Ремонту не подлежит

I

– Бабушка, ну пойдем, пожалуйста, пойдем. Там тебя баба Маруся ждет. Вон, сама посмотри. – Маленькая девочка лет шести со светлыми кудряшками на голове, собранными в пышный хвостик, и в красном платье подбежала к окну и отдернула белоснежную вышитую тюль. Береза, стоявшая у окна, дружелюбно склонила свои ветки к стеклу, будто предлагая пожать ее огромную зеленую лапу. Ставни были открыты наружу, прохладный ветерок влетал в комнату и приносил с собой секундное облегчение – спасение от жары. На дворе стояло лето, конец июля.
Бабушка подошла к окну, опираясь на свою палку. Заложив левую руку за спину и слегка наклонившись вперед, она остановилась рядом со внучкой:
– Ну и Катерина! Ну и внученька у меня! Все усмотрит – углядит.
– Пойдем?
– Ну, пойдем, пойдем, посидим во дворе.
Катя взяла бабушку за руку и повела через комнату и коридор на улицу. Ей, наконец, удалось уговорить бабушку пойти погулять. Она помнила недавний разговор с мамой, который состоялся перед тем, как они приехали в деревню из города, где жила Катина семья – мама, папа, старший брат Витька и она сама – любимица семьи. Мама тогда просила Катю почаще выводить бабушку на улицу. Бабушка болела, а врач говорил, что ей нужно как можно чаще бывать на свежем воздухе. «И на солнышке, правда, мам?» – добавила тогда девочка.
Рассудительный характер достался ей от матери. Спокойная и уравновешенная, женщина старалась по возможности предоставить детям возможность размышлять и делать выводы самостоятельно. Не смотря на это, Витька так и не стал отличником, да еще в добавок сдружился с хулиганами из соседнего квартала. Катя компенсировала недостатки брата в глазах матери, возможно как-то подсознательно девочка понимала это и не хотела расстраивать маму, а может, просто любила, когда ее хвалили.
– Осторожно, ступеньки! – предупредила она бабушку, когда та вышла на крыльцо.
– Здорово, Сидоровна! – с хохлацким акцентом поприветствовала бабушку баба Маруся.
– Здравствуй, здравствуй, - ответила та.
– Выбралась, наконец.
– Да, вот. Не все ж дома сидеть. Катерина вон «пойдем да пойдем». – Она посмотрела на Катю и засмеялась. Спустившись с крыльца, она, морщась от боли в спине, осторожно села на лавку рядом с соседкой.
Катя огляделась вокруг. Она не часто бывала здесь, в деревне – только летом, а однажды приезжала зимой, когда у мамы был отпуск. Но не смотря на это, все здесь было ей знакомо: и бабушкин дом, и маленький двор на четыре дома, который, однако, только с виду казался небольшим, но на самом деле вмещал в себя достаточно места, чтобы поиграть в песочнице, погонять на велосипеде или в догонялки, спрятаться за бочкой с водой, чтобы тебя дольше искали, и из-за которой можно было выбежать так, чтоб водила не заметил, и «замаяться» за себя, и много еще чего.
Внимание девочки привлекла песочница; в ней сидели трое: маленькая девочка с запачканным песком лицом и два мальчика. Всех троих Катя знала.
– Бабушка, я в песочницу, - сказала она и взяла бабушку за руку.
– Иди, иди, милая. Поиграйся с ребятишками.
Катя побежала к «ребятишкам».
– Чего делаете? - спросила она и наклонилась вперед, чтобы рассмотреть их постройки из песка.
– В войнушку играем, - ответил один мальчик.
Маленькая девочка что-то промяукала, загребла рукой песка и бросила в сторону Кати. Дунул легкий ветерок и вернул малышке ее проказу. Прямо в лицо. Она разревелась. Катя подошла к ребенку, подняла его на ноги и повела к дому. Малышка не сопротивлялась, хоть и настроила Кате пакостей. На крылечке соседнего дома сидела женщина в домашнем халате и вязала длинный красный гольф.
– Тетя Лена! Сонька опять песку наелась. Еще и кидается!
– Ай-ай! – сказала тетя Лена дочке и погрозила пальцем. – Ай-ай! Нельзя кидаться песком, Соня. – Она с укоризной посмотрела на ребенка, обратилась к Кате: - Спасибо, Катюша, - и повела Соню в дом.
Катя вернулась к песочнице:
– Можно с вами?
– Ты девчонка! Девчонки не играют в войнушку.
– Почему?
– По кочану и по капусте. Лепи вон свои куличики.
– А можно я их вам буду продавать? Ваших солдатов ведь тоже кормить надо, - не растерялась Катя.
Мальчишки просияли.
– Она у нас будет за кока, - закричал один, что постарше. Его звали Павликом.
– А еще мы будем закупать у нее боеприпасы, - предложил другой, Женька.
– Не, боеприпасы – мужское дело. Пусть она будет просто коком.
– А кто такой кока? Петух, что ли?
– Какой петух! Ты чё, не знаешь, кто такой кок?
– Неа!
– Повар на корабле. У нас вот видишь, морской флот. Я капитан, Женек рулевой, а ты будешь кок. Все, выполняй приказ: запастись провизией на недельное плавание. Выходим в Северный Ледовитый океан. Бороться с пиратами.
– Есть, товарищ капитан, - отчеканила Катя своим нежным голоском и приставила руку к правому уху – отдала капитану честь.
– Приступить к выполнению приказа.
И Катя побежала в дом. Вытряхнула игрушки из старой коробки из под магнитофона, выволокла ее на улицу и прихватила небольшое красное ведерко, из которого поливала в палисаднике огурцы, и песочные игрушки. Она поставила коробку на край песочницы и побежала собирать провизию. Во дворе росли цветы, но их не разрешали рвать взрослые. Поэтому пришлось довольствоваться травой и укропом. На самом деле это был не укроп, а тоже трава, очень похожая на укроп. Ее обычно совали в букеты продавщицы-цветочницы. Но Катя называла это укропом. Она надрала кучу всякой травы, разложила ее по формочкам и посыпала сверху песком и землей.
– Товарищ капитан, пивизия готова.
– Провизия, дурочка, - засмеялся Павлик.
– Ну, какая разница? – смутилась Катя.
– Задание выполнено успешно! Рядовой кок, за выполнение приказа вы награждаетесь орденом зеленых войск. – Он взял зеленый березовый листок из кучи подобных, валявшихся рядом с его военной базой, и вручил его Кате. – Теперь вы отправляетесь на специальное задание. – Катя завизжала от восторга. –Вы уходите в подводное плавание.
– Куда? – в изумлении спросила девочка.
– На озеро. За осокой и ромашками.
– Но мама не разрешает туда…
– Рядовой кок! Вы на войне. А на войне нет мам. Есть приказ. Приступите к исполнению.
Катю даже взяла гордость. Она на войне, у нее есть капитан и приказ. А она рядовой, который должен его исполнить. И раз уж нет мам на войне, значит, нет. Без мам, конечно, туго, но что поделаешь…


II

До озера было недалеко. После домиков шел пустырь, а потом полоса деревьев и скос. Катя пересекла пустырь, осторожно прошла по тропинке и спустилась к воде. Здесь росли камыши и осока. Она набрала осоки, сорвала 4 камыша, что росли поближе к берегу, и собралась идти за ромашками на пустырь, как увидела на склоне серую фигуру, которая маячила из стороны в сторону, держа около уха предмет непонятной формы. «Серый человек» напевал знакомую Кате песню – «Зима, холода, все как будто изо льда…» Катя даже помнила музыканта, который пел эту песню, когда его показывали по телевизору. Но эта серая фигура ничем не напоминала того милого мальчика.
Катя прижала ведро с осокой и камышами к груди обеими руками. Честно сказать, ей было немножко страшновато, но она все же пошла назад. Шла она медленно, вслушиваясь в звучащий на весь берег голос и всматриваясь в фигуру – как бы она не пошла в ее сторону. Но фигура будто и не замечала девочку. Она ходила туда–сюда и все пела одну и ту же песню. Кате все же удалось рассмотреть, что было в руках у этого человека – телефонная трубка. Он держал ее у уха и будто с кем-то разговаривал, пел кому-то. Сначала Катя так и подумала, но где же провод? Не может же трубка работать отдельно от телефона.
Страх немного улегся, и Катя остановилась. Любопытство иногда не доводит до добра, но оно взяло верх, и Катя продолжала стоять и слушать.
Человек был в серых широких штанах и такого же цвета рубахе с коротким рукавом. Черные длинные волосы свисали на плечи и развевались на ветру. По голосу было понятно, что это парень. По внешности – Катя не сказала бы.
Она подошла ближе и села на корточки рядом с огромным старым дубом, поставив ведерко у ног. Через некоторое время ей даже начало нравиться его пение. Песня за песней, он повторял их слово в слово, и тот же мотив, отличный слух и голос. «Может, он певец? Тренируется что ли?» – подумала Катя. Вдруг он замолчал и повернулся в ее сторону. Катя вскочила на ноги и побежала в сторону деревни. Через пару секунд она услышала все тот же голос:
– Подожди!
Она оглянулась, продолжая бежать, и снова увидела «серого человека» – он стоял рядом с дубом и держал в руках Катино красное ведерко, протягивая его девочке. Она хотела остановиться, но было поздно: нога зацепилась за большую корягу. Катя упала и больно стукнулась коленкой о корень, торчащий из земли. Она разревелась, села на землю и стала тереть ладошкой больное место. Потом посмотрела в сторону дуба – человек все там и стоял. Катя посидела-посидела, встала и шагнула к нему. Он не двигался и стоял на месте с протянутой рукой и улыбкой на губах. Катя сделала еще шаг и тоже слегка улыбнулась, наверно, просто потому, что на улыбку всегда нужно отвечать улыбкой, а может, просто защищалась – может, он увидит, что она его не боится, и отстанет…
Катя почти перестала бояться, просто хотелось побыстрей смыться отсюда. Она в мыслях ругала себя за то, что послушала этих глупых мальчишек. Война, война! Подумаешь, большое дело.
– Ты забыла ведерко, - вежливо сказал он. «А он не такой уж и страшный», – решила Катя и протянула руку, чтобы забрать свое. – Почему ты побежала?
– Я тебя боюсь, - тихо ответила Катя и отдернула руку.
– Почему?
– Я тебя не знаю.
– И я тебя не знаю, но я ведь тебя не боюсь, - он взял ее руку и вложил в нее ручку ведра.
– Ты кто? – спросила Катя.
Он задумался посмотрел на небо и просто ответил:
– Никто.
– Привидение что ли? – засмеялась Катя. Он тоже засмеялся вместе с ней.
– А ты веришь в привидения?
– Да, еще как! Они ведь есть на самом деле. У нас в деревне целая куча. Не веришь, сам проверь, я не вру.
– Я верю, я сам их видел.
– Правда? Какие они были?
– Они были белые, как простыни. Прошли мимо, и больше я их не видел.
– Они не разговаривали с тобой?
– Нет.
– А со мной разговаривали. Но я их испугалась и убежала.
– Прямо как сейчас? – улыбнулся человек.
– Да, как сейчас. Точно!
– Но я-то не привидение.
– А кто тогда?
– Не знаю. А вот ты похожа на маленькую фею. Я даже знаю, что ты умеешь творить чудеса!
Катя с изумлением посмотрела на него.
– Я фея? А хотя, может быть, и так. – Она широко и радостно улыбнулась.
– Значит, мне нужна волшебная палочка.
– Совсем ни к чему. Чудеса можно творить и без палочки.
Катя задумалась, как это – чудеса и без волшебной палочки. Потом немного помолчала и спросила:
– Как тебя зовут?
Он сел перед ней на корточки:
– Сергей. Но все зовут меня придурком.
– Почему? – огорчилась Катя.
– Не знаю, они говорят, что я ненормальный, хожу и пою. Но ведь я же не придурок… - он сел на землю, сложил руки на согнутые колени и стал смотреть в сторону.
– А мне нравиться, как ты поешь. А зачем ты поешь?
– Я снимаю фильм, выбираю для него лучшие песни.
– А где же тогда твой оператор?
– Слишком много будешь знать, скоро состаришься.
– А фильм про что?
– Еще не знаю, пока думаю…

III

Катина мама выглянула в окно. Во дворе на лавочке сидели бабушки, а в песочнице играли двое мальчишек. Кати нигде не было видно.
– Мам, пойдем обедать. А где Катюха? – крикнула она из окна.
– В песочницу пошла, - ответила бабушка.
– С ребятами поиграть, - добавила баба Маруся и посмотрела на Катину маму поверх очков.
«Ох, уж эти детки!» - подумала мама и вышла из дома. Когда она подошла к песочнице, Павлик с Женькой не сразу заметили ее.
– Мальчики, вы не знаете, где Катя?
– Здрасьте, - хором отозвались мальчишки. – Она на спецзадании.
– Это где?
– На берегу. Осоку собирает и ромашки, - отчеканил Павлик.
– Ага, провизией запасается, - добавил Женька.
– Понятно, и скоро придет? – поинтересовалась мама.
– Не могу знать, товарищ генерал, - ответил Павлик и засмеялся.
– Сходи, пожалуйста, позови ее обедать.
– Будет сделано, товарищ генерал.
– А у тебя какое звание, боец, - спросила мама с улыбкой на лице.
– Капитан военно-морского флота. К вашим услугам.
– Так держать, товарищ капитан. Пусть ваш провизиант поторопится, а то все съедим.


Катя сидела на земле рядом с Сергеем, когда услышала знакомый голос, зовущий ее:
– Катька, где ты? Рядовой кок! – Шелест травы и ломающихся под ногами сучков. - Ка-атька-а!
Сидевшие обернулись в сторону деревни. Павлик бежал по тропинке к озеру.
– Я здесь, товарищ капитан, - отозвалась девочка и поднялась на ноги.
Павлик увидел ее и подбежал. Он остановился и неодобрительно посмотрел не Сергея.
– Где тебя носит? Задание выполнено?
– Так точно… То есть… не совсем.
– Что значит, не совсем? Мы без тебя уже и в Африку, и на Северный Полюс сплавали по семь раз туда и обратно. Солдатов кормить надо, солдатов кормить надо… - передразнил он Катю. – Тебя мамка обыскалась, между прочим. Обедать звала.
Катя всполошилась. Она взяла ведерко и посмотрела на Сергея. Он все так же сидел и смотрел куда-то в сторону.
– Можно я потом еще приду?
– Конечно, - ответил он и медленно перевел взгляд на нее.
– Пока.
– Пока.
Катя повернулась и зашагала рядом с Павликом домой.
– Катя, - окрикнул ее «серый человек», - я буду ждать тебя. Здесь.
– Я приду. Не знаю, правда, когда. Пока, - она махнула рукой и побежала. – Павлик, быстрей, - крикнула она мальчику, и через две минуты они скрылись за горой.


IV

– Мама, мама, - закричала Катя, вбегая в дом.
– Мой руки и садись за стол. Мы сегодня обедаем в саду. Катя побежала в ванную.
Когда Катя выбежала в сад, бабушка с дедом уже сидели и ждали. Мама вышла с большой кастрюлей борща. Катя ужасно любила подобные моменты. От мамы в таких случаях пахло жареными овощами и зеленью. А по вечерам она иногда пекла пироги, такие ужины Катя никогда не пропускала, потому что так, как готовила мама, больше не готовил никто.
– Мама, у меня теперь новый подруг.
– Подруг, говоришь? – в раздумье и с улыбкой на лице ответила та.
– Да, его зовут Сережа.
– Невеста растет, мать. Того и гляди, замуж выскочит, - отозвался дед.
– Не говори… - ответила мама.
– Я не невеста! – закричала Катя. Она всегда страшно обижалась, когда взрослые называли ее невестой. А такое случалось довольно часто. И ей не нравилось быть невестой, потому что все мальчишки дураки, и она ни за что на свете не вышла бы замуж ни за одного из них.
– Внученька, ну это ж мы шутя. Ты еще маленькая, чтоб замуж идти.
– И не маленькая вовсе. Большая. Мне уже целых шесть лет.
– Уж семь скоро будет. В сентябре, - напомнила мама, разливая по тарелкам красный борщ, такой горячий, что пар валил из тарелок, словно дым из банной трубы.
– Он мне песенки пел, бабушка. Много песенок. Мне так понравилось! – восхищалась Катя.
– Где ж ты с ним познакомилась? – поинтересовалась бабушка.
– Меня мальчишки послали на спецзадание, по дороге и познакомилась. Я сначала думала, что он привидение, но он сказал, что никакое не привидение. Он хороший, правда. Не то, что Пашка с Женькой. Они меня сначала не хотели принимать в игру, потому что я девочка, но я их все-таки уговорила.
– Молодец, сказала мама и подала Кате кусок хлеба, - а теперь ешь. Когда я ем… я что?
– Глух и нем, - с досадой продолжила поговорку Катя.
И взрослые опять начали говорить о своих непонятных вещах. Катя сидела и молча ела, отложив хлеб в сторону. Мама ругалась за то, что она не ест хлеб, но Катя все время забывала про него. Всегда забывала! Что за странная штука хлеб, что про него постоянно забываешь?!


V

На следующий день Катя встала как обычно. Мама помогла ей одеться и дала поручение – сходить в магазин и купить две буханки хлеба.
Магазин находился далеко, почти на другом краю деревни, так что Катя шла не торопясь. Когда она вышла из дома и прошла мимо песочницы, услышала, как за спиной Павлик с Женькой закричали:
– Катька дружит с придурком! Катька дружит с придурком!
– Он не придурок, он хороший. Это вы дураки. – Она показала язык и пошла дальше.
Она вышла за ворота в глубоких раздумьях. Когда захлопнулась калитка, к Кате подбежали две девочки. Обе были года на три старше Кати, но дружили с Катей на равных. Они были близняшками.
– Привет, Катька!
– Привет!
– Привет, - ответила она.
– Ты куда, - спросила Лена. Она была не то, чтобы красивой, но доброй, за что Катя и любила ее больше, чем вторую – Олю.
– В магаз за хлебом. Пойдемте со мной? – предложила девочка.
– Пошли. Катька, нам Пашка вчера рассказал, что ты водишься с этим придурком из психушки. Правда что ли?
– Он не придурок. И не из психушки… И вы тоже? Я думала, вы мне настоящие подруги, - Катя всерьез расстроилась.
– Да причем тут подруги? – заметила Оля.
– Не знаю, придурок он или нет, но то, что он из психушки – это точно. Ты разве не знаешь?
– Нет, из какой такой психушки?
– Ну ты даешь, Катька! – Лена засмеялась. – Здесь же дур дом есть, вон там, около леса, - и она указала в сторону, противоположную той, куда они направлялись.
Катя непонимающим взглядом смотрела на девочек, то на одну, то на другую. Потом заплакала. Не оттого, что ей было жалко Сережу, нет. Просто было обидно. Отчего? Она и сама бы не сказала, просто обидно и все.
– Ну, не реви ты, не реви.
– Ты чего, Катюха?
Девчонки пытались успокоить подружку, но она все шла и плакала, громко всхлипывая и вытирая ладошками слезы с лица.
– Что ж делать теперь? – спросила она.
– Что делать? Ничего не делать. Еще и пообещала прийти. Не ходи.
– Откуда вы знаете, что я пообещала прийти? – возмутилась Катя. Она почти кричала.
– Откуда, откуда… От верблюда. Пашка сказал, - созналась Оля.
– Дурак… - она разревелась еще сильней. – Дурак этот ваш Пашка! Девчонки в войнушку не играют, - передразнила она, - а сами. Предатели.
Она плакала уже не столько от обиды, сколько от злости. Она даже ускорила шаг, так что девчонки едва поспевали за ней. Скоро ее слезы прекратились, и она твердо решила отомстить.
– Я его побью. Я буду с ним драться, - заявила она.
– Сдурела ты чтоли? – рассмеялись девчонки. – Он же вон какой огромный, а ты маленькая.
– Вот именно, - поддакнула Оля. – К тому же, он еще и пацан. Хочешь наставить ему синяков? Посмотрю я потом на тебя, как ты вся побитая домой придешь. Потом же еще и от мамки достанется, - с чувством добавила она. Видимо, ей нередко доставалось от родителей за шалости.
– А вот и побью. Вот увидите. Я ему покажу, как совать нос в чужое дело.


VI

И побила. Правда потом маме пришлось мазать ее йодом с ног до головы, но ей удалось. Если бы, конечно, не Пашкина бабушка, которая отодрала мальчишку от нее, ей бы настал конец. Она лихо уворачивалась от ударов и била по самым больным местам, но последний удар был за ним. Он сумел схватить ее в охапку и крепко сжать. Не то, чтобы это были приятные объятия, Кате пришлось туго в прямом и переносном смысле этого слова. На последок она получила в ухо.
Павлика уволокли домой, а Катя домой не пошла. Она боялась, что мама и вправду отругает ее за такие дела, и старалась как можно больше оттянуть момент встречи с ней. Она, конечно, послушная девочка, но иногда нужно постоять за себя, ведь правильно?
Она побрела на озеро. Когда она прошла сквозь небольшой лесок, на обрыве заметила знакомую фигуру. Катя узнала Сергея по длинным черным волосам и все той же серой рубахе. Он сидел, сложив ноги перед собой, и смотрел на воду. Катя неслышно подошла сзади на цыпочках и закрыла ему глаза руками. Он вздрогнул, резко обернулся и схватил Катю за руку. Схватил и больно сжал.
– Ай, больно. Отпусти.
Его лицо было страшным, когда он обернулся, но он сразу же узнал Катю и обрадовано улыбнулся ей.
– Извини. Теперь моя очередь пугаться.
– Ты испугался? Я тебя испугала? Ну и ну. Я думала, такие большие мальчики, как ты, ничего не бояться. А сколько тебе лет?
– Двадцать… кажется…
– А мне шесть, но скоро будет семь. Я за то уже умею считать, меня брат научил. Я могу сосчитать, на сколько лет я тебя… Ой, то есть ты меня старше.
– На четырнадцать.
– Ну… Я хотела сама.
– Ты где валялась? – немного помолчав спросил он.
– Нет, я подралась с Павликом. Это тот… помнишь, он пришел за мной в прошлый раз, когда мама звала?
– Помню. Зачем ты с ним дралась?
– Он дурак. Разболтал всей деревне, что ты из дур-дома, и что я дружу с тобой.
«Серый человек» с грустью посмотрел себе в ладони, а потом на воду и замолчал. Катя селя рядом. Они долго сидели и молчали, пока Катя не прервала тишину:
– Ты почему такой грустный? – Он ничего не ответил. – Мне тоже грустно.
Она прислонилась к его плечу головой. Он будто очнулся, посмотрел на нее, потом тихонько вытащил руку и обнял ее за плечи.


VII

Много лет подряд каждое лето, каждый день она приходила на берег к странному, непонятному существу. Он был для нее словно громоотвод. Обо всем она забывала в его присутствии и попадала словно в отдельный мир, который был огромен, но не смотря на это, в нем жили всего два человека – Катя и Сергей. Она пообещала ему однажды, что каждый вечер будет желать ему спокойной ночи.
Глупо надеяться на то, что ребенок будет строго выполнять обещания. Но «серый человек» верил. Потому что хотел верить. Потому что… Боже, как мало было вещей в его жизни, в которые можно было верить. Возможно, именно поэтому он и попал б больницу для душевно больных.
Душевно больных… Да, он был душевно больным, но разве не была Катя такой же? Нет… Тогда не была. И не смотря на это, трудно было все же сказать, кто из них счастливее: она, которая жила в этом сумасшедшем, полном предательства и обмана мире, где каждый норовит сделать по своему и прославиться; или он, тот, кто жил далекими, лишь иногда вспыхивающими воспоминаниями, которые то больно ранили сердце, то манили? Он, который не выдержал этого мира и сошел с ума? Да и мог ли кто-нибудь судить, было ли это сумасшествие или же самая обыкновенная попытка убежать от людей?


VIII

Понемногу она выросла.
Что бы это могло значить? Она все чаще вспоминала «серого человека», сидящего на обрыве, его глубокий стеклянный, не выдающий душу взгляд. Она не могла понять, кто он такой, почему он там, и зачем он в ее жизни?
Катя была одной из тех, кто добивался своей цели любым путем. Правда, цели ее были пока не столь значимыми, чтобы требовать слишком серьезных жертв. И она решила во что бы то ни стало узнать как можно больше о его прошлом.

IX

Ей было четырнадцать лет – возраст, когда жизнь только начинает осознаваться человеком, начинает приобретать белее или менее отчетливые формы в его сознании. Все больше и больше времени Катя проводила в компании друзей, и, наверное, самой сумасшедшей ее идеей было привезти десятерых из них в деревню. Процессу уговаривания мамы немного посодействовал брат.
Она сидела у телевизора и зашивала дырку на футболке, когда Витек зашел в комнату и загородил экран, встав между ним и мамой. Следом подошла Катя.
– Мама, мы хотим сообщить тебе преинтереснейшую новость, - серьезно сказал Витек.
Мама с удивлением посмотрела на детей.
– Мы собираемся всей толпой затусоваться к бабушке на недельку, может быть, меньше.
– Да, в принципе, мне какое дело. Вы бы лучше сказали это бабушке и дедушке. Их дом – им и решать. К тому же, где вы их всех спать положите?
– Всего десять человек, - ответила Катя. У мамы удивленно приподнялись брови. – Шестеро в дом как-нибудь, остальные – в дачный домик.
– Ну, ладно. Как хотите. Еще раз напоминаю – предупредите бабушку с дедом. А то инфаркт еще тяпнет от таких «новостей». Только никакого беспорядка. Во-первых. А во-вторых, чтобы тише воды, ниже травы, поняли меня?
– Конечно, мам. О чем речь? Тише воды, ниже травы. Само собой разумеется, - сказала Катя и заговорчески глянула на брата.
– Так и будет Все правильно! – брат с согласием кивнул головой.
– Дайте чтоли кино посмотреть! – возмутилась мама, и дети буквально уплыли из комнаты.
Уместить удалось всех. Разве это была проблема?
В первый же день своего пребывания здесь Катя оставила гостей на брата, а сама побежала на озеро. Спускаясь с горки, она все вглядывалась в просветы между деревьями, но на берегу не было ни души. «Может, что случилось?» - подумала Катя, спускаясь к обрыву, и села на поваленное дерево. Стало немножко грустно. Задумавшись, она не заметила двух пролетевших часов. Она думала о выпускных экзаменах, когда вдалеке послышался знакомый голос. На этот раз он пел что-то, чего Катя никогда раньше не слышала. Но голос этот был какой-то изменившийся, охрипший. В последствии Катя узнала, что это от простуды. У Сергея болело горло, но он не переставал голосить на весь лес, выбирая мелодии для своего вечно снимающегося фильма. Этот непонятный фильм – далеко не единственная вещь, которая казалась Кате странной в этом человеке. Его мировоззрение, его взгляды… Казалось, что он остановился в развитии, и чем старше становилась Катя, тем больше казалась эта пропасть между ними.
Он не сразу ее заметил. Все ходил и пел. Катя заметила небольшую перемену – он был одет уже не в серую рубашку, а в желтую футболку. На шее виднелись многочисленные веревочки от украшений, но сами украшения были спрятаны под одежду.
– Серый человек! – окликнула она его, стараясь не кричать слишком громко, но так, чтобы Сергей услышал.
Он обернулся в ее сторону, не прерывая своей песни, но когда в его поле зрения появились знакомые до боли, родные черты, он замолчал.
– Здравствуй, - еще тише поздоровалась Катя.
Медленно его губы расплылись в улыбке, и Катя, рассмеявшись, подбежала к нему и обняла.
– Ты приехала! Маленькая фея уже здесь, со мной.
– Я не одна, я привезла с собой друзей. Много друзей. Они тебе понравятся. Сегодня вечером мы придем сюда и устроим дискотеку. Я хочу, чтоб ты тоже пришел. Там будет много хорошей музыки. Ты ведь любишь музыку? Мы оба любим музыку. – Она снова обняла его. – Господи, как я рада тебя видеть, ты бы только знал!
– Знаю. Я тоже очень-очень рад. И приду на твою дискотеку, если ты хочешь. – Он интонацией выделил слово «ты». – Правда, нам не разрешают уходить после девяти, но я сбегу.
Они оба рассмеялись.
– Я знала, что ты согласишься, - сказала она и попросила спеть для нее что-нибудь.


X

Сергей сидел на земле, когда услышал музыку. Он вскочил на ноги и побежал в сторону больницы. Но что-то заставило его остановиться. Он спрятался за толстый дуб и стал прислушиваться к нараставшему шуму.
Катя подозревала, что ей не миновать проблем с этим «большим ребенком». Когда ребята спустились, она неожиданно нажала кнопку магнитофона, и музыка замолкла.
– Тихо! Тихо все, - закричала она. – Будем вызывать духов.
По толпе пронеслась волна смешков и шепота. Катя вышла из толпы и остановилась у поваленного дерева.
– Серый человек! – Она произнесла это таким голосом, каким действительно вызывают духов. Прошло немного времени. – Сережа, где ты?
Из за толстого дуба показалось скрытое широкой черной прядью волос лицо, потом плечо, рука, нога, и в конце концов, он весь. Катю поразил цвет его одежды – черный. Он был весь в черном! Черные джинсы и черная теплая рубашка с длинным рукавом. Черные волосы сливались с одеждой, и нездорово-белое лицо словно светилось на фоне темнеющего неба. Катя содрогнулась, какое-то неприятное чувство пробежало по телу – она не знала его! Она не знала его таким.
– Уау! – раздалось в толпе.
– Ну и сатанюга! – заметил кто-то из парней.
– Катюха, где ты его откопала? – шепотом, еле слышно спросила Катина подруга, стоявшая к ней ближе остальных.
Катя подошла к Сергею:
– Отлично выглядишь, - сделала она комплимент. – Откуда все это? – Она обвела взглядом его с ног до головы.
– Это мое. В этом меня привезли сюда. Очень давно. – Он замялся, словно раздумывая, говорить или нет. Но все же решился. – Ты сказала, будет много музыки. Можно… вот эту? – Он достал из кармана кассету без подкассетника. – У меня еще есть, но это на потом.
– А что это? – с интересом спросила Катя.
– Это тоже оттуда, из давна.
– Ну, пойдем.
Она взяла его за руку и повела к друзьям.
– Сергей, - представила она, и обратилась к нему. – Вот мой братишка, Витек. А остальных ты все равно не запомнишь. Вливайся!
Витек протянул Сергею руку. Тот с опаской пожал ее. Витек уже знал Сергея заочно – как могла Катя не рассказать о таком друге собственному брату?
Она вставила кассету в магнитофон и нажала кнопку. Тяжелый удар бас-гитары взорвал молчащий лес. Катины глаза округлились. Она посмотрела в сторону Сергея. Он сидел неподалеку от нее на коленях, опустив голову и улыбаясь одним краешком губ. Что нужно было делать дальше? Катя не имела ни малейшего понятия. Чего-чего, а склонности к «тяжелому металлу» она от него никак не ожидала. Ну и что еще выкинет этот чудик? В ее мыслях пробежала искорка сожаления, сожаления того, что она пригласила его на эту тусовку, но она сразу же прогнала эту мысль. Он был одним из ее лучших друзей, хотелось быть для него тем же.
Катя не была уверена, но так оно и было. Больше того, она была практически единственным его другом. По крайней мере, Сергей хотел видеть его в ней, потому что больше не в ком не находил.
Ситуация требовала какой-то меткой шутки, иначе все могло повернуться против нее. И то, в лучшем случае.
– Вечеринка начинается! – крикнул Витек, и народ ожил.
– Где наше пиво? – спросил кто-то.
Появился ящик пива.
Боже! Как Катя боготворила Витьку в этот момент. Она даже вспомнила все деньги, которые безвозвратно заняла у него, и поклялась самой себе вернуть все до копейки. Все улеглось. Народ напился пива и немножко разбуянился. Сергею тоже досталось. Неправдой было бы говорить, что он пил впервые в своей жизни, но случалось это, наверняка, нечасто.
Стемнело. Катя сидела на дереве и вглядывалась в толпу танцующих: среди них отчетливо выделялся прыгающий, как волчок, черный силуэт. Теперь ее представления и ассоциации «серого человека» не соответствовали идеалу. Он был скорее черным, как чертик.


XI

Позже, уже дома, в городе, Катя собрала всех вместе и толкнула речь:
– Ребят! Внимание! Хочу внести предложение. Наверно все помнят Сережку их деревни? Ну, так вот. У человека нет возможности приобрести музыкальный инструмент и учиться в музыкалке. Во-первых, из-за возраста, во-вторых… не возьмут его туда просто. За то есть огромный творческий потенциал и грандиозные способности.
– Кто он, вообще, такой? – спросил один из ее друзей.
– Крутой чувак! Ты о нем раньше никогда не рассказывала, - заметила подруга.
– Не было надобности. Так вот, - продолжила Катя, - предлагаю подарить человеку на День Рожденья гитару. Научу играть я его сама, спрошу у кого-нибудь аккорды, запишу… в общем, найду способ. А дальше он сам, он способный мальчик.
– Где ты была, дорогая, когда он был мальчиком, - усмехнулся кто-то из девчонок.
Катя ничего не ответила, только посмотрела в окно.


XII

И на следующее же лето Катя привезла с собой новенькую гитару – что-то странное в большом черном чехле. Вскоре это «что-то» заменило Сергею почти все, что у него было. И Катя нисколько не сомневалась, что, приехав еще годом позже она найдет здесь вместо большого ребенка Сережи профессионала игры на шестиструнке.
Очередной, поразившей Катю вещью стала его способность к сочинительству песен. Первая песня, которую он сочинил, была посвящена ей. Большинство песен, правда, были немного несуразными, но некоторые из них можно было с легкостью спутать с песнями «Наутилуса» или «БГ». Однажды Катя просила его, как он это делает, как у него получается, он долго молчал, а потом пожал плечами и глупо улыбнулся.
Именно этим летом ей пришла в голову мысль посетить то место, где он жил – больницу. Понемногу она выпытывала у него подробности о руководстве психдиспансера и, наконец, явилась к ведущему врачу, которым оказалась женщина, с массой вопросов. Той, видимо, ужасно осточертело общество бабулек дома и чокнутых на работе, и она с большим удовольствием и гостеприимством приняла Катю. Напоила ее чаем, а после того, как девушка назвала фамилию своей бабушки, оказалось, что доктор знала ее с пеленок.

– Тамара Ивановна, - начала Катя. Она боялась, что доктор не станет рассказывать ей о том, откуда и как Сергей стал ее подопечным. Врачебная тайна, как-никак. Но в процессе разговора поняла, что врачебным тайнам здесь уделяют гораздо меньше внимания, чем всему остальному. И все же Катя долго думала, прежде чем прийти. Думала над тем, какие слова лучше подобрать чтобы как можно яснее объяснить Тамаре Ивановне свое странное желание узнать о судьбе одного из обитателей этого немого и жуткого места. – Возможно, моя просьба покажется вам немного странной, но я буду вам очень признательна, если вы выполните ее, потому что больше не к кому обратиться. Мне бы хотелось узнать, как и почему к вам попал Сергей… я даже не знаю его фамилию. Это тот, что поет… на берегу.
– А, Сережа?! – На ее лице вспыхнула искорка радости. – Это наше солнышко. А почему тебя это интересует? Неужели он чем-то стал докучать?
– Нет-нет, что вы! Просто… я знакома с ним сколько себя помню. Как ни странно это звучит, я считаю его одним из самых близких друзей. Мне очень жаль его, хотелось бы помочь, но я ничего о нем не знаю. Ну, как, ничего? Мало, скажем так. Он молчит, как рыба, и когда я его спрашиваю о чем-нибудь, хотя бы отдаленно напоминающем о прошлом, замыкается и молчит.
– Это ты зря. Я, как врач, попросила бы тебя больше не беседовать с ним по поводу его прошлого. Это плохо сказывается на его состоянии. За последние несколько месяцев он стал очень замкнут. Я не вижу в этом ничего хорошего. Удивительно, но он никогда не говорил о твоем существовании. Обычно он рассказывает все, что с ним происходит. На счет «помочь», я думаю, что ты тоже бессильна. Это клинический случай, чисто клинический, и даже врачи не могут ничего поделать. Как говориться, ремонту не подлежит.
Кате неприятно было слышать такие слова в отношении живого человека. И какого человека – ее друга. «Зараза, - подумала она. – Заерзанные фразы».
– И все-таки, когда он со мной, он ведет себя немного иначе. От него я услышала много вещей, над которыми стоит задуматься.
– Не думаю, что он говорит это сознательно.
– В том-то и дело, что сознательно. Он рассуждает. По-детски, но верно, логично. Еще эти его песни…
– Какие песни?
– Разве вы не знаете, что он сочиняет песни? – спросила Катя.
– Что ты говоришь? – Видимо, это действительно было новостью для Тамары Ивановны и очень ее удивило.  Она глотнула чаю из фарфоровой чашки и призадумалась. – Я знала, что он умеет играть на гитаре, что поет, но сочинительство… Это что-то новое. Как хорошо, что ты ко мне пришла! – Она улыбнулась.
– Как он попал к вам? – спросила Катя и поерзала на стуле, давая тем самым понять, что время не резиновое, и терпение - тоже.
– Из областного псих-диспансера. Он не закончил армию, попал в Чечню, как многие мальчишки в то время. Год в Чечне, и вот он здесь. Не знаю, что с ним там случилось. Приехал с плеером. Я ему сейчас разрешаю его слушать, но только здесь. Выносить не даю. Предположительно, его болезнь развилась на почве музыки, но это, впрочем, наверняка, не единственное. Сама ведь видишь, что он ничего не рассказывает.
Катя молчала. Она внимательно слушала и принимала к сведению все, что говорила Тамара Ивановна. В принципе, про музыку она и сама догадывалась, но эта женщина рассказала ей много вещей, которые смутно, но объяснили Кате некоторые его поступки. Например, то, как Сергей описывал ей процесс сборки и составные части автомата Калашникова. А она-то, дурочка, сидела и поддакивала, она не верила, думала, очередной глюк. «ЧЕЧНЯ! Как же я сама не доперла?» – думала она.
– Значит, это ты дала ему гитару? – прервала ее раздумья Тамара Ивановна.
– Что? А… да, это мы с друзьями решили сделать ему хороший подарок на День Рождения. – Она тут же смекнула, что не стоит рассказывать ей о ночной вечеринке на берегу, пиве и всем остальном. Она, наверняка, не знала. – Катя замялась. – Я предложила им оказать материальную помощь человеку, который в этом нуждается. Они ребята умные, посочувствовали. Скинулись и купили.
– Одобряю ваш поступок. Вот бы каждый проявил сострадание к тем, кто в этом сейчас нуждается. У нас в клинике есть фонд пожертвований, так что, если у тебя возникло желание, можешь посодействовать.
«Ага, чтобы вы потом весь этот фонд к себе в кармашки сложили! Ну, уж нет! Увольте, лучше я сама куплю ему все, что считаю нужным. Сама!»
Они поговорили еще немного, и Катя решила, что больше ничего интересного эта врачиха не скажет, так что пора сматываться.
– Сережа – талантливый мальчик. Он очень выделяется среди остальных наших пациентов. Здесь ведь не только такие, как он. Сначала это заведение считалось домом престарелых и инвалидов. В какой-то степени, он тоже инвалид.
– Да, - ответила Катя и встала. – Спасибо вам, Тамара Ивановна, за чай, за беседу. Спасибо, что рассказали.
– Ты не прекращай с ним общаться. Твое общество оказывает на него положительное влияние.
– Что вы! Он ведь мой друг. Я на каникулах с ним больше времени провожу, чем с собственной бабушкой, - она засмеялась.
– До свидания, Катя.
– До свидания, Тамара Ивановна. Удачи вам, - и она уже хотела уйти, но тут ее осенило. – Тамара Ивановна, а это возможно – переписываться с ним?
– Отчего же нет? Вполне. Тем более, с тобой.
– Вы не могли бы написать мне адрес, по которому слать письма?
Она написала. Катя взяла листочек, просмотрела:
– А индекс?
Тамара Ивановна дописала индекс.
– Спасибо большое, до свидания.
– До свидания, милая, - ответила врач и принялась убирать со стола чайный прибор.
XIII

Кем Катя была для него? Другом? Воспитателем? Матерью? Родным человеком? И кем стала, когда совсем повзрослела?
Когда она пришла не берег этим летом в первый раз, он просто просиял. Как приятно было осознавать, что пока ты торчишь в городе и зубришь английский с психологией, кто-то далеко сидит на берегу озера, смотрит на воду и думает о тебе. И вот так вот рад твоему приезду.
Катя остановилась и несколько секунд с молчаливой улыбкой на лице смотрела на Сергея.
– Маленькая фея не забыла «серого человека»? – тихо спросил он.
– Как она могла его забыть? Она часто думает о нем, - ответила Катя, подбежала к нему и крепко обняла.
Улыбку сдуло, словно ветром, с его побледневшего лица. Он осторожно сомкнул руки у нее за спиной. Нет… Она уже не была той маленькой феей, той кудрявой любознательной девчонкой, которой было плевать на то, что болтают о ней в деревне. Той, которая будь тогда чуть постарше, не осталась стоять на месте и не спросила бы: «Кто ты?» Сейчас все было по-другому. Он чувствовал, что что-то не так, что-то изменилось, и это было больно, Господи, очень больно! Ему хотелось бросить сейчас все, покинуть это место, покинуть вместе с ней – с самым близким на свете человеком, забиться в темную, теплую, мягкую нору и закрыть глаза, спокойно уснуть, свернувшись калачиком. Вместо этого он просто обнял ее покрепче, прижал к себе и спрятал лицо в ее пушистых волосах.
– Сережка, как я рада тебя видеть, Господи! Как ты здесь?
Катя увидела гитару. Она лежала на земле у поваленного дуба и немного нарушала гармонию этого места. Но оно все так же оставалось прекрасным и неповторимым для Кати и осточертевшим до чертиков для Сергея.
С трудом высвободившись из его объятий, она села на траву и, сорвав тоненький колосок, принялась теребить его в руках и рассказывать Сергею обо всем подряд, что произошло с ней за последнее время. Он сидел рядом тихо, без единого движения и слушал. Казалось, он может так просидеть всю жизнь, не проронив ни звука.
Когда Катя ушла, попрощавшись и пообещав прийти завтра с утра, уже начинало темнеть. Проводив девушку взглядом, Сергей еще немного посидел, вглядываясь в темную гладь озера, встал, взял гитару и тихо побрел домой. Трудно было назвать это домом, и если бы было, куда пойти еще, он бы даже не раздумывал над выбором. Можно было бы, конечно, остаться здесь, но вместе с сумерками набегал холод, и постоянно приходилось отмахиваться от пристающих и нудно жужжащих вокруг комаров.

Да, что-то было не так, и это ужасно угнетало.


XIV

На следующий день Катя не застала его на берегу. Не показывался он там и последующие пять дней, а на шестой Катя не выдержала и побежала в больницу узнать, что случилось.
От Тамары Ивановны она узнала, что Сергея держат в строгом режиме и никуда не выпускают. Две медсестры постоянно дежурят возле него, приносят в палату еду и выводят на прогулку всего на пол часа каждый день. О причине доктор умолчала, возможно оттого, что не хотела тревожить девушку, а возможно, для нее это было обычным проявлением агрессивности со стороны ее подопечных, и это абсолютно ничего не значило. Она просто сказала:
– У него начали проявляться яркие симптомы шизофрении, которые наблюдались в самом начале его пребывания здесь. Он как обычно молчит, поэтому сложно выявить причину. Может быть, ты сумеешь разговорить его, но не сейчас, минимум, как через месяц.
«Целый месяц не видеть его?!» - чуть не вырвалось у Кати. Она помолчала немного и попросила:
– А могу я его увидеть? Хотя бы издалека?
Тамара Ивановна многозначительно посмотрела на нее, затем обнадеживающе - на наручные золотые часики и сказала:
– Где-то минут через пятнадцать – двадцать его поведут на уколы. Издалека можешь посмотреть, конечно.
Прошло двадцать бесконечных минут. Тамара Ивановна встала и велела идти за ней. Они прошли по коридору, затем свернули налево и вошли в железную дверь. Запахло лекарствами и резиновыми грелками. Тамара Ивановна остановилась, отойдя к стене, Катя встала рядом. Из одного из кабинетов вышли две медсестры, между ними шел Сергей. На нем была смирительная рубашка, руки за спиной, глаза смотрели на пол. Волосы были коротко острижены. Трое повернули и стали удаляться.
– Мы колем ему успокоительное и некоторые препараты для поддержания работы сердца, - пояснила Тамара Ивановна. Но Катя не слышала ее. Она смотрела и не узнавала того, кого, казалось, знала на все сто процентов.
Она шагнула в их сторону, но Тамара Ивановна придержала ее за плечи.
– Сережа! – крикнула она.
Сергей остановился, но не поднимал головы. Казалось, он пытается распознать голос, зовущий его. Голос родной и знакомый, но вот чей?
Он постоял с минуту, не оборачиваясь, в то время, как медсестры глазели на девушку и не понимали, кто она и что здесь делает.
Сергей поднял голову и посмотрел вверх. Возможно, если бы там оказалось небо, а не потолок с грязными лампами, он бы подольше задержал на нем взгляд. Он снова опустил голову и пошел дальше.
Гораздо позже, когда Сергею разрешали выйти на улицу под присмотром Кати, уже который день достававшей Тамару Ивановну своими просьбами увидеть Сергея, девушка заметила две белые тряпочки, завязанные на запястьях. Ее страшная догадка заставила развязать одну из них. Три шрама, зажившие грубыми рубцами, поперек пересекали вену. Катя с ужасом посмотрела на лицо Сергея. Он отнял у нее тряпочку и снова завязал ее на руке.
– Сестричка сказала, нельзя развязывать. Будет ругаться.
Сестричка сказала…


XV

Постепенно суматоха улеглась, и, как обычно бывает, все реже вспоминалось эта непонятная и вселяющая страх история. Сергея стали отпускать гулять, как и прежде, и Катя все же утолила свою жажду в общении с ним; за неделю, но утолила. Сергей сидел на успокоительных таблетках и уколах, и оставался таким, каким и был до попытки самоубийства. Ничто в нем практически не напоминало об этом, разве что две белые тряпочки скрывали следы глупого, но в то же время самого смелого поступка, на который только способен человек.


XVI

Через три года Катя вышла замуж. Когда она привезла мужа летом в деревню и познакомила со своим «лучшим другом», Сергей совсем сник. И без того молчаливый, он все реже подавал признаки присутствия голоса.
Это было последнее лето, когда она каждый день приходила на берег, бывала здесь все меньше, но ежедневно. И непонятно, откуда он понимал все.
Когда она ушла, он все еще продолжал сидеть на траве, затем встал и еще долго стоял, вглядываясь в темноту. А потом закричал. Наверно, не было никого в деревне, кто бы не услышал этот крик, этот нечеловеческий – животный крик. Крик боли и отчаяния. Крик безопределенности, который постепенно перешел в дикий вой волка-одиночки.
В последнюю их встречу этим летом он вообще не проронил ни слова, только сказал «пока», когда она уходила.
Она уходила. Она всегда уходила. Каждый день. Каждый день он молил Бога, чтобы она не исчезала, но Бог, кажется, не слышал. Куда же он подевался, этот чертов Бог?!
Сергей не знал, радоваться ли ему или ненавидеть ее за то, что в этот раз она уходила не одна, а с мужем. Их было двое, и они были вместе.
– Сереженька, ну давай, не болей. И не пугай Тамару Ивановну, она очень беспокоится за тебя. Пиши мне. Я тебе тоже буду писать. Чем чаще, тем лучше, ведь правильно? Ну, пока, пока. – Она обняла его.
– Прощай, маленькая фея, - тихо ответил он ей.
– Ну, что ты так, прощай? Мы ведь не навсегда. Увидимся еще. Я летом приеду. Давай. – Она еще раз обняла его и, взяв мужа под руку, пошла домой. Пару раз оглянулась и все.
Она не знала, почему он прощался.
Маленькая фея умерла; она была жива все последние годы, но она была больна, смертельно больна, и больна гораздо сильнее, чем «серый человек».
Он стоял и смотрел ей вслед. Она становилась все меньше, и с ней рядом шел кто-то чужой и непонятный.
Раздалась пулеметная очередь. Еще и еще, и все вокруг завертелось с бешеной скоростью. Кто-то сложил пальцы крестом и водил ими перед глазами. Где-то раздался взрыв. Война.
Постепенно все звуки слились в единый, непонятный гул, и все двигалось и двигалось. Крест пытался утихомирить шум, но он только издавал тихий свист, которого не было слышно за шквалом грохота.
По щекам текли слезы. Но ведь мужчины не плачут? Нет, плачут все, они просто бояться показать свою слабость, которая безусловно есть.
С тех пор никто не слышал ни слова из уст Сергея. Катя все реже приходила. Еще реже приходили от нее письма. Дети, семья, дом – все это затягивает, знаете ли…
Редкий прохожий, замечавший на обрыве человека в сером, проходил мимо, погруженный в свои раздумья; изредка буркнет под нос:
– Чего расселся? Дел нету, что ли?
Голос Сергея исчез в толпе непрерывно звучащих других голосов. И только однажды, много лет спустя, когда он был уже не в состоянии обслужить себя сам, и молоденькая девушка - медсестричка укрыла его теплым одеялом, когда он лежал в палате. Он посмотрел на нее глубоким, мутным, ничего не видящим взглядом, еле улыбнулся и сказал:
– Спасибо, маленькая фея.