Часть I. СОЗИДАНИЕ
“Хотелось поговорить с кем-нибудь…”
Женя сидела и скучала одна дома. Хотелось поговорить с кем-нибудь. Подпирев ладонями щеки, она смотрела задумчивыми глазами в окно. На улице царила осень. Была плохая погода – ни лучика солнца не видно, одни тучи да тучи. В такую погоду обычно пребываешь в состоянии какого-то небытия и ностальгии по лету или какому-нибудь празднику. Не сказать, что Женя была в восторге от этого, но ей нравилась осень с ее холодными вечерами, «бабьим летом» и кучей разноцветных листьев самых разных форм и размеров, валявшихся в еще зеленой траве или на грязном асфальте. К тому же, осенью у Жени был день рожденья, и каждый год она собирала по букету листьев и разбрасывала по полу в своей комнате. Это уже давно превратилось в своего рода ритуал.
Казалось, дождь вот-вот пойдет, но он никак не начинался. Женя вспоминала вечеринку в школе, устроенную по поводу Дня лицеиста. В голове мелькали мысли то об одном, то о другом; завтра в школу, биология, которую так не хотелось учить, но от выполненного задания зависела зачетная оценка; дискотека в школе; Ленка – легендарная «Клавдия Шифер», лучшая Женина подружка, никогда не унывающая и не дающая себя в обиду, ее отпадное платье, которое не выдержало до конца праздника и разошлось по шву в самом замечательном месте; мальчишки в строгих сереньких костюмчиках и школа, вечно напоминающая то о самом замечательном, то о чем-то важном. Пришла в голову также мысль о том, что завтра история – первый урок истории в этом учебном году, который должен был вести новый учитель. Все предметы уже велись давно, а историю почему-то задержали. «Дадут нам замечательного, великолепного учителя, самого лучшего во всей Галактике. Придет какая-нибудь грымза баба Юля, которую в детстве стукнуло током, и начнет качать права. Мол, история – самый важный для вас предмет, и вы должны учить ее как следует», - с иронией заметила Женя.
В школу идти не хотелось. И вообще, ничего на свете не хотелось. Даже не дожидаясь своего любимого сериала, который обычно начинался в половине десятого, Женька голышом, в одних шерстяных вязаных носках, которые ей подарила бабушка на Восьмое Марта, рухнула в кровать и, пожелав Господу Богу спокойной ночи и поблагодарив его за сегодняшний день, заснула, свернувшись калачиком и подсунув ладошку под щеку.
“…отдавалась ласковой теплой воде из-под душа…”
Каждое утро будильник надоедливо пищал, усиленно пытаясь разбудить своих хозяек. Немного посопев и бросив пару ласковых фраз в адрес «тех придурков, которые придумали начинать работу в такую рань», с кровати поднималась мама. Посмотрев на часы, она понимала, что проспала лишних пятнадцать или двадцать минут, и бежала тормошить Женьку, на которую будильник даже не действовал. За то когда Женя ночевала дома одна, утром под звон будильника она вскакивала как от пушечного выстрела. С закрытыми глазами, задевая косяки, девочка шла в ванную и, открыв глаза и взглянув на сонное косматое существо в зеркале, поворачивала краны и отдавалась ласковой теплой воде из под душа.
“…любовь их не имела ни малейшего шанса перерасти в ненависть…”
Жениной маме было 19 лет, когда родилась дочь. Жили они вдвоем весело и дружно. Нередко соседи ругали их за тарарам в квартире: сумасшедшая музыка, празднование Дней Рождения, бесконечные еженедельные флэйты в кругу друзей по поводу замечательной жизни. В их доме побывал (да не будет преуменьшено сие число) практически весь город. Мама и дочка приглашали друзей, друзья приглашали своих друзей и родственников, те в свою очередь приглашали своих и так длилось до бесконечности. В этой уютной двухкомнатной квартире побывали люди от мала до велика, как говориться, от 5 до 50. Практически каждый день у Танюськи (так называли Женину довольно молодую маму подружки, соседи и ее многочисленные поклонники противоположного пола) прозябала подружка Ритусик. Они были большими подругами и нередко с благоговением предоставляли друг другу свою «жилетку», если вдруг появлялась чрезвычайная необходимость поплакаться в нее; с радостью делились впечатлениями от новой встречи или удачной семейной жизни. Рита Сергеевна была женщиной довольно строгого и жесткого характера, что, однако, не мешало ей «общаться» с мужчинами ее возраста во время отсутствия мужа, который по долгу пребывал на работе, уезжая на Север.
Татьяна родила Женю в счастливом браке за «самым милым, добрым, великолепным, веселым, обаятельным и любящим человеком», который оказался впоследствии «самым противным, злостным, отвратительным, самолюбивым, уродливым и презирающим всех и вся негодяем». И брак с треском развалился. И сейчас мама и дочка жили вдвоем, как две самые лучшие подруги. Просто любили друг друга, и любовь их не имела ни малейшего шанса перерасти в ненависть, как бывает, случается у случайных влюбленных.
Вот и в это утро они шли через дорогу на остановку, совершенно счастливые и веселые. Кое-как протиснувшись в тесный автобус, они встали и, посмотрев друг на друга, засмеялись.
- Знаешь, почему у американцев очень много толстых людей? - спросила Женька, пытаясь вытянуть свою сумку из под какой-то крупногабаритной дамочки, которую плотно приперли к поручню.
- Ну? - с интересом спросила мама.
- Потому что у них нет таких автобусов. – Ей, наконец-то, удалось вернуть сумку на родину, туда, где ей и полагалось быть. – Где еще, как не у нас, ты сможешь принять воздушную ванну на остановке, да, в добавок, получить бесплатный массаж в транспорте?
“Купи мороженного, папочка!”
Ленка стояла у входа в школу, съежившись от холодного осеннего утра и перепрыгивая с одной ноги на другую. Ее ищущий взгляд то и дело сползал на позолоченные ручные часики, что каждый раз сердило девушку. Непонятно, впрочем, что ей мешало зайти в помещение? На лице ее было написано: «Ну что вы от меня хотите? Я итак вся измучилась и замерзла в ожидании этой проказницы! Вот придет, я ей…». Она снова взглянула на усыпанную редким снежком дорожку, ведущую из-за угла здания, и среди мирно плетущихся на учебу школьников увидела фигуру в коротком черном пальто и кепке, со светлым «каре» и раскрасневшимися щеками, шагавшую легко и непринужденно. И, конечно же, с плеером в ушах. Без этого атрибута уже невозможно было встретить ее на улице.
- Привет, Светлова! - радостно крикнула Ленка. – Ты че так долго? Автобуса чтоли не было?
- Ну, как всегда! А ты че не заходишь, холодно ведь?
- Че, че... Тебя жду, вот че! – нахмурившись, ответила та и, чмокнув ее где-то около уха, схватила под руку и потащила на третий этаж, в классный кабинет. Женя только успела мельком взглянуть на расписание и прочитать: «10 «Б»… понедельник… физ-ра… лит-ра… лит-ра… история…».
- Кое-как отпрыгав свою физкультуру и насмеявшись вдоволь на литературе над рассказами Тэффи и Аверченко, подруги, все еще смеясь и вспоминая отрывочные фразы, направились в кабинет, где должна была быть история.
- Дайте мне селедки, дайте! Я хочу селедки с луком! Я хочу чего-нибудь острого. Дайте же мне селедки! – с вдохновением продекламировала Женя фразу из прочитанного на уроке рассказа Тэффи.
Ленка плелась сзади, согнувшись и схватившись за живот от смеха. Ее сумка тащилась сзади по полу.
С шумом ввалившись в класс, они не застали там никого, кроме четырех своих одноклассниц. Настроение даже немножко поднялось от надежды, что, может быть, эта никому, на их взгляд, ненужная история задержится еще хоть на недельку.
- Может, не будет? – с жалким выражением лица сказала Ленка. Она не столько сказала это, сколько попросила снисхождения непонятно у кого.
- Ага, мечтай, - посоветовала Галя, одноклассница, уже давно сидевшая на своем новом месте.
- Пусть только попробуют! Мне историю сдавать вступительным экзаменом, - возразила Аня. Она, конечно, понимала, что, не будь сейчас истории, она, вздохнув, возьмет рюкзак и отправиться домой, но так хотелось сказать что-нибудь такое смелое и решительное по этому поводу, тем более, что ей действительно нужно было сдавать историю!
Женя подошла к Свете и, наклонившись к ее парте, спросила:
- Светик, ты мне не выделишь листочек из твоего бумажного фонда?
Света – ходящая папка для бумаг. Казалось, она всю жизнь только и делает, что собирает листочки из тетрадей – в клетку, в линейку, просто чистые. Женя лояльно относилась к таким пунктуальным людям, но слишком уж правильно и хорошо (и скучно!) у них все выходило. Света молча вытащила из сумки дневник, а из дневника осторожно вытянула двойной листок в клетку и подала Жене.
- Спасибочки. Я тебя люблю.
- За листочек?
- Ну, не-ет! Вообще!
- Да знаю, знаю, любвеобильная ты наша. – Света улыбнулась и убрала дневник обратно в сумку.
Тем временем один за другим в класс заходили ученики и усаживались на свои места. Уже почти весь класс был в сборе. Болтая о чем-то, не относящемся ни к истории, ни, вообще, к школе, Лена и Женя услышали, как прозвенел звонок и через минуту в класс вошла завуч, а за ней парень лет двадцати пяти-тридцати – блондин с короткой, немного дерзкой стрижкой. Одет он был в голубые джинсы, черные ботинки и голубую рубашку. Одежда на нем сидела идеально, прическа была очень к лицу, и вообще, сам он по внешности напоминал хорошо сшитую тряпичную куклу. Стройный, высокий. Нельзя сказать, что это был двухметровый столб, но и не мал, однако ж. Женька влюбилась в эту милую живую куклу сразу же, с первого взгляда. Посмотрев на Ленку с серьезным видом, Женя приподняла бровь, а Ленка скривила какую-то мученическую мину и кивнула ей.
Завуч Ольга Сергеевна как всегда была в своем репертуаре: забегала туда – сюда по классу с озабоченным видом и журналом «под мышкой».
- Так, все здесь? Все в порядке. Да, очень хорошо. Все хорошо. Начинайте. – И направившись было уже к двери, она вспомнила. – Ах, да! Вот, журнал-то. Забыла совсем. Ведите себя хорошо, - обратилась она уже к классу, понизив голос. Раздался дружный смех.
Когда она вышла и хлопнула дверью, парень в голубом – их новый учитель истории – вышел на середину класса, встал перед первой партой среднего ряда и сказал:
- Добрый день! – Казалось, он чувствовал себя немного несвободно, но было видно, что этот его «добрый день» – давно приевшаяся фраза, которой он обычно встречает класс. На задней парте раздался смех. Он укоризненно посмотрел в ту сторону. Там сидели Ленка Волева и Оксанка Штих – две юные совратительницы «мужей». Женя их в какой-то степени понимала. Ленка сунула ей в руку клочок бумаги, сложенный вдвое. «Лапка» – прочитала Женя и черкнула: «Да». – Я ваш новый учитель по истории. Моя фамилия Светлов. – Ленка с удивлением посмотрела на него, потом на соседку по парте. – Зовут меня Владимир Александрович.
У Жени вдруг что-то оборвалось внутри. Пустота... Не может быть. Нет, она не могла всю жизнь проигрывать в уме все подробности их встречи, все реплики, которые могли звучать, и встретить его вот так... Так... неудобно. Она хотела зачем-то подняться с места, но все тело оцепенело. Она сидела и смотрела на него круглыми голубыми глазами и очнулась только тогда, когда Ленка толкнула ее локтем и протянула ей записку: «Не догоняю!» Женя не стала отвечать, отдала ей обратно записку и только мельком взглянула на подругу. Той и этого хватило, чтобы все понять.
Женя стала внимательно смотреть на него, еще раз взглянула на его прическу и только сейчас заметила, что волосы у него такого же цвета, как и у нее. Но как бы не веря, она взяла клочок своих и посмотрела на него. Один к одному. Чтобы рассмотреть преподавателя получше, Женя достала из футляра очки и надела. Она невольно подумала о маме. Какие глупые все-таки люди, не хотят понимать друг друга. Она знала по многочисленным рассказам матери, что та буквально выгнала мужа из дома и сама подала на развод. Ему ничего не оставалось делать. Он не раз потом приходил, стоял под окнами, звонил, оставлял под дверью огромные букеты цветов… но все напрасно. Глупо.
Женя сидела, задумчиво глядя в его светлые глаза. Он это заметил. А она смотрела на него то ли улыбаясь, то ли собираясь заплакать, и даже не слушала, о чем он говорит. Все по очереди вставали, что-то отвечали, а Женя не слушала. Она все не могла поверить, что он, этот милый, самый красивый в мире человек – ее отец. И что она все-таки его встретила. Такого просто не могло быть. Но совпадения – на то они и совпадения, что бы быть неожиданными. Он, когда-то скромный мальчишка, по уши влюбившийся в Танюху, студентку факультета журналистики, студент педагогического института второго курса исторического факультета, стоит здесь, а она его дочь. Но она сама ему ни за что не скажет... нет. Пусть он сам прочитает в журнале, или как-нибудь потом. Но не сейчас, Господи, только не сейчас...
С первой парты среднего ряда встал Сашка и сказал:
- Александр Кулагин.
Настало молчание.
- Отлично. Владимир Александрович.
- Сашка сел. Подошла очередь Жени. Парень посмотрел на Женю, встретил ее внимательный задумчивый взгляд, постоял немного, а потом тихо спросил:
- Она медиум? – и посмотрел на Ленку. Класс захохотал.
- А я-то здесь причем? – напугалась Ленка, разбуженная вопросом от глубоких мыслей.
Ленкин ответ, вообще, убил всех наповал. Улыбку смыло с Жениного лица. «Господи, нет... нет... нет... Что же... что же делать?» А он, как ни в чем не бывало, стоял и улыбался своей очаровательной улыбкой. Женьку вдруг резко оторвало от стула, и она выпалила.
- Светлова Евгения. – Многие обернулись в ее сторону, и она попыталась улыбнуться, глядя на него, но у нее ничего не получилось.
При ее словах на веселом, улыбающемся лице Владимира отобразилось нечто среднее между страхом и удивлением. Все это происходило так быстро, что никто кроме них двоих ничего и не заметил. Между ними вдруг образовалась какая-то пропасть, заполненная этими знаками, которые подавались неосмысленно.
- Привет… Вот... и не думал, что так приятно иметь… однофамильца.
Некоторые Женины одноклассники знали, что Женя живет с одной мамой и в глаза никогда не видела своего отца, и теперь с интересом следили за всем происходящим.
- Да, - промямлила Женя.
Он тоже попытался улыбнуться.
- Спасибо, можешь… те садиться.
Женя села и еще с минуту посмотрела на него, потом опустила голову к тетради на ее парте и больше за весь урок не смотрела в его сторону. Ленка доставала ее уже который раз своими записками. Владимир все никак не мог понять, что же случилось – вряд ли могло такое произойти: Евгения Светлова шестнадцати лет со светлыми волосами и знакомыми ему чертами лица не могла быть случайным однофамильцем. Первым делом он взглянул в журнал на последнюю страницу, где обычно находился список всех учеников, их полные имена, адреса... Все сошлось.
Когда прозвенел звонок, Женя, никого не слыша и не видя, собрала тетради в сумку и пошла домой. Светка подошла к ней и спросила:
- Жень, ты знаешь его? – но, не дождавшись ответа, отошла.
Ленка все время шла с ней рядом и задавала вопросы, толкая подругу в плечо. Выйдя на крыльцо школы, Женя повернулась к Лене. Та, не задумываясь, пользуясь моментом, спросила в очередной раз и с надеждой уставилась на подругу:
- Он твой папка, да?
- Ленка, отвали, пожалуйста. До завтра.
И Женя пошла в свою сторону, а Ленка осталась в недоумении стоять на крыльце. А когда Женя скрылась из виду, она с задумчивым видом отправилась домой.
Женя шла, опустив руки в карманы пальто, надвинув кепку на лоб и глядела на желтые грязные листья, покрывшие весь тротуар сплошным ковром. Завернув за угол и пройдя немного, она услышала за спиной быстрые шаги – кто-то бежал за ней. Она резко обернулась и увидела, как Владимир приблизился и сказал:
- Я не могу тебя вот так отпустить, сама понимаешь. Поговорить надо.
Женя стояла и смотрела, перебирая в уме все то, о чем бы он стал с ней разговаривать. В принципе, ее молчание – одно из видов поведения, на которое Владимир и предполагал наткнуться.
- Ты меня, наверное, ненавидишь…
- Ну… - растерялась Женя, - Я, вообще-то, люблю людей. – Шутка, которая могла бы разрядить ситуацию, не совсем удалась, и Женя глупо улыбнулась сама себе. Он удивленно посмотрел на нее и не мог не заметить своих глаз, будто в своем зеркальном отражении. Он молча постоял с минуту, положил было руку ей на плечо, но убрал и, сказав «извини», быстрыми шагами пошел назад в школу. Женя смотрела на его удаляющуюся спину, на его ноги, походку. И улыбалась.
Когда он вошел в класс, урок уже начался, но класс был пуст, так как по учебному плану на сегодня все уроки истории были проведены. Сев за последнюю парту, он задумался и вдруг вздрогнул оттого, что кто-то коснулся его плеча. Обернувшись, он увидел дочь. Она застала его неуклюже сидящим на стуле с согнутой в колене и прижатой у груди ногой. Женя села напротив него и сказала:
- Да, нет, конечно.
Он помолчал. Потом медленно опустился перед ней на колени:
- Женя... Женечка... Доченька... малыш...
Женьку передернуло. Она села на корточки рядом с ним и взяла его руки.
- Не надо, пожалуйста. Мне и без того нелегко все это принять и понять. Помог бы лучше определиться, ты ведь, наверно, больше меня понимаешь в этой чертовой жизни.
Он сидел и пристально смотрел в глаза, внимательно вслушиваясь, казалось. Не только в каждое слово но и в каждый звук, который произносила девушка, вслушивался в то, как она произносила их, слегка присвистывая букву «ша». Жене на секунду стало ужасно больно и захотелось есть. Женька потянулась к нему упала коленями к нему на колени, и он обнял ее. Женя крепко прижалась, уткнувшись носом в его плечо. И если бы он мог видеть ее лицо, то в ее глазах он нашел бы не то, чтобы боль, а какую-то дикую гримасу, в которой смешалось все уже пережитое и неведомое доселе. Он снял с ее головы кепку и поцеловал в висок. Прошло минут пять, а они все сидели вот так вот посреди класса обнявшись и ничего не боясь, ужасно похожие друг на друга, как близнецы.
Домой они шли тоже вместе. В душе у Жени было все перевернуто с ног на голову, как, впрочем, и у него. Так обычно чувствуешь себя, находясь в предвкушении нового, желанного и одновременно неожиданного.
- Тебе ведь шестнадцать?.. – задумчиво сказал он.
- Что? – переспросила Женя, не расслышав вопрос.
- Да так, ничего. Как мама? – вдруг спросил он.
- Лучше всех. А ты? У тебя есть еще дети?
- Он отрицательно помотал головой.
- А жена? – с удивлением допытывалась Женя.
- И жены нет, – подумав, ответил Владимир.
- Не может быть! – подавив в себе непонятный сумасшедший восторг, воскликнула она, и в голове пролетела туманная мысль, а что если… Все же на свете бывает!
- Ну, не совсем к месту, наверно, будет выглядеть, если я сейчас начну загоняться про то, что ты и Татьяна – мои ребенок и жена… – он улыбнулся и засунул руки в карманы.
- Но… но… почему?
- Потому, что не совсем реально сейчас это будет выглядеть, сама посуди.
- Да нет, я не про это спрашиваю! Семьи почему нет?
- Ну, как тебе сказать…
- Скажи, как есть, – попросила Женя.
- Не могу.
Женя промолчала, с сожалением сдвинув брови. Спустя несколько секунд она снова задала вопрос:
- Почему ты не общаешься с мамой? Ты ведь ни разу не пришел за все это время!
- Я пробовал! Два года только этим и занимался. Бесполезно…
- Да с чего ты взял? – перебила его Женя, – может быть, сейчас она совсем по-другому отреагирует. Ведь столько времени прошло.
- Ты думаешь?
- Конечно! – Она помолчала с минуту. – А знаешь, ты бы мог мне честно ответить? Вот представь, что если ты сейчас соврешь, попадешь в ад. Можешь?
Он улыбнулся и сказал:
- Учитывая то, что я не совсем верующий, мне с этим сложно. Но я попробую?
- Что у вас там на самом деле произошло? Неужели это было так серьезно, чтобы оставить ребенка без отца?
- Нет! – не колеблясь ответил он.
- Дура, - она будто подумала вслух. – И все, вообще, мы идиоты!
- Я понимаю, что задам сейчас не вполне корректный вопрос и вряд ли на него вообще можно ответить, но могу ли я что-нибудь сделать. Чтобы хоть как-то искупить свою вину? – он посмотрел на нее и засмеялся.
- Купи мороженного, папочка! – детским голосом, кривляясь, попросила Женька.
- Я тебе Бога куплю, хочешь?
- Не трогай Бога, - потребовала Женя.
- Ты верующая? – спросил он.
- Это долго объяснять.
- Надеюсь, когда-нибудь ты мне это объяснишь? Потому что в этом я вообще не разбираюсь, – спросил он, обнял ее одной рукой за плечи, и они пошли по тротуару, освещенному пока еще теплым осенним солнцем.
“Пусть подумает”
Дождавшись маму, Женя ей сказала как бы между прочим:
- Мам, знаешь, у нас сегодня история была.
- Ну и что?
- Да ничего. У нас новый препод.
- Что это ты мне про школу рассказываешь? То из тебя слова не выбьешь, а то вдруг сама. Ну, что там за учительница?
- Не учительница, а учитель, я же говорю!
- Он? Ну-ка, ну-ка, интересно. Симпатишный? Сколько лет?
- Он на год старше тебя. Тебе в самый раз!
- Неужели? Мне еще интересней!
- Хочешь, я тебе его опишу?
- Хочу. Пиши.
- Он блондин. Стрижка – кайф, одежка – кайф, глаза голубые, прям как джинсы, и такие красивые! Он еще такой высокий. До сих пор не женат. Но он любит одну женщину безумно и с института. Говорит, она его отвергла, и это его дико угнетает по жизни. Страдает, мам. Знаешь, как его зовут? – И не дождавшись ответа, выпалила. – Владимир Александрович.
Женя заметила смятение на лице матери, которая, не долго думая, вдруг схватила сумку, на бегу сунула ноги в туфли, выбежала на лестничную площадку и побежала вниз по лестнице. Женя босиком выскочила за ней, но одумалась и вернулась назад, проследив как темная фигура спускается вниз, быстро-быстро семеня по ступенькам.
- Зря я так резко, – подумала она вслух. Ладно, пусть подумает.
“может, у них великая любовь”
Мама вернулась домой поздно вечером. Женя очень беспокоилась, но чтобы избежать серьезного разговора, притворилась спящей. Ей почему-то стало вдруг очень страшно; она боялась обидеть маму. Той и без того было плохо. «Может быть, она его все еще любит, – думала Женя, – может, у них великая любовь, а я…»
Мама открыла дверь своим ключом, поставила сумку на полку, приоткрыла тихонько дверь в детскую комнату, где, как она думала, спала Женя. Постояв с минуту, она прошла в темноту и опустилась на колени перед Жениной кроватью. Женя ничего не могла видеть, но услышала приглушенные всхлипывания. Не выдержав, она схватила мать за руку и обняла.
“Господи! И почему так?”
Проснувшись утром, Женя застала маму на диване в зале спящей. Рядом с ее подушкой лежала склеенная фотография. Женя взяла ее и, сев на пол, стала разглядывать. На улице было темно, теплые весенние деньки кончались, птицы уже не надоедали своим щебетанием, а накрапывающий дождик навевал грустные мысли. Ловя тусклый свет коридорной люстры на лист фотографии, Женя увидела на ней изображение двух еще совсем юных молодых людей на фоне институтской аудитории. Он, блондин с прекрасной фигурой, одной рукой обнимал ее за талию, а в другой руке держал ее руку. Она, девушка со светло русыми волосами в розовом тоненьком платье с широкими рукавами и в белых туфлях на высоком каблуке, смотрела на него. Они сидели на парте в большой аудитории, были такие счастливые и так улыбались, что Жене показалось, они единственные люди на Земле. Фотография была склеена из кусочков. Видимо, когда-то в ярости мама порвала ее, но одумавшись, склеила скотчем. «Значит, она любит его, значит, грустит, раз ей дорога эта фотография, – подумала Женя. – Господи! И почему так? Они, конечно, сами виноваты, это, можно сказать, мамка. Она думает, что он с кем-то гулял, а он не гулял… А, может… Нет. Да… Что это за жизнь? Боже, зачем ты создал таких глупых существ – людей? Прости за замечание, но… ошибки нужно рано или поздно исправлять. Так что, действуй!»
Мама пошевелила рукой. Женя осторожно положила фотографию на место и на четвереньках бесшумно уползла в коридор.
- Ведь надо ее как-то разбудить, ей на работу… – шепотом сказала Женя большой белой крысе, которая сидела на подоконнике, дотронувшись до ее мягкого розового носа. Крыса пошевелила усиками и понюхала Женин палец. Странное существо для обычного дома. Всю жизнь Женька мечтала завести крысу, именно такую – большую, белую, с красными глазами-пуговками. Сушка (так ее звали) давно привыкла к Жене, каким-то макаром девочке даже удалось отучить ее грызть все подряд, как это обычно бывает у крыс. Иногда Сушка ходила куда-нибудь вместе с хозяйкой – она ехала на Женином плече, важно покачивая головой и обращая на себя всеобщее внимание.
Деловито посмотрев на девочку, крыса по рукаву забралась к ней на плечо.
Приготовив завтрак и заправив за собой постель, Женя осторожно подошла к маме и потрепала ее за руку. Та открыла глаза и с вопросом посмотрела на дочь.
- Мам, время – семь. На работу идешь?
- Нет, я взяла этот… за свой счет… на один день. Ты иди, а я хоть высплюсь.
- Ну, как хочешь, – сказала Женя и пожала плечами.
- В школе в этот день отца она не встретила, стало почему-то грустно. И весь день прошел не так весело, как хотелось бы.
“и жизнь прекрасна, как никогда…”
Придя домой, Женя застала маму веселой в обществе тети Риты. Мама никогда не грустила долго. Даже если в душе у нее было что-то неладно, внешне она старалась выглядеть невозмутимой. Одну вещь Женя любила в маме больше всего – она умела не обращать внимание на неудачи, она просто замечала свое плохое настроение, свою злость, обиду, смотрела на них свысока и надменно, и они сами собой исчезали.
Пока Женя мыла руки, до нее долетел отрывок разговора мамы с соседкой о вечеринке, которая намечалась на эту субботу у них дома.
- Приносите свои диски и кассеты, - предлагала мама.
- Посмотрим. А что у вас есть?
И тут мама начала перечислять все разнообразие CD, аудио- и видеокассет из личного архива Светловых.
…Как будто ничего не случилось, как будто все было как прежде, и жизнь прекрасна, как никогда…
“Тебя как зовут?”
В субботу вечером Женя вернулась домой поздно. Ей пришлось зайти к подруге, чтобы вместе решить несколько сложных задач по геометрии. Вечеринка дома была уже в самом разгаре, но Женя не очень-то и торопилась. Она услышала грохот музыки, еще когда выходила из лифта. Зайдя в темную квартиру, она разулась и прошла на кухню. Ее никто не встретил, кроме Сушки, потому что даже не слышал как она вошла.
Включив свет, Женя увидела столы, заставленные разными вкусностями и напитками. Она подошла к одному из столов, откупорила баночку джина. Та с шипеньем поддалась. Отхлебнув глоток, Женя поставила ее обратно и, поморщившись, решила: «Попью я лучше чаю… с конфетами». Сев на подоконник и посмотрев на уже выползшую из-за угла соседней шестнадцатиэтажки луну, она улыбнулась ей и стала вглядываться в темноту, усиленно размышляя о чем-то.
Ночь сегодня была какая-то цветная, будто ее окунули в банку с сиреневой краской. Все небо застилали серые облака, и дождик, только переставший, снова начал звенеть по подоконнику и оставлять черные точки на кое-где высохшем асфальте. Облака были чарующие, и Женя вдруг подумалось: «Наверно, скоро умру. Людям всегда мир кажется красивым перед смертью». Музыка гремела во всю, но Женя уже привыкла и не обращала внимания. Она снова окинула взглядом все съестное, что было на кухне. Здесь практически не было спиртных напитков, разве что джин, ром в маленьких металлических банках и пиво, которые спиртными даже не назовешь.
Все здесь казалось знакомым и родным после пяти первых минут пребывания в любой из комнат. Кто не приходил в этот дом, каждому становилось уютно и хорошо, как нигде больше. Никогда здесь не ссорились и не ругались, потому что знали, что если только повысишь на кого-нибудь голос, тут же вылетишь в коридор для обработки информации, а обратно зайдешь только на следующий день. Здесь никогда не грустили: раз пришел на флэйт, веселись вместе со всеми и теки по заданному руслу. Тосковать здесь не разрешалось, да и не хотелось никогда. Вот и сейчас все в каком-то сумасшедшем восторге скакали до потолка и буквально обливались пепси.
Женя допила свой чай, отправила кружку в раковину и танцующими шагами, напевая под нос знакомые слова из звучащей песни, прошла в зал - в самое пекло. Все сразу узнали Женьку. Самым любимым ее занятием было вот так вот врываться в толпу и подставлять свои щеки налетевшим на тебя друзьям, знакомым и вовсе незнакомым тебе людям. Если не поцелуешь или не обнимешь при встрече друга, считай не поздоровался. И сегодня было не исключением. Завидев Женьку в дверях, все накинулись на нее и стали обнимать и целовать; кто в ухо, кто в нос, кто в затылок, а кто просто подставлял свою щеку. И Женька, не задумываясь, целовала ее, такую небритую, колючую или гладкую и горячую от духоты и постоянного движения.
Женька танцевала и танцевала пока не свалилась на диван со вздохом усталости. Рядом с ней внезапно возникла мама с каким-то молодым человеком, бутылкой пепси и двумя пластиковыми стаканами, надетыми на бутылку.
- Женек, развлеки парнишку. Что-то он у нас взгрустнул маленько, – и она с улыбкой посмотрела на молодого человека.
- Вовсе я не взгрустнул, – крикнул он ей. – Просто, танцевать уже нет сил.
- Прыгай в кресло, – предложила Женя, хлопнув по покрывалу ладошкой.
Он сел, довольный и веселый.
- В общем, вы тут поболтайте пока. Но потом чтоб опять в общий круг. Вы, молодой человек, обещали мне медленный танец в обнимку, – лукаво сказала тетя Таня, шутя строя ему глазки. Тот засмеялся, и она скрылась в ходящей ходуном толпе.
- Она сегодня такая чудная, – заметил он, обращаясь к Жене.
- Да… Она не перестает меня удивлять.
- Точно. Это нечто. Клёво жить с такой мамкой! Рай у вас. И часто здесь такое бывает?
- Да… периодически, – ответила Женя. – Тебя как зовут?
- Максим.
- А меня Женя. Как приято иногда услышать нормальное имя. А то всякие мышки, кошки, зайцы, Жучки. Ты как здесь?
Музыка играла на полную мощность, и проходилось кричать, чтобы тебя услышали. Женя сказала свою последнюю фразу не слишком громко, поэтому Максим переспросил:
- Я тебя не слышу.
Женя встала, взяла бутылку и потащила его за руку из зала.
Оказавшись в детской, Женя закрыла дверь и заметила:
- Так лучше. Ты как здесь, говорю? – переспросила она, наполняя стаканы темно-коричневой пенящейся жидкостью.
- А ты меня не помнишь?
Женя отрицательно покачала головой и протянула ему стакан.
- Мы как-то встречались около подъезда. Тетя Таня разговаривала с моей мамой.
Женя поднесла руку к губам и задумалась на секунду, нахмурив брови.
- Подожди, подожди… Да! Точно! – весело вскрикнула она. – Так ты тети Ритин сын! Даже странно, почему я тебя раньше не видела?
- Ты видела, – улыбаясь, возразил он.
- Ну, в смысле, я имею ввиду, у нас здесь!
- А! Да вот. Не приходилось. Я уж сам понял, что пропустил.
- Странно очень. Вроде тетя Рита с моей мамкой так тесно очень общаются все время. Почему я тебя не встречала?
- Потому что я жил на севере с отцом. Он там работал, я учился. Там у нас предки живут. Школу кончил, приехал в институт поступать.
- И как? Поступил?
- Поступил.
- Куда?
- На вэб-дизайн.
- Здорово. – Она помолчала и сделала глоток. – Ну, и как тебе вечерок?
- Клёво!
- Приходи в любое время, всегда будем рады, – пригласила она.
- Спасибо, как-нибудь обязательно. Отсюда-то и уходить неохота. У вас тут так… – он замолчал.
- Как?
- Ну, как не у всех.
- Может быть.
- А почему у вас зал такой большой?
- Это две комнаты, стенку просто раздолбали, – пояснила Женя.
- Специально?
- Нет, трактор случайно заехал, – она засмеялась. – Ну, конечно, специально.
Настало молчание. Как-то вдруг стало не о чем говорить. Обоим было неловко из-за того, что никто не может продолжить разговор. Максим разбавил тишину:
– Ты куришь?
– Нет. У нас курят на балконе или на площадке в подъезде. Ели хочешь, иди.
– Да ну. Я лучше с тобой посижу. Давай за что-нибудь выпьем.
Как-то сам собой разговор потек дальше. Поговорили об учебе, об увлечениях. Женя узнала, что Максим, как и она, увлекается музыкой; мало того, он играет в группе на гитаре. Очень интересной и забавной показалась история о том, как они впятером (Максим и еще четверо парней из его команды), дабы не клянчить деньги у родителей, решили заработать их сами. Пока Макс все это рассказывал, Женя успела основательно осмотреть его внешность.
Он выглядел лет на пять старше Жени, но по рассказанным им фактам из своей жизни становилось ясно что ему не больше двадцати двух.
Он был немного выше ее ростом, в левом ухе четыре кольца. Одет во все черное: черные ботинки, джинсы, черная кофта с желтой полосой поперек груди. Внешность его показалась Жене странной, немного необычной. Он не был красавцем, но что-то загадочное, мужественное и немного даже надменное проскальзывало в его чертах. Женя любила таких людей. Длинные темные волнистые волосы подчеркивали строгие, немного угловатые черты лица; приятные и немного дерзкие. Он был хорошо сложен, не слишком широк в плечах.
Женя внимательно глядела на него, сидя на полу.
- А закончил музыкалку?
- Нет, осталось два года проучиться, и бросил. Сольфеджио меня доконало. Знаешь, предмет такой, теория музыки…
- Знаю, знаю, – перебила его Женя, – сама его ненавижу.
- А ты тоже училась?
- Да, я закончила еще в седьмом классе на «тройки», «четверки». Так… училась для себя, для удовольствия.
- Ты любишь музыку?
- Это мой наркотик! – воскликнула Женя, хлопнув себя по груди. – Максим опустил глаза и уставился на свой стакан. – Слушай, научи играть на гитаре. Хотя бы немножко. Я так-то могу мелодию подобрать, а вот с аккордами запор. Покажешь?
– Почему нет? Правда, у меня дома гитары нет, надо свою акустику принести. А электрика у меня в подвале.
– Где?
– Ну, где мы обычно репетируем. В муз-лицее, в подвале. Знаешь седьмой музыкальный лицей в десятом квартале? У нашего клавишника… клавесинщика… - он весело рассмеялся, - мы его клавесинщиком зовем, потому что когда инструментов и студии своей еще не было, репетировали у кого придется, и у одного чувака, который держит студию, был синтезатор самый что ни на есть допотопный. И у него регулятора смены инструментов не было, звук был то ли аккордеона, то ли клавесина – не поймешь. Вот с тех пор Алекс у нас клависинщик. Так вот, его мать директором лицея работает, повезло с помещением, а то пришлось бы шататься по гаражам или за студии постоянно бабки отваливать. Нашли нужных леловечков, они нам с аппаратурой помогли. Все же мир не без добрых людей.
- Классно. А к вам туда нельзя? – спросила Женя.
- Да почему же нельзя? Можно, даже нужно. Будешь консультантом. Послушаешь нашу байду.
- Почему байду?
- Да ну! Редко, когда хорошие вещи пишем. Такие, чтоб показать можно было. Работать надо больше, а мы так… как дилетанты, ей богу.
- Ну, а если зрителю нравится, почему бы и не писать байду. Другое дело, если вам самим это противоречит….
- Вот ты и осудишь.
За разговором они не заметили, как музыка стихла, и все стали собираться уходить. Тетя Таня заглянула к ним и спросила:
- Ну? С ней невозможно не найти общий язык, правда, Макс?
- Точно. – Он улыбнулся и посмотрел на Женю.
- А ты так со мной и не потанцевал, противный! Ну, ничего. Я тебя в следующий раз потерраризирую.
Она вышла.
- Чем будешь завтра заниматься? – спросил Максим.
- Не знаю, думаю вот. Уроки вроде все уже сделала.
- Хотел предложить сходить в кино. Там «Американский пирог» до пятнадцатого числа идет. Я хотел посмотреть. Говорят, фильм прикольный, молодежная комедия.
- Кстати, хорошая идея. Сто лет в кино не была.
- Значит ты не против?
- Даже очень «за», - согласилась Женя.
- Я тоже вряд ли вспомню, когда там последний раз был.
Так и решили – пойти на «Американский пирог».
“…дочь говорит реальные и правильные вещи…”
Дабы пощадить соседей, Женина мама решила закончить этот вечер пораньше – в одиннадцать часов. Народ стал разбредаться, разделяться на пары и пошел гулять по мокрым улицам до самого утра. Последние кучкой вывалили из подъезда на улицу и, с криками помахав руками маме с дочкой, выглядывающим в окошко, отправились восвояси.
Женя попрощалась с Максимом и ушла на кухню. Мама закрыла дверь за последними гостями, прошла вслед за дочерью, веселая и разгоряченная, и сказала:
- Как хорошо иметь пластиковую посуду! – Сгребая пластиковые стаканы со стола и сваливая их в мусорное ведро она спросила: – Ну, как он тебе? Славный парнишка, да?
- Да ладно тебе. Как маленькая. Еще и пристает к нему, глянь-ка на нее! Куча кавалеров, а ей молоденького подавай, - смеялась Женька. - Кстати, если не трудно, скажи, где ты пропадала в среду? – Она осторожно решила подойти к наболевшей проблеме, потому что хотелось навести справки и разузнать что к чему, каковы шансы на воссоединение двух любящих сердец.
- Когда? - все еще улыбаясь спросила мама.
- Ну, помнишь, я тебе сказала про папку? – напомнила Женя.
- А! – она отвернулась к мусорному ведру. – Прогуляться надо было, подышать свежим воздухом, подумать…
- Я думала, ты мне доверяешь… – Женя слезла с подоконника и направилась к двери.
- Женек! – умоляющим голосом попросила мама. – Ну… Я же… Ну… Господи! Да… – Она заплакала и закрыла руками лицо.
- Женя подошла и обняла ее.
- Ну? - спросила она.
- Я же… как дура… еще… – Она не договорила и захлебнулась слезами.
- С такими темпами мы скоро утонем!
- Не могу его забыть.
- Ты глупая. Да уж… все так дерьмово у вас вышло. Из-за глупости какой-то, можно сказать.
- Да откуда тебе знать. Ты же ничего не понимаешь.
- Ну, конечно. «Женька мелкая! Женька ничего не понимает!» И вообще, если хочешь знать, ты еще больше «мелкая», чем я, поняла? – твердо заявила Женя.
- Ладно. Ладно! Не мелкая, понимаешь. Но ты ведь видела его всего один раз. Как ты можешь вот так сразу и сказать! Из-за глупости! – Она усмехнулась.
- Я же с ним разговаривала. – Она помолчала, решив. Что не стоит освещать подробности эупомянутого разговора. – И вообще. Даже если что-то у вас там произошло, ну мало ли, бывают у людей ссоры в семье, зачем сразу так по-крупному ругаться, тем более, разводиться. Ну вы даете, ребята! Разве не ты говрила мне, что любовь – это самая главная вещь на земле? Ты разве не знаешь, что мужики никогда не могут позволить себе принадлежать одной женщине – как бы они ее не любили. Это ж у них животный инстинкт! Но за-то ты у нас теперь девка свободная, а все мужики – козлы! А разве ты никогда ему не изменяла, честно? - Женя взяла маму за плечи и лукаво посмотрела в глаза.
- Нет. Потому и обидно.
- Вот! Вот видишь! - поймала дочь ее на слове. - Видишь. Потому и обидно, что самой не удалось. Ты на себя-то помсотри прежде чем других людей осуждать. Я ничего не говорю, что ты там все такое-сякое… но надо думать головой-то, прежде чем брать Зимний штурмом.
Мать внимательно смотрела на Женю и, казалось, начинала ее понимать.
- Но ведь… он… я… он мне… как это? – попыталась она возразить, чувствуя, что дочь говорит реальные и правильные вещи, но что обязательно нужно попытаться доказать свою правоту. Ведь не зря же она, в самом деле, развелась с мужем!
- Вот и я о том же! Не хочешь ты его понимать, мамка. Но мне все-таки кажется, что у него до сих пор к тебе чувства какие-то остались… вам бы… накуриться вместе… или напиться! – Они вместе расхохотались. Цитаты из знаменитого мультика про Масяню – обычное для них двоих дело.
- Чего он тебе там такого наговорил?
- Много чего. До сих пор неженатый ходит, Господи Боже, такой момент грех упустить, мамка! Сказал: “Ты и Таня – вот моя семья.”
- Семья, - усмехнулась мама.
- Что, семья? Ты не хотела бы с ним встретиться… поговорить? – осторожно спросила она.
- Нет… – мама запнулась, – ну, не знаю… может…
- Сомневаешься? Хороший знак!
- Да что же ты сегодня продвинутая какая-то! – воскликнула мама, вытирая кулаком слезы с глаз.
- “Сегодня!” А реветь – ребячество, так же, как жрать – свинство! – заметила Женя и протянула ей полотенце. – Ты хочешь спать?
- Нет, – засмеялась мама, – а ты?
- И я. Может, пойдем погуляем?
- А посуда?
- А ну ее на фиг! Завтра уберемся.
- А дейсвительно, ну ее на фиг!
- И они, выключив свет, натягивая второпях верхнюю одежду и смеясь, побежали вниз по ступенькам.
- Как у тебя быстро решаются все проблемы! – заметила мама.
- Ну так! Уметь надо. Вся в тебя.
Обе засмеялись.
На улице было прохладно и свежо. Дождь давно закончился. Взяв друг друга под руки, они зашагали по мокрому асфальту смотреть на огни светофоров, автомобильных фар и на засыпающий ночной город.
“Сейчас начнется самое интересное…”
Проснулась Женя от звонка в дверь. Взглянув на висевшие на стене часы, которые показывали без пятнадцати двенадцать, она, потрепав спутавшиеся волосы, и на скорую руку напялив на себя свою длинную почти по колено клетчатую рубашку, пошла открывать.
- Кто там еще в такую рань? – сонным голосом возмутилась мама.
- Рань! Двенадцать часов – это по-твоему рань?
Потерев глаза, Женя повернула замок, на пороге стоял Максим. Увидев ее, такую помятую и сонную, он удивился:
- Я вас разбудил?
- Ну… не то, чтобы разбудил, мы уже почти совсем не спали. Заходи быстрей, холодно. – Он зашел, Женя закрыла за ним дверь. – Проходи, проходи, – сказала она и побежала ставить чайник.
Пока гость раздевался, из детской донесся голос тети Тани:
- Ма-акс! Привет.
- Доброе утро, теть Тань.
- Мне не нравится, когда ты меня так называешь. Неужели я для вас такая старая?
- Да что вы! – воскликнул Максим. – Если бы я не знал, что вы Женина мама, я бы подумал, что вы сестры. А как вам нравится чтобы вас называли?
- Деткой, – пошутила та.
- Ладно, учтем.
- Да я пошутила, Максим. Но все равно, спасибо.
Он засмеялся.
Женя провела его в зал, и они сели на тот самый диван, на котором познакомились вчера. Вдруг Женя встала и сказала:
- Сейчас я! – Она сбегала, почистила зубы, немножко причесалась и вернулась с двумя бокалами горячего чая. – Вот, держи.
- Нерасчесанной тебе было лучше, – заметил Максим.
- Да? Ну все, ладно, уехали.
- Слушай, я че пришел-то. Я подумал, ведь фильм вечером.
- Ну?
- Давай сегодня сходим к нам? Я позвоню парням, скажу, чтоб они приехали в лицей пораньше, все равно, так и так сегодня репа.
- Всмысле? – не поняла Женя.
- Ну, ты же хотела послушать нашу музыку.
- А! Конечно!
- Где-то я вчера тут наблюдал телефон. – Он огляделся. Женя указала на журнальный столик в углу. Максим, поговорив минут десять, сказал:
- Ну, вот. Через час можно ехать.
- Час посидим у нас, хорошо?
И они посидели час. Попили чай, поговорили о том, о сем. Зашла мама в теплом халате и сказала:
- И еще я не хочу, чтобы ты не называл меня на “Вы”.
- По другому я не могу, это знак уважения, – сказал Максим.
- Ничего ты мамка не понимаешь! – добавила Женя.
- Предательница… – Тетя Таня ухмыльнулась и удалилась.
Когда час прошел, Женя с Максимом вышли на улицу, предварительно оставив заботливой маме адрес и номер лицея, где они будут, и направились к остановке. Проехав до улицы Революционной, они вышли из автобуса и, пройдя немного, зашли в небольшое красивое здание музыкального лицея. Они спустились в подвал и остановились у серой металлической двери с большим значком радиации, нарисованным на ней.
- Мой первый шедевр, – выдал Максим комментарий к значку..
Затем он открыл дверь и, пропуская вперед Женю, сказал:
- Сейчас начнется самое интересное. Будь готова ко всему возможному и невозможному, предупреждаю сразу. Это придурки из придурков, каких свет не видывал!
Они вошли. Приятно пахло мужской туалетной водой.
- Ух ты! – Кто-то, видимо, очень удивился такому неожиданному повороту событий.
- Это мы, – сказал Максим. – Проходи, - обратился он к Жене.
Они сняли верхнюю одежу и побросали ее на большой черный ящик, стоявший в углу. Обстановка была удручающей, но для музыканта весьма рабочей: ни линолеума, ни обоев. Все стены были обклеены касетами из под яиц, сверху на них висели плакаты, постеры, афиши. Из мебели здесь были только два кресла и четыре кожаных крутящихся круглых стула, остальное место занимали музыкальные инструменты: посередине у маленького застекленного отверстия в стене, которое, видимо, являлось окном, стояла барабанная установка, справа у стены – большой черный синтезатор. Рядом стояли еще два стула, один валялся на боку, а на полу лежала гитара. В креслах сидели два парня, один стоял у противоположной стены, облокотившись на нее засунув руки в задние карманы брюк. Еще один сидел на стуле и настраивал гитару. Слева у стены находилась большущая панель с кучей всяких разных крутелок-вертелок, кнопочек… Парень, который сидел с гитарой в кресле, что-то наигрывал.
В тот момент, когда парень с девушкой вошли в комнату, все внимательно посмотрели на нее.
- Щас будем целоваться, – сказал парень у стены.
- С кем? – спросил Макс.
- А с кем бы ты хотел, чтобы я целовался, проказник?
Женя улыбнулась, и улыбка на минуту задержалась на ее лице. Она поняла, что все только начинается.
- Это наш Алекс, – представил его Максим и обнял за плечо. Алекс был чуть ниже его ростом, с длинными по плечи темно-каштановыми волосами, собранными сзади в хвостик, одет в синие брюки и яркую оранжевую толстовку. Он проворно обнял двумя руками Макса за талию, тот легонько отпихнул его в сторону.
- Иди ты! – засмеялся он.
- Алекс. Для друзей, – сказал парень Жене и протянул руку.
- А есть еще имя для “не друзей”? – поинтересовалась Женя.
- А у меня нет не друзей, – уверенно ответил тот.
- Женя, – ответила она. Но только ее пальцы коснулись его ладони, он, танцуя, подошел к ней и обнял.
- Девушка, зачем вам аксим, я предлагаю вам руку и сердце и прячмо сейчас готов поехать в загс и, обвенчавшись с вами, любить вас во имя овса и сена и свиного уха! – пропел он.
Женя рассмеявшись, ответила взаимностью. Этот человек обладал исключительной речью. Предложения были настолько искусно составлены, что иногда в конце предложения забываешь, о чем говорилось в начале. Как в сложной литературе. Тем не менее, смысл от этого совершенно не терялся.
Было как-то забавно общаться с таким неординарным человеком. Непонятно даже было, придуряется он или на самом деле не той ориентации. Парень в кресле прервал их объятия:
- Народ, работать-то будем сегодня. Тусоваться пойдете куда-нибудь потом
- Делай все, что хочешь, будь как дома, – сказал Максим Жене. – Опять на полу! – возмутился он, поднял свою гитару с пола и вставил штекер, заправив его под ремень. Шнур еле нашелся в куче проводов, валяющихся по всей комнате, как необходимый атрибут интерьера. – Ну, че это такое? Кто потом будет все это распутывать?
- Хватит ворчать, Максемильян, играть давайте. У меня свидание через два часа, – заметил опять парень с гитарой.
- Это Дэн, а вот это Ромео, – указал Максим на трерьего участника команды, который усаживался поудобнее и проигрывал ритмичную партию на басу.
- Привет, – улыбнулся тот.
- Привет, – дружелюбно ответила Женя.
- Ильич, – представился последний гитарист.
- Привет, – еще раз поздоровалась Женя.
- В общем-то, мы сегодня как бы концерт устраиваем? – спросил Алекс.
- Прослушивание, – улыбнувшись, поправила Женя.
- Музыкальный критик?
- М-ммм… Что-то в этом роде.
- Эй, ты, любопытный, – окликнул его Ромео, – садись-ка за свой агрегат.
- Это не агрегат! Это хрупкий антиквариат, – возмутился Алекс, но все же сел на свой круглый стул перед синтезатором и обхватил ножку ногами.
Парни взяли гитары, Ден сел за барабаны и простучал какой-то сложный ритм. Максим взял несколько аккордов.
- Роман, давай-ка я подстрою тебя, - сказал Максим, и Роман нажал ногой на лежащую перед ним на полу педаль и начал брать отдельные аккорды. Потом в них прорезалась более менее понятная мелодия, к которой присоединились барабаны и синтезатор. Максим отошел от пульта. Дэн остановился.
– Снова, – скомандовал он и просчитал первые четыре такта. Они начали играть буструю тяжелую композицию, которая, как впоследствии узнала Женя, была чем-то вроде «распевки». Она резко оборвалась и пошла музыка другая. Она началась медленно, даже немного скучно, но потом вдруг резко изменилась, и пацаны пошли рубиться, кто как может. Когда она закончилась, восхищенная Женька передвинулась на край кресла от сумасшествия и нахлынувшей волны восторга, и сказала:
– Вот это музыка!
– Не надо, мы смущаемся, – подал голос Алекс, скривив гримасу смущения на лице и поводив указательным пальцем по лакированной клавиатуре синтезатора, не нажимая клавиш.
– Бедный ты наш, - пожалел его Дэн и, достав из заднего кормана губную гармошку, заиграл мелодию. Максим сразу же подыграл, и началась “кантри”. Алекс повозился с пол минуты и, настроив синтезатор на скрипку, начал подыгрывать им. Получалось отлично. Что может быть на свете лучше живой музыки?
Женя просидела и прослушала их часа два. Потом Дэн убежал на свое свидание. Алекс с какой-то горечью посмотрел ему вслед и, когда за парнем захлопнулась дверь, выдал:
- Все никак не пойму, че он нашел в этой дылде? – Фраза вызвала дикий хохот у парней.
- Тебе этого никогда не понять, – с жалостью заметил Ромео и спрятал ироничную улыбку, опустив глаза на барабанные палочки, которые вручил ему перед уходом барабанщик.
- Ну, ну… Нет, ну, вот ты понимаешь? Если понимаешь, объясни мне, что такого в этой двухметровой высушенной ящерице?
Все засмеялись.
- Ну, вот Женька, – Алекс указал туда, где сидела Женя, – в нее еще можно влюбиться. Я понимаю твой выбор, Макс, – он помолчал несколько секунд, – но не одобряю.
Максим прислонился к стене, закуривая сигарету, и покачал головой. Алекс взял аккорд. Женя встала, подошла к нему и проиграла строчку из какого-то этюда. Клавиши нажимались мягко, и пальцы двигались быстрее, чем обычно. Алекс посмотрел на нее взглядом ожидания. Потом медленно встал и указал руками на свое место, приглашая сесть.
Женя улыбнулась и села. Проиграв одну из своих вещей, она сказала?
– Никак не приспособлюсь к нему, - она указала на синтезатор.
– Это что? – спросил Макс.
– Да так, не знаю. Ветром навеяло.
– А еще? – потребовал Алекс.
Женя сыграла еще. Потом еще. Потом они играли с Алексом в четыре руки, а мальчишки подыгрывали им. Что-то получалось.
Так прошел весь вечер. Когда все собрались уходить, Женя неожиданно для всех предложила:
– Мальчишки, пошлите с нами в кино?
“Мальчишки” внимательно посмотрели на Макса и встретили его строгий взгляд. Вдруг Алекс резко повернулся к Жене и замахал руками:
– Не-е, я не могу, у меня мама… И вообще, времени нету… Не, я не могу, – и он стал быстро собирать свои вещи в рюкзак.
– Я тоже, – еле сдерживая улыбку, сказал Ромео, – у меня денег нет. Я лучше домой.
– Ну, как хотите, – сказала Женя и посмотрела на Ильича. Тот растерялся, не зная, что ответить.
– Че за фильм? – тихо спросил он.
– “Американский пирог”, – ответила Женя.
– Уже видел, – выпалил Ильич. – Вы уж без нас как-нибудь.
Ромео, Алекс и Ильич ушли. Закрывая за собой дверь, Ромео протиснулся в узкую щель и шепотом сказал:
– Ребятки, не оплошайте, купите себе пару местечек на love-sits.
Женя и Максим остались одни. За окном уже темнело. А в комнате все тем же желтым светом горели четыре лампочки.
- Ты не обращай на них внимания. Они меня по жизни женить хотят, а с девушками я общаюсь мало. Тем более с ними появляюсь где-нибудь. Вот они и пытаются ловить момент, так сказать.
Он тихо посмеялся. Женя молчаливо улыбнулась ему в ответ. Она нажала первые попавшиеся цифры на кнопке выбора инстументов на панели синтезатора. Она попробовала играть. Раздались звуки акустической гитары .
– Это неспроста, – улыбнувшись, заметил Максим. Женя начала брать самые простые аккорды – в до-мажоре. – А говоришь, на гитаре играть не умеешь! Смотри-ка, как зажигает! – сказал он и начал тихонько ей подыгрывать. Музыка звучала как-будто специально для этого вечера – дождливого и угасающего.
Они закончили и посмотрели друг на друга.
– Увольняем Алекса, – серьезно сказал Максим.
– Ты что! – испугалась Женя.
– Да я пошутил. Как же я могу уволить Алекса? Ты что! К тому же, он моя первая и единственная любовь, – Максим улыбнулся, дав понять, что шутит.
– Слушай, он че, в самом деле этот… ну, ты меня понимаешь?
– Не знаю. По его поведению заметно?
– Да!
– А ты что-то имеешь против них? – спросил Максим.
– Не-ет! Просто первый раз в жизни общаюсь с таким человеком.
– Да? Ну, и как тебе?
– Интересно, – коротко пояснила Женя.
– Я тоже так считаю. К тому же, не важно кто он и какая у него ориентация, главное, что он очень хороший и добрый человек. Такой… надежный друг.
– Ну, тебя, по-моему, он точно не воспринимает как друга! – заметила Женя.
– А кто его знает? Сколько времени с ним знаком, лет пять-шесть, до сих пор не пойму, всерьез он это или шутит так. Его вообще никто не понимает.
– Он никогда не бывает серьезным?
– Нет, почему же? Помню, однажды я его видел серьезным, он загонялся про свою нелегкую жизнь. Так старался мне все объяснить! Развезло парня.
– А почему он так разговаривает?
– Как так?
– Слишком уж правильно…
– А-а… Он просто филолог. Журналист.
– Это все объясняет.
– Это еще цветочки. Знаешь как он достает нас всякими кварталами и повонит. Правильные удавения и все такое… Просто чума!
Они помолчали и подумали. Потом Женька училась играть на барабанах. Максим показал ей парочку простых ритмов, у нее неплохо получалось. Хватала на лету. Через некоторое время она посмотрела на часы:
– Может, мы уже пойдем? Через полтора часа уже кино начнется.
– Пойдем, - согласился Макс.
Он встал и стал выключать аппаратуру из розеток. Выдернув шнур от синтезатора, он присел на корточки перед грудой проводов и, тяжело вздохнув, сказал:
– Ну, что я говорил? Вот так всегда. Самое интересное достается мне.
Женя посмеялась и стала помогать ему распутывать провода. Когда они, наконец, покончили с этим, оделись. Женя вышла первая, Максим выключил свет в комнате и воткнул ключ в один из замков, которых на двери было два. На внутренней стороне двери Женя заметила большой плакат, на котором было написано крупными красными буквами: “УХОДЯ, НЕ ЗАБУДЬ ВЫКЛЮЧИТЬ ЭЛЕКТРИЧЕСТВО… Ё…” Женя улыбнулась. Пока Максим закрывал входную дверь, она спросила:
– Да, видимо, долгие годы дружбы дают о себе знать?
– Всмысле? – не понял Макс.
– Да пацаны так лихо отвертелись от кино, ты им подмигнул что ли?
– А-а! Ну, не хотят так не хотят, что я могу сделать? Я ж тебе уже объяснял, чего им надо!
– Ага, все с вами понятно.
Рядом с дверью находился небольшой металлический ящик. Максим открыл его и опустил три рубильника. На ящике тоже была наклеена записка: “НЕ ВЛЕЗАЙ, УЙБЕТ!!!”
“Представляешь, он хотел за меня заплатить!”
Дойдя до кинотеатра, они нашли кассу и встали в очередь за билетами. Людей было много. Каждые выходные около кинотеатра собирались толпы народу. Сегодня среди них оказались и Женя с Максимом. Они стояли уже почти около самого окошечка билетной кассы, когда Женя вытащила из заднего кармана джинс свернутую вчетверо соттенную купюру и протянула ее Максу.
– На!
– Зачем, – удивился тот.
– Как зачем? Билеты же надо на что-то покупать? Или ты собрался один, без меня?
– Женька, плачу я. Без разговоров, – отрезал Макс.
– Это почему же?
– Я пригласил, я плачу.
– Это что, так полагается?
Максим внимательно посмотрел ей в глаза, Женя тоже посмотрела на него. Они постояли-постояли и оба засмеялись. Подошла их очередь.
- На! Что я, не знаю чтоли, что такое карманные деньги? – сказала Женя и сунула бумажки ему в руку.
- Я же работаю, Жень.
- Так, молодой человек, вот вам денежка на билет. Купите мне, пожалуйста, один, ладно? – сказала она и сунула ему в руку деньги. – Без разговоров.
- Ну, надо же! Представляешь, он хотел за меня заплатить! – сказала Женя маме на следующее утро, стоя перед зеркалом застегивая пуговицы на пальто.
- Как настоящий джентльмен, - заметила та и застегнула «молнию» на куртке.
- Хотя… блин! Может, я и стормозила малясь, - задумчиво пробормотала Женька.
“…мы с тобой совершенно разные…”
Бежали месяцы. Наступила зима, за ней весна, лето. Снова осень, учебный год.
Постепенно Женя с Максимом сдружились. Они часто встречались, ходили на флэйты, концерты, сейшны, Женька не пропускала практически ни одной репетиции «Эфира». При первом же возможном случае она пыталась провести время с Максимом и парнями из группы, да и они уже привыкли к ней, даже полюбили и считали ее если не членом группы, то, по крайней мере, музой.
Когда Максим приходил к Жене больной и разбитый, она поила его горячим молоком с медом и лимоном. Он же в свою очередь, когда болела она, грел пиво, добавлял в бутылку ложку меда и заставлял ее выпить, от чего плющило еще больше. Но помогало, как ни странно!
Сколько было переговорено, сколько вечеров в полутемной студии проведено за долгими и серьезными разговорами. Многому научилась и она от него, и он от нее. Однажды между ними состоялся довольно странный разговор:
– Слушай, как все замечательно! Жизнь – классная штука, – разорялась Женя. – На самом деле, помнишь, как сказал этот чувак… Не помню, короче, как его звали. Он сказал, что там, где грешник, там ад, а вокруг святого – рай. В смысле, каждый человек может сам создать себе такую жизнь, какая его устраивает. Это легко!
– Рад за тебя, – ответил Максим. – Хоть кого-то в этом мире иногда посещают такие милые идеи. Я зверский пессимист. Скорее, даже нет. Я реалист. Реализм – это и есть пессимизм, потому что если ты видишь вещи такими, какие они есть на самом деле, просто нельзя увидеть, что все дерьмово. Пессимист – это, наверное, плохо и мешает жить людям вокруг меня.
– В первую очередь, это мешает самому тебе. А на счет пессимизма тире реализма… это ты зря.
– Я просто понял, что мы с тобой совершенно разные. – Он посмотрел на нее, в глазах Жени отразился непонятный страх. – Ну, не в том смысле, что мы не можем найти общий язык, а в том смысле, что… Может, это даже к лучшему…
Часть II. РАЗРУШЕНИЕ
“Посмотри на своего сыночка – нарка! Посмотри, сучка!”
Медленно поднимаясь по ступенькам на шестой этаж, Женя бегло перелистывала страницы газеты, которую только что вытащила из почтового ящика. Держа обеими руками вываливающееся огромные листы, она умудрялась в левой нести еще и варежки, а в правой – письмо. Просмотрев и не найдя развлекательной странички с анекдотами и кроссвордами, она с интересом взглянула на корявым почерком написанный обратный адрес на конверте. «Смирновой Галине… Тюменская область, г. Нижневартовск…» Дальше она не стала читать. Все и так понятно. Очередное письмо от ее подружки по переписке. Женя видела Галю редко, поэтому письма были единственным средством для удовлетворения ее потребностей в общении со столь территориально отдаленной подругой.
Она сунула газеты в сумку и поправила ремень на плече… И вдруг вздрогнула. То, что она увидела, никак не соответствовала всем тем розовым слонам в голове, с которыми ее застала ситуация. На лестничной площадке возле мусорной трубы, прислонившись к стене, сидел Макс.
– Ты чего это здесь? - промямлила она, оклемавшись от легкого шока.
Он молчал. Как будто спал, глаза были закрыты, одна рука лежала на животе под курткой, другая – неуклюже сползла на грязный бетонный пол.
Жене стало не по себе. Она забеспокоилась.
– Макс, Макси-им! – Он медленно приоткрыл глаза и посмотрел на нее через холодную туманную пелену. Веки тяжело тянулись вниз, и глаза закрывались, Максим с великим трудом безрезультатно пытался их открыть.
– Десятое ноября. У меня именины, Женек. Не хочешь меня поздравить? – говорил он медленно, глаза периодически закатывались назад.
– Какие именины, ты че? Съехал? – Она потрепала его за рукав.
– Вали отсюда! Давай, тусуйся. Отвали! – Наглый голос поразил Женю. Как он мог? Она даже обиделась, но внезапно как громом пораженная, вскочила и, закрыв ладонью рот, принялась ходить из стороны в сторону. Остановилась, посмотрела внимательно на Максима и снова начала ходить.
– Какого… ты тут ходишь? – опять сгрубил Максим.
– Так… - Она подошла к нему и вцепившись в рукава стала поднимать. Удавалось с большим трудом. Он засмеялся.
– Придурок ты, вот кто! – со злостью заметила она. – Он все смеялся, пока они не добрались до лифта.
– Куда ты меня тащишь?.. – несколько секунд тишины и упорной возни. – А! Ну, конечно же, к моей маме! Мы идем к маме. Посмотри, мама, какой я красавец! Посмотри на своего сыночка – нарка! Посмотри, сучка! – Он уже орал на весь подъезд. – Посмотри, сволочь, посмотри, до чего дошел, посмотри. Полюбуйся! Нравится? Как тебе это? И это еще не все! Это…
– Заткнись! – Женя больно ударила его по лицу.
– Не смей меня бить! Не смей! – заорал он и замахнулся на Женю. Будь он в нормальном состоянии, мог бы запросто увалить ее, но сейчас ему это вряд ли бы удалось. Ей ничего не стоило увернуться от удара и загнуть ему руку за спину.
Она не объясняла, куда ведет его. Мысли с очумительной скоростью складывались в голове. Она будто предопределила все наперед. Будто все знала.
Пока они не добрались до лифта, оба молчали, слышно было только напряженное Женино сопение. Макс висел на ее плече, словно на вешалке, руки беспомощно болтались из стороны в сторону, он все еще пытался схватиться за Женин рукав пальто, чтобы удержаться и не упасть.
Когда они забрались в лифт, Женя нажала кнопку «9», лифт закрылся и тронулся с места.
– Куда это мы? Кто у нас живет на девятом этаже? – он вопросительно и с возмущением посмотрел на Женю.
– Конь в пальто, – раздраженно ответила Женя.
– Конь в пальто? Вот тебе и на! В жизни не видел лошадей в пальто. Любопытно будет посмотреть! – и он жутко и громко рассмеялся.
Женя не ответила, только подтянула сползающую лямку на плече и выволокла Макса из лифта. Она все думала. Случайно ли он оказался именно в ее подъезде или специально пришел сюда, потому что знал, что приблизительно в это время она возвращается из школы?
Через пару минут они были уже в квартире. Не закрывая двери, она провела его в детскую комнату и как кучу борохла свалила на кровать. Стянула с него обувь и черную косуху. Черную… Он всегда носил черную одежду, даже когда приходилось напяливать на себя деловой костюм. Женя помнила, как он морщился, когда надевал рубашку с пиджаком, собираясь на какую-то деловую встречу. Женя с грустью посмотрела на беспомощно валявшегося на кровати друга. Зачем, Господи, ну зачем? Ведь он же губит себя, это неправильно! И сами собой ноги понесли ее на кухню пить кофе..
Ее долгие размышления ни к чему не привели. Она вскакивала, нервно бегала по кухне, пытаясь реветь, но ничего не получалось, и она возвращалась за стол. В общем, как обычно. Около семи вечера прибежала мама. Бросила сумку, одела шапку и снова убежала в гости, как обычно. По вечерам она всегда убегала в гости, и Женя оставалась дома одна. Хорошо, что почти всегда удавалось найти себе занятие, иначе она бы померла со скуки.
Стемнело. Женя сидела на столе около окна и пила уже седьмую кружку кофе, когда в дверях появился растрепанный Макс.
– У тебя есть таблетка от башки? А лучше аспирину дай, а, – сиплым голосом попросил он.
– Что, совсем плохо?
– Да… дерьмо.
Женя слезла со стола, поставила табуретку около гарнитура в углу, забралась на нее и вытащила с верхней полки небольшой серый ящик с лекарствами. Таблетка нашлась. Максим запил ее водой из под крана и плюхнулся на табуретку. Он долго молчал.
– Ну? – спросила Женя.
– Что ну? – ответил вопросом на вопрос Максим.
– Давно ты…?
– Что давно?… А! Это… Ну, года полтора, может, чуть меньше.
– Куришь, колешься?
– Нюхаю. Раньше варганили какую-то бодягу из жабьей кожи, надыбали рецепты, как приготовить улетную штучку из банановой кожуры… Представляешь, надо сожрать пятнадцать килограмм бананов чтобы приготовить всего одну дозу… Ну, а потом плавно перетек на кокаин. Не заметил, как подсел. До сих пор боюсь признаться сам себе, что зависимость есть. Ее просто не может не быть. Ужасно чувствовать, что ты от чего-то зависишь, причем полностью. Бесповоротно.
– Ну, почему же бесповоротно.
– А… Не верю я в то, что можно вылечиться. Самая страшная болезнь, наверно… когда сам себя губишь и, в то же время, понимаешь, что все… как бы труба. – Он помолчал немного, раздумывая над тем, как осточертели ему все эти уговоры-заговоры. Всю жизнь одно и то же. Он никогда не бросит. И помрет где-нибудь в подвале или замшелой клинике лет через десять. И то, если очень повезет.
– И зачем? – вдруг прервала его мысли Женя. Ее голос звучал немного вызывающе и раздражал слух.
– Что зачем?
– Да все это…
– Ты извини, но… глупый вопрос.
– Родители знают?
– Что ты!? – он немного помолчал. – Не родители они мне.
– В смысле? – не поняла Женя.
– Не родные родители? Они меня взяли, когда мне лет шесть было.
– Взяли?
– Из детдома.
– Ты вырос в детдоме?
– Ваш покорный слуга. – Максим прислонился к стене и начал царапать длинным ногтем указательного пальца край стола. Странное чувство подкатило к сердцу Жени. Сколько новостей за один вечер; нехороших новостей. Тяжелое молчание повисло в воздухе, еще пахнущем крепким кофе. Что делать в такие минуты? Что говорить человеку, чтобы хоть как-то показать, что ты его понимаешь?
– Черт! Вот это да! – глупо усмехнулась она.
– Бывает и такое, правда? – с иронией заметил парень. Жене показалось, что в его голосе звучат издевательские нотки, мол, ты-то понимаешь что ли в этом что-нибудь? Она не обиделась, потому что, наверное, как раз хоть немного, да понимала. Она посмотрела на друга и даже не встретилась с ним взглядом. Так вдруг стало жалко этого человека, захотелось подойти и обнять чисто по-человечески, от всей души. Что-то помешало. Что? Что?
– У Женьки, наверное, крыша скоро съедет от всей этой байды.
– Да нет, – промямлила она.
– Ну, вот, а ты спрашиваешь, зачем.
– Но… Максим… разве повод столь серьезен?
– Тебя это очень беспокоит?
– Очень беспокоит!
– Только, пожалуйста, без нотаций. Не надо меня убеждать в том, что все это вредно, ля-ля – тополя, ладно?
– Да… я думаю, ты и сам все это отлично знаешь. Просто мне не безразлично, чем занимаются мои друзья, особенно ты, – сказала Женя и отвернулась к окну.
– Особенно я… И что же я по-твоему должен делать? Ты вообще, представляешь себе, кто я такой?
– Думаю, представляю. И то, что ты делаешь, неправильно!
– Неправильно?
– Да, неправильно. – Она встала и взяла с полки чистый бокал. Он молчал, просто поставил локти на стол, сжал ладони в замок и молчал. Женя налила кофе и поставила перед ним на стол. Затем открыла дверцу холодильника, порылась в нем, достала колбасу, сыр и кетчуп. Из хлебницы вытащила хлеб. Порезала кусочками и поставила перед ним бутерброд. – Чего молчишь?
– Думаю.
– О чем?
– А ты знаешь, ЧТО такое правильно?
– Думаю, да.
– Думаешь? Или знаешь?
– Ты любишь прискребаться к словам?
– Я просто пытаюсь понять.
– Что?
– Я всю жизнь пытаюсь это понять, что правильно. А ты вот сейчас мне бац, и – а я вот и знаю, например, что такое правильно.
– Но, Максим, просто надо мыслить логически. Если это плохо для тебя, если это причиняет тебе вред, значит, это неправильно.
– А я и мыслю логически. Ты считаешь, что для меня это плохо, а вот я считаю наоборот. Я бы, вроде как, по идее, не стал делать того, что мне не нравится.
– Максим! Нравится и хорошо – это разные вещи! – возмущенно воскликнула Женя. Ей казалось это абсурдом. Она никогда не придерживалась мнения, что человек должен руководствоваться только своими желаниями. Как можно? – Если делать всегда только то, что тебе нравится… Ты не думаешь, что это просто невозможно?
– А я не говорю, что я всегда делаю только то, что мне нравится. – Он полил бутерброд кетчупом. – Можно даже наоборот сказать: я очень редко делаю то, что мне нравится. Ты зря так.
– Возможно, но именно ЭТО. Ведь это же очень важно. Можно сказать, ужасно крайне важно!
– Боже! - он тяжело вздохнул, откусил кусок и прожевал, не запивая.
– Ну, конечно, ты хочешь сказать, что я дура. Представляю, что ты сейчас думаешь. Сидит тут какая-то придурошная и пытается учить чего-то.
Максим перестал жевать и на сей раз посмотрел на нее действительно, как на дуру. Ухмыльнулся и принялся дальше за бутерброд.
– Спасибочки. – И Женя отвернулась к окну и глотнула кофе.
Так молча они просидели несколько минут. Раздался телефонный звонок. Женя убежала и взяла трубку. Максим слышал, как она разговаривала: «Да… Ага… А ты где?… Ни фига себе! Сколько вас там?… Лелька тоже там?… Кру-уто!… Мам… да мам, погоди ты. Во сколько вернешься?… Вообще не вернешься? Вот те на!.. – Долгое молчание. – Ну, давай. Ладно. Ладно…. Хлеб купила. Есть… Да… Давай». Шлепок брошенной трубки.
– Мамка сегодня не придет ночевать.
– Где?
– Что где?
– Она, кто.
– Тусуется у подружки. У них там такое!.. Слушай, а может, тоже пойдем? Завтра пятница. Тебе надо че-нибудь учить?
– Надо. Но я все равно не буду, – сказал Максим. – Спасибо, было вкусно. Он встал и понес посуду в раковину.
– Ну, ешь еще. Так пойдем?
– Не…
– А че?
– Я сейчас никакой, сама видишь. Музыка, жратва. Опять… Нет. Ты иди без меня.
– Нет, без тебя не пойду.
Максим улыбнулся и начал мыть посуду. Вытер руки и посмотрел на нее.
– Я люблю тебя, – сказал он как бы между прочим. – Я не говорил?
– Нет.
– Я домой, наверно…
– Ну, все! Кинули меня все, – расстроилась Женя.
– Ну, блин! Ты че? Хочешь, могу остаться, но все равно домой надо сходить.
– Остаться? Останься, побесимся.
– Максим посмотрел в потолок и засмеялся. Женя с удивлением смотрела на него и тоже смеялась.
– Ты чего?
– Да, так… Побесимся… Что бы это могло значить? – он с подвохом посмотрел в ее сторону.
– Чувак! Офигел! – крикнула она.
И он остался. Конечно же, в эту ночь никто из них не спал. Это была ночь бесед, переживаний и открывания друг другу своих душ. За одну ночь они узнали друг о друге больше, чем за все несколько месяцев, которые знали друг друга.
“Ты ведь, наверно, единственный человек, к кому я пойду, когда будет уже совсем херово…”
На следующий вечер Женя сидела в одиночестве дома и странные мысли лезли ей в голову: «Вот это да… Вот это я вперлась. Ну, честное слово, чего-чего, а от Макса я такого не ожидала. Хотя… он вполне на что угодно способен… Ну-у что-о ты будешь делать, а? Проблем мало? С наркоманами я еще не сталкивалась. Нужно помочь. А вдруг и меня втянет? Нетужки, спасибо большое, но я лучше как-нибудь без этой дряни проживу.
А что делать с Максом? Просто с ним сейчас надо аккуратней общаться, лишнего не позволять. И быть на стороже! Если что, в любую минуту… сбежать. Ах, как нехорошо-то…
Как же это он так влетел? По молодости, наверно. Полтора года. Да, стаж невелик, но опасно.
Господи, что же делать? Ты что ли подскажи. Вроде и помочь человеку надо, а вроде и страшно, вдруг че… Надо, наверное, с мамкой посоветоваться… Хотя… Нет. Нет-нет-нет. Ни в коем случае. Если вдруг запретит с ним общаться, тогда вообще кранты – ни туда и ни сюда.
Короче… застряла я… Что делать? Определенно, доверять на сто ему никак нельзя. Он ведь сам не понимает, что делает...»
Раздался телефонный звонок, Женя вздрогнула – слишком резко вывел он из захлестнувших ее размышлений. Еще один. Она пробежала в зал и подняла трубку:
– Да.
– Женек, это я.
– Привет, Макс, ты где? – спотыкаясь о слова, спросила она.
– Дома, только что вернулся с работы. С таксофона звоню около подъезда.
– А… А я уже давно дома. С двух, как пришла из школы…
– Ты че какая странная? – заметил парень.
– Странная? Почему? – Женя старалась скрыть волнение в голосе, которое предательски выдавало ее.
– Ну, странная. Че случилось что ли?
– Да нет, вроде. – Она секунду помешкала в поисках отвлеченной темы, чтобы как можно быстрей перевести на нее разговор. – Тройбан получила по геометрии за контрольную. Зараза, наша математичка, валила так всех. Вот ей-то это на фиг, спрашивается? А ты что, кстати, звонишь? Может, срочное что? Чего не зашел?
– Некогда. Собирались, вообще-то, сегодня с пацанами встретиться, поиграть. Алекс там, похоже, вещугу новую сострогал. Только вот дела срочные появились. Надо до вторника сделать крутой сайт с прибамбасами. Хорошо заплатить пообещали.
– Сколько?
– Пока не знаю, но не меньше пяти штук точно.
– Ого!
– Да, здорово. А тебе звоню… да, просто так. Хотел тебя услышать, вот и все. Услышал. Удовлетворен. – Женя засмеялась ему в ответ. – Да, это действительно смешно… – с иронией заметил Максим.
– Ты просто говоришь так.
– Как?
– Ну, не знаю, как будто тебя не допускают до меня лет пять.
– Странная статистика… Просто я тут вот подумал… Ты ведь, наверно, единственный человек, к кому я пойду, когда будет уже совсем херово…
Настала небольшая пауза.
– М-да… Но лучше, конечно, это делать в хорошем настроении, – взбодрившись, добавил он. – В общем, как оклемаюсь от бурных размышлений и разделаюсь с сайтом, заскочу. Жди.
– Звони сначала, вдруг меня не будет.
– Ни че, с тетей Таней пообщаюсь.
– Она жаждет. Давно тебя не видела.
– Ну, вот видишь? Привет ей там. Ладно, давай. Пойду засяду на всю ночь к своему белому другу. Это я про комп, не про унитаз, ты не подумай.
– Ну! Кто тебя знает? Может, у тебя в туалете комп стоит, с Инетом, с наворотами, провода такие по всему туалету валяются… Двойной кайф – два белых друга в одном помещении. Ты третий.
– Как-нибудь покажу тебе все это.
– Ну, счастливо.
– Давай. Будь.
– Буду, – сказала Женя и повесила трубку.
– Черт! Вот дерьмо! – крикнула она, со всей силы, швырнула плюшевого медведя об пол и разревелась.
“Я же не могу оставить инструменты на растерзание изголодавшимся по музыке варварам, правильно?”
Проклятый телефонный звонок прервал Женин сладкий сон. Телефон дребезжал без умолку, и пришлось все-таки протянуть руку к столику, нащупать телефонную трубку и поднести ее к уху. Женя зевнула и пролепетала заспанным голосом свое обычное телефонное «да».
– Женек, привет, это я. Ты че, спишь?
– Угу.
– Короче, ладно. Сейчас скажу, и спи дальше. Только не проспи. Достал два билета на «Иисуса Христа». Думаю, ты от такого удовольствия не откажешься.
– Господи Боже! – Сон как рукой сняло. – Откуда, Макс? Конечно, не откажусь! Когда?
– На какой вопрос отвечать?
– На последний.
– Сегодня.
– Где?
– Во «Дворце Культуры». В семь вечера. Идешь?
– Спрашиваешь! Конечно! Где встретимся? Ты откуда сейчас?
– Я из лицея. Добрая бабушка разрешила поюзать лицейскую собственность.
– Телефон, что ли?
– Ну, да. – Максим немного помолчал. – В общем, остановку напротив «Дворца» знаешь?
– Это где тройка ходит?
– Да, знаю.
– Стой и жди там. Я приду. Мы сейчас тут сидим. Алекс новую песенку сварганил, пытаемся разобрать.
– Короче, пол седьмого, да?
– Угу. Все. Давай.
– До вечера, – сказала Женя и положила трубку.
Пол седьмого она сошла с автобуса на той самой остановке напротив «Дворца культуры». Поправив наушники и запахнув плащ, она быстро пробежала к остановке и осмотрелась. Максима не было.
Ливень лил не то, чтобы как из ведра, как из корыта, погода вела себя отвратительно. Ветер и холодно. Да еще какой-то идиот выдумал поменять нормальные остановки на стеклянные, в них, как ни прячься, все равно ветер свищет из всех щелей. «Ну и погодка, якорь мне в жопу», – вспомнила Женя подходящую фразу из анекдота.
На остановке было не очень людно, но то и дело из подъезжающих автобусов и троллейбусов толпами вылезал народ и уходил в направлении «Дворца молодежи». «Явно на «Иисуса»», – с улыбкой смотрела им вслед Женя. Она внимательно вглядывалась в лица парней, проходящих мимо, но не могла найти среди них Максима. Она затесалась в угол «стеклянного шкафа», который ругала на чем свет, здесь было меньше ветра и почти не капал дождь, и стала ждать.
Стемнело. Машины проносились мимо, разбрызгивая лужи, вдоль дорог; один за одним зажглись вечерние огни, осветив мокрое дорожное полотно. Город в эти минуты становился необычайно красивым и таинственным.
Время близилось к восьми. Женя начала отпускать в адрес Максима легкие упреки. Она то и дело оглядывалась по сторонам, но Максим так и не появлялся. Остановка опустела, две последние женщины сели в автобус и уехали восвояси. Когда пошел восьмой час, Женя с горечью осознавала то, что на начало уже не успеть. Когда же прошло еще пол часа, она начала волноваться. В голове мелькнула неприятная, но довольно здравая мысль, что Максим встретил где-нибудь по дороге одного из тех дружков, что снабжали его этой сыпучей белой дрянью, и парень не сдержался перед соблазном. Она молча запахнула длинный черный плащ и вышла из под крыши. Крупные холодные капли упали на голову, на плечи, на лицо и потекли по щекам. Женя понимала, что Максима нужно во что бы то ни стало дождаться. Он не из тех, кто не сдерживает обещания, он придет, обязательно придет. Он ведь обещал. Черт с ней, с оперой. Лишь бы пришел живой и здоровый.
В плеере сели батарейки и внутрь уже, наверное, затекла вода. Женя стояла под дождем, не открывая зонта. Уже не до него. Плащ промок до нитки, в ботинках было мокро и противно, и зубы от холода мелко постукивали друг о друга. Женя в отчаянии посмотрела на часы – без пятнадцати восемь. Почти совсем потеряв надежду, девушка стояла на краешке бордюра и никак не могла решиться уйти. Уставившись в лужу, она не заметила, как на противоположной стороне дороги появился черный силуэт. Он огляделся по сторонам и перешел дорогу. Женя очнулась от раздумий только тогда, когда рядом оказался Максим, и большой черный зонт спрятал ее от проливного дождя, словно заботливая нежная рука. Женя резко повернулась в его сторону и, тяжело вздохнув, опустила плечи. Взяв его за голову обеими руками, она повернула его на свет фонаря и глянула в глаза. Он понял, что она там ищет, и со стыдом опустил их в землю.
– Ну, перестань… – тихо произнес он. – Я ужасно прошу прощения. Sorry! Sorry, sorry, sorry! Я, честно, не виноват. Это все Ромео. – Она молчала и только слегка повертела головой. – Ну не молчи. Дай мне по морде что ли. – Он заискивающе посмотрел ей в глаза. – Жень… – Дождь беспрестанно барабанил по зонту, в воздухе разлился запах сырости и выхлопных газов автомобилей. – Можно я тебя обниму? – вдруг спросил Максим. Женя помолчала немного и кивнула. Он подошел ближе и крепко обнял ее за плечи. Руки сами полезли под его пальто, и зубы застучали еще сильней. Максим был одет в длинное черное пальто, которое было расстегнуто. Еще на нем были черные джинсы и серый джемпер из крупной вязки. Пальто очень походило на Женин плащ, только оно было гораздо теплее и какое-то тюнингованное. И так высокий, парень казался еще больше на огромной платформе «гриндеров».
– Господи, дрожит вся. А зонт у тебя для чего?
– Декорация, – ответила Женя и крепче прижалась к Максиму.
– Домой пойдем?
– Не знаю.
– Будем здесь стоять?
– Если вот так, то можно и постоять. – Она помолчала. – Чего у тебя там случилось.
– Ромео уехал домой с ключами от подвала. Я его по-человечески попросил – положи ключи на ящик, а он забыл и испарился. Пришлось ждать, пока он доберется до дому, потом звонить Дэну, у Ромео телефона-то нет. Дэн побежал к нему домой, взял у него ключ, привез мне, и только тогда я смог сбежать оттуда. Вот такая вот история. Я же не могу оставить инструменты на растерзание изголодавшимся по музыке варварам, правильно?
Женя хихикнула и сказала:
– Такое чувство, будто все тело залили горячей пластмассой.
– Почему пластмассой? – удивился парень. Ему, наконец-то, с трудом удалось отлепить ее от себя.
– Вроде и легко так… летишь… и кипяток внутри. Поехали домой?
– Снимай-ка плащ, – приказным тоном скомандовал Макс. Женя не понимая, в чем дело, покорно сняла и протянула ему. Он тем временем снял с себя пальто и накинул ей на плечи. – Одень нормально. – Она одела. Вот теперь поехали. – И они в обнимку направились на противоположную сторону дороги, чтобы сесть на автобус и уехать.
– Анекдот знаешь? Жена говорит еврею: «Гиви, не пей слишком горячий чай, мочевой пузырь лопнет, ноги обожжешь». Так и у тебя с пластмассой…
Когда они добрались до Жениной квартиры, мама встретила их горячим мятным чаем с лимоном и сухими махровыми полотенцами. Максим тут же заставил Женю переодеться и собственноручно теребил ее волосы полотенцем, а потом сушил феном до тех пор, пока полностью не удостоверился, что она суха, как осенний листок между страницами книжки. Потом все втроем напились чаю, поболтали о том, о сем, посмеялись, и Максим ушел домой, вымолив-таки у Жени прощения за опоздание и проваленную рок-оперу. Хотя прощать, на ее взгляд, было некого, некому да и нечего.
“Ну, здесь, скорее всего, передозировка…”
– Мы собираемся сегодня вечером, как обычно. Придешь?
– Во сколько?
– В восемь.
– Я буду. Только позже. Мне Ленка должна занести вопросы к контрольной по лит-ре.
– Ну, смотри.
– Пока. – Женя повесила трубку.
Это был Максим. Быстрее бы Ленка пришла.
Освободиться удалось только в девять. Женя собралась за пять минут и вышла из дома, оставив в прихожей на полу большой лист с запиской: «Мама! Я с Максом на репетиции. Созвонимся. Доча». Добралась она довольно-таки быстро, зашла в лицей и мило улыбнулась бабульке-вахтерше. Потом она спустилась вниз по выкрашенным в светло-коричневый цвет ступенькам к серой металлической двери со значком «Радиация». Женя уже протянула руку к ручке, как вдруг дверь резко открылась от сильного удара изнутри, стукнув девушку по руке. Из подвала выбежал Максим и ринулся вверх по лестнице. Он, казалось, даже не заметил Женю, просто как ветер пронесся мимо, а девушка так и осталась стоять в недоумении. Посмотрев на лестницу, она хмыкнула, удивленно приподняв брови, и с улыбкой вошла в подвал, потирая ушибленный палец.
– У него горшок так громко зазвенел что ли? – пошутила она, но увиденная ею картина заставила улыбку мгновенно исчезнуть с лица: на полу посреди комнаты лежал Роман, дергаясь в конвульсиях и разрывая на себе рубашку, рядом с ним на корточках сидели Алекс и Илья. Дэн спокойно распластался в кресле, казалось, что он спал. Женя швырнула сумку к стене и подбежала к парням.
– Господи… – вырвалось у нее. – Что с ним?
– Передоза, – ответил Ильич.
– Наркоты?
– Нет, конфет, – съязвил тот.
– Боже мой, – снова прошептала она.
Она присела к Ромео и посмотрела на него. Все лицо было в крови, казалось, она текла отовсюду – из ушей, из носа, изо рта. Парень хрипел, хватал губами воздух и дергался всем телом. Одним словом, представлял собой жуткое зрелище. Алекс осторожно подложил ладонь ему под голову, чтобы он в забытьи не расшиб ее о бетонный пол. Казалось, парень задыхался. Его взгляд был испуганным, полным безысходности, но, в то же время, какая-то пустота и равнодушие проскальзывали в нем. Из горла то и дело раздавался частый приглушенный хрип. Через минуту в комнату вбежал Максим. Он остановился, бросил беглый взгляд на Женю, сказав при этом короткое «привет», и, наклонившись над Ромео, стал трепать его за плечи.
– Живи, Ромыч, живи, я сказал. Щас… Щас все будет нормально.
– Вызвал? – спросил Алекс.
– Да, – выдохнул Максим. – Только хрен их теперь дождешься. Скорая медицинская помощь! Все равно, что мешок с дерьмом.
Он вскочил и прошелся по комнате от окна до двери. Потом резко метнулся в сторону Дэна, со всей силы шибанул его обеими ладонями в грудь и заорал:
– Что у вас тут произошло, черт вас подери!?
Дэн чуть приоткрыл глаза, посмотрел сквозь Максима, вяло пожал плечами и, из глаз полились слезы.
– Отвечай! – еще громче крикнул Макс.
– Макс, не нужно, – тихо прервал его Алекс.
– Просто Дэн принес дряни, и мы не сдержались. Сам понимаешь, – встрял в разговор Илья.
– Так и ты тут с ними? Ну, вообще отлично. Вы ребята сдурели никак?
Только сейчас Женя заметила, что Илья тоже вмазаный, намного меньше, чем Дэн, но все же.
– Я не понимаю, зачем это нужно было делать именно здесь. Посмотри, что это? Как это называется? Вы хотите лишить нас помещения? Вы хотите подставить Алекса? У него же мать здесь круглые сутки торчит. Придурки! Если с ним что-нибудь случится, – он указал на корчащегося на полу басиста, – я вам всем бошки поотрываю, поняли?
Алекс встал, подошел к Максиму, подтолкнул его, чтобы тот отошел в сторонку, и сказал:
– Макс, успокойся. Все будет нормально. И не такое случалось. – Он знал, что вся эта пламенная речь не имела к нему никакого отношения. Он всегда выделялся из толпы. Каким образом ему удалось остаться чистым в этой куче дерьма – одному богу известно. – Пока все живы. Щас приедут врачи, вколят адреналин. Все будет окей. Только паники нам сейчас не нужно. Я тебя прошу. – Он заискивающе посмотрел на друга. – Матери моей сейчас здесь нет, так что не беспокойся ты на счет помещения. Что-нибудь придумаем, отболтаемся.
Максим послушался Алекса и немного успокоился. Через пять минут приехала скорая. Но, видимо, только внешне. Женю поразило и возмутило то, как спокойно и равнодушно врачи подошли к больному, разложили свои чемоданчики на полу, начали мерить пульс. Возможно, ей просто показалось, что все происходит слишком медленно. На самом деле мысли как ураган, проносились в голове. Она даже толком не могла сообразить, что же тут все-таки происходит.
– Господи, ну вы быстрее не можете? Он же подохнет прямо у вас на глазах! – нервно крикнул Максим.
Женя посмотрела на Ромео – он уже не дергался, глаза были закрыты, лицо стало бледно-серым. Она вскочила и издала плачущий стон. Алекс глянул в ее сторону, потом подошел и встал рядом. Странно, зачем, казалось, он это сделал. Алекс вообще был очень странным человеком. Вокруг него словно находилось невидимое поле, которым этот маленький, вечно ходящий ходуном мальчишка мог особым образом влиять на людей. Чертовщина какая-то! Как только он приблизился к Жене, она сразу почувствовала себя немного спокойней. Хотя все равно нервы были натянуты, словно струна.
Врач, мужчина лет сорока, сосредоточенно бросил медсестре:
– Адреналин. Или эфедрин, что у нас там есть? С сердечной иглой.
Медсестра достала ампулу, ловким движением сломала, набрала в шприц ее содержимое и поменяла обычную иглу на огромную. У Жени с Алексом мурашки побежали по телу, Женька вытаращила глаза и с ужасом наблюдала происходящее. Она была самая непросвещенная на счет наркоты и ее последствий, Алекс знал об этом постольку, поскольку общался с замешанными в ней людьми, но такое зрелище тронуло и его. Врач метко вонзил иглу парню между ребер и за мгновение выдавил жидкость из шприца. Потом вернул его медсестре и снова начал мерить пульс. Через пару минут он встал и сказал:
– Мертвого пытаемся воскресить. Ребят, дайте-ка стул.
Алекс среагировал не сразу, но первым. Он молча взял стул и поставил его рядом с мужчиной в белом халате и колпаке. Тот сел, достал из чемодана большой серый журнал, стал что-то записывать. Он периодически задавал вопросы, уточняя данные умершего, отвечать на них был в состоянии один Алекс. Все остальные погрузились в тяжелое небытие. У каждого была своя причина: Ильич – от страха и сознания собственной подобной участи, Макс – от потери друга, Женя – от ужаса перед совершенно бестолковой смертью, Дэн вообще был не в состоянии соображать. Он просто свалился на подлокотники кресла и, казалось, уже совсем отключился. Только слезы все также текли по щекам. Жене удалось уловить одну из фраз врача:
– Ну, здесь, скорее всего, передозировка… Кто находился рядом с ним в ближайшие пятнадцать минут до того, как мы приехали?
– Я и он, – сухо сказал Ильич, указывая на Дэна.
– Он принимал какие-нибудь наркотики?
– Кокаина нанюхался.
Врач посмотрел на него не то с чувством сожаления, не то недоверия, потом задумчиво на парня на полу и снова спросил:
– У него есть с собой какие-нибудь документы?
Алекс поднял с пола рюкзак Романа и, после недолгого общаривания карманов, протянул врачу то, что нашел:
– Только студенческий и читательский.
Тот потянулся за ними, просмотрел, снова что-то записал в журнал и задал последний вопрос:
– Как можно связаться с его родственниками? И ваши координаты тоже нужны. Для экспертизы.
Парни сначала назвали адрес родителей Романа, потом перечислили свои, даже Женин.
Романа увезли в морг. Врач с медсестрой удалились. Женщина, уходя, недоверчиво и настороженно бросила беглый взгляд в сторону висящего на кресле Дэна и захлопнула за собой дверь.
Через некоторое время дверь скрипнула и в проеме появилась перепуганное лицо вахтерши в берете.
– Ребятки, случилось у вас что ли чего? – спросила она, шаря глазами по комнате.
– Роману стало плохо. Его в больницу отвезли.
– А что ж с ним приключилось?
– Не знаем мы ничего, Галина Павловна. Не спрашивайте, – тихо ответил Алекс.
– Ну, серьезно нет ли?
– Не знаю, – повторил он, и женщина со вздохами скрылась.
– Черт, – выругался Ильич и сел на ручку кресла Дэна. Алекс продолжать стоять рядом с Женей. Максим долго разглядывал пятна крови на полу, потом закрыл рот рукой, шумно вздохнул. Пошарив по карманам он достал сигареты и, закурив, отошел к дальней стене в огромным плакатом «ДДТ» на ней. Женя постояла так, потом сползла по стене на пол и заплакала, как-то по-детски всхлипывая. Вместе со скорбью о друге в голове мельтешила мысль: «А ведь на его месте мог быть Максим…»
Ильич встал и прошелся по комнате. Потом медленно, со вздохом сел на стул, взял в руки гитару и прижался к ней. Сидел так минут пять, раскачиваясь на стуле взад-вперед.
Максим, не докурив сигарету даже до половины, затушил ее в пепельнице, достал из рюкзака блокнот с карандашом и, положив его на колени, начал что-то второпях записывать. Дописал, взял гитару, прижал ею блокнот к колену и взял несколько аккордов. Попробовал перебор – не то. Алекс следил за ним все это время. Макс опустил пониже микрофон, стукнул по нему ногтем и запел. Текст был примерно таков:
Эта музыка лишена здравого смысла
В этой микстуре не хватает одного компонента
Есть два ведра, но нет коромысла
Есть огонь, но почему-то нет света
Глупо, глупо вот так сидеть на диване
Складывать руки друг другу на плечи
Как хорошо, что ты все еще с нами
Плохо, что в микстуре нет толку и она не лечит
Заведи мотор, закури сигарету
Нажимай на газ и проваливай к черту
Я спросил тебя, но не нужно ответа
Лучше набьем, друг, друг другу морду
Какая-то неведомая сила заставила Женю встать и поднять с пола потрепанную жизнью и местами поцарапанную гитару Ромео. Девушка с сожалением посмотрела на нее и стала тоже брать отдельные ноты в заданной Максом тональности. Вспомнилась даже та пара несерьезных уроков, которые как-то дал ей Роман. Сейчас они стали ей особенно дороги.
Чудом Алексу удалось скрыть от матери все случившееся. Он сказал ей все то же самое, что услышала в тот вечер от парней вахтерша Галина Павловна, и случайная, нелепая смерть друга никаким образом не создала проблему с помещением для репетиций «Эфира». За то возникло множество других сложно решаемых проблем. Таких, например, как повестки в суд, проблемы с родителями, которые после столь ужасных новостей начали подозревать всех и вся, и своих чад в первую очередь.
Но, на удивление и, наверно, сожаление, все улеглось довольно быстро. Суд-мед экспертиза показала, что Колодников Роман Сергеевич умер от передозировки наркотического средства сильного действия (кокаина). Признаков насильственной смерти и отравления посторонними лицами не выявлено.
Некоторое время все ходили угнетенные, беспрестанно задаваясь вопросами сущности жизни и смерти, но это со временем прошло. Все встало на круги своя. Жизнь остановилась для Романа, но не для всех остальных.
“Кто сказал, что есть что-то лучше живой настоящей музыки?”
Новый басист нашелся почти сразу же. Его звали Андрей. Играл отлично, писал неплохие тексты. Его внешность не говорила практически ничего о его характере – это был высокий, немного худощавый парень в очках, с темными короткими волосами. Любил джинсы, пиво и умные книги. Узнать его поближе означало найти совершенно неординарного нового человека и отличного друга. В компанию он втесался быстро. И работа снова пошла.
Ту песню, написанную в злосчастный день, Максим с тех пор не вспоминал и нигде не пел.
Месяца через три к Максиму заявился один парень и предложил «Эфиру» выступить на ежедневной выставке, которая проводилась под патронажем мэрии города и носила название «Достижения молодого поколения». Здесь юные дарования выставляли на показ плоды своего творчества. «Эфир» особо-то и не прикладывал усилий для того, чтобы начать работать на публику по-крупному. Возможно, ребята просто не считали себя настолько профессионалами, возможно, их не устраивал собственный репертуар. Пару раз они выступали на городских рок-сейшнах, и изредка их приглашали играть в ночные клубы и другие заведения подобного типа. В принципе, конечно, хотелось попробовать себя, показать, что они умеют, и посмотреть на реакцию зрителей. Собрались вместе, посовещались и решили выступать.
Долго выбирали песни, которые стоило играть, много спорили. Выступление предполагалось на пол часа, максимум сорок пять минут, поэтому надо было отобрать все лучшее.
Женя была в восторге от намечающейся тусовки и присутствовала на всех ежедневных репетициях. В день выступления ребята собрались рано утром, чтобы упаковать все инструменты подготовить их к транспортировке. Сама выставка начиналась в двенадцать дня, выступление «Эфира» – в два. Около десяти к зданию лицея подъехал синий грузовик, ученики с интересом наблюдали, как из подвала выволакивали огромные черные ящики и загружали в машину.
Когда приехали ко «Дворцу Молодежи», инструменты быстро перекочевали из грузовика в концертный зал. Зал оказался просторным, кресел не было. «Значит, все будут стоять… – подумала Женя. – Ага, так даже интересней!»
Когда все было установлено, парни начали репетицию.
– А аппаратурка здесь ничего. Я думал, дерьмо какое-нибудь будет, – заметил Алекс.
– Раз, два, три, четыре! – крикнул Дэн. – Поехали!
Перед началом выступления в зал начал сходиться народ, поднялся шум. Максим сидел за кулисами и докуривал уже десятую за день сигарету, как к нему вдруг подбежала девушка с озабоченным и немного испуганным лицом; такое выражение у нее, впрочем, сохранялось на протяжении всей выставки – она была ведущей. Она тронула парня за плечо и сказала:
– Молодой человек, здесь нельзя курить. Вентиляция плохая и вообще.
– Как скажете. – Максим с удивлением посмотрел на ведущую и затушил сигарету о ножку стула.
Женя сидела с мальчишками за кулисами и с восхищением разглядывала их лица.
– Волнуетесь? – спросила она.
– Есть немного, – отозвался Алекс.
– Ну, еще бы! – бросил Дэн и простучал по воздуху барабанными палочками.
– Мы все вместе, – сказал Максим и протянул вперед руку ладонью вверх. Все остальные положили свои ладони на нее и проговорили вслух:
– Раз, два, три! Поехали!
Женя спустилась в зал и протиснулась к самой сцене. Вышла ведущая, взяла микрофон и сказала:
– А сейчас, в заключение нашей экспозиции, мы предлагаем вам развлекательную программу, которая также имеет прямое отношение к молодежному творчеству. Встречайте, группа «Эфир»!
В зале погас свет, бесчисленное множество прожекторов вспыхнули, осветив сцену. Женя внимательно следила за тем, как парни выходили из-за кулис и брались за инструменты, за каждым движением, за выражением лиц. Максим надел ремень от гитары на плечи и подошел к микрофону.
– Добрый вечер, – сказал он и заправил волосы за ухо. Он наклонил микрофон чуть ниже и взял аккорд. Несколько человек из зала засвистели. – Мы очень рады сегодня быть среди вас. И петь для вас. – Он повернулся к Дэну и кивнул.
Не то, чтобы публика встретила их с распростертыми объятиями, но те, кто уже был так или иначе знаком с творчеством «Эфира», а в зале были и такие, громко свистели и кричали, особенно Женька. По мере того, как парни пели одну песню за другой, зал все громче и громче приветствовал их. Доиграв концовку последней запланированной песни и сказал:
– Спасибо всем огромное, мы обязательно еще увидимся.
Выступление закончилось, но народ не расходился. Аплодисменты гремели и гремели. Ребята собрались было уже уходить, как из середины зала раздался выкрик:
– Еще!
За выкриком раздался свист, крики и снова аплодисменты. На другом конце зала повторили, и прозвучавшее «еще» постепенно переросло в ритмичное биение сотни голосов. Шум все нарастал, и скоро весь зал как один, кричал:
– Еще! Еще! Еще!
Парни переглянулись, у Жени захватило дух. Максим в растерянности посмотрел на ведущую, которая стояла за портьерой и ждала своего выхода. Максим подошел к ней и с удивлением и смехом спросил:
– Че делать-то? Уходить?..
– Нет! Пойте дальше, – прервала она его. – Есть что петь?
– Да, есть, собственно.
– Тогда пойте, сколько сможете.
Он пожал плечами и, взяв уже лежащую в стороне гитару, вернулся на сцену к микрофону:
– Хотите еще? – Зал взорвался. – Дэн, летим? – спросил он у ударника на весь зал.
«Летим» – название песни, Женя сразу узнала ее и начала подпевать. Счастливая улыбка застыла на ее лице на ближайшие часа три. Она была жутко рада за ребят, гордость распирала во все четыре стороны. Через несколько песен Максим сказал:
– Следующая песня посвящается нашему любимому городу. «Сны города». Автор – Александр Ходин. Алекс, подай голос.
– Я здесь, – отозвался клавишник.
– Да нет! Ты нам песню спой.
Женя и раньше слышала, как Алекс поет, но сейчас у него получалось бесподобно. Может, аппаратура была хорошая, как он заметил, а, может, Женя просто была слишком возбуждена. У него был низкий приятный мягкий голос. От медленной песни девчонку размазало по краю сцены. Эмоции поперли через край, она разве что не стонала от удовольствия и боготворила Алекса. Кто сказал, что есть что-то лучше живой настоящей музыки?
Прошло еще пол часа. Забыв о просьбе ведущей, после очередной песни, Максим закурил и сказал:
– Ну и на последок… – зал грохнул. Максим выждал минуту. – Да, да, да, ребят, пора уже нам сматывать провода. – Он засмеялся. – На последок мне бы хотелось… нам всем хотелось бы почтить память нашего друга, Романа, и спеть песню, которая была написана только для него. И на сцену хотим пригласить человека, который хоть и не надолго, но смог заменить его нам. Она немного стесняется, так что вы уж поддержите ее, пожалуйста. – Он подошел к краю сцены, где стояла Женя, ошарашенная нежданным-негаданным свалившимся на нее счастьем, наклонился и потянулся к ней. Через пару секунд она пришла в себя, когда он как маленького ребенка подхватил ее и поднял на сцену. Она вздрогнула и в ухо крикнула Максиму:
– У тебя крыша поехала? Я сейчас сама опозорюсь и вас опозорю.
– Ради Ромео. Здесь клевые мониторы, у тебя получиться, давай, – попросил он ее, а в микрофон сказал: – Андрюх, уступи место даме.
Андрей тоже не очень-то понимал, что происходит, поэтому повиновался и, сняв бас с плеча, передал ее Жене.
– Если вы не против, я буду немножко подглядывать текст. Не очень хорошо помню. Песню написали давно, исполняется второй раз.
Он сел на стул, достал из кармана помятый листок, на котором в тот день написал слова к песне, положил его на колено и взял аккорд. Женя, сгоравшая от страха, неожиданно почувствовала себя немного жутковато – вспомнилась та ужасная сцена – мертвый обезображенный человек на полу. Максим сидел точно так же, с блокнотом на колене под гитарой.
Они сыграли и ушли, оставив публике великолепное впечатление о себе.
“Он тут явно был лидером…”
– Макс, зачем ты это сделал?
– Что? – усмехнувшись, в ответ бросил парень.
– Ты знаешь, что! – в ее глазах блеснул дружеский упрек.
– А тебе разве не понравилось? Целый зал тебе аплодировал.
Она задумалась и смолкла. Максим искоса посмотрел на нее и рассмеялся.
К шести часам вечера инструменты вместе со своими музыкантами были доставлены обратно в свой лицейский подвал, и грузчики, пожав ребятам руки, удалились. Один из них перед уходом заметил:
– Здорово выступили. Как раскрутитесь, на концерт бесплатно проведете?
– Наберись терпения, потому что, наверно, это еще не скоро будет. Но, все равно, спасибо, – поблагодарил Максим.
Улыбнувшись, парень ушел, осторожно прикрыв за собой дверь. Вероятно, его работа приучила его обращаться с вещами максимально аккуратно.
Женя удобно устроилась в кресле и в течение нескольких минут наблюдала восторг парней. Они попрыгали друг на друга, повалились всей толпой на пол между ящиков, подтверждая безудержный восторг дикими воплями.
– У нас вышло! – кричал Макс, хлопая Алекса по плечам. – Мы сделали это! Да!
– Конечно! Все было понтовей некуда! – соглашался Алекс.
Ильич, отряхиваясь, уселся на стул.
Женек, ты была просто великолепна! – Алекс заметил Женю, скромно приютившуюся в кресле.
– Ты тоже, – ответила она со все еще не сошедшей с лица улыбкой. – Я не знала, что это твоя песня.
– Да тут чуть ли не половина всех песен его, – заметил Ильич.
– Как? – удивилась Женя.
– Больше всех пишет Алекс, – спокойно сказал Максим.
– Мне стыдно, что я этого не знала. – Женя опустила глаза.
– Да ладно тебе, я сам этого не знал, – успокоил ее Алекс и засмеялся.
– По этому поводу нужно выпить, – предложила она.
– Как же без этого! – возопили парни, услышав знакомое слово.
Вообще-то, говоря о выпивке, она шутила, но пацаны, видимо, уже заранее запланировавшие грандиозную попойку в случае, если все сложится в их пользу, восприняли все на полном серьезе и с предвкушением «сладкого».
– Предлагаю сделать так: до восьми валяем байду, а к восьми валим в «Ночник», – скомандовал Дэн.
– В «Ночник»? – переспросила Женя.
– Это бар так называется, – пояснил Максим. – Не знаешь?
Она отрицательно помотала головой.
– Каким образом будем валять байду? – поинтересовался Андрей.
– У меня есть порошок… – как бы между прочим заметил Дэн, но тут почувствовал, как чьи-то руки вцепились в его рубашку и поволокли за дверь. Это был Максим. Дверь с грохотом за ними захлопнулась, послышался глухой удар о стену и равномерное гудение голоса.
– О-оу! Сейчас парню достанется, – пропел Алекс и засвистел какую-то мелодию.
Через пару минут в комнату вошел Дэн с помятой рубашкой и оторванной верхней пуговицей. Немного погодя спокойно зашел Максим с зажженной сигаретой в зубах.
– Пойдем гулять, – сказа он. – Будем делиться впечатлениями.
Да-а… Он тут явно был лидером, и не только в том смысле, что солист. Была даже странно, что пацаны так беспрекословно его слушались.
“Ты пьешь?”
Уже стемнело, когда шестеро веселых взбудораженных ребят ввалились в тихий, казалось, впавший в дрему бар и основательно напились. Ни капли не церемонясь, для начала они взяли три бутылки дорогого коньяка. Увидев это, Женя поняла, что рано ей сегодня домой вернуться не суждено. Она выскочила из бара, нашла на углу таксофон, сунула в ячейку монету и набрала свой домашний номер. На том конце провода раздалось несколько гудков и Женин голос:
– Привет. К сожалению, автоответчик сейчас не работает. С вами говорит холодильник. Если у вас есть важное сообщение, оставьте его в морозилке, а мы потом придем, может быть, разморозим и прочитаем его. – Голос замолк и раздался еще один гудок.
– Мам, мы с мальчишками в баре. Адрес не знаю, называется «Ночник». До дому они меня проводят… я надеюсь. – Она засмеялась. – В общем, когда вернусь, тоже не знаю. Надо думать, не позднее утра. Пока. За меня не волнуйся. – Она повесила трубку и вернулась обратно в бар.
– Где тебя носит? – спросил Дэн, заметив исчезновение Жени.
– Домой звонила. Чувствую, туда мне попасть суждено не скоро.
– Вот это верно, – громко и весело рассмеялись парни.
– Садись, – предложил Максим, встав и отодвинув для нее стул. Она села и огляделась. Здесь было достаточно уютно и спокойно для такого заведения. Несколько круглых столиков окружали длинную стойку, за которой бармен, будто спрятавшись в окопе, протирал белоснежным полотенцем сверкающие бокалы. Рядом на высоком стуле сидела девушка в фартучке и непринужденно болтала с ним, покачивая худенькой ножкой, перекинутой через колено. Жене захотелось к ним, она жутко любила эти круглые высокие стулья и новых знакомых. С двух сторон от стойки располагались большие встроенные в стену колонки, из которых звучала мелодичная приятная музыка. Женя вспомнила выступление ребят и по лицу расплылась улыбка. Женины размышления прервал Алекс; он толкнул ее в плечо и спросил:
– Ты пьешь?
– Я как все, – ответила она без раздумий. – Но сначала, наверное, выпью что-нибудь полегче.
Максим отошел к стойке, что-то сказал бармену с полотенцем, потом повернулся, указал на свой столик и вернулся обратно со словами:
– Тебе понравится.
– Ты что-то заказал?
– Сейчас увидишь.
Она удивленно хмыкнула. Через пару минут к столику подошла официантка и поставила на стол большой красивый стеклянный стакан с трубочкой, предварительно подложив под него квадратную бархатную салфетку. Максим подвинул его к Жене и подмигнул, предлагая попробовать. Она потянула коктейль через трубочку и почувствовала наслаждение, разливающееся по губам, по всему телу.
– Класс! – только и смогла прошептать она. Жаль, что ее райский напиток так скоро закончился.
– Ну, че, пацаны, где выступаем в следующий раз? – спросил Максим разливая коньяк по хрустальным стаканам.
– Думаю, эдак недельки через две нужно съездить в Москву и потолковать с каким-нибудь дельным продюсером. – Алекс пустил в ход свою неуемную силу юморного креатива.
– Например, Бурлакову, – предложил Андрей.
Максим угукнул в знак согласия.
– Да, кстати, – подал голос Илья, – неплохая мысль.
– Станем знаменитостями… – мечтательно произнес Алекс. – Женька будет нашим менеджером.
– Нет! Я на шумелках.
– А, точно! Она же звенит, – вспомнил он. Совсем недавно, когда парни спросили у нее, на чем она хотела бы играть, она сказала, что ей очень нравятся «маракасы и прочая шумящая и гремящая хрень». – Ладно, значит, пьем за нашего будущего звенельщика.
Все подняли стаканы и разом выпили до дна.
– Ужасно польщена, – кривлялась Женя. – Такая честь для меня.
Потом выпили за Макса, за погоду, за хороший коньяк и вечер, почтили память Романа. И когда все были уже не в состоянии передвигать ногами, Жене, как самой трезвой, пришлось вызывать такси и расплатиться с официанткой той грудой помятых бумажек, валявшихся на середине стола рядом с Дэном и Алексом, которые, мирно посапывая, отвесив нижнюю губу, спали в своих тарелках из под салатиков. Ильич с Андреем, еле шевеля заплетающимися языками, пытались втолковать друг другу свою теорию мировоззрения. Макс пил много, но, на удивление, был еще способен мыслить довольно-таки здраво.
Голос в телефонной трубке сказал Жене, что такси прибудет через пятнадцать минут. Женя сидела, облокотившись на столик, и глазела на висевшую на входной двери вывеску, которая гласила: «Бар «Ночник» всегда открыт для Вас». Максим взял пачку сигарет и вытряхнул на стол оставшиеся в ней две штуки. Взял одну, подкурил и смачно затянулся. Выдохнул дым тонкой струей и посмотрел на Женю:
– Куришь? – Женя пожала плечами и ответила:
– Никогда не пробовала.
– Шутишь? – удивился он.
– Нет, честно.
Макс усмехнулся и добавил:
– Предлагать не буду.
– А я и не прошу, – и она взяла двумя пальцами сигарету из его руки.
– Эй! – попытался протестовать Максим, но было поздно. Женя уже поднесла сигарету к губам и начала затягиваться. В первую же секунду она раскашлялась.
– Боже, как это можно курить!
– Вот она – суровая правда жизни, – рассмеялся ей в ответ парень.
С горем пополам она выкурила-таки сигарету.
– Торкнуло?
– Есть немного.
– Меня торкнуло конкретно, когда первый раз пробовал. Неужели, правда, первый раз?
– Правда, – ответила Женя и услышала сигнал автомобиля с улицы. Синхронно обернувшись, Максим и Женя увидели белый автомобиль со знаком такси, косо пришпандоренным на крыше. – Пора,– сказала она со вздохом.
– Пора, – повторил в ответ Максим и принялся за своих друзей, которых нужно было донести до машины, прежде, чем доставить домой и выгрузить там мертвым грузом на кровать.
“Все! Будем действовать.”
– Макс, ты меня не понимаешь. Я просто смотрю на них обоих и думаю, какие же дураки. Они оба классные, очумительные, офигенные чуваки… кроме того, мои предки! – Жена рассмеялась. – Я хочу заставить их понимать друг друга.
– Тебе это надо? – однажды спросил Максим.
– Конечно! О чем ты спрашиваешь?
– Ну, тогда дерзай. Если у тебя что-нибудь получится, дай знать. Поставим тебе памятник из хрусталя, – сказал Максим и принялся дальше грызть карандаш.
Если честно, эта идея назревала у Жени в голове с тех самых пор, как она нашла порванную фотографию отца возле спящей мамы. Она много раз представляла себе сцену встречи отца и матери, но почти всегда обрывала раздумья тем, что не в состоянии правдиво вообразить это. Все последнее время она ходила задумчивая, с заговорщической улыбкой на лице и временами грызла ногти. Сначала она надеялась на помощь Максима, но со временем поняла, что от него не очень-то стоит ожидать грандиозных идей.
Он смотрел на нее с наивной улыбкой и соглашался с любой очередной бредовой идеей. Женька как нервный режиссер прыгала перед ним по комнате, красочно, с изобилием прилагательных описывая план А, в голове замышляя план Б… Максим просто сидел с ногами на кровати, грыз Женины карандаши один за другим и то и дело кивал головой в знак согласия. Его даже немного забавляло подобное действо, Женин энтузиазм, раскованность…
В конце концов, она все-таки устала, присела на диван и решительно заявила:
– Все! Будем действовать.
“Боюсь, что еще раз уболтать ее на такой подвиг не удастся…”
На следующий день она пришла в школу немного раньше обычного. Изобилие мыслей не давало ей покоя. Вся на взводе, она второпях поведала Ленке все наболевшее, та с удивлением и интересом одобрила. После уроков они просидели всю перемену в рекреации первоклашек, размышляя над тем, как и что лучше сказать. Потом Ленка проводила подругу до пункта назначения (до класса истории), пожала ей руку и пожелала удачи во всех начинаниях. Женя еще раз глянула на Ленку и вошла в кабинет.
Владимир сидел на учительском столе спиной к двери и держал в руках тетрадку. Рядом с ним лежало еще две стопки тетрадей. Видимо, он проверял контрольные или самостоятельные. Красная ручка, которую он держал в руках, придавала ему некий оттенок солидности и строгости, что, впрочем, совсем не портило его имиджа. Когда дверь хлопнула, он обернулся и, увидев Женю, радостно растянулся в улыбке. Потом встал и отложил в сторону тетрадь и ручку.
– Привет!
– Как дела? – спросила Женя.
– Ничего. Почему спрашиваешь? – удивился отец.
– Да так, привычка. Я по делу. – На этот раз он уже с интересом и участием посмотрел на нее. – Даже лучше сказать, по поручению. В общем… Помнишь же, я обещала что-нибудь придумать…
– Ты о чем?
– Ну, на счет мамки? – пояснила она.
– А! Ну и?
– В общем, я придумала, как все это дело устроить. Я с ней, чисто так, побеседовала… вернее, еще не побеседовала, – Владимир засмеялся и опустил глаза, – но я думаю, что она согласится с тобой встретиться. А там уже ваши проблемы, как вы будете решать свои дела, главное, чтобы вы их решили с положительным результатом.
– Что ты имеешь ввиду под «положительным результатом». – Вопрос с подвохом.
– А вот этого не надо. Не надо меня пока трогать.
– Нет, ты все-таки скажи.
– Ты и сам, наверно, прекрасно знаешь, чего мы все хотим с этого иметь.
– Ну, хорошо, хорошо. Как скажешь, – и он отстал.
– Ну, так ты придешь? – Женя заискивающе посмотрела ему в глаза.
– Ну, конечно, приду, – ответил отец и снова присел на стол. – Где и когда? – Улыбка так и не желала сползать с его лица.
– Знаешь кафе-бар «Ночник»?
– Слышал, но ни разу не был.
– Тогда вот адрес. – Женя вытащила из кармана тетрадный листок, на котором ровным почерком было расписано, как и куда пройти. Иллюстрации прилагались. Отец рассмеялся еще веселее.
– Почему ты все время смеешься?
– Да так, не обращай внимания. – Он спрятал улыбку, состряпал заинтересованную физиономию и взглянул на листок. Женя с подозрением нахмурила брови.
– Ну, так вот. Сегодня в восемь вечера в «Ночнике».
– Отлично. Я буду.
– Боюсь, что еще раз уболтать ее на такой подвиг не удастся. Да, кстати, ты домой не собираешься?
– Хорошая идея – побыстрей сбежать отсюда. Тебя подвезти?
– Подвезти? Ты на машине? – удивилась она.
– Ну, вроде как, с утра был на машине. Если еще не угнали, то и до сих пор. Пойдем посмотрим. – Он стал бросать в рюкзак тетради и бумаги со стола.
Когда они вышли на крыльцо, Женя сказала:
– И зачем ты торчишь в этой гребаной школе?
– Люблю с молодежью общаться. И двойки ставить. Еще ругать всех подряд очень люблю.
– Боже, какая наследственность. Отец – садюга! – она вздохнула и захлопнула дверцу оттюнингованной «десятки» цвета мокрого асфальта с металликом.
Через несколько минут машина плавно подкатила прямо к Жениному подъезду. Открывая дверцу, она еще раз напомнила отцу о встрече в «Ночнике» и убежала домой.
В двери она нашла записку от Максима: «Женек, мы сегодня собираемся в подвале где-то в шесть вечера. Приходи, будем ждать». Внизу стояла подпись: МаХ. Как жаль, что скорее всего, придется пожертвовать таким удовольствием ради грандиозной идеи.
– Мама! Твоя толпа просила тебе передать, что они тебя ждут в «Ночнике» сегодня в восемь. Сказали, что у них что-то супер-пупер срочное и важное для тебя, так что сказали выпинывать тебя из дома, если ты не захочешь идти. Они сказали еще, что это не на долго.
– Чего это они затеяли?
– Не знаю. Пойдешь?
– Ну, раз супер-пупер важное, то пойду схожу. И вообще, я давно нигде не была. Надо проветриться. Статью оставлю на вторник. Хочешь со мной?
– Не, у меня уроков сегодня куча, – отмазалась Женька. «Уф, все прошло как нельзя лучше. Это оказалось проще, чем я ожидала», – подумала она и законспирировалась под девочку-паиньку – побежала к письменному столу.
“…спокойной ночи желать не буду…”
Татьяна вошла в небольшое уютно обставленное помещение. За столиками сидели люди, освещение было не слишком ярким, звучала тихая музыка. В этот момент один из официантов, снующих по коридорам между столиками, подошел к ней и приторным голосом пролепетал:
– Позвольте проводить даму к ее столику?
– А я не знаю, где мой столик!
– Я знаю, – ответил тот, акцентируя внимание на слове «я».
Улыбнувшись, она кивнула в знак согласия и пошла следом за провожатым. «Что-то я не наблюдаю буйной толпы», – заметила Татьяна. Она вертела головой, оглядываясь по сторонам, и, не заметив, как ее провожатый остановился, наткнулась на него сзади. Тут она с улыбкой посмотрела вперед себя, и по ногам побежала горячая волна. За столиком сидел ее бывший муж с каким-то виноватым выражением на лице. Он мгновенно подскочил и отодвинул стул, предлагая ей сесть. Женщина даже забыла поблагодарить официанта. Владимир тут же с улыбкой всучил даме огромный букет красных роз.
– Что будем заказывать? – спросил официант, выдержав недолгую паузу и протягивая ей меню. Она жестом отказалось от него и, не отрывая глаз от Владимира, сказала:
– Чашку кофе. Со сливками, без сахара.
– Момент! – И он уплыл в направлении стойки. Таня немного помолчала, потом заметила:
– И чем ты ее подкупил?
– Кого?
– Хватит придуряться! Вы же вместе все это устроили! «Твоя толпа ждет тебя. Что-то супер-пупер важное!» – передразнила она.
– Не понял.
– Она знала, как заставить меня прийти.
– И как, если не секрет?
– Она сказала, что… Разве ты сам не знаешь? Ведь это ваша работа.
– Мне она сказала, что ты согласилась встретиться со мной. Что она с тобой поговорила и все такое…
Женщина рассмеялась.
– Она все продумала. Она все отлично продумала. Вот засранка! – Они оба рассмеялись. Приплыл обратно официант, принес кофе.
– Спасибо за букет. Очень красиво. Ну, как жизнь? – спросила Татьяна.
– Ничего.
– Че ж так плохо-то – ничего?
– Да вот, скукота сплошная
– Ага, и сейчас, значит, скукота?
– Сегодня исключение. Очень приятное и желанное исключение.
– Да ты что! – с иронией заметила она.
– Нет, правда. Слушай, вот нельзя… как же это сказать-то…
– Ну, давай, сконцентрируйся! – она улыбнулась. Теперь уже освоившись, она начала осознавать в полной мере весь смысл этой встречи и поэтому немножко нервничала. Но у нее очень хорошо получалось скрыть краснеющие щеки, уши, хотя с трудом получалось успокоить трясущуюся ложечку в чашке с кофе. Ложку она положила на блюдечко. «Нельзя терять шанс», – вдруг промелькнула мысль в ее голове. – «Надоело быть одной, никто не может предложить ничего серьезного. Все равно ведь с кем… Его я знаю хорошо… Боже, какая же я дура-то, оказывается», - размышляла она, глядя на сидящего напротив человека. Но все же очень большая доля сомнения по привычке гуляла в голове, цепляясь всеми руками и ногами, и мешала размышлять рационально. Мысли плыли поверхностно, она даже сама удивлялась их тупости и обыденности.
– Может быть, сейчас ты не откажешься, если я, например, предложу почаще встречаться?
– Может, и не откажусь.
– Ну, так не откажись! – По его лицу расплылась улыбка надежды и необычайного счастья. – Ура!
Татьяна опустила глаза на свою чашку и отпила. Надо же, после стольких лет она смутилась, она стесняется его красивых глаз, его лица, голоса – всего!
– Ну, рассказывай, – предложила она.
– Знаешь, много было стоящего, – начал он, выждав минуту. – Но оно всегда улетучивается. Все хорошее всегда исчезает. Почему? – Он помолчал, подождал, пока Татьяна ответит что-нибудь на это. Но она молчала и внимательно разглядывала его лицо. – Вот и ты… Я пытаюсь двигаться, идти вперед, но все время кажется, что стою на месте. Ведь так нельзя, согласись.
– Как я тебя понимаю.
– Ты всегда так говоришь. – Татьяна покачала головой. Он добавил: – Я помню.
– Чем ты занимаешься? - попыталась она продолжить разговор.
– Преподаю в школе.
– И покупаешь «десятки» на свои учительские пол штуки.
– Ну, почему же. Откуда знаешь про машину,
– Угадай с трех раз, – усмехнулась Татьяна.
– Подрабатываю в одной фирмешке. Друг лет пять назад открыл, машинами торгует. Я с ним с самого начала и до сих пор не знаю, какую должность там занимаю. Такое впечатление, что у них там все одновременно всем занимаются. Но платит не плохо. С машиной он и помог. Повезло, можно сказать.
– Понятно… Так, значит, и живешь…
– А ты?
– А что я? Журналюга. Работаю в «Площади свободы». По совместительству рекламный агент. – Она помолчала, еще отхлебнула кофе. – Воспитываю свою ляльку.
– Эх, ни фига себе лялька! Твоя лялька скоро зарабатывать начнет, да еще и тебя кормить будет… Лялька!
– Ну, вот как начнет, там посмотрим. А пока лялька. Да и зарабатывать начнет, что с того. Она и в сорок для меня лялькой останется. Ты-то детей себе еще не наделал?
– Стараюсь.
– Но не получается, да?
– Стараюсь не вляпываться в неприятности. Только не пойми неправильно! – замахал он руками. – Я же знаю, что ты сейчас все с ног на голову перевернешь. Пожалуйста, прошу тебя.
– Да что ж ты так разнервничался? Я все понимаю, – засмеялась Татьяна.
– Ты всегда все понимаешь, а потом выставляешь меня за порог.
Даже странно, что эти слова ее ничуть не задели. Как раз наоборот, она весело рассмеялась и на секунду закрыла лицо руками.
– Да-а… – протянула она. – У всех бывает. Не у всех проходит.
– У тебя прошло? – вдруг спросил Владимир. Татьяна не ожидала этого вопроса и, резко посерьезнев, ответила:
– Думаю, да…
– Переезжайте ко мне жить, – как-то с опаской спросил он.
– Нет уж. Лучше вы к нам. – Они долго смотрели друг на друга, ошарашенные этими фразами. Оба не то, что не ожидали такого от себя, а не ожидали, что все окажется настолько просто. Слишком просто, чтобы быть правдой.
– Мы сейчас выйдем отсюда, – сказал Владимир, судорожно указывая рукой в сторону двери, – и ты поедешь со мной.
– И ты даже не скажешь мне, куда?
– А ты не будешь спрашивать, – заявил он.
Владимир расплатился с барменом за стойкой и они молча вышли на улицу. Все так же без слов они сели в машину и покатили по сияющим светофорами, фонарями и фарами дорогам ночного города. За всю дорогу никто не проронил ни слова, даже не стали включать музыку. Машина покатила в сторону набережной, завернула в пустынную темную улицу, огражденную с обоих сторон высоким кустарником, и мотор заглох.
«Бульвар любви» - так называлась улица. Нет, не официально. Она была так названа ее ночными посетителями. Чем занимались, так и называли.
– Что ты хочешь этим сказать? – подала Татьяна голос.
– Я, вообще-то, молчу.
– Ну и молчи дальше.
Одновременно они переглянулись и потянулись друг к другу. В момент она оказалась сидящей на нем. Легкий скрип откидывающегося кресла, сумасшедший быстрый поцелуй – и пошло, поехало. Ничьи руки не ласкали ее так нежно с тех пор как она рассталась с мужем. Они заставили ее забыть абсолютно обо всем. Вот тут-то все сомнения и кончились.
Когда они приехали домой, было около одиннадцати. Женя висела на телефоне и болтала с Ленкой о ерунде. Когда в замке послышался грохот металлического ключа, а после – возня в коридоре, Женя шепнула подруге:
– Ленка! Ленка! Они вернулись! Я побежала, пока, – и бросила трубку. Ленка была осведомлена уже подробно, во всех деталях о проворачивающейся операции «Сближение». Поэтому подруги договорились, что в случае надобности Женя прибежит к подруге ночевать. Будет о чем поболтать!
В комнате, где сидела Женя, не было света, и дверь была чуть-чуть приоткрыта. Первым делом свет зажегся в коридоре. Женя зажмурила глаза от радости и удовольствия, когда в зеркальном отражении шифоньера увидела два знакомых силуэта.
– У-у-у! – заверещала она. – Йе, йе, йе! Супер! – Но вдруг остепенилась и резко перешла в серьезное состояние.
– Мы оба жаждем продуктивного общения с тобой! – сказала мама.
– Да ты че? Какая досада. Уж придется вам подождать до завтра, потому что я убегаю. К сожалению, никак не могу остаться и побеседовать с вами, милые мои. Думаю, вам двоим будет куда интересней. – Она вышла в коридор и широко улыбнулась родителям.
– Куда это тебя понесло в такую рань? – заволновалась мать.
– Я к Ленке. Очень-очень надо. У нее ночую.
– Может, лучше проводить тебя? Далеко? – Отцовские чувства взыграли.
Женя ткнула в него пальцем, покачала головой, хихикнула и убежала одеваться.
– Женя, придешь к Лене, сразу позвони домой.
– Будет исполнено, – крикнула та из соседней комнаты.
– И все-таки, далеко? – не унимался Владимир.
– Через пару домов, - успокоила его Татьяна.
Вернулась Женя уже одетая, с сумкой на плече.
– Мам, ты мне говоришь, что не надо все усложнять. Последуй сама своему же совету. – Она похлопала мать по плечу и удалилась. – Всем пока, спокойной ночи желать не буду.
Через минуту она вышла из подъезда. Прохладный вечерний ветер приятно дунул в лицо и растрепал волосы. Женя быстро зашагала вдоль дома. Темные улицы навевали мысли. Все вокруг было пронизано диким восторгом, ожиданием чего-то замечательного и нового.
“Не оставляйте меня одну. Пожалуйста, не оставляйте…”
Настроение с утра было слишком хорошее, чтобы сидеть и ждать, пока Максим позвонит или придет забрать Женю погулять, поэтому она решила сама наведаться к нему в гости и утащить с собой на улицу. Женя наспех оделась и выбежала из подъезда. Солнце ярким светом залилось в глаза, Женя сощурилась и побежала в противоположный угол квартала, где находился дом Максима.
Яркий свет поначалу сильно бил по глазам, отражаясь от сугробов и белоснежных зданий. Женя пыталась спрятаться от него, загораживая глаза рукой в варежке, но свет проникал и под нее. В конце концов, девушка свыклась, и зрачки постепенно пристроились к яркому освещению природы. Женя шла, засунув руки в карманы пуховика, и улыбалась. Улыбалась снегу и солнцу, ясному и чистому, как стеклышко, голубому небу, домам, машинам, людям… Суббота, действительно, выдалась на редкость теплая. Праздничное настроение витало над городом – выходной, как-никак.
Поднявшись на шестой этаж, Женя продолжительно позвонила. Дверь открыла тетя Рита, и радостно улыбнувшись, предложила Жене войти:
– Здравствуй! Заходи, Женечка. Как мама?
– Доброе утро, – ответила Женя. – Мама сегодня на работе. У нее интервью. Она, кстати, вас вечером в гости звала.
– Что, намечается пиво-питие?
– Вроде того. А Макс дома?
– Максим побежал в магазин. Вот, через дорогу в магазин. Ты заходи, подождешь его.
– Да нет, спасибо. Давно он ушел?
– Минут пятнадцать назад.
– Вы знаете, я лучше подожду его у подъезда. Или навстречу пойду. Там такая погода хорошая, погулять хочется. Дома уже надоело.
– Ну, как знаешь… – пожала тетя Рита плечами, и Женя снова вышла на улицу.
Она постояла у подъезда с минуту и решила пройтись вдоль дома, дожидаясь друга. Прогулявшись туда и обратно, она увидела Максима; он шел в сторону дома через большое поле к дороге. Женя радостно побежала в его сторону. Добежав до дороги, она оглянулась по сторонам – машин вроде бы и не было близко. Она быстрым шагом перешла первую половину дороги, а на второй вдруг случайно поскользнулась и упала на колени. Пытаясь встать, еще больше запуталась и окончательно свалилась на покрытый тонким, поблескивающем на солнце льдом асфальт. Еще одна попытка, и Женя уже почти оказалась на ногах, как вдруг вывернувшую из-за поворота, разогнавшуюся, резко тормозящую приближающуюся машину развернуло, и она с силой ударила Женю. Девушка стукнулась о боковое стекло головой и пролетела вперед метров пять, прежде чем без чувств упала на асфальт. Стекло треснуло. Сзади в грязную белую «шестерку» на большой скорости врезалась еще одна машина, раздался звук бьющихся фар, отрывистый гудок авто-сигнала, скрежет металла, крики. Максим с испуганным выражением на лице уже подбегал к месту аварии. После удара сзади «шестерку» снова развернуло, и она, с покореженным задком, остановилась слева у обочины. Максим бросил пакет, резко остановился и упал на колени рядом с Женей. Ее правая рука как-то неестественно выгнулась, лицо уткнулось в лед, шапка слетела с головы. Он перевернул ее на спину, придерживая голову. Девушка не шевелилась, из носа текла кровь. Все было перепачкано в дорожной грязи – куртка, волосы, лицо. Парень почувствовал, как по правой руке, которой он держал голову Жени, быстро наполнялась чем-то теплым. Кровь промочила насквозь вязаные шерстяные перчатки, и лужа ее на асфальте, растопив лед, становилась все шире и шире.
Сбежался народ. Какая-то женщина тоже подбежала и, сев на корточки возле Жени, надрывающимся голосом кричала:
– Скорее в больницу ее везите… Кто-нибудь! Скорее!
Водитель «шестерки» нервно бегал вокруг, выглядывая на пострадавшую из-за плеча Максима.
– Кто водитель «шахи»?! – рявкнул Максим.
– Я! – подбежал тот.
Максим схватил Женю на руки и пулей понесся к машине. Водитель с готовностью прошмыгнул вперед и открыл заднюю дверцу.
– В «Мед городок». Знаешь, как ехать?
– Ну, конечно! – ответил водитель, и автомобиль сорвался с места.
Максим был весь в крови – руки, куртка. Она стекала на сидение и джинсы. Он гладил Женю по оцарапанной щеке, пытаясь очистить ее свежее бледное лицо от крови, но она только размазывалась и постоянно подтекала.
– Женек, ну, что же ты, малыш? Солнышко, пожалуйста, приди в себя. Знаешь, где реанимация находится? – обратился он уже к мужчине за рулем.
– Конкретно, нет. Да, сейчас найдем…
– Когда найдем? – грубо бросил парень. – Она вот-вот кеды завернет. Смотреть надо, куда прешь!
Когда въехали на территорию «Мед городка», Максим выскочил из машины и вбежал в первое попавшееся здание, которое оказалось роддомом. Там ему подробно объяснили, что реанимация находится в соседнем здании на седьмом этаже. Он выбежал из роддома, даже не поблагодарив медсестру, резко открыл дверцу машины, схватил Женю на руки и поволок в здание реанимации. Дожидаться лифта не было ни сил, ни времени, ни терпения, поэтому он нес ее на седьмой этаж по лестнице.
Переполошив весь персонал своим видом, Максим поднял на уши абсолютно всех. Когда девушку без сознания увезли на каталке в опер-блок, его, естественно, туда не пустили и велели ждать в холле. Водитель крутился тут же, пытался выведать хоть какие-нибудь подробности о состоянии человека, которого сбил. Весь на нервах, он молил бога, чтобы все обошлось. Ведь, в конце концов, ему одному нести наказания за содеянное.
Максим, тем временем, попытался дозвониться до тети Тани, но ее не оказалось дома. Он сел на стул в углу и начал грызть ногти, что с ним случалось крайне редко. Час, два, три, четыре… они текли, как застывающий расплавленный свинец. Чем больше времени проходило, тем больше он сходил с ума. Он избегал каждый сантиметр облицованного потрескавшейся плиткой пола в холле. Через некоторое время он все-таки застал Женину маму дома, и та со срывающимися вздохами «о, господи, боже ты мой…» понеслась в реанимацию, бросив трубку мимо телефона.
– Там парень сидит, ждет. Родственник, наверное, – услышал Максим молодой женский голос у себя за спиной и резко обернулся. Его чувства, казалось, обострились в сотни тысяч раз с того момента, как он остался один в большом помещении с низкими потолками и стульями вдоль стен. Ему навстречу шел пожилой мужчина в серо-голубом костюме и колпаке. Максим с мольбой в глазах посмотрел на хирурга, не задавая вопросов.
– Вы девушку привезли? – Его басок немного успокаивал и внушал доверие.
– Да.
– Ну, что, черепно-мозговая… Многочисленные переломы, внутренние кровоизлияния. Прооперировали. Держим пока на электронике. Как дела будут обстоять дальше, сказать не могу.
– Шансы? – тихо спросил парень.
– Не обнадеживающие.
– Что это значит? – из глаз Максима потекли слезы, он схватился за свитер трясущимися пальцами.
– Это значит, что даже если жить будет, скорее всего, останется либо калекой, либо шизофреником.
Когда врач удалился, Максим схватился за голову и процедил сквозь зубы:
– Ненавижу тебя… ненавижу… черт тебя подери…
Так он и продолжал стоять, пока в холл со слезами не ворвалась тетя Таня.
– Что там, Максим? Что случилось?
Он бессмысленно двигал губами и скручивал руки в непонятных жестах ей в ответ, не в состоянии вымолвить и слова. Потом все-таки пролепетал:
– Если выживет, будет калекой или дурочкой… - И разревелся.
Мать с болью выслушала это, посмотрела на парня и разрыдалась, закрыв лицо руками. Максим облокотился на косяк двери, сполз по нему на пол и так и просидел в дверном проеме до ночи, пока их двоих, в конце концов, не выгнали из больницы.
Ехали домой молча. В троллейбусе люди шарахались от жутковатого вида парня, одежда, руки, лицо которого были покрыты высохшей почерневшей кровью. Оба вроде бы совсем успокоились после пережитого, но на лицах застыло выражение испуга и нежелания верить и смириться со случившимся.
Когда приехали домой, тетя Таня спросила Максима:
– Что там случилось? Расскажи в подробностях.
– Ну, это… я шел из магазина, она вдруг мне навстречу через дорогу бежит. Поскользнулась, упала, мужик этот на «шестерке» зазевался, гад… Не помню уж, как она летела и сколько… В общем, я к ней ринулся, на руки взял, кровища хлыщет вовсю. – Он указал на свою одежду. – Быстро в больницу. Ну, а там уж все знаете.
– Снимай одежду-то, – посоветовала тетя Таня и бросила ему на диван широченную рубашку и шорты по колено. Он молча снял с себя все и одел их. – Неси сюда, – крикнула она из ванной под шумящую воду.
Максим немного постоял. Держа в руках грязные вещи, он перебирал их в руках, словно не желал с ними расставаться, потом все же отнес в ванную и угрюмо побрел на кухню.
Пока она стирала, все плакала и плакала. Слезы капали в раковину и утекали в водопровод вместе с окрасившейся в ярко-красный цвет водой. Повесив все на балконе, она вошла на кухню и застала Максима съежившегося и странным образом полностью, с ногами, уместившегося на табуретке. Он сидел и рыдал, почти совсем неслышно всхлипывая. Она молча подошла и положила руки ему на плечи. Он спустил ноги на пол, обнял ее и уткнулся лицом в живот, всхлипывая громче. Она стояла, обнимая его, и смотрела в окно на черные небо и огни фонарей, которые казались большими и круглыми желтыми снежинками из-за отсутствия очков. Обычно, если в комнате горел свет, в ночном окне было видно лишь отражение самой комнаты, но сейчас она не видела этого. Она вздохнула и сказала:
– Ничего, Максим, все будет хорошо. Все будет хорошо, – на что он ей ответил приглушенным всхлипом.
Так прошло два дня. Днем Женина мама с Максимом сидели в реанимации, а ночью не находили себе места дома. Максим рассказал о случившемся родителям, те покачали головами, повздыхали для виду, прищелкивая языком, и сказали:
– Как нехорошо… – и отправились по своим делам.
Алекс, Дэн, Андрей и Илья кинулись было в больницу, но Максим притормозил их, сообщив, что, во-первых, на этаж пускают только родственников, а, во-вторых, в послеоперационную палату вообще не прорвешься.
– А ты, типа, родственник, – спросил Илья. Максим задумчиво покачал головой и закурил.
Пустили, правда, всего один раз. Мать. И-то на несколько минут. Та вышла из палаты убитой, с глубокой грустью на лице и долго молчала, пока Максим пытался растормошить ее хотя бы на пару слов об увиденном.
За все это время Женя так и не приходила в сознание, но у врача почему-то появились подозрения, что она чувствует и слышит все, что происходит в палате. Он как-то предложил:
– Давайте попробуем сделать так: зайдем вдвоем… А… молодой человек кем ей будет?
– Другом, – ответил Максим.
– Она хорошо тебя знает?
– Ну, нормально, а что?
– Как зовут тебя?
– Максим.
– Ладно, зайдем втроем и попробуем на нее немножко надавить.
– Что значит, надавить? – заволновалась тетя Таня.
– Ну, пойдемте, пойдемте…
И он повел их в палату. Сначала на них натянули белые халаты, потом только позволили войти. Оказалось, что Женя лежала здесь не одна, было еще двое пациентов. Все держались на искусственных аппаратах. Максим глазами сразу же нашел Женю. Ее лицо было бледным, безжизненным, изо рта, носа торчали трубки, голова забинтовала, к руке на сгибе была пластырем прилеплена игла от капельницы, торчавшая из вены. Из под простыни, которой было накрыто ее голое тело, словно черви, тянулись провода и подсоединялись к аппаратам, стоящим возле кровати с бесчисленными кнопками, лампочками, мониторами и регуляторами. Неподалеку вертелась, словно юла, медсестра.
Доктор подошел к кровати на колесах, встал рядом и, глядя на монитор одного из аппаратов, спросил:
– Женя, ты меня слышишь? – Она не шелохнулась. – Женя, тут пришла твоя мама и друг Максим. Дай нам, пожалуйста, знать, слышишь ты меня или нет? Подвигай пальчиками. – Она все так же неподвижно лежала.
Максим прикоснулся к ее левой ладони. Врач хотел было одернуть его, но тут произошла вещь, которую впоследствии не смог объяснить даже он сам. Женя медленно открыла глаза и по вискам потекли две крупные слезы. Тетя Таня испуганно вздохнула и потянулась руками к дочери. Максим склонил голову на бок и внимательно вглядывался в глаза подруги. Он прочитал в них одну единственную фразу: «Не оставляйте меня одну. Пожалуйста, не оставляйте…» Женя несколько секунд, не моргая, смотрела в потолок, потом ресницы дрогнули, и глаза закрылись. Доктор внимательно следил за показаниями аппаратуры, но так ничего и не наглядел.
Так продержали Женю почти целую неделю. После того случая она так и не приходила в сознание. И, в конце концов, когда Максим с тетей Таней пришли очередной раз в больницу, медсестра сообщила им, что рано утром Светлову Евгению отключили от искусственного поддержания жизнеспособности, и она умерла. Как сказал после хирург, они и так слишком долго тянули; по идее, уже тогда шансов было один из ста. Слишком серьезной была травма. На вопрос, почему не учли то, что Женя все-таки прибывала в состоянии сознания, врач задумчиво посмотрел в сторону, пошевелил усами и сказал:
– Такое бывает. Не играет важной роли, поэтому не стоит уделять особого внимания, – и отправил их в морг.
Выплакав все слезы, тетя Таня смотрела на дочь и беспрестанно моргала мокрыми тяжелыми ресницами. Максим стоял рядом и смотрел на Женины ноги под простынею.
Все.
Это было все.
Он шел по улице, не замечая вокруг прохожих и дорожных переходов. Шел и бубнил себе под нос:
– А ты говоришь, он милый и добрый. Он сволочь, Женя, он последний гад, раз вот так вот поступает. Он никого не хочет любить. «Были ли мы, любили ли мы?..» – вспомнил он фразу из песни одной из известных в то время команд. – Черт! Ты ведь любила, больше, чем все мы вместе взятые! Всех подряд. Ты и его, гада, любила, не понятно только, за что. Зачем ты мне говорила, что жизнь прекрасна? Жизнь – дерьмо. Ты думаешь, мне теперь замечательно? Просто великолепно! Ты и так была, можно сказать, единственным, что меня утешало, единственное, что в этом гребаном мире было правильно… – Комок снега, который Максим сжимал в ладони, начал таять, и капли, проскальзывая сквозь пальцы, падали на тротуар. – Если бы только… меня вместо тебя.. я бы всеми руками и ногами. Уж если тебе так жить нравилось, оставалась бы, а я туда. Все равно, толку от меня, как от козла молока… Если б только можно было… Если б только можно было…
В этот же вечер Макс влился в совершенно незнакомую мерзкую компанию нарков, где купил дозу за двойную цену и просрал все деньги непонятно на что.
“…сам я никак…”
С тех пор прошла неделя. Никто никого не хотел видеть, все молчали, страдали и «сопели в свои тряпочки». Две смерти подряд – это казалось немного ненормальным, странным и даже сверхъестественным.
В этот день Максим возвращался с работы очень поздно – около одиннадцати вечера. В принципе, всю эту последнюю неделю он там просто присутствовал постольку, поскольку за прогулы могли уволить. Лишние проблемы – куда уж? Да и к чему? Пытался забыться в работе, но работа дизайнера такова, что нужна светлая голова, полная идей, а не мыслей о безысходности и суициде. Натянув кепку на уши и подняв воротник, он шагал пешком к автобусной остановке, поеживаясь от холода. Куда-куда, а домой сейчас хотелось идти меньше всего. Если бы лицей был открыт в такое позднее время, он бы наверняка спрятался бы в своей коморке под лестницей и всю ночь напролет бренчал на своей старушке-гитаре и бубнил что-нибудь себе под нос.
Прошло пятнадцать минут. Подошел «тридцать первый» – автобус, на который ему как раз следовало бы сесть. Он стоял, засунув руки в карманы. Двери автобуса со стуком открылись, оттуда вышли два человека, и они снова захлопнулись. Автобус уехал. Максим продолжал стоять. Ради того, чтобы как можно позже попасть домой, он был готов прозябать на улице в страшную погоду и методично отмораживать себе конечности.
Он полез во внутренний карман куртки за сигаретами, потом в джинсы за зажигалкой, одновременно он нащупал в кармане джинс маленький целлофановый пакетик. «Вмазаться… И забыть все…» – подумал он. – «Но домой ведь потом. Может, свалить к кому-нибудь?»
А действительно, почему бы не завалиться к кому-нибудь из пацанов. Или даже девчонок. Устроить оргию, оторваться на полную катушку, может, доза на халяву перепадет. А эту в заначку бросить… Надоело думать. Ходишь, как зомби, и думаешь, думаешь, думаешь… Надоело!!! Зачем? Он бы с удовольствием стал тупым, безмозглым животным, если бы только мог. Он не хочет больше, он устал… Он страшно устал и обессилел.
Плохие мысли…
Яркий огонек зажигалки со щелчком вспыхнул оранжевым язычком в темноте остановки и слился с горящими фонарями, светофорами и фарами автомобилей. Сигарета тихо зашипела на кончике огня. Большая затяжка – хорошо… «если есть в кармане пачка сигарет…»
Пошел снег. Через пол часа подошел еще один «тридцать первый». На этот раз Максим все-таки сел в него и доехал до дому. Выйдя из автобуса, он снова закурил.
Сунув руки в карманы, он пошел по направлению к своему дому. Город все еще жил, но был уже пустой и с каждой минутой все больше и больше погружался в дрему, гасил окошко за окошком, останавливал движенье на дорогах, заглушая гул автомобилей и скрежет троллейбусных «рогов» о провода, который был особенно слышен именно в это время суток.
Максим в небытии прошел мимо своего подъезда и очнулся только стоя перед металлической дверью, над глазком которой красными цифрами было написано: «33». Парень ухмыльнулся и бросил:
– Почти ангельское число, – и позвонил в дверь. – А я-то… на шестом этаже…
Пол минуты спустя раздался треск открываемого замка и звон ключей. Оборот, еще один, и перед Максимом возникла тетя Таня с бардаком на голове и карандашом за ухом. Красные, невыспавшиеся глаза выдавали ее усталость. Одета она была в короткие джинсовые бриджи и голубую рубашку с закатанными по локоть рукавами.
– Привет,– тихо сказала она и освободила Максиму место, чтобы он мог войти в дом.
Максим ничего не ответил. Тетя Таня закрыла за ним дверь и добавила:
– Раздевайся. Я сейчас статью допишу, мне чуть-чуть осталось. Знаешь, что? Если не трудно, поставь, пожалуйста, чайник, попьем кофе. Или чаю, смотри сам, как хочешь. – И она ушла в комнату.
– А где Вовка?
– Он уж давно уехал. Месяц назад. На какую-то учебу в Москву, я так толком и не спросила. Не пойму его никак, профессором что ли хочет стать. – Она помолчала, помогая ему раздеться. – Даже вот на Женькиных похоронах не был, - тихо добавила она. – Не представляю, что с ним будет когда он узнает. Потерять насильно человека, обрести потом вновь и снова потерять. Он ее так полюбил.
Максим снял ботинки, куртку с шапкой от дал тете Тане и пошел на кухню. Оглядев окрестности, он нашел в раковине гору грязной посуды, засушенные полбулки хлеба на столе и прокисшее молоко в кружке. Не долго думая, он закатал рукава и начал мыть посуду. Убрал все, что было лишним и, поставив чайник кипятиться, сел на табуретку около окна.
Когда чайник вскипел и щелкнул, на кухню вошла тетя Таня. Слегка улыбнувшись, она подошла к кухонному гарнитуру и взяла с полки неоткрытую банку с кофе.
– Теть Тань, – позвал Максим.
– М-м, – ответила она, отрывая бумажную мембрану на банке.
– Мне… нужна ваша помощь. Я подумал, что… – тут он встал, достал из кармана джинс пакетик с белым порошком и на ладони протянул его женщине. Она поставила на стол банку с кофе и взяла пакет. – Я подумал, что вы единственная, к кому обратиться могу сейчас. К родителям идти бесполезно – убьют на месте; друзьям как-то по боку, они сами все уже по уши в этом дерьме… – Он засунул руки в задние карманы джинс и поднял на собеседницу глаза. Она молча стояла и смотрела на незнакомый ей предмет и, конечно же, догадывалась о его предназначении.
– Хреново, конечно, – признался Максим, - но сам я никак.
– Героин? – тихо спросила она.
– Не… до такого еще не докатился. Кокаин.
Он молча кивнул. Тетя Таня положила пакетик на стол рядом с банкой, которую все пыталась одолеть, и насыпала кофе с сахаром в два бокала, один из которых был Женин, залила кипятком. Максим сидел и следил за ее движениями. Она с легким звоном размешивала сахар, потом бросила ложку в раковину, подошла к Максиму, протянула ему Женин бокал, посмотрела в темное окно и сказала:
– Сейчас пустота. – Она помолчала. – Просто не знаю, как и зачем жить дальше. Но, знаешь, за что я люблю эту жизнь? За возможности, за то, что в ней почти все можно исправить. – Она повернулась к парню и добавила: – И перестань называть меня на «вы», ты мне теперь как сын.
О том, чего нельзя исправить
© Copyright: Ромашкина, 2002
Свидетельство о публикации №202090800044
Свидетельство о публикации №202090800044
Рецензии
Прочитал отначала и до конца. Не проронил ни одной буквы. Очень понравилось. С самого начала подумалось, что хэппи-энд будет, но не тривиальный. Вещь стоящая. Причина непопулярности может скрываться в объёме произведения - многих это отпугивает. Вот если его выложить по частям с интервалом неделя-две. Можно даже сейчас. Не жалею о том, что зашёл. К себе в гости не приглашаю, ибо ничего художественного пока нет. Но ожидается. В конце сентября.
Можешь заглянуть на http://www.randevu.nm.ru. Реклама |:>)
Алексис Шнайдер 14.09.2003 19:23 • Заявить о нарушении
Можешь заглянуть на http://www.randevu.nm.ru. Реклама |:>)
Алексис Шнайдер 14.09.2003 19:23 • Заявить о нарушении
Если честно, я не совсем поняла, что значит выложить по частям с интервалом неделя-две. Как это?
Ромашкина 20.10.2003 13:29 Заявить о нарушении
Ромашкина 20.10.2003 13:29 Заявить о нарушении
На это произведение написаны 2 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.