идеологии, кто-то мешает, кто-то обманывает, но Эрян не падает духом. И тащит корабль в гору, с горы – к озеру. Правда, он пока застрял на очередном утёсе, безответственные селяне в очередной раз волов не дали, подвели. И не зря в Ливане «Корабль» вышел под названием «Воткнувшийся в песок» (Бейрут, 1964). Роман этот глубоко символичен, иначе и быть не могло, ибо философы, если и пишут роман, то именно такой: наполненный символикой, обобщениями, афоризмами и скрытыми смыслами. Потому и считается Зарян символистом.
Корабль в гору – это долгий, тернистый путь Армении из древней цивилизации в новую, но, как всегда, полную врагов и неудобств, лжецов и быков. И вот так, в стране без воды, или нет, кусочек воды в виде пресного озера всё же есть – замер на скале корабль. Вода рядом, остаётся мечтать.
И что такое корабль на горе, как не Ноев ковчег на склоне Арарата? Это идея, символ мечты армянского народа, что сразу бросается в глаза при прочтении.
Исследователи творчества Заряна справедливо характери¬зуют «Корабль на горе» как роман-диспут. Диспут об исто¬ри¬ческих судьбах Армении, ее перспективах. В романе, как и в жиз¬ни, сталкиваются различные и зачастую диаметрально противо¬по¬ложные взгляды на развитие нации, идет жаркий и мучи¬тель¬ный спор о национальном духе и достоинстве, о жгучих проб¬ле¬мах существования и становления народа, страны. Сложны и сами искания главного героя, включая личную жизнь.
Один из таких диспутов:
– Подогреваемые турецкими агрессорами, темные слои мусульманского населения в районах Беюк Веди, Шарура и Нахичевана напали на наши войска и продвигаются к Зангезуру.
– Турецкие военачальники давно готовили эту операцию
– Спешат. Хотят поставить мирную конференцию в Париже перед фактом.
– Наш народ никогда не отступал от этого солнечного начала. Прежде всего, не забывайте, что Зороастр родился в одной из армянских провинций, в Карабахе, и мы, вместе с парфянами и персами, веками его почитали.
И христианство мы восприняли по-своему. Для нашего народа Иисус – солнце. Иисус – это воскресший Ара. Свет, огонь. Наш крестьянин хранит в своем очаге негасимый огонь, клянется солнцем, почитает свет и молится лицом на восток...
– Правители Турции разрушают великолепные памятники архитектуры в наших провинциях, чтобы от армян и следов не осталось.
– Основные исторические типы армян сохранились,– про¬должал Султанян. – Крупными штрихами можно приблизительно определить их. Прежде всего фракийский тип. Фракийские ар¬мяне прошли всю Малую Азию всесокрушающей бурей. Лучники, каменотесы, канатоходцы, бе¬гу-ны. Бойцы, завоеватели. Их боги были хмельными, питавшимися кровью богами. Фракийцы почитали героев, огонь, солнце, горы.
– Их следы и сегодня можно увидеть в Тикоре, Багаране. Поистине сдвигали с места скалы... циклопический труд, – до¬бавил Перонян.– Смотришь, и голова идет кругом...
– Да. Но есть и другие... Это, говоря по сути, писари, бух¬галтеры, торговцы, путешественники, иногда художники, гра¬мотеи. Они занимались обменом товара, заимствовали ценности у других, хранили и украшали капища, храмы/
– Отличные дипломаты...
– Богатые, миролюбивые. Лишенные, однако, полета, ли¬шен¬ные жертвенности. Без героев. Без смелости. Боящиеся божеств коленопреклоненные молельщики. Раболепные и хитрые. Ков¬ровая пыль...
– Беда в том, что, когда страна оказалась в опасности, они удрали, разбежались по всему свету...
– И чужеземцы по ним судили о нашем народе...
– Да, пойди разъясни чужеземцам, что это только часть армян, что труженики наши всегда оставались на своих землях, в своих горах, боролись, созидали, отстаивали себя.
И вот только в 1969 году «Корабль» был переведен на русский язык, при жизни маэстро, для широкого читателя. Конечно, переводчик проделал очень сложную работу, ведь Костан прекрасно владел русским языком.
Ашот Сагратян:
«С Костаном Заряном меня познакомил случай. Он был од¬ним из образованнейших эмигрантов первой послереволю¬цион¬ной волны, знал пять языков.
Зарян написал роман «Корабль на горе», который был издан на армянском в США в 1943 году тиражом в пятьдесят экземп¬ля¬ров на очень дорогой бумаге «верже». Я перевел роман на русский с американского издания 1943 года, но наши редакторы с крас¬ным флагом в руках уже издали его на армянском с купюрами и изменениями, а потом сказали, что точно так же и я должен пе¬ревести. Я поступил по совести.
Зарян любил красное вино и обожал морепродукты, он на¬зывал их «фруктами моря». Он жил в Италии, Испании, Америке. Был знаком с Адой Негри, Мигелем Унамуно, Мачадо, Лоркой, общался со всей европейской художественной элитой. Дружил со Скоттом Фитцджеральдом, говорил ему: «Я вам завидую, у вас есть родина, а я – перекати-поле».
Его жена, американка Брук-За¬рян умерла от рака, когда он уже переехал в СССР, но его даже на похороны не пустили. Его сыну, Армену Заряну, одному из луч¬ших архитекторов Италии, которого он перетащил сюда, не да¬вали работать в Ереване. Наконец, позволили спроектировать дом на углу улицы Маркса и проспекта Ленина, а потом из зависти обозвали это здание «брак по-итальянски». По проекту Армена каж¬дая квартира в доме была, как коттедж – полностью изо¬лирована от другой, включая балкон. Армен рекомендовал меня своему отцу, и я перевел для него «Невесту Татрагома». Перевела эту вещь и жена Геворга Эмина, который пробил к изданию её перевод.
Костан Зарян писал удивительные стихи. Они напоминали изяществом своим графические зарисовки в духе художника Бердсли. Например, «Ты пришла и ножницами своих ресниц вы¬чикнула из меня что-то. Что – скажи мне». Книгу свою «Корабль на горе» в моём переводе он успел получить незадолго до смерти, очень обрадовался выходу её и прислал мне экземпляр с дарст¬венной надписью.
Костан Зарян преподавал зарубежную литера¬туру в Ереванском университете. Он всегда был при «бабочке», и за ним, как за диковинным зверем, ходил весь Ереванский уни¬верситет 1921 года, подшучивая над его «панталонами», потому что он своими узкими брюками эпатировал публику. Он спра¬шивал меня: «Я был на чужбине и чувствовал убийственное оди¬ночество. Вы мне можете объяснить: почему сейчас, на родине, я еще более одинок?». Несколько раз он мне задавал этот вопрос.
Однажды мы с ним сидели в кафе на углу улицы Абовяна и проспекта Саят-Новы, пили красное вино, которое он любил. «Костан Христофорович, вы в третий раз задаете мне один и тот же вопрос».
– Потому что надеюсь услышать ответ». – «Вряд ли он вам понравится».
– А вы говорите, я человек мужественный.
– Костан Христофорович, вы опоздали на свой поезд на 50 лет. Вы бы видели его лицо. Он блеснул стеклом песне и сказал:
– Это очень подлый ответ, но вы правы».
К нему обращались – «Маэстро!». Седа Ананян, редак¬ционная помощница, в своих воспоминаниях нередко отмечает, как он был одинок, и что вокруг него царило безразличие. По сло¬вам Седы, к нему никто не приходил, кроме блестящего и невероятного собеседника Левона Нерсесяна. «Впрочем, не каждый мог быть достойным собеседником Заряна. Он был другим» – пишет она.
Впрочем, Левон почему-то считался неблагонадёжным.
Жена, Фрэнсис, ушла от лейкемии. Его не выпустили на похороны, и он
был потрясён этим. Фрэнсис Брукс, дочь знаменитого в Америке
банкира, у которого после пожара и землетрясения в 1906г в Сан-
Франциско сгорели все документы акционеров, и он всем выплатил
соответствующие суммы, заявив, что держит своё слово. Фрэнсис
выставлялась во многих музеях США и Европы, её работы находятся в
постоянной экспозиции Национального центра Стейнбека.
Ряд работ также находится в Художественном музее Монтерея и
Калифорнийском музее Окленда. Она заболела в год отъезда мужа и
напрасно ждала его два года, не выпустили…
Впрочем, город наш маленький, друг друга знаем, особенно, ровесники. Поэт Генрик Эдоян даже удивился, когда услышал от меня, что к Заряну «не ходили». Ответ был великолепен:
– Так это государственные поэты не ходили, а мы, молодые поэты, с ним часто встречались!
– Армения не страна. Это психология, – считал Костан Зарян.
«Я никогда не слышала, чтобы западноармянский армянин хорошо и с хорошим произношением говорил по-русски». По сви¬детельству Седы Ананян, он разговаривал на русском языке дворянского класса и удивлял всех своим выговором.
Будучи в Италии, на протяжении всего своего пребывания в Риме Костан встречался со своей первой женой Тагуи. Она была его лучшим литературным советником, и Костану всегда хотелось услышать его мнение. Тагуи перевела «Корабль на горе» на ита¬льянский язык.
И первая, и вторая жены Костана Заряна – Тагуи и Фрэнсис, играли важную роль в жизни великого мыслителя и писателя, всегда поддерживали мужа, который постоянно был в разъездах и полон планов. Тагуи старательно и бережно оформляла пере¬писку мужа, важные документы и оригиналы его литературных произведений, написала «Мемуары», где описывает Костана и его головокружительные начинания в каждой стране, где побывал. Правнучки уже три года переводят эти «Мемуары» на армянский.
Немецкая невестка Костана Заряна тоже переехала с мужем, Арменом Заряном, в Ереван. Во время Второй мировой войны она была медсестрой и регулярно заботилась о здоровье и всех хо¬зяйственных нуждах известного отца своего мужа.
Сын Заряна, Армен, известный архитектор, жил неподалёку и каждый день навещал отца, спрашивал, что ему нужно.
Элегантность Костан соблюдал и дома. Однажды он сказал, что хотел бы приобрести новый костюм, но в Ереване трудно достать что-то достойное.
Сын удивленно поднял брови, молча подошёл к платяным шкафам, открыл их и насчитал 27 костюмов.
– Ну и что? – не сдавался Костан. – Хочется перемен!
Страсть к переменам чертила ему немыслимые маршруты по всей Европе, Передней Азии и через океаны…
А на родине его не издавали и даже не думали издавать. За¬малчивали. Впрочем, в те годы не только его замалчивали. И «слишком патриотичные» стихи Ованеса Шираза (который, кста¬ти, очень высоко оценивал прозу Заряна), тоже не печатали, и Севака не всё печаталось. Один из издателей в Бейруте обещал опубликовать все произведения Заряна, но почему-то после смерти. Авторы же, как правило, любят прижизненные издания.
В Доме писателей организовали встречу с Костаном. Из руководителей никто не пришёл. Секретарём правления несколь¬ко сезонов (после Аветика Исаакяна) был Эдвард Топчян. Гла¬в¬ным редактором «Гракан терта» был Ваагн Давтян, отличный поэт. Секретарём ЦК – Заробян, вторым секретарём – Ованнес Багдасарян. Но и из известных в Армении писателей почти НИКОГО не было. (пытаюсь перечислять тех, кто уже был в поезде, на который опоздал Зарян).
А после смерти признанного в Европе выдающегося писа¬теля, гроб почему-то стоял не в Союзе писателей, а в Доме работ¬ников искусств. Все, в основном, писатели, спрашивали друг у друга, кто так решил, по всей видимости, это была важная деталь… И эта деталь обтачивалась где-то наверху со странными замыслами. Пом¬нится, Левона Нерсесяна, великолепного лектора Госуниверситета, пожалуй, единственного друга Заряна в Ереване, тоже хоронили не там, где он работал много лет. Левон Нерсесян был ярчайшим лектором, на его лекции стекались студенты со всех вузов Еревана, и я тоже часто бегала в их корпус слушать его артистичную речь. Преподавал он зару¬бежную литературу и Римское право. Но после его смерти не разрешили поставить гроб в университете, и хоронили его почему-то из Дома писателей. Вот такие фортели с местом в загробной жизни… Почётный караул был, венки, скорбные лица – были. Но Зарян заслужил большего, гораздо большего почёта… например, в школьных учебниках…
Сильва Капутикян сравнила его «с горой, высоту которой можно увидеть только на расстоянии». И на какое же расстояние мы должны отойти от горы? Длиной в полвека? Век?
В разговоре со знакомыми филологами, почему Костана не изучают как следует ни в школе, ни потом, я услышала в ответ: «ОН слишком велик, он слишком сложный. Да и специалистов по нему нет среди учителей…» Впрочем, говорят, и Нарекаци изъяли из программы. Тоже нет специалистов- преподавателей… Это зна¬чит, в университетах не учат? Так введите! Ведь стали публи¬ковать его, Сергей Хачикоглян (издательство «Хаченц») взялся и сделал. 15 томов уже вышло. Но поздно, слишком поздно нашёл Костан Зарян своего читателя в Армении.
Довольно точную характеристику направления творчества писателя дал руководитель издательства «Саркис Хаченц» Сергей Хачикоглян:
«Лично для меня и для нашего издательства Костан Зарян иг¬рает роль манифеста. Недавно я беседовал с представителями фон¬да, который согласился спонсировать издание собрания со¬чинений Костана Заряна. Сейчас ведутся переговоры с внуками писателя. У нас два условия: дать нам возможность поработать с архивом и передать право издания. Мы стали издавать Заряна, когда еще был жив его сын, архитектор Армен Зарян. Он вырос в Италии, был настоящим европейцем, и ему казалось, что все вокруг – сотрудники КГБ. Собственно говоря, так оно и было, когда он приехал.
Сын не верил, что кто-то может всерьез заинтересоваться Костаном Заряном. Но потом мы с ним подружились, вместе под¬готовили первый том. К сожалению, Армен скончался, не дож¬давшись выхода книги в свет. Мы издали уже несколько отдель¬ных книг Заряна и теперь готовы творчески и научно осилить собрание сочинений.
Это сложная задача, ведь Зарян по интеллекту был равен своему кругу общения – с ведущими европейскими мыслителями и интеллектуалами. Иногда в романах у него встречается тот или иной персонаж, за которым стоит точное знание. Но пишет он не как ученый, и бедному комментатору приходится изучать со¬ответст¬вующий научный материал. Язык Заряна совершенно нека¬нонический – он может пользоваться как западно-, так и восточноармянской лексикой.
Иногда он создает невероятные слова, иногда из небытия вытаскивает такие, что их не сразу вспоминают даже знатоки. Не забудем, что армянскому он учился у мхитаристов.
Зарян – человек-манифест, он сформулировал свой принцип «араратского человека», противопоставляя его «тибетскому человеку» и европейскому «фаустовскому человеку». У него это мета¬физический принцип – тип цивилизации, тип цивили¬зо¬ванного человека. Как нечто третье – не Восток и не Запад. Кста¬ти, Зарян не одинок в этой культурологической попытке, я слы¬шал такую троичность и в несколько другой версии: восточная, западная и месопотамская цивилизации.
Как у нас обычно происходит – если ты склонен к евро¬пейской культуре, ты отказываешься от своего армянства, как от чего-то второстепенного, вторичного. Или же наоборот – любя¬щий свою Родину и свой язык патриот, как правило, гораздо хуже знает мировую культуру и представляет собой локальную цен¬ность тут, для своих. В новые времена армянину редко дово¬дилось общаться с богами, читать звездное небо. По-моему, наиболее яркий феномен в этом смысле – Костан Зарян. Он со¬прягал оба начала – европейское и армянское – не в ущерб ни одному из них. Это то, что мы утратили на протяжении веков. ;
Сейчас мы напечатали замечательный роман Заряна «Странник и его путь», который в свое время выходил по частям в бостон¬ском журнале «hАйреник». На журнальном экземпляре автор сделал подзаголовок «;;;;;;;;;;», что приблизительно можно перевести как «всероман», «панорамный роман». Это и философ¬ский трактат, и историческое исследование, и репортаж, и сатира, и фантасмагория, и бытовые разговоры, и путевые заметки.
Самые разные жанры очень органически сочетаются друг с другом. Ты видишь маленький городишко Ереван в 1920-е годы… Автор своими мыслями уходит в древность и одновременно говорит о сегодняшнем дне, о большевиках, видит перспективы Армении и всего мира. Это действительно какой-то микрокосм, который вбирает в себя историю, литературу, самосознание не толь¬ко армянского народа, но всего человечества. В Армении роман никогда не выходил, печатался только по частям в Бостоне и отдельной книгой в Бейруте, со множеством ошибок и опеча¬ток. На журнальном варианте Зарян заново кое-что исправлял, редактировал, и в нашем издании это всё учтено.
С филологической и текстологической точки зрения это первое достойное издание романа. Безусловно, мы издадим и «Корабль на горе», и «Рабкооп и кости мамонта», и другие его прозаические произведения. Отдельным томом под названием «Наватомар» мы выпустили его эссе и статьи, но будем издавать их в большем объеме в собрании сочинений. Издадим его днев¬ники, письма, малую прозу, пьесу. Весь архив мы, конечно, не будем издавать – у него есть обширная переписка с французскими и итальянскими друзьями, например, он был очень близок с итальянскими футуристами. Полноценная обработка архива – ра¬бота не для одного человека. Нашим пятнадцатитомником Костан Зарян, конечно, не будет исчерпан, это будет издание избран¬ного.
Часть писем Костана Заряна его сын Армен Зарян передал в дар Музею литературы и искусства. Большой архив хранился у него в нескольких сундуках, он иногда нам просто показывал тот или иной документ. Например, дневник писателя, написанный на французском языке. Или дневник, написанный в камере для смертников – он когда-то сошёлся с большевиками, и чуть не угодил на виселицу.
Наследники поступают сейчас очень благородно – понимая, что средства спонсоров собрания сочинений ограничены, они никаких денежных вознаграждений для себя не требуют. Они только хотят, чтобы все было издано на должном текстоло¬ги¬ческом уровне.
Пока издательство живо, оно будет всегда обращаться к Заряну – это я завещаю и своим потомкам. Потому что мышление Заряна – вектор, который укажет нам пути и в XXI, и в после¬дующие века. Он не просто гордится прошлым и получает про¬центы с прошлого капитала, он дает нам цивилизационную про¬грамму на будущее. Именно в этом смысле он для меня – краеу¬гольный автор».
Спустя годы после смерти писателя, когда в Армении все перемешалось: война, землетрясение, наследники начинают ис¬кать безопасное место для хранения его огромного архива. Они решают разделиться; одна часть вывозится в Италию, другая в Канаду, а третья передается близким родственникам в Армении
Спустя более 20 лет потомки Костана Заряна собрали его архив в Матенадаране, в тех же сундуках и чемоданах, которые писатель купил, чтобы привезти в Армению свои уникальные и изданные произведения.
«Сейчас в Матенадаране находится 95 процентов архива Костана Заряна: письма, фотографии, сочинения, всё является собственностью армянского народа. Нам удалось сохранить его от потери, мы кое-что изучили, представили для публикации, те¬перь пусть весь материал остается в Армении», – говорит внук писателя Ара Зарян.
Прежде чем архив станет доступным для исследователей, все материалы сначала обеспыливают и дезинфицируют в реста¬в¬рационном отделе Матенадарана. поскольку их исчисляют тыся¬чами, процесс «исцеления» занимает много времени.
Параллельно с этим, издательская программа «Саргис Хаченц-Принтинфо» при усердии заряноведа Ерванда Тер-Хачатряна осуществляет важную инициативу по публикации уникальных и печатных про¬из¬ведений Костана Заряна.
В Ереване друг за другом выходят «Спания» (1998), «Наватомар» (1999), «К Арарату» (2001), «США» (2002). Ара Зарян с радостью отмечает, что Костан Зарян стал востребованным автором. Он и сам читает, кладет бумажки между страницами и время от времени возвращается к ним.
Часть 1 http://proza.ru/2025/07/14/1277
Часть 2 http://proza.ru/2025/07/14/421
Часть 3 http://proza.ru/2025/07/14/428
Часть 4 http://proza.ru/2025/07/14/437
Часть 5 http://proza.ru/2025/07/14/445
Часть 6 http://proza.ru/2025/07/14/458
Часть 7 http://proza.ru/2025/07/14/461