Армянские литераторы о Костане Заряне
Но прежде – слова великого Валерия Брюсова: «надо его считать армянским поэтом!».
– Я только что узнал, что Валерий Брюсов заметил мои стихи и в книге «Стихи Армении» рекомендовал считать меня армянским поэтом. Безусловно, я армянский поэт…
Сильва Капутикян
Роман «Корабль на горе» – одна из неизгладимых летописей, со¬зданных месропскими буквами, светлый спектр стихий, со¬став¬ляю¬щих душу армянского народа, выраженный в словах и словах. Ав¬тор как бы разделил свою многогранную природу на существую¬щие деления, и как в древнегреческих семинариях истина раскры¬вается через диалоги между учителем и его учениками, так и место Армении и ее народа рассматривается, всесторонне исследуется и характеризуется речь и рассуждения действующих лиц здесь и его роль в цепочке других рас и наро¬дов, на многоцветной карте раз¬лич¬ных ментальных структур.
Геворг Эмин:
И все же бог, в которого он верил и поклонялся, был един, его на¬род и страна, ради которой он жил и творил и в чье лоно возвра¬щался заслуженным и увенчанным, стряхивая с ног своих прах всех дорог мира... Костан Зарян не из тех великих, чье величие остается неизменным или уменьшается, а из тех, чье величие растет со вре¬менем.
Ваагн Давтян:
Зарян – поэт сильных и неуравновешенных элементов. Одной из лучших черт его таланта является образное и великолепное мыш¬ление, удивительно свежее, выразительное и всегда имею¬щее тен¬денцию к монументальности. Его поэтическая мысль и образ почти всегда носят романтический оттенок, они изящны, в абс¬трактном, в конкретном и в конкретном, нежные и прозрач¬ные. Заряновская интерпретация психологических осложнений ясна, глубока и убедительна.
Ашот Сагратян
Костану Заряну не хватило мужества умереть на чужбине.
Я без промедления засел бы за сагу в двух томах – «ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ КОСТАНА» Тогда и ему нашлось бы место в ереванском Пантеоне, и молились бы на него…
Степан Аладжаджян
Он смотрел на мир в своем глухом страдании, на мир, где были потеряны боги и страны, но он не впадал в отчаяние, а всегда искал новые памятники, новые памятники культуры, которые должны поднять человечество и, особенно, армян Диаспоры, чтобы пре¬достеречь от опасности вырождения и на¬помнить ему о духовном и интеллектуальном духе его родины, вооружить богатством.
Степан Куртикян
Костан Зарян, любуясь природой Армянского нагорья, изобра¬жает ее в волшебных красках. Он видит и слышит уди¬вительные формы и звуки природы... он видит армянские ре¬лигиозные памят¬ники... он воспевает наши снеги, заснеженные горы, долины Хохор, Джякакоп и Анддахор... Костан Зарян – поэт мощного вообра¬жения, больших страстей и мудрости.
Эдвард Милитонян
Что заставило Костана Заряна сказать: «Армяне выживают, по¬жирая друг друга»?
Это перекликается с известным высказыванием Дж. Байрона о том, что «лучшие качества армян – прирожденные, а плохие переняты от соседей».
Костан Зарян – уже любимый многими автор: «За последние 5-6 лет были переизданы многие книги Костана Заряна, на¬верно, он один из наиболее издаваемых армянских класси¬ков. Планируется переиздание его произведений и в этом году. В частности, будет переиздан «Корабль на горе». Будут переводы и на другие языки. Костан Зарян ждет своего читателя, наши читатели должны узнать нашего писателя мирового масштаба»,
Петрос Демирчян, литературовед
Костан Зарян один из тех классиков, которые являлись носи¬телями стандартов и подсказывают стиль и сегодня. «Костан Зарян, как автор, стандартизует стиль своим национальным со¬держанием. Он диктует шаги, которые наш народ должен пройти сегодня и завтра».
Поэт Генрик Эдоян засвидетельствовал, что удачей своей жизни считает близость с Костаном Заряном. «Мы много раз встречались, он был кладезью знаний, всесторонне развитой личностью. Есть авторы, о которых хранили молчание, но мы их знали. Те, кто знали его, многому у него научились», – сказал Генрик Эдоян.
И вот тут я не могу не отметить словами благодарности заря¬но¬веда, реставратора заряновского наследия. Большой труд Ерванда Тер-Хачатряна невозможно ни оценить, ни перео¬це¬нить. 15 томов, не перепечатки, не переиздания, а скру¬пулёз¬ного воссоздания авторского текста, работы над архивами Заряна. Благодаря его усердию и стараниям мы имеем столько томов писателя, имеем возможность припасть к морю его интеллекта.
Мифы
Почему-то считается, что у Костана Заряна здесь было мало друзей, однако, получается, что были, общались, встречались с мастером, с любопытством слушали, почти чувствовали мощь его интеллекта, насколько возможно – масштаб мысли. Но скрывал ли он свою неприязнь к Советской власти, обсуждал ли с ними косяки в политике в области искусства, и, упаси боже, вовне?
1963 год. Ещё жив де Голль, мешая Англии войти в ЕС, гос¬поди, даже Черчилль ещё жив, Фидель в зените, а в 65-ом Шарль де Голль выигрывает у Франсуа Миттерана во втором туре. С кем же обсуждает мэтр из Европы европейские надземные толч¬ки, с кем старается больше уводить в сторону, чем высказаться? Или это не в его правилах и привычках?
Однако среди некоторых, даже не прочитавших ни строчки из него, встречается ничем не обоснованное мнение, что Зарян был конфликтен и потому на родине не был признан. Возмож¬но, когда сразу по приезде устроили «подарок» – так издали видоизмененный «Корабль», что возник скандал с не готовым для этого Костаном – лоб в лоб встретившегося с бездушной со¬ветской цензурой, скандал перекинулся в литературную Европу, создав ещё один повод разгореться холодной войне.
В «Наватомаре» Зарян пишет: Книга вышла в 1964-ом, но хочу, чтобы все знали: во лжи, во вражде и под угрозами. Враж¬да сегод¬няшних писателей – явная.
Кто слышал о таком прежде? Такого ещё не было! Какой пи¬сатель в СССР до него – и после возмутился от того, что его книгу цензоры подредактировали? Очень конфликтный чело¬век! Мог бы у себя там в Америках издать лишний раз! Здесь вам не тут! Но зато, как и любой конфликт, он родил и установил, кто «за», кто «про¬тив». Самое главное, стало известно, на чью сто¬рону стано¬виться. Вот и вся разгадка отечественного пи¬са¬тельского госте¬приимства… Плюс самая обыкновенная, вез¬десущая госпожа «За¬висть vulgaris». Не забыть про страх, трусость. Но это как раз вряд ли можно осуждать…
Ещё один миф – будто к нему никто не приходил, кроме Левона Нерсисяна и сына Армена. Вспом¬ним Маро Мар¬га¬рян, Аль¬-берта Костаняна (написавшего предисловие ко второму изданию «Корабля» в 1985-ом году), Ерванда Кочара, Минаса, Арто Чак¬маджяна, Вилена Матевосяна… Люди, обладавшие неиссякае¬мым запасом знаний и с любовью слушавшие серьезные и содержа¬тельные советы Костана Заряна.
– 1 мая – национальный праздник. Неожиданно в гости пришли Сильва Капутикян, Серо Ханзадян, Грач Оганесян, Сарьян, принесли с собой шампанское и вино. Во всем плохом появилось немного света.
Зарян написал о Сарьяне две большие статьи, где есть и кри¬тика. Но Сарьяну они понравились, оценил. И в 90 лет он пешком дошёл до его дома, поднялся на шестой этаж, и само¬лично вручил в дар автопортрет.
Невестка Костана Заряна регулярно заботилась о его здоровье, а сын Армен жил неподалёку и каждый день навещал отца, спрашивал, что ему нужно. Четверо внуков регулярно приходили к нему, что-нибудь принести.
«Когда мне было 7 лет, мой отец решил последовать примеру моего деда Костана Заряна и приехать в Ереван. Он взял всех своих четверых детей и поехал. Мы не знали ни одной буквы армянского языка, – рассказывает внук Ара Зарян.
– Про дедушку, конечно, не как внук, но как армянин, я могу сказать, что он великан. Он создал огромную литературу и оставил великое литературное наследие. Уехав в Армению в третий раз, он сказал: «Я знаю, что мне надо угаснуть там». Он не видел опубликованных своих книг или видел их искаженными. Это ужасное явление. Помню, мы жили на разных этажах одного дома. Одна из моих обязанностей заклю¬чалась в том, чтобы понести дедушке обед и принести маме постирать грязную одежду. Это был человек, пользующийся боль¬шой репутацией. Когда смотрели на него, он был похож на короля, с которым следует быть осторожным, уважительным, добрым... Когда он шел в шляпе и с тростью по улице Абовян, все обо¬рачивались... Это был ереванский феномен.
Человек самодостаточный, разборчивый, другой, весьма заня¬тый литературным трудом, их судьбой… Если и чувствовал одиночество (а он должен был чувствовать), то болезнь, лечение и смерть супруги за границей, а затем беспрецедентный запрет на выезд на похороны, конечно, в этом возрасте занимали перво¬степенное место.
– Абсолютное одиночество. Материальные интересы, мелко-буржуазный менталитет, безвкусная, деревенская армян¬ская еда... Всё это душит, убивает меня и я не знаю, куда бежать. Франсис умер¬ла, и всё завяло, побледнело и стремится к смерти. Жена скон¬чалась в 1964-ом, вдали от мужа, которого и не думали выпускать на похороны. Нетрудно представить его страдания…
– Удивительно то, что я почти в подробностях предвидел то, что происходит со мной сегодня, еще когда были только разговоры о приезде сюда.
Армен Зарян: «Отец за несколько дней до своей смерти сказал: «Армен, не теряй терпения, придет и моё время...». Между прочим, Тигран Мансурян предвидел то же самое: «Сейчас не его время, не время его ценностей. Но оно придёт…».
Прошли десятилетия, и почти всё литературное наследие вели¬кого писателя было посмертно опубликовано в Армении, как он желал. Благодаря Армену, достойно исполнившего свой сыновний долг, трудам издателя Сергея Хачикогляна и ли¬тера¬туроведа Ерванда Тер-Хачатряна издано уже 15 томов.
И немного о Ширване
Костан Зарян: «Я родился в городе Шемахи. Вы слышали? В садах росли великолепные и мясистые цветы и часто бывали страшные землетрясения».
Костан Зарян родился 8 февраля 1885 года в Шемахе (Елис¬аветполь¬ская губерния), в семье генерала царской армии Ха¬ча¬ту¬ра Егиа¬зарянца. Да-да, 8 февраля. Почему-то везде указывают 2 фев¬раля, но это ошибка, потомки исправляют: Нет, 8-го!
Шемаха, цветущий край, где он родился в многодетной гене¬ральской семье. Везде читаю: Ширванзаде, Ованес Абелян и Костан Зарян были сыновьями трёх сестёр.
Не совсем так!
Он сам пишет: «Ширван – двоюродный брат моей матери». То есть, приходится ему ;;;;!
Действительно, девушку хоть из Багдада приведи в дом, а сын её на ;;;; (брата матери) будет похож!
С самого детства он дома слышал: Ширван, Ширван…
«Впервые о Ширване я услышал от матери, с малых лет. С ним они были двоюродные – сын маминой тёти. И из её уст постоянно слышал: Ширван сказал, Ширван написал… И в детском воо¬ображении это имя звучало таинственно, обладало недоступной притягательностью и обаянием. «И, когда однаж¬ды, на пути за гра¬ницу, мне издали показали его в Тифлисе, затем за руку отвели к нему, его начавшие седеть волосы, вы¬разительные голубые глаза, весь его шарм и обаяние лишь ут¬вер¬дили то впечатление, которое составилось о нём с детских лет. И теперь, когда я думаю о тех первых детских впечат¬ле¬ниях, моя любовь к литературе, которая у меня была со столь раннего возраста, имеет некоторую и, может быть, решающую связь с этими воспоминаниями» – скажет Зарян в своих воспо¬минаниях.
Шемаха сла¬вилась цветущей природой, садоводством и прекрасными ремеслами, основное место переработки шёлка, старинный и красивый город, вокруг 1300 деревень и 39 церквей. Армяне здесь занимались ремеслами и торговлей, ковры, изготовленные в Шемахе, известной как Ширван, отличались неповторимой нежностью и легкостью. Все армянские поселения в районе Шемахи были разрушены в 1918-1920 годах.
В Шемахе, жил прекрасный портной, высокий, строгий, голу¬богла-зый
Минас Мовсисян, который напоминал Бархудара из фильма «Из-за
чести». Обладатель сильной воли, безжалостный и строгий, этот человек
был чист в поведении и работе и отли¬чался строгой справедливостью,
благодаря чему пользовался уважением сограж¬дан.
Сначала он был портным, но вскоре отложил иглу и занялся торговлей сукном. Он вместе со многими другими стал зани¬маться поставками тканей на русские, французские и английские фабрики и постоянно отсутствовал дома, а малыш Александр (будущий ве¬ликий армянский писатель Ширван¬заде), сестры Ханум и Аннман остались на попечении бабушки и матери, хотя они тоже были очень довольны тем, что были далеко и от беспощадного контроля отца.
Дядя Ширванзаде был игроком, жестоким, сварливым чело¬веком, из-за чего в семье всегда были ссоры. Об этом писатель рас¬¬сказывает в своих воспоминаниях. Бабушка была очень стро¬гая, жен¬щина большой силы, и она воспламеняла вообра¬жение люби¬мого внука рассказами. «Я обожал её», – пишет о нем Ширванзаде.
Мать его, Овсанна, была женщина с нежной фигурой и красивым лицом, которую в городе называли красавицей Со¬ной. В 1885 году Ширванзаде познакомился с Ниной, дочерью полковника Закария Лорис-Меликяна. Она была женой известного богача Артазяна и развелась с ним из-за подозрительного поведения последнего. ;
¬Вскоре Александр переезжает – после цветущей природы Ше¬махи в Баку, славящейся своими плоскими крышами, окружен¬ный густым дымом шахт, черным лесом нефтяных пирамид, но это мрачное настроение рассеялось, когда он был принят в доме тети Марьям.
Сыновья его теток, Нерсес, Ованес, с тоской расспрашивали про Шемаху, и будущий писатель рассказал о печальной и счаст¬ливой жизни Шемахи. Всю жизнь тетя заботилась о нем так же, как о своих пятерых детях.
Во время резни армян в Турции 1894–1896 гг., Ширванзаде, будучи членом гнчакской партии, выступал с публикациями в прессе в защиту армян и, с целью сбора средств для постра¬давших, отправился в Россию, однако был арестован царскими властями и брошен в Метехскую тюрьму. В 1898 г. был сослан на два года в Одессу, где продолжил литературную деятель¬ность. В 1905 г. уехал в Париж, где жил до 1910 г. В 1919 г. с целью лечения снова уехал за границу. В 1926 г. писатель вер¬нулся в Советскую Армению, где и прожил до конца своих дней и успел умереть своей смертью в 1935 году.
Ованес Абелян, один из пяти «гигантов» армянского театра, таких,
как Петрос Адамян, Сирануйш, Грачья Нерсесян и Ваграм
Папазян, был умен и в жизни, и на сцене, играл ис¬кренне, в каждого
сыгранного им персонажа вливал кровь. Его Лир был силён, его Отелло
имел большое сердце, он играл Элизбарова и многие другие роли с
неоценимым мастерс¬т¬вом. Ширванзаде по совету Абеляна превратил
романы «Намус» и «Злой дух» в пьесы.
«Абелян своим искусством – уникальный художник, неповторимый,
особенно в пьесах Ширванзаде», – пишет Мар¬тирос Сарьян.
«Что сделал Абелян для нашего армянского театра? Он был первым из
пионеров популяризации театра», – пишет известный театровед Григор
Аветян.
И, наконец, сыном племянницы матери Ширванзаде, Соны Гарамян, был известный писатель Костан Зарян, один из ко¬рифеев армянской литературы диаспоры. Его отец, Хачатур Егиазарянц, родившийся в Карабахе, добровольно вступивший в русскую армию, участвовал в боях, которые вела царская армия против черкесов, лезгин и татар на Кавказе, и вернулся с семью пулями в теле. Он был награжден Георгиевским Крестом всех четырёх степеней.
Одним словом, генерал. Но всего лишь пяти лет Костан потерял отца, и отлично помнил это осознание смерти. Дом после Шемахинского землетрясения потерял свою силу и зна¬чение, и, похоронив отца семейства, через неделю все разъ¬ехались… А Костана разлучили с матерью, увезя в Баку, затем в Европу. Из школ убегал, рвался к ней.
Не очень понятно, почему маленького Костана отобрали у матери, решение приняли сводные братья, хотя без присмотра его не оставили, образование он получил хорошее. Но тоска по матери не прошла в его душе.
– В 1904 году в Баку мы сидели взаперти в турецком квартале три дня. На улицах стреляли, избивали, грабили. Бла¬го¬даря дворнику – казанскому татарину, мы спаслись.
Человек остался и без матери, и без родины… Какой же психологический груз давил тяжелым камнем и лежал в его детской душе, да и потом, в юности… Конфликтный, про¬тест¬ный, даже со школьными инспекторами ссорился и ругался. А всё началось с того, что мальчик, разлучённый с матерью, про¬сил: «Отпустите меня домой, я хочу к маме».
Когда он случайно познакомился и подружился с Аршаком Чопаняном, тот очень обрадовался, узнав, что этот умный юно¬ша любит литературу, и очень опечалился, узнав, что почти не знает родного языка.
Вначале он учился в русской гимназии в Баку, до второго класса. Затем, когда старший брат увёз в Париж, он учился во фран¬цузской школе, а после – в лицее. Первый его литературный союз состоялся в лицее «Пятерки». Лицеисты, вошедшие в груп¬пу, разделились на «верленских» и «рембистов». Потом был «Мегян».
Жил в Бельгии, Испании, Армении, потом снова в Париже, потом уехал в США…
В России не жил. Но вот что пишет: «Русские степи, на¬делённые огромными богатствами, но лишенные прошлого, не¬уравновешенные, слепые, блуждающие в потёмках инстинк¬тив¬ной жизни, ищут кровавых путей для сообщения с современной цивилизацией. И не надо быть пророком, чтобы предвидеть бу¬дущее техническое развитие страны; Россия – колыбель отми¬рающих цивилизаций, там испустила дух Византия, там умрёт также и западная цивилизация. И тому свидетельство советский режим».
И вот что вспоминает о советском режиме, с которым успел столкнуться:
– Что за подлость, что за мир! Пока мы сидели и обедали в кофейне, нас подслушали и успели донести! Змеи ползают в нравствнной темноте. Подлость, зависть, ложь и лицемерие. Трусливы в высшей степени, перед истинной силой дрожат…
То, что сегодня именуют коммунизмом, марксизмом и ленинизмом, не что иное, как худшее выражение буржуазного умонастроения.
– Интересно то, что я не веду переписку ни с одним ар¬мянином.
– В Советской Армении Москва прибегает к тем же методам – разрушить прошлое, распространить «свет» свою идеологию, свои методы насаждения этой идеологии.
До этого ему не понравилось в Тифлисе, он не принял неармянский армянский язык тифлисцев. Язык – он и связывает, и отторгает. Аристократ с великолепным знанием литера¬тур¬ного и западноармянского, и восточноармянского:
– Хотя кругом армянские церкви, но это не Армения. Здесь все говорят на плохом армянском. И потом, все смотрят как-то враждебно, – заметил маленький сын Ваге.
– Каждый думающий армянин похож на радиостанцию посреди шторма, которая посылает сигналы в далекие места, при этом не получает ответ».
– В Ереване нет ничего более печального, чем эта пре¬тенциозная омертвелость.
– Веками проходим мимо жизни. Вокруг полуразрушенных церквей приносим жертвоприношения, и сами становимся жертвой.
– Армянский дух становится отдалённым воспоминанием, священным, с которым мы разговариваем издали, в год несколь¬ко раз по случаю праздников и вновь возвращаемся в магазин каждодневного бытия, маленькие чувства, маленькие идеи, или продать подешевле что-то из Европы или России…
– Мы живём в мире, стремительно мчащемся между взаимо-исключающими полюсами.
– Мыслящий армянин бросался разные стороны, остана¬в¬ливался на тысяче вопросов и мирился с тысячей разнообразных реальностей.
– Взглядом нищего ловят чужие взгляды. Мы сироты более 600 лет. Наша психология: когда же придёт на помощь хрис¬тианский мир? Инглиз? Франк? Европа?
А сегодня – мы окружены красной Москвой.
– Из века в век мы проходим окровавленными, измучен¬ными ногами по окаменевшим дорогам истории и не доходим до своей реальности.
– Мы поместили свои христианские храмы на высоких горах. Вершины Масиса мы обратили в купол.
– Мечтатели никогда не стареют.
Я искала, пыталась понять, с чем он столкнулся в Советской Армении, с кем имел дело…
Армения в очередной раз оказалась в центре конфликта интересов Турции и России, а революция перевернули всё с ног на голову. Во время войны, смены укладов, нравственное, прекрасное, правое не может бороться со злом и завистью. Зарян представляет хаос, возникший в отношениях между странами и людьми. И удивляется, как в возникших страшных условиях советизации сохраняется дух армянина.
Писатель часто подчеркивает огромную роль культуры в жизни наций и народов: духовности: «спасение нашего народа в его духовном развитии, в его интеллектуальной возвышенности и величии». В 1934 году в качестве корреспондента итальянских еженедельников “Esame” и «Ambrosino» Костан Зарян едет в Испанию.
Здесь и зарождается у писателя его грандиозный замысел – серия книг «Страны и Боги», которая по изложению и стилю, жанровым характеристикам и в особенности по философской и эстетической глубине и насыщенности совершенно уникальна в армянской литературе.
Первая книга этой серии, впоследствии получившая на¬зва¬ние «Испания» – это вдумчивый взгляд мыслящей лич¬ности, который блуждает на пространстве от Армении до Испании и по дорогам Испании, проникая сквозь исторические времена и культурные слои, духовные облики и национальные осо¬бен¬ности разных народов, и постоянно в процессе этого ищет и ви¬дит свою землю, свою историю, свою Армению и ее загадочный смысл.
Согласно первоначальному замыслу, «Страны и Боги» должны были состоять из трех книг – «Испания», «Соединенные Штаты» и «В Армении» (или «Армения»). Первые две он написал. А про Армению – то ли не написал, то ли это «Корабль на горе». Хотя, если внимательно читать, в тех двух, особенно, в «Спании», по тексту он всё время про Армению и пишет, и сравнивает… Интересная деталь: в качестве заглавия– «В США» или «В Испании» не подходят. А «В Армении», и «Армения» – оба заглавия годятся…
В Нью-Йорке он преподавал историю армянской культуры в Колумбийском университете и редактировал англоязычный периодический журнал The Armenian Quarterly (1946), выходив¬ший всего в двух выпусках, но ставший первым арменовед¬ческим журналом в США. Опубликовал работы таких ученых, как Сирарпи Дер-Нерсесян, византиниста Анри Гре¬гуар, линг¬виста (этруски) Джулиано Бонфанте, и даже Мариетты Ша¬ги¬нян. После перерывов в Вене и Рапалло, он преподавал в Берк¬ли.
Этот литературный орган Армяно-американского культур¬ного союза был направлен в защиту «Айдата» и для ознакомления американцев с Арменией и Армянским вопросом с активным участием видных ученых и деятелей науки.
Тогда же на организованном им научном симпозиуме, посвященном византийско-славянским и восточным культурам, выступил и Зарян. К сожалению, написанный на французском языке этот богатый и обширный материал пока недоступен армянскому читателю.
Создаётся впечатление, что где бы ни был и куда бы ни попал, Зарян организовывает или армянский журнал, или ар¬мянскую кафедру, на худой конец, читает лекции по армянс¬кому искусству и архитектуре, то есть – несёт просвещение об Армении. Зря советские писатели Наири Зарьян и его коллеги думали, что он только «скакал по европам».
Он сближается с Драйзером, Лоркой, Аполлинером и дру¬гими известными людьми, организует новый журнал. В журнале был обращен призыв ко всем поэтам совместно написать про¬изведение «Хамадюцазнергутюн», часть которого была написана самим Заряном в том же году, однако этот призыв остался без от¬вета. После выхода всего двух номеров по финансовым при¬чинам журнал перестал выходить.
А в Бостоне во время войны увидел свет знаменитый роман Заряна «Корабль на горе».
– Эта книга – не исторический роман в обычном смысле слова, а повествование о духовных исканиях нескольких чело¬век, которым суждено было жить в один из решающих периодов национальной жизни армян, – пишет Зарян в предисловии к новому изданию книги;;;
– Призвание искусства – не представить мир, а передать его смысл и величие.
В октябре 1951 года Костан Зарян переезжает в Бейрут, для того чтобы читать лекции в Американском университете. Здесь он основывает кафедру армянской культуры и читает лекции, имеющие огромный по содержанию охват – архитектура, раз¬личные жанры искусства, философия и особенно история армянской философии.
– Армянская архитектура, в том виде, в каком ее создали мы, армяне, – это ясный и прозрачный язык, на котором ар¬мянский народ высек свое внутреннее духовное строение. Можно даже сказать, что это единственный точный язык, на ко¬то¬ром выражался наш дух. Песня на протяжении веков иска¬жалась, потеряла свою чистоту и ясность. Церковь преобразила армянскую мысль, вынудила ее приспособиться к продикто-ванным извне требованиям, превратила в богословское оружие. Армянское изобразительное искусство пока еще недостаточно изучено. Армянская поэзия сохранилась лишь частично, так как монахи-переписчики сохраняли лишь то, что им нравилось и соответствовало требованиям морали. Фольклор полностью не исследован, его красивейшие части потеряны, поскольку те же самые летописцы не записывали все, связанное с язычеством. Без преувеличения можно сказать, что три четверти нашего искусства потеряно.
Остается наша архитектура.
В 1949 году «профессор Института азиатских проблем Нью-Йорка, известный армянский писатель Костан Зарян» по при¬гла¬шению французского университета Амстердама едет в Гол¬ландию. В декабре 1950 года в «Айренике» печатается новый обширный отрывок из «Наватомара»: «Голландский дневник» – чудесная и вдохновенная поэма о жизни, искусстве и красоте нидерландской земли.
Затем Зарян едет в США (именно после этого он написал про Америку). В США он посетил много городов, читал лекции в университетах. И вот…
И вот однажды полная, богатая и насыщенная событиями жизнь его снова меняется. В июле 1960 года во время своей американской поездки Католикос Всех Ар¬мян Вазген I встречается с Костаном Заряном (который в то время жил в Калифорнии и читал лекции по истории литера¬туры и философии в университете Беркли), и делает ему офи¬циальное предложение о возвращении на Родину. Уговаривать наш Католикос умел, сколько людей переехали, поверив ему, это не первый и не единственный творческий интеллектуал, которых Вазген Первый возвращал на родину.
Во время беседы за чашкой кофе Армянский Патриарх предлагает Заряну вернуться в Ар¬мению и обещает издать все его литературные произведения в Эчмиадзинской типографии. С самого начала речь шла о шеститомнике. Почему не сработало – трудно назвать загад¬кой...
«Его Святейшество говорит: Я знаю, вы много написали, но мало публиковались, жаль. Ваша литература очень интересна и является важной частью нашей культуры. Переезжайте в Ар¬ме¬нию, мы на наши средства издадим ваши работы в Эчмиад¬зинской типографии. Мой дед знал, что Его Святейшество был не только нашим духовным руководителем, но и человеком ин¬теллигентным, образованным, ученым, знающим языки. К тому времени он уже составил список всех своих произведений, расположил их так, как хотел бы, чтобы они были опубли-кованы в 16 томах. Он передает этот список Его Святейшеству и говорит, что приедет в Армению. О чем мечтает писатель? Что¬бы его литература была опубликована!» – рассказывает внук писателя, архитектор-реставратор Ара Зарян.
Конечно, Костан предполагал, что за ним будут следить. Воз¬можно, некоторое затворничество этим и объяснялось. Са¬роян не приезжал в Армению до 1976 года. В предыдущие ви¬зиты лица, сопровождающие писателя в стране, были не просто экскурсоводами… Они очень пристально наблюдали, с кем он встречался, о чем говорил. Об этом знали все, кто жил за пределами СССР. Такое внимание со стороны советского КГБ через братьев по цеху настолько раздражало и тяготило американского писателя, что он зарекался несколько раз…
– Комиссар и секретарь внимательно следят, кто как шагает, как ведет себя, проходя мимо портрета, какое у кого выражение лица, по доброй ли воле снимает шапку и насколько низко скло¬няет голову. Все это важно. В высшей степени. Только по таким поводам можно понять подлинную психологию гражданина. Слова ничего не значат. Известно ведь, что все лгут. На словах все самые покорные слуги рабоче-крестьянской власти, сторон¬ники, защитники, лояльные и ортодоксальные слуги. А вот что происходит там, в глубине души, – это другое дело. Кофе гуляет в моём мозгу, и вереница образов давит мне на сердце. Боюсь думать. Следят, следят, всегда, повсюду...
Тем не менее, в апреле 1961 года Костан Зарян с дочерью приезжает в Армению для ознакомления, знакомится со страной и людьми, проводит много встреч. Его принимают радушно, это было время больших перемен, железный занавес для армян заменялся кисейным. Впечатление было отличное. Писатель заявляет, что единственной настоящей родиной армян является Советская Армения. «То, что я увидел в Советской Армении, прекрасно, я не должен верить ни в какое описание того, что я видел здесь своими глазами»
И через год Костан принимает трудное решение переехать в Ереван. Впрочем, не его одного очаровывал Советский Союз…
Часть 1 http://proza.ru/2025/07/14/1277
Часть 2 http://proza.ru/2025/07/14/421
Часть 3 http://proza.ru/2025/07/14/428
Часть 4 http://proza.ru/2025/07/14/437
Часть 5 http://proza.ru/2025/07/14/445
Часть 6 http://proza.ru/2025/07/14/458
Часть 7 http://proza.ru/2025/07/14/461