Я в любви Эйзенштейн!

(Из хмельных откровений одной знакомой Штирлица)


Наблюдения над миром есть часть нашей жизни. Но я уверен, что это только ответная реакция осознающих существ. Мир-то не дремлет, он первый наблюдает за нами. А мы лишь обезьянничаем, наблюдая за ним. Берем его ужимки на частную службу. Поэтому, когда я наблюдаю мир, мне не стыдно. Я не вижу в этом ничего зазорного. А вот про заразное не спрашивайте. Тут я - пас. Я не знаю, можно ли заразиться наблюдением.

Среди разнообразных способов наблюдения следовало бы проводить конкурсы. Это весьма потрафило бы вкусу толпы. Какие можно было бы устроить номинации, вы только вслушайтесь. Наблюдение подглядыванием. Наблюдение подслушиванием. Наблюдение вынюхиванием. И, наконец,  комплексное наблюдение, как вершина, как интеграл всего опыта наблюдателей. Кто там из философов интеграл запускал? Замятин, кажется. Жаль, что его героям это не принесло ничего хорошего.

По причине лености и неизощренности я предпочитаю классические способы наблюдения - подглядывание и подслушивание. А еще - сидение на лавочке с разведением ля-ля.  Этакий деревенизм (от слова деревня). Это уже - ретро. Но изредка, когда я нахожусь в особенно хорошем расположении духа и шкуры, я позволяю себе баловаться активным видом наблюдения - наблюдением преследованием.

Преследование, погоня – это прорастает из наших генов и приходит из книжек-детективов и фильма «Берегись автомобиля». Но я говорю не об опасной погоне с беготней и высунутым до вороненой стали пистолета языком. Я лялякаю о том, что выбираю в городской толпе кого-нибудь и наблюдаю его. Я «веду» его, как говорят настоящие детективские шпионы. Но цели моих «проводок» отнюдь не бухгалтерские. И даже не шпионские. Мне просто интересно. И на алтарь интереса я выкладываю иногда скромную толику сил, дабы владычество жизни получало в свои ноздри и мое воскурение.

Преследователь.  Или – исследователь, что практически одно и то же. В деревне - лавочный исследователь. И, что бы там ни говорил Тихон, преследую я совсем не кур. Я преследую странности. Банально, скажете Вы, и сошлетесь на Конан Дойля. Мол, Шерлок Холмс тоже весьма любил странности и даже делал их сам, но в конце рассказа читатель всегда понимал, что преступления и сокровища были! Были реальными, хотя и упадали неизменно на дно Темзы. А я вам отвечу, что это у сурьезных пишущих так, а от самца лиснерпы вам этого не дождаться. Однако, прервем подоплеку и ныонем в историю сбоку.

Случилось однажды мне преследовать… Можно я именно так буду называть мои смущенные протискивания между уличных прохожих с целью не потерять из виду объект преследования? Случилось преследовать одного занятного молодого человека. Правда, молод он был одною рассеянною улыбкою. Остальным он был скорее среднего возраста. А занят он в обычном понимании не был и вовсе. Скорее, он был эдаким праздношатающимся молодым человеком. Только не спрашивайте меня, на какие шиши он кормился – это тема не моя, а налоговой инспекции.

Как я выбрал его в качестве объекта наблюдения, точно сказать не могу. Скорее даже, что это он выбрал меня в качестве преследователя. И сделал это весьма просто: проникновенно и строго посмотрев на меня с другой стороны улицы. Две секунды, не более того, - и я уже не мог так просто оставить этого взгляда и этого интересного дела. Дела-то, правда, никакого у меня к нему поначалу и не было. Но с другой стороны, дело было, и было оно в том, что взгляд его, направленный на меня, меня именно и не желал видеть. Я это понял, когда сделал пару шагов в сторону, а он не отследил мое движение и смотрел секунду сквозь то место, на котором я только что стоял. Он смотрел туда так, будто я все еще был там. Вы, наверное, знаете, что такое бывает, когда человек сразу смотрит сквозь вас. И когда вы неожиданно ускользаете от такого взгляда, глядящий даже может встрепенуться, потеряв в вас привычную преграду. Так вот - он смотрел именно так. И мое ускользание с линии взгляда не потревожило его.

Сам он был вот каким. Чисто выбритый череп, чуть выше среднего роста, телом строен, почти худ. Одет во все джинсовое, застиранное до белизны. При движении в толпе он был необычайно легок и проворен, будто родился в этом движении. И при том без всякой суеты. И имел он улыбчивый, проскальзывающий сквозь народ взгляд. Но обходя уличные массы взгляд его что-то изучал, что-то выискивал.

И как я мог пройти мимо такого экземпляра? Вот и поплелся за ним. Я, видите ли, холкой понял, что очень даже будет, за что его преследовать. Прятаться от него оказалось несложно. Вернее, прятаться мне не приходилось вовсе, поскольку он не желал меня видеть не только с первого, но и со всех последующих взглядов. Он сам был занят. Методично, хотя и рассеянно осматривался на ходу, протекая мимо прохожих. Шел он несколько быстрее, чем двигались окружающие люди, и одно лишь это доставляло мне небольшое неудобство – я не люблю торопиться.

Мотал он меня по городу изрядно долго – чуть ли не полдня. Уже два раза я цыкал на свой голод и удивлялся, как это он не останавливается на привал, а он все еще бродил и бродил по старым переулкам недалеко от центра, по людной Тверской, да по Арбату, по бульварам и переулкам. Останавливался он редко и очень ненадолго. Так для меня тот день стал днем чрезвычайно изнурительного наблюдения.

Сначала я совсем не понимал, с чем связаны его выпады из непрерывного движения. Почему, по каким причинам он останавливается? Несколько раз я пытался осмотреться, приходя после него на те места, в которых он на несколько секунд задерживался. Но риск потерять с ним визуальный контакт мешал мне понять причину его остановок, понять причину, хотя я старался смотреть туда же, куда и он.

Только неожиданно скрипнувшие рядом со мной тормоза и летний потный мат водителя с наколкой чуть ни на локте помогли мне. Это случилось у одного из неудобных перекрестков, и за минуту до этого тут же останавливался и он. Глядя в белые от пива глаза водителя, все еще скалившегося на меня из мутного стекла своего авто, я вдруг понял, что еще, кроме азарта слежки, мешало мне ущщучить идею, общий мотив в его остановках. Все они были в таких местах, в которых и я чувствовал себя неуютно. Что-то, намекающее на опасность, было во всех этих местах. И он чутко реагировал на этот намек на опасность. Будто занимался обходом таких мест в городе. Почти так, как собака обходит места пометок - деревца и столбики – чтобы принюхаться к ним и поднять лапу. Только вот запаха или чего-то там, что он собирался оставить, он пока нигде не оставил. После водительского мата я твердо уверился в этом, хотя сформулировать, почему, не мог.

Когда голод заскулил во мне в третий раз и я уже было решил малодушно поддаться его восторженному идиотизму, он замедлился. Замедлился прямо на тротуаре. Он шел позади двух девушек и было собирался обогнать их, но вдруг как-то синкопически стал перебирать ногами и боком отходить к бордюрному камню, чуть не спихнув при этом на проезжую часть оказавшуюся рядом женщину. Голова его оказалась повернутой почти назад, взгляд наконец обрел необычную устремленность, ноздри его трепетали. Неловкое столкновение с женщиной на секунду и вовсе остановило его, но он не обратил никакого внимания на это препятствие, которое не преминуло фыркнуть ему что-то вроде «Кажна лядь штолхается». Он лишь развернулся к дороге всем корпусом, а мое боковое зрение при этом выхватило на проезжей части в нескольких метрах позади него резвую фигуру женщины с коляской. Будто ополоумев, она зачем-то метнулась на другую сторону улицы. И тут же он прыгнул на дорогу перед наезжавшей сзади вишневой фурой.

Тело фуры, большое и неповоротливое, слаженно заорало тормозами всех мостов, приближаясь к тому месту, куда он кувыркнулся, задев носком кеда чугунную цепь, висящую на столбиках по краю тротуара. А там, подальше, дура-мамаша с коляской уже подскочила, преодолевая противоположный бордюр тротуара. В этот момент я получил сокрушительный толчок в холку от кого-то, шедшего сзади. Асфальт сразу стал мне гораздо ближе и все остальные ощущения смешались у меня в голове в одно чувство фатальной необязательности происходящего. И тут же сумятицу подчеркнул вкус крови, появившейся у меня во рту от прикушенного языка. Далее мне стало больно до слез, а на проезжей части послышались несколько тупых ударов автомобилей, сопровождаемых звуком рассыпающихся в мелочь стекол авто.

Скорая появилась у тротуара необычно быстро. Не прошло и трех-четырех минут, как белая газель с красной полосой чутко пискнула тормозами ровно перед тем местом, где случилась авария. Из машины вышел доктор и белотелая дородная сестричка.

Я к тому времени уже снова осмелел, отрезвел от погони, встал, отряхнулся, отплевался от того, что скопилось во рту, и подошел поближе. Когда его вкатывали в салон скорой, я стоял среди нескольких людей, у самого места аварии. И опять он легко тронул меня своим сквозным, улыбающимся взглядом.

Скорая резво отчалила и люди тотчас стали рассасываться. На месте происшествия оставались лишь пара гаишников и водители разбитых машин. Да еще я стоял и будто ждал чего-то. Глаза мои разочарованно шарили по разбитым бамперам, по жестикулирующим людям, да по движениям обрывков газет у бордюрного камня. Шарили, и лениво убеждали меня в том, что все сегодняшнее голодное наблюдение кончилось со стартом скорой.

В этот бедный адреналином момент глаз мой и заметил в одном из шевелений газеты небольшую неестественность. Я посмотрел повнимательнее и газета открыла мне тетрадку с загнувшейся по краю ледериновой обложкой. Второго приглашения мне не требовалось. Я подошел и беспрепятственно поднял несколько десятков листков, порядком затертых и даже разлохмаченных по краям. Я поднял эту тетрадку, оглянулся и само собой образовалось чувство, что тетрадка эта – его, а читать ее полагается мне.

Едва заглянув под обложку, я понял, что мне это близко. Там оказались записи наблюдателя.

Конечно, он не был таким же наблюдателем, как я. Да и не мог быть, ведь все наблюдатели на то и наблюдатели, что не похожи друг на друга. Сам акт незаказного наблюдения предполагает весьма личное отношение к тому, что вы наблюдаете. Поэтому наблюдатель с каждым актом наблюдения вносит в процесс все больше своего, личного. Наблюдая сейчас, он как бы оттачивает свое отношение к тому, что он станет наблюдать потом. Конечно, он оттачивает и общее отношение к объекту наблюдения, но индивидуальное он оттачивает сильнее. Почему? Да потому, что обычная жизнь не провоцирует в существах индивидуальные качества, а, наоборот, вуалирует их. Это похоже на то, как если бы вы начинали острить два топора - один совершенно тупой, а другой только затупленный. Каждый скажет, что наточить совершенно тупой топор будет труднее, зато следы заточки станут видны на нем сразу.

Однако, я отвлекся. Так вот, он не был таким наблюдателем, как я. Похоже, что он был философом наблюдения. Или нет. Он оказался аналитиком и синтетиком наблюдения. Точнее я не берусь выразиться, да и зачем? Лучше я предоставлю вам то, что было написано в его тетрадке. Хотя его записи даже мне, близкому ему по склонности, показались сумбурны, но пересказывать их вам было бы еще хуже.

Первые несколько листков в тетрадке были потеряны или вырваны – переплет оказался слаб. Так что вашему вниманию предлагается материалец без начала.

Материал случайно найденного мною наблюдателя.
(здесь и далее в начале каждого кусочка текста из тетрадки мною проставлен номер страницы, начиная условно с первой)

1)
(поллиста оторвано)*
…естся, и если нам когда-то придется посмотреть на него сверху, то (см. карту)
Интересно, как он может располагаться – произвольно или по каким-то строгим правилам? (см. карты и конфигурации по север-юг или запад-восток). Впрочем, почему именно строго по странам света? Вполне возможна и взаимосвязанная с другими структура. И пять же – со всеми или только с некоторыми? А может быть он окажется одиночкой. Не стоит пытаться делать выводы обо всех по нему одному.
Да, и что там с третьей координатой – высота?

* - здесь и далее означает, что это мои вставки и пояснения.


2)
Действительно очертания очень схожи. Но вот в чем загвоздка. Эта конфигурация может быть сравнима лишь со срезом наших трехмерных структур. Да и – трехмерных ли? Мы существуем еще во времени. А некоторые авторы предполагают N-мерность.
Что это такое, эта самая N-мерность – хрен его знает, но для объяснений крайне удобно. Чуть что не стыкуется – траектория полета летающей тарелочки слишком ломаная, или вампир пропал с экранов локаторов, или еще что – сразу приплетают дополнительное измерение и все тут же «срастается». А если попробовать усомниться, показательно склеят у тебя перед носом ленту Мёбиуса. И почему именно на бумажной ленте, склеенной очаровательной петлей Мё, любят люди туманить мозги друг другу? Именно на этой ленте, выгибая ее до неприличия, начинают на пальцах демонстрировать континуумы. А я все равно не могу представить себе ни четвертое геометрическое измерение, ни мир в этих координатах. Для меня это остается не более, как условностью.
Может это надо чувствовать? Эту самую N-мерность. Расширить как-то осознание. Углубить его. Проверить бы это, только как? Покурить что ли с ребятами? Нет - не хочу связываться с группой – она утяжелит. К тому же по большинству отзывов даже курить лучше с девченками, да где же их найдешь.


3)
Проверил и другие. Очертания большинства очень похожи на срезы наших черепушек. Но некоторые из них, по-моему, больше походят на срез по внутренностям. А внутренности это совершенно не то. А вдруг, то? Ведь во всяких там акупунктурах … Чакры опять же… Да и у Кастанеды воля высовывалась у героев его книг из под пупка. Неужели это второй наш мозг? Так вот что на самом деле означает народная мудрость «Путь к сердцу мужчины проходит через его желудок». Это намек на второй (и весьма деятельный!) центр разума в человеке. А если рассуждать дальше, то эта догадка приведет нас…
действительно, почему поверхность должна быть образована обязательно костью? Природа – она богаче на выдумки. Или просто нам труднее ее понять, чем каждый раз кажется. Итак, догадка: важна граница сред или же граница веществ. Созданная или самосложившаяся такая граница. В нашем мире она обычно представляет собой нечто вроде сосуда. Сосуда с поверхностью как бы точнее… кучерявой? Да что там – проще – череп человека или его внутренние органы – вот модели. И как здорово действуют. И имеют аналоги. Или прототипы? Как же там - в патентоведении-то? Но, не буду блудить в словах, пусть – останется «аналоги». Это – черепные коробки других существ, с мозгами, разумеется, проявляющих признаки осознания. Кстати в чем они, эти признаки, я пока совершенно не готов сказать.
Но тогда они тоже должны бы иметь трехмерное строение в нашем мире. Не могли же они для нас здесь быть все в срезе. Может тут все-таки работают дополнительные измерения. Для них работают, а для нас – не видно.
Проще. Они тоже растут в высоту и… глубину. Именно. Метро – их глубина. Кажется в Союзе было еще такое правило, что миллионный город начинает строить метро. Это не могло быть случайным. Наверное это можно считать свидетельством какого-то уровня зрелости. Когда город уже созревал до того, что начинал самоконцентрироваться. Странный термин. Объясним его так: активнее начинал помогать себя обустраивать в более развитую структуру.
Ладно. Завтра. Устал.


4)
А мы им кто? Сегодня пытался что-то представить себе по этому поводу, когда просыпался. Спал долго и просыпался сладко. Минут двадцать должно быть лениво гонял под веками то муравьев, то инфузории-туфельки, то мотыльков. Все – не то. А что – то?
Сначала попробовать разве. Они живут с нами. Над нами. Нами? Не знаю. Думаю, что они уже живут не нами. С какого-то момента в основном не нами. Откуда эта мысль не знаю. Наверное от уверенности, что они должны быть продвинутее нас. Как мы продвинутее, чем клетки нас составляющие. А вдруг наши клетки умнее нас? Нет – так не должно быть. Система. Как там говорили в футболе – порядок бьет класс. Многомиллионный порядок должен бить любой класс. Потому что порядок это степень. (почему – степень, а не умножение на число? ) Опять пробелы в математике.  Да нет – в философии. А в таком деле, как наблюдение это естественно. Думаю, что Наблюдение должно питать философию. Не даром кто-то из древних жил в бочке. Через нее он питал собой свою философию. Он изливался из бочки знаний чистой струей понимания. Правда, мылся ли он? Мылся ли он достаточно часто, чтобы изливаться достаточно чистой струей? Вообще-то рядом было море. В Греции часто рядом море должно быть. По крайней мере - в старое время.


5)
У многих народов, во многих преданиях, да и в литературе довольно часто встречаются высказывания за то, что наша планета является сознательным существом. Земля – живая. Достаточно один раз услышать или прочитать это, чтобы согласиться. И теперь я, кажется, начинаю понимать, почему. Ведь Земля имеет твердую кору, под которой скрыта вязкая подвижная магма. Тут почти полная аналогия с нашими человеческими черепушками. Только наша планета гораздо больше, сложнее и, следовательно, умнее нас. Возможно, строение Земли слоистое: твердые горизонты оболочками чередуются со слоями магмы, располагаясь все ближе к центру планеты. Как это можно бы проверить? Смотреть, анализировать сейсмограммы? По каким-то 5-м, 7-м, 9-м гармоникам откликов, получаемых от искусственных взрывов? Не думаю – это было бы слишком просто. Возможно, математического аппарата, который помог бы просмотреть эту слоистость нашей матушки-планеты еще нет или он только разрабатывается.
Но почему мне кажется, что под N-ым слоем магмы имеется твердая оболочка, под которой в свою очередь опять имеется магма? Откуда могла возникнуть такая слоистая структура? Наверное - мифы об исчезнувших цивилизациях. Не времен ближайших тысячелетий, а – атланты, лемурийцы и более ранние. Мы – арийцы, 5-я раса. Где-то там, на Тибете, до сих пор хранят сведения, что рас будет 7. И уход с лика планеты каждой из рас по преданиям сопровождался глобальными катастрофами. Как это можно себе представить? Либо сама планета претерпевает встряску, изменение, в результате которой материки движутся, тонут, раскалываются и прочее, и тогда потонувший материк может образовывать нечто вроде погруженной в магму твердой оболочки. Либо, на планету выпадает избыточное количество межпланетного вещества. Оно может выпасть относительно равномерно или весьма неравномерно…
Но неизвестно, уходили ли расы полностью и навсегда. Некоторые авторы предполагают, что почти от каждой расы остались реликты. Часть представителей ушедших рас сумела как-то сохраниться и стать недоступной нашей 5-й расе. Как и где? Это предмет особых пространных исследований. Я даже боюсь трогать этот вопрос, дабы не уклониться мыслью от теперешнего своего направления наблюдений.


6)
Со звездами сложнее. Еще ни один грамм тринитротолуола не был взорван на их поверхности. И причин тому две. Ну да - не буду углубляться – результаты сейсмографирования звезд неизвестны. Из чего они состоят, теперь сомневаются даже теоретические ученые. Лет двадцать назад считалось, что на звездах идут термоядерные реакции в основном по схеме дейтерий+дейтерий. Но потом в какой-то установке недосчитались из Солнца нейтрино. Значит не так там все в звезде, как думалось нашими учеными мозгами. Так что сидят теперь теоретики, чешут репы и выдумывают новые цепочки слияний через углерод или что-то еще. В общем, как и чем живут, или горят, звезды мне лично неясно. Но если наша старушка (а может молодушка – кто знает?) Земля - живое существо, то звезды не могут не быть также живыми существами. Стоит лишь подумать об этом и никто не допустит другого мнения.
Как же организована осознающая структура звезды? Возможно это слои разнотемпературной плазмы. Пара-тройка десятков миллионов градусов разницы (по аналогии с разницей в сотни-тысячи градусов для планеты) для разных горизонтов звезды по глубине – это должно позволить звезде быть слоистой сложной мыслящей структурой.


7)
Мысли и чувства города, планеты, звезды. Какие это, должно быть, грандиозные образования. Представить – дух захватывает. Только представить это не получается.
Кстати о представлениях. Чувствуют ли они нас, как мыслящих созданий? Или для планеты мы всего лишь перхоть в ее шевелюре? Хороша перхоть. Следы нашей деятельности уже достигают планетарного масштаба. Большие карьеры изрядно превышают по своим размерам следы падения любых метеоритов и комет. На месте знаменитой горы Магнитная теперь яма побольше, чем сама исходная гора. И как нас может терпеть планета? Город-то понятно – мы его клетки. Или что-то вроде этого. Мы с ним едины. Мы его составляем и его строим. А вот планета? Не понимаю. Как родительница? А вот я бы никакой любви к своей перхоти не питал.
И тут еще появляется для разработки мысль о возможных отношениях между разумами разного уровня. Мы и город. Какие чувства он может к нам испытывать? В техногенных катастрофах часто гибнут люди. Это неприязнь города к нам, его клеточкам, или он испытывает к нам другие чувства? Жаль ему нас, когда он нас теряет? А может он смотрит на потерю любого из нас философски или даже не различает индивидуальные потери своих составляющих. Как не чувствуем мы смерть отдельно красного кровяного тельца в борьбе с занозой.
Нет – занозы облепляют лейкоциты. Устал сегодня. Шлялся не жравши целый день. Пытался прочувствовать город в разных местах. Вернее, почувствовать, как город относится ко мне. Флюиды. Вибрации. Как там в астрологии-то: В момент своего рождения человек вдыхает вибрации светил. Во как! Но я ничего с этими вибрациями не понял. Кроме натужного рева дизелей на улицах, да мерного подрагивания вагонов метро – вроде бы ничего такого. То ли я в этом туп, то ли город говорит с нами на языке не наших чувств. Может быть действует система знаков? Вот только – каких? А может попробовать его спровоцировать его на что-нибудь. Стучите и откроется вам. Через опыт постигать окружающую действительность…


8), 9) и далее до 28)
*тут были представлены весьма плотно перевязанные рисунками записи, которые я не берусь воспроизвести одним лишь печатным текстом – настолько важно там расположение фраз и отдельных слов, а также сами рисунки. Нарисовано было много и написано много. Часто фразы трансформировались на листке в граффити, которые в свою очередь перетекали в зарисовки города. Рисунки оказались весьма талантливыми, хотя часто были выполнены всего несколькими линиями. Во всяком случае я сразу узнавал те уголки улиц, дома и все остальное, что есть в городе, что было представлено в тетрадке, если только бывал в тех местах хотя бы один раз.

Я долго смотрел на всю эту невоспроизводимую для вас графику и надписи, листал тетрадь снова и снова. Постепенно я решил, что он каким-то образом вошел в контакт с городом. Контакт это был странный – каждый раз он совершался непохоже на предыдущий. И все эти рисунки были как бы лейбочками, под каждой из которых был сокрыт отдельный случай их с городом секундного или минутного взаимопонимания.

Еще я понял, что он научился выискивать моменты и места встреч с разумом города. И очень часто они были сопряжены с какими-то напряженными моментами. В какой-то момент он решил, что будет провоцировать город на контакт, намеренно создавая напряженные ситуации. Побывав в нескольких из них, он понял, что город не стал обращать на него больше внимания, чем раньше, но ощущение связи напряженности и контакта с разумом города его не покидало. И тогда он научился опережать эксцессы на улицах. Он делал что-то, что назревало как случайные события. Но делал это за небольшую толику времени до того, как то же самое должен был сделать какой-нибудь прохожий или даже животное на улицах города. И это почти сразу дало ему ощущение контакта. Контакта косвенного, но весьма стабильного. Как он сам писал про это – ПРОФИ-лаки-ка. Действия профессионального счастливчика.
По-видимому, он стал тем, чьи действия привлекали внимание города к его больным точкам. И каждый раз, когда он лез на рожон, город спасал его. Часто от неминуемой смерти, и практически всегда с минимальными общими потерями участников эксцесса. Вот ведь и на моих глазах его вкатывали в скорую, вытащив из под самых колес изогнувшейся поперек улицы фуры, а проблем у него было – одно растяжение. Он неудачно зацепился за цепь носком своего порванного кеда. Вся же сложная авария, случившаяся вслед за этим и спасшая жизнь той дуры-мамаши, которая  мелькнула на периферии моего зрения и скрылась, обошлась для людей практически без повреждений.

Вот такие странности можно наблюдать, находясь в гуще разума, более высокого по развитию, чем ваш. По крайней мере, он так считал, судя по тетрадке. И считает и сейчас – я уверен. Но почему он поехал в больницу с растяжением? Я думаю – подкормиться и отдохнуть от моего преследования.

:)


13.6.02
Ваш лиснерп.