Браконьеры

Где-то высоко над головой вспорхнула ночная птица и полетела вглубь леса. От этого слабого звука Сережка Кузнечик вздрогнул, стряхнул с себя навалившуюся было дремоту и уставился в костер. Тот горел ровно, неторопливо, как будто сохраняя силы на оставшуюся ночь.
Сережка был деревенским бездельником и по наследственности – по материнской линии – и по призванию. Даже два года в армии ничего не изменили в нем – он по прежнему крутился где-то около деревни, собирал и продавал грибы и ягоды, подворовывал или браконьерил, как сейчас. Тысячи раз он сидел у  ночных костров, глядя в огонь, тысячи раз в мелькающих языках пламени проносилась его – теперь уже тридцатидвухлетняя – жизнь, и тысячи раз он ни о чем не жалел, прощая себе все свои грехи и грешки, развалившееся отцовское хозяйство, заношенную до безобразия одежду, загубленное в жутких запоях здоровье.
Чтобы не заснуть снова, Кузнечик встал и вышел к реке. Там, метрах в двадцати  от берега, виднелся огонек Колькиной папиросы.
- Коля! – Тихонечко позвал Кузнечик.
- Чё те не сидится-то?  - Раздался в ответ вечно недовольный булькающий бас.
- Есть чего?
- Кой-чего.
Они замолчали. Сережка смотрел на огонек на реке и как-то само-собой ему представилась дымящаяся мятая трубочка в колькиных губах, красная пачка «Примы» в кармане его дождевика; перемешавшаяся с хлебными крошками и рыбьей чешуей кручёная табачная стружка. Он не выдержал  и позвал снова.
- Коля...
- Ох,  Каля-Баля! И что те спокойно не живется-то!
- Дай покурить!
- Иди в костер подкинь, сейчас приду.
Сережка вернулся к костру, принял прежнюю позу и стал думать о Кольке. Другой человек после зоны! Отсидел пару-тройку лет, освободился по амнистии. Пришел в деревню, а отцовский дом – продан. Кто, почему – не доищешься! Ходит теперь злой - по имени не назови! Хотя, странный какой-то. Волосы вон отпустил -–аж за шиворот, трясет кудрями своими – поп, а не уголовник! Серега стал поправлять осыпавшийся с одной стороны костер, продолжая при этом размышлять, и, сгребая в кучу угли, совсем переменил мнение. Да добрый он! – городским-то запросто все про рыбу рассказывает – где чего ловить, когда на живца, когда на блесну, когда на белую, когда на желтую – а что ему до городских!
Но вот заскрипели жерди на сеже и через минуту у костра уже возился продрогший на своем надводном насесте Колька. Он живо ломал заготовленные сучья и бросал их в огонь, не соблюдая никакой укладки – лишь бы быстрее согреться.
- Десять лаптей влезло, - кивнул он на пакет с рыбой. – Лещи да подъязок.
Серега вяло скосил глаза на добычу.
- Дурак ты, Серега, Каля-Баля! – неожиданно заявил Колька.
- Да что это за Каля-Баля?
- Да Каля-Баля ты, и все!
Серега покачал головой.
- А чтой-то я дурак?
- Сидишь, носом в костер ткнулся, не видишь, что кругом!
- Да что кругом-то?
- Река, лес, поле – свобода!
- Ну и хрен ли...
- Дам сейчас по шапке! – Засмеялся Колька. – На, кури. – Он раскурил от своего бычка папиросину и передал Сереге. Тот затянулся и медленно выпустил дым через рот.
- Без тебя знаю, что лес и река. Что кричишь-то?
Колька не ответил, придвинулся ближе к костру и закутался в дождевик.
- Чай, мы тут маленькие вместе росли, - не дожидаясь ответа, продолжал Серега, - чай, по этой самой тропочке с тобой на старицу бегали сетки ставить.
Действительно, вглядевшись в землю вокруг костра, можно было различить едва заметную тропинку. Колька сидел, вытянув ногу как раз вдоль нее. Он пошевелил ногой, ковырнув землю каблуком.
- Да, бегали, - согласился он. – Уток стреляли. Стащил я у бати ружьё-то, помнишь?
- Помню.
Колька замолчал и уставился в костер. Кузнечик знал, что происходит сейчас в его кудрявой голове. Вспомнил отца, - значит, вспомнил, как тот умер, пока он был в колонии, - значит вспомнил, как вернулся в деревню, где нет уже бати, нет матери, да и дома-то нет. Он частенько это вспоминает, а если еще и пьяный при этом, - жди беды. Того гляди, прирежет кого, сатана!
- Слышь, Кузнечик, лезь давай на сежу.
- Так ты не додежурил!
- Руками объяснять?!
- Да больной же я! По часу сидеть договорились!
- А я, на хрен, не больной? – Колька демонстративно сделал глубокий вдох и выдохнул. В его груди заклокотали, засвистели застуженные бронхи. – Хошь еще послушать?
- Да иди ты на хрен! – Сережка взял пакет, пересыпал рыбу в рюкзак, и, матюгаясь, полез на оборудованное над руслом сиденье.
Там он смотал с жерди веревочку от сетки и, обернув ее за ухом, намотал на палец.
Как там рыба? Серега включил фонарик и всмотрелся толщу ночной воды. Сквозь мириады соринок, песчинок, листья и обрывки водорослей, проносящиеся под ним в глубине, просматривался струганный брус, на который была присажена сетка. Когда сплавляющаяся рыба ударит в сетку, веревка дернет Серегу за ухо, и он, быстро перебирая руками по шесту, к которому прикреплен брус, вытащит улов.
Серега живо представил себе бьющегося в руках крупного леща – таких он натягал, наверное, уже за тыщу. Лещ был хорош во всех отношениях – красив, упорист, каждая чешуйка пышет мощью и остатками свободы, которую он не получит уже никогда. Кроме того, лещей можно продать или поменять на что-нибудь полезное, может, какую-нибудь обнову для матери.
Помечтав немного о покупке нужных в хозяйстве вещей, Серега сосредоточился на намотанной вокруг правого уха веревочке и стал ждать характерного для рыбы удара.


В полдень у большой избы с синей вывеской «Магазин» толпился народ. Все ждали машину с хлебом, которая должна была быть еще утром.
- Каля – Баля! – Вдруг перекрыл всю толпу Колькин голос. Он стоял в дверях магазинной пристройки, в которой жил, и разглядывал Серегин дом –наискосок через дорогу.
- Каля - Баля! – Лупил по городским и деревенским ушам бронхитный бас. – Каля-Баля!
- Спит, сука. – Подал голос кто-то из толпы.
- Каля-Баля!!! – Не обращая внимания, вопил Колька.
- Наконец, боковое окно в доме открылось и показалось отекшее Серегино лицо – настолько отекшее, что было незаметно, как сильно он не выспался.
- Каля- Баля! Пошли рыбу менять!
В ответ Серега тряхнул свалявшимися волосами и убрал голову из оконного проема.
- Куда?!
Тут до Кольки дошло – что-то не так. Издав грозный рык, он рванул к Серегиной избе. А Кузнечик уже прыгал по желтеющим картофельным грядам к реке. Колька догнал, повалил его, вцепился зубами в нос, и, когда Серега начал всхлипывать от боли, принялся его избивать, поминутно голося:
- Пропил, сука!!!
Следующей ночью их костер снова горел у сежи.

(*) Сежа – Рыболовное промысловое (по  современным законам - браконьерское) сооружение. Русло реки целиком перегораживается кольями, ветками  и жердями. Остается небольшое окно «на самом ходу». В него ставится сетка. Над окном сооружается «насест» для ловца. По тени рыбы, мелькнувшей над гладко выструганным брусом или по удару рыбы, попавшей в сетку, определяют момент, когда надо вытаскивать.