4. Неумение видеть двойное дно. Конец текста, но...

#

Я выхожу под дождь и останавливаюсь. Местность ровна как стол. Болото. От станции уходит дорога. Иду по ней. И начиная с какого-то неуловимого момента чувствую: близко море. Запах, что ли. Или ухо уловило чутко набег волн сквозь шум дождя.
Выхожу на развилку дорог. Начинаются домики. Выбираю двухэтажный дом побольше, интересуюсь у пожилого мужчины, стоящего на крыльце:
- Это турбаза авиаторов?
- Это, - значительно подтверждает он.
- Вы не знаете Олю Прошлову?
- Сейчас посмотрим.
Мужчина, оказавшийся начальником турбазы, проводит меня на второй этаж, где надрывается тангом колокольчик. Со значительной миной достает толстый журнал. В журнале небрежно накарябаны имена останавливавшихся на базе. Долго разбираем фамилии, но Прошловой не находим. Начальник поясняет:
- Может быть, она на турбазе работников аэровокзала? Во-от те домики ближе к берегу!
Я иду к тем домикам, в общих чертах там повторяется процедура поиска, и столь же результативно. После этого меня отправляют на турбазу служб наземного обеспечения полетов. Благо это рядом. Там я тоже не нахожу Оли в списках.
Обойдя несколько турбаз и лагерей воздушного флота, я решаю повторить все сначала, но теперь искать фамилию Олиной сестры. Мне везет, я сразу нахожу Тамару Знаменскую, комната 13, потом Тамару в комнате 13 в натуре, потом из столовой ко мне прибегает и Оля. Очень сердится на меня, что растрезвонил ее фамилию по всему побережью, тогда как она тут под фамилией сестры. Жалуется на дождь с самого заезда. Я шутливо обещаю хорошую погоду.
Потом мы долго сидим в беседке и смотрим на Байкал. Не знаем, о чем говорить. Оля принимается рассказывать какую-то неинтересную историю из Тамариной жизни, а я перечитываю неприличные надписи на потолке беседки и соображаю, что полезно бы заглянуть в магазин.
Сначала мы заходим к Олиным соседкам - двум пожилым женщинам, одна из которых директор универмага, другая - заведующая рестораном (в Чите, что ли). Там же коротает дождь и Тамара. Мы вяло беседуем на столовские темы. В турбазовской столовой работают молодые и очень наглые девчонки, женщины ими дружно возмущаются, осуждают, обсуждают, сколько примерно кур было уворовано от обеда.
Я тем временем гадаю Оле на картах. Карты говорят, что Оля выйдет замуж за незнакомого ей сейчас человека (их познакомят родители). От себя добавляю, что брак будет счастливым. Оля тихонько просит, чтобы я не выболтал, что женат. И чтобы не говорил, что мы познакомились по дороге сюда. И чтобы... Я обещаю вообще молчать.
Потом вдруг вспоминаю про план искупаться в Байкале. Мы быстро собираемся и идем с Олей в магазин. Там продается вермут и яблочное вино. Пытаюсь купить яблочного, но Оля оттаскивает меня и шипит, что ей будет ужасно неудобно, если кавалер запьянеет. Приходится идти на пляж без НЗ.
Дождь усиливается - и я отсылаю Олю в дом. Главным образом потому, что не хочется представать перед ней белым и тощим. Как только Оля скрывается за соснами, раздеваюсь и лезу в воду. Холодно! Но вода чистая, на вкус чуть горьковатая. Так как на берегу ни души, решаю, что программа выполнена. Проплываю метров пять и бегу на берег. Весь трясусь и дрожу, с трудом надеваю рубашку. Тут возвращается Оля с графином и бидоном. Просит набрать воды для чая, причем подальше от берега. Я вновь иду в воду, стуча зубами ополаскиваю графин, наполняю. В графине вода выглядит чуть зеленоватой, наверное от водорослей. Вручаю на берегу графин Оле, повторяю процедуру с бидоном.
У Олиных соседок меня ждет приятный пейзаж: бутылка водки и закуска (тушенка!). Быстро вскипает чай, болтаем. На турбазе тихая новость: приехало ОБХСС проверять работу столовой. Пока об этом ведают только две Олины соседки - и они злорадствуют. Рассказывают про работников ОБХСС, которых, оказывается, прекрасно знают лично. Я пью чай пополам с водкой. Приходят вышеупомянутые работники - два мужчины и женщина - и вытаскивают из бездонных портфелей еще изрядное количество водки (я уже не в состоянии сосчитать, сколько бутылок).
Потом Оля провожает меня на последнюю электричку. Мы долго целуемся на дороге, дождь все идет, мимо нас бегут на станцию бывшие отдыхающие. На электричку я опаздываю, и Оля тащит меня назад на базу.

#

Утром очень хорошая погода. Ни облачка. Видны горы на другом берегу Байкала. Ветер гонит довольно крупные волны.
Мы с Олей ходим по лесу, собираем цветы. Оля мне ужасно нравится, и я недоумеваю, как это вчера хотел уехать.
Потом собираемся кататься на лодке. Турбазовские лодки разобраны, остается еще возможность взять лодку напрокат. Посылаю Олю за моим паспортом, беседую с лодочником. Он рассказывает про омуля. Это здешняя основная страсть. Из-за омуля на Байкале идет жестокая война рыбнадзора с местным населением, каковое население издавна ловило омуля и считает это и сейчас своим неотъемлемым правом. Последние результаты боев: катер рыбнадзора запутался винтом в сетях, браконьеры подтянули сети к берегу и утопили катер вместе с рыбнадзором; с другой стороны тоже возмутительное дело: в тумане инспектор рыбнадзора застрелил на мостках парнишку-школьника с удилищем.
- Вы тоже ловите омуля, если не секрет? - спрашиваю робко.
- Полавливаю.
С уважением и даже некоторым страхом смотрю на юное лицо и замечаю глубокие не то шрамы, не то морщины.
Мы плывем с Олей к песчаной косе, отгораживающей наш залив "сор" от Байкала. По другую сторону косы гуляют злые зеленые волны: настоящий Байкал. Но песок косы теплый, чистый, располагающий позагорать. Мы это и делаем.
На обратном пути какая-то сила хитро крутит лодку, не пуская к берегу. Доходит до смешного: я гребу одним веслом, но лодка нехотя ползет почти по прямой. Высказываю предположение, что мы повредили киль, когда вытаскивали лодку на косу. Или даже вовсе его оторвали. Но истина нам остается неизвестной - и, потратив неимоверные силы на пустячный путь, еле-еле успеваем к обеду.
Влияние ОБХСС сказалось: обед великолепный. Тем не менее мы еще добавляем и допиваем с соседками, слушая жуткие рассказы ОБХССовцев. Я пытаюсь пить поменьше, но Оля изменяет принципу и буквально вливает в меня коньяк, не забывая и себя. Потом мы топаем на косу (уже не помышляя добраться туда водным путем), отыскиваем укромное место среди песчаных холмов и загораем.
Я окончательно убеждаюсь, что Оля мне не нужна. Смотрю на ее красивое тело, целую маленькие сосочки ее грудей - и мне хочется поскорее оказаться в электричке и ехать в Улан-Удэ, хотя приступить к работе я смогу только через неделю. Слушаю Олин приятный голос, ощущаю ее нежные пальцы, прохладную кожу - и мне скучно, хотя гдето глубоко кипит энергия... Но для чего предназначена эта энергия, что жаждут увидеть мои глаза (действительно, что может еще так же радовать взор мужчины, как обнаженное женское тело?), во что тщетно вслушиваются мои уши?
Думаю лишь о том, как бы не обидеть Олю. Насильно изображаю, как не хочется мне, чтобы она оделась, как жалко мне с ней расстаться. Но она, наверное, чувствует правду. Жадно обнимает меня, целует, предлагает остаться до понедельника. Но я тороплюсь в город.
На полпути к станции грубо хватаю Олю, целую - и бегу. И слышу звук электрички. Оля машет рукой, а я понимаю, что опоздал, и даже как-то радуюсь за Олю. Но бегу, бегу.
Сердце сердится и останавливает меня. То есть заставляет перейти на шаг. Стучит ужасно громко, я даже не слышу электрички. Опоздал - так опоздал.
Но вдруг вижу ее зеленые вагоны. Она стоит, немного не доехав до станции. Я глупо ухмыляюсь и пытаюсь заставить себя бежать - но тело не слушается, оно передумало уезжать, его, видите ли, прельщают Олины ласки. Ишь, хитрое! Все-таки ускоряю, насколько это возможно, шаг, мысленно помогая сердцу рукой, ладонью. Вот и шлагбаум.
Бледный, на трясущихся ногах, прохожу мимо скотосбрасывателя электрички и поворачиваю на станцию. Электричка дергается и ползет рядом со мной. Резко свистит, отчего я чуть не падаю под колеса. Раздвигает двери. Я карабкаюсь в вагон, ничего не видя и не слыша... Поезд трогается и торопливо стучит колесами.
В вагоне ко мне вместе с возвращающимися силами приходит уверенность, что я все делал и делаю правильно. Причем это не связано ни с Олей, ни с моей женой, ни с дурацкой командировкой. Нет, правильность как-то совпадает именно с направлением моего движения, правильность эта - как стрелка компаса.
Правильность эта накапливается, и чем ближе к городу - тем радостнее мне, тем быстрее проходит хмель и тем свободнее и в то же время проще мысли. Возвращается ощущение контакта с миром, потерянное было в последние дни. Нет, я, разумеется, воспринимал окружающее, но был поглощен сам собой, мои чувства замыкались внутри меня. Теперь же я открылся, слился с людьми, с электричкой, с горами. Я словно могу почувствовать спокойствие горы, устремленность сосен, о чем мечтает, наконец, девушка напротив. И в то же время четче стала граница между мною и окружающим, я легко отделяю "себя" и "не себя", каждой своей клеточкой причастен к  в з а и м о д е й с т в и я м . Мое тело с обожженной солнцем кожей обновилось и приготовилось к чему-то, еще не доступному разуму, но очевидному душе.

#

Приближается Улан-Удэ. На повороте вижу в окно вагона месяц. Нет, не узенький серпик, а почти полный круг, лишь слегка притененный слева. Это всегда неожиданно и приятно - в светлом, еще дневном небе увидеть месяц. Мое сердце воспринимает бледное явление как праздник и начинает стучать легко и ритмично. А разум... разум отмечает, что месяц висит над Лысой горой. Да, да! Поезд петляет по берегу реки, а месяц остается над вершиной горы! Как радостно!
Я выскакиваю в тамбур и протискиваюсь между дачниками к двери. Я первый вываливаюсь на перрон. Я легко иду с запрокинутой головой в гору. Небо на глазах синеет и отодвигается ввысь, и меня несут уже не только ноги, меня подталкивают деревья ветками, пружинистая трава, ветер - и самая моя душа стремится к вершине... И прямо перед собою, над Лысой горой, я вижу полную луну.

(По следам реальных событий 1982 года)