Ф 15 Доказательства преступления
(из телепередачи)
«Наш разум – это лужа, мутно отражающая действительность…», - вспомнилась ему глупая строчка из альбома одноклассницы. Профессор Альберт Аркадьевич Шепелев был поражен: отфильтрованный научный рассудок, казалось, навсегда уничтожил подобную информацию. Профессор не спешил открывать глаза и с удовольствием вспомнил рыжего мальчишку из своей институтской группы. Как его звали? Сашка! Рыжий нетерпеливо перебирал допотопные рычажки транспортера с Альбирео. Тогда им только-только начали преподавать морфологию примитивных культур… Он вспомнил даже рубиновый отблеск навигационного лазера в атмосфере Мультицероса – мелочь, которая обычно забывается почти сразу. Как удивительно, он все-таки это вспомнил!
- Профессор, не засыпайте!
Теперь Альберт Аркадьевич был убежден: метод действовал, и пусть предварительные результаты были неуверенными или, как говорят физики-хронологи, «находящимися ниже горизонта событий», это уже были результаты. Конференция через полгода, еще можно успеть слетать поближе к Солнцу, отдохнуть, набраться впечатлений, обдумать доклад…
- Профессор! – Анна склонилась над ним: юная, прекрасная… Что еще мог бы сказать старик о красоте девушки?
Анна аккуратно сняла электроды с висков, ввела гамма-стимулятор: «Успех?»
Он улыбнулся и кивнул. Она улыбнулась ему.
- Спасибо. Повторим через четыре часа, и хватит на сегодня. А завтра можем попробовать вас. Хотите?
- С удовольствием, - Анна чуть-чуть покраснела, стала теребить шнурок онтодатчика, кокетливо переброшенный через плечо.
Альберт Аркадьевич усмехнулся про себя и подумал, что молоденькие девушки иногда будят память ничуть не хуже специалистов по модернизации сознания.
«Что он подумает, если…»
- Что вы сказали?
- Я сказала, что с удовольствием, профессор.
- Мне показалось, - покачал головой Альберт Аркадьевич. – Ну, я рад, что вы согласны. Встречаемся здесь через четыре часа!
Он вышел из лаборатории и поднялся к себе, остановился посреди комнаты и выключил стену. Ковчег медленно дрейфовал вдоль спирального рукава, чуть выше галактической плоскости: огненный вихрь рассыпался под ногами брызгами белых звезд-гигантов; красными размытыми пятнами светились вверху шаровые скопления – космические одуванчики на поле черной ночной травы.
«Через месяц пройдем радиус коротации. Сейчас звезды обгоняют нас, потом будут отставать. Похоже на жизнь человека, на его память – до сорока ты гонишься за ней, потом она потихоньку тебя обгоняет…Странно, сердце болит с утра… Пустяки, пустяки…»
Альберт Аркадьевич чувствовал: что-то важное произойдет в его жизни. Эксперимент можно было повторить и через полчаса, но он не хотел торопиться. Нужно было акцентировать память – дать ей толчок, указать направление, в котором стало бы развиваться воспоминание.
«Нужно что-то странное, необычное. Из того сорта воспоминаний, которые вдруг, неожиданно приходят в голову. Может быть «говорящие звезды»? Кто-то же когда-то рассказывал, что слышит, как разговаривают звезды. Уже и не помню кто … Что ж - для старого сентиментального дурака вещь вполне подходящая!»
Что еще он хотел бы вспомнить? Конечно – первые десять лет обучения в Институте Морфологии Вселенной: морфология материального мира, морфология культур, морфология живых форм… Бесконечные семестровые рейды через десятки тысяч обитаемых и мертвых миров, долгие экспедиции к периферии Скопления Девы. Ему хотелось вспомнить лица преподавателей, друзей и, конечно, лицо Али. Профессор улыбнулся: то была безумная юношеская влюбленность. Однажды он подарил Але выловленный в открытом космосе метеорит с нарушенной хроноструктурой. Вещь уникальную, фантастически редкую. Аля распорядилась им мудро – раскрошила по столу преподавателя и тот, бедняга, пять часов подряд говорил в три раза быстрее, чем обычно, ругаясь, почему все так медленно анализируют материал. Само Время – вот что хотелось бы вспомнить Альберту Аркадьевичу. В виде образа или настроения – как угодно…
«О, вон там Облако Альфарда. Академия Альфарда, как это было давно…»
«Алик, включи, наконец, стену. Иди ко мне…»
- Кто здесь? – вздрогнул Альберт Аркадьевич.
Это был голос Али.
Прошлое вспоминается как Алин голос? Воспоминания в виде галлюцинаций? Это было неприемлемо с практической точки зрения. Как пользоваться прошлым, если оно лишает человека реальности? Альберт Аркадьевич раздраженно вздохнул.
- Анна! – он активировал передатчик. – Собирай консилиум. Подозрение на изменение сознания, нужно обсудить перспективы эксперимента. Минут через десять в лаборатории, хорошо?
- Я поняла, - прозвучал у него над ухом испуганный голос практикантки. – Я оповещу всех.
- Тривиальный психологический процесс, - разводил руками Ри-Ру. – Свойственен человеческой памяти: воспоминания зачастую рождают очень яркие, материализующиеся ощущения прошлого. Я не вижу никаких противопоказаний. В цивилизации Гаммы Наугольника подобный механизм используется для создания массовых развлекательных галлюцинаций, напоминающих древний земной кинематограф.
Первую пару рук Ри-Ру сложил перед собой лодочкой, второй обхватил два сенсорных отростка, заменявших каприкорнийцам голову – демонстрация убеждения в собственной правоте.
- Также существует множество погребальных обычаев во Вселенной, связанных с материализацией умершего…
- Ну, спасибо, - засмеялся Альберт Аркадьевич.
- Простите, нам не свойственны сантименты, - холодно отозвался Ри-Ру. – Эти обычаи включают ритуалы переодевания в одежду, а на некоторых планетах - и в кожу умершего; курения растительных форм, вызывающих иллюзию обратного хода времени и так далее. На том же принципе построены механизмы повышения рождаемости и восстановления семьи на Звезде Льютена, если это больше порадует уважаемого профессора…
- Ваш прогноз? – спросил Грамл, каплей висящий под потолком и громко вздохнул. Он всегда вздыхал, когда видел за иллюминаторами свою родину – галактику М33. Грамлы могли месяцами пребывать в уединенных и сосредоточенных размышлениях, но при этом не любили долгих разговоров.
- Я даю благоприятный прогноз, - ответил Ри-Ру. – Галлюцинации пройдут, как только упадет острота ощущений, пережитых в процессе эксперимента. А как вы сами оцениваете свое состояние, профессор?
- Чувствую себя отлично, - бодро сказал Альберт Аркадьевич. – И согласен с коллегой Ри-Ру. Я испытал галлюцинацию, находясь в состоянии аффекта от увиденного, а точнее - от непривычной детализации увиденного. Я уверен, никто из землян никогда не имел таких ясных воспоминаний. Вопрос привыкания, не более того… Мы должны продолжать эксперименты.
«Тревога, тревога. Вниманию всех кораблей в секторе, прилегающем к Магеллановым облакам. Прогнозируется взрыв Сверхновой в течение десяти часов. Всем, находящимся в указанной зоне принять меры нейтринной и гравитационной безопасности».
- Далеко, - с облегчением вздохнул Альберт Аркадьевич. – На всякий случай включите защиту.
Он почувствовал у себя на висках прикосновение теплых пальцев Анны. Закрыл глаза.
- Профессор, во время эксперимента спать запрещено, - улыбнулась Анна. - Датчики установлены, можете разогнуть руку…
Спать все-таки хотелось – альфа-стимулятор уже начинал действовать. Легкое чувство тошноты. Головная боль пульсациями появляется и исчезает попеременно в висках и затылке.
- Считайте до восемнадцати, - из под потолка прозвучал гулкий голос Грамла.
- Раз… Два… - профессор прекрасно помнил собственную методику, однако протокол есть протокол.
- Три.
Ему снова снились семь ангелов, семь ярчайших звезд в Плеядах… Каждая со своим лицом, своим характером. Одна хмурится, другая – улыбается. Рыжие или смеющиеся звезды или застенчивые или сосредоточенные – говорящие девичьими и детскими голосами. Он пытался разобрать слова, но не смог…
«А ты где?»
- Кто здесь? Кто это говорит? Четыре!
- Стадия погружения началась, - тихий голос Ри-Ру. – Анна, вводите бета-стимулятор.
- Пять.
«Ты гений, все это говорят! Ты так много всего помнишь! Интересно, сможешь ли ты запомнить все звезды, какие есть в галактике? Запомнить так, как ты запоминаешь голос человека, его походку… Спорим, что нет?»
Он лежал на фосфоресцирующей траве, Барнард-12 холодной коричневой кляксой стекал за горизонт. И даже спустя несколько часов после заката небо оставалось светлым – его освещал огромный протуберанец, сгусток тепла, пытавшийся сбежать из недр умирающего карлика. Тринадцатилетний Алик включил звездную карту и пытался масштабировать изображение, так чтобы голографические точечки совпали со звездами на небосклоне. Он был очень разочарован, когда это произошло – голографические звезды оказались ничем не хуже настоящих…
- Шесть.
В самом деле, почему он решил поступать в Институт Морфологии? Он мог бы стать конструктором сознания, физиком-хронологом – способного подростка взяли бы куда угодно, даже в знаменитую школу дальнего космоса на Альфе Гончьих Псов. Но Альберт сначала захотел вернуть себе звезды, доказать самому себе, что голограмма врет.
- Профессор, не спите! – голос Анны. – Считайте! Вы закончили на восьми.
- Извините, я задумался… Девять.
По настоящему он вернулся к звездам только на третьем курсе института, когда их спускаемый модуль ударился о каменные облака в атмосфере Мультицероса во время лабораторной по древним космическим аппаратам - они с Сашкой ошиблись в расчетах точки приземления. Рыжий Сашка погиб, а Альберт Аркадьевич провел пять долгих часов, медленно погружаясь в бездонный метановый океан – уже через полчаса исчезли очертания облаков, наступила полная тишина – он остался один в самом брюхе Вселенной… Закончился кислород и Альберт Аркадьевич потерял сознание. Он не помнил, как его нашли, и никогда об этом не спрашивал. Он так близко прикоснулся к космосу в те часы, что боялся невзначай потерять все, что сумел тогда понять и почувствовать.
Альберт Аркадьевич приоткрыл глаза.
- Спите, профессор? – укоризненно прошептала Анна. – Нельзя спать…
- Я не сплю. Десять…
Оказывается, впервые он встретил Алю не на первом курсе, а за четыре года до того! Он вспомнил прозрачные стены экспресса «Барнард-12 – Альфа Центавра-2»: такие стены только входили в моду и пассажиры еще пугались небольших метеоритов, ударявших в обшивку прямо над их головами и удивлялись астроптериксам-анаэробам, кружащим стаями вокруг небольших астероидов. Аля сидела через проход напротив Альберта и читала расписание. Теперь стало понятно, почему они не сели в один экспресс до Земли – Аля намеревалась лететь через Проксиму. Он вспомнил, как она улыбнулась чему-то украдкой, вспомнил локон, упавший на щеку, вспомнил обнаженные плечи с загаром, который можно получить только на планетах вращающихся возле красных сверхгигантов (Аля тогда жила возле Бетельгейзе). Она несколько раз поворачивалась в его сторону… Если бы он набрался смелости и пересел к ней!
Альберт Аркадьевич заволновался и тотчас почувствовал прикосновение Анны – она поправила височные индукторы, осторожно вынула онтодатчик у него из кармана.
- Все в порядке, профессор, - зашептал Ри-Ру. – Запускаем цикл активации.
- Двенадцать?
-Да, да… Середина погружения. Счастливого путешествия, профессор…
Он погружался все глубже… Пляж на маленькой водной планете вблизи Дзеты Рыб, они летали туда… Зачем? Раньше он бы не вспомнил: отцу были необходимы живые образцы местной фауны. Алику было всего двенадцать лет, он услышал сказанную отцом фразу и память надежно сохранила ее. Полдень, жара – девочка со странным загаром в белом платье у самой кромки воды: сняла туфли и опустила ноги в воду. Тебе было скучно, и ты захотел познакомиться с ней. Это была Аля. Это была она! Альберт Аркадьевич вспомнил ее лицо очень точно, каждую веснушку… Он мог с ней познакомиться за восемь лет до Института Морфологии!
Просыпающаяся память бросала Альберта Аркадьевича сквозь время, против его воли. Теперь он вспоминал годы преподавания в Академии Альфарда. Аля ждала ребенка и собиралась лететь рожать на Землю – глупый обычай, но его старались не нарушать. Они сидели на крыше своего дома в кампусе и смотрели на звезды.
- Когда я была маленькой, - смеялась Аля. – Мне казалось, что звезды разговаривают со мной. Одна что-то шепчет, другая – лает как собака… Жаль, я выросла – и звезды замолчали. Профессиональное заболевание всех, кто изучал морфологию Вселенной – перечисляешь, перечисляешь бесконечные вереницы явлений и фактов. И не крупицы сути. Я раньше могла бы всю ночь вот так просидеть, а теперь час проходит – и скучно… А тебе?
- А я вспоминаю. Они молчат, а я пытаюсь их разговорить… Это очень сложно, гораздо сложнее, чем разговорить человека. Они как иностранцы – все на одно лицо. Вот здесь как раз и нужно быть очень внимательным, нужно иметь очень хорошую память, чтобы научиться хотя бы различать звезды, научиться проникать в их характер. Поменяй постановку задачи: используй факты, а не живи ради них…. Я думаю, было бы здорово все вспомнить однажды – все, до самых мельчайших деталей, вспомнить сразу, будто оживить внутри себя…
Да. Это была первая ласточка – первая фраза, которая привела его к экспериментам с человеческой памятью. Конечно, тогда он этого не понимал…
- Тринадцать!
«Вторая ласточка» - работы по культуре и психологии незрячих, развитие его диплома о морфологии несовершенств. Собственно и эксперимент начался с желания помочь незрячим передвигаться в пространстве. Незрячее существо живет памятью в большей степени, чем зрячее – и Альберт Аркадьевич поставил себе задачу найти метод модернизации двигательной памяти: если бы незрячее существо могло детально запомнить маршрут, пройдя его один раз с поводырем, то слепота, пусть частично, была бы побеждена. Его тема получила всестороннюю поддержку, но прошло долгих двадцать лет прежде чем хоть что-то стало получаться.
- Четырнадцать…
«Что он подумает, если увидит…»
- Кто здесь?
- Что вы видите, профессор? Говорите! Здесь нет никого, кроме нас. Вы слышите голос? Чей это голос, что он говорит? Отвечайте, профессор!
- Пятнадцать, - Альберт Аркадьевич не хотел разговаривать.
Действительно, чей это голос? Это даже не голос – это фраза без голоса… Может быть, мысль?
«Да, это - моя мысль».
Все тот же третий курс. А! Неправда! На Мультицеросе они делали курсовую о влиянии количества спутников планеты на религиозные представления аборигенов. В тот день он и Сашка рассчитывали орбиту капсулы к одному из каменных облаков: там сохранились стелы с образцами реликтовой графики. Образцы были уникальные: возраст – почти пять миллиардов лет! Альберт Аркадьевич изучал голограммы стел у проектора, Сашка готовил модель гравитационного поля планеты.
Послышался знакомый и такой милый смех. Альберт Аркадьевич вздрогнул, выключил изображения стел и принялся сосредоточенно набирать данные траектории. Он вспоминал даже такие мелочи как запахи, как ощущения от кнопок клавиатуры… Аля вошла в лабораторию – Альберт оглянулся и случайно набрал неверную цифру. Аля сделала вид, что не заметила Альберта. А он не заметил своей ошибки…
- Запускаю расчет? – спросил Сашка. – Ты же у нас гений, тебя мне лень проверять…
Альберт вспомнил, как испугался, что Сашка заметит его интерес к Але.
«Что он подумает, если…»
- Я все проверил, - сказал Альберт Аркадьевич. – Шестнадцать…
- Сердечный ритм участился, - хмыкнул Ри-Ру. – В прошлый раз было наоборот.
- Очевидно, это зависит от контекста воспоминаний, - тихо ответил из под потолка Грамл. – Кто знает, что он сейчас видит?
Альберт Аркадьевич почувствовал себя падающим в пропасть, возврата из которой не будет. Кругом было только прошлое, целая вселенная прошлого, несколько вселенных прошлого, каждая из которых была выше границ его рассудка… Перед ним лежала открытая и непрочитанная книга, в которой были только слова, неясные изображения и ни одного математического знака. Память жила отдельно от него и вела его за собой... Куда?
«Задачу, не имеющую граничных условий решить невозможно, - улыбнулся про себя Альберт Аркадьевич. – Но, слава Богу, никто не запрещает ей любоваться…»
Мысль почему-то испугала его, но он решил не придавать этому значения…
«Ты меня не любишь, - говорил Поллукс Алиным голосом. – Ты все время пропадаешь в своей дурацкой лаборатории. Давай сбежим, растворимся во вселенной! Никто нас не узнает… Эта аморфная мебель уже надоела – иногда хочется просто полежать на траве и чтоб обязательно под спину попал камень поострее…»
«Раньше мне весь мир казался придуманным, - говорила, подперев лицо ладонью Фекда. –. Я воображала себя древней женщиной, которая мечтала оказаться среди звезд и ее мечту исполнил добрый бог. И вот эта женщина ходит по миру и боится прикасаться к чему бы то ни было – вдруг окажется, что все чудеса это только красивый сон?»
Ри-Ру выключил приборы – тишина стала абсолютной… Они сидели вокруг стола и молчали, глядя на лицо профессора.
- Человеческая психика сложнее, чем психика каприкорнийцев, - зашептал Ри-Ру. – Человеческий разум существует параллельно в нескольких временах и вселенных. Забывание – основа этой многомерности. Забывая, человек получает шанс прожить заново одни и те же ощущения, будто прожить несколько жизней, всякий раз совершенствуя свое восприятие. Человек возвращается к забытым чувствам уже на другом уровне, более мудрым, более совершенным… Человеческая память, точнее забывание, позволяет жить, не подчиняясь прошлому, его ошибкам, жить снова и снова. Опасность эксперимента в том, что…
Ри-Ру сам не заметил, как начал говорить громче.
- Все, что вы говорите, не имеет никакого отношения к эксперименту, - неожиданно и недружелюбно перебил его Грамл.
- Тише, он же спит, - Анна приложила палец к губам.
- Эксперимент закончен, - сказал Грамл из-под самого потолка, посмотрел в иллюминатор и громко вздохнул.
Ковчег вздрогнул. Полосы белого света пробежали по стенам лаборатории, поочередно вспыхнули и погасли за иллюминаторами сферы внешней защиты.
- Сверхновая, - чуть испуганно сказала Анна.
- Не бойтесь. Это нейтринная волна. Взрыв очень далеко, нам ничего не грозит, - успокаивающим тоном объяснил Ри-Ру.
Альберт Аркадьевич действительно уснул. Сначала он видел во сне желтые метановые облака, он погружался все ниже, к самому центру огромной жидкой планеты. Затем облака неожиданно рассеялись, и он увидел мостовую, мокрую от дождя, лужу на этой мостовой, в луже – ясное небо, а в небе – легкое земное облачко. Он снова услышал голос Али, она что-то объясняла ему, но он ни слова не разобрал.
Даже отсюда, из комнаты, слышалось какой ветер снаружи – октябрь… А еще нужно идти почти километр до автобусной остановки – пройдет полчаса и на метро будет уже не успеть… Анюта включила люминесцентные лампы под потолком и их свет рывками разбежался по комнате. Она стянула громоздкий казенный халат, повесила на крючок. Оглянулась на Короткого, снимавшего электроды с висков Альберта Аркадьевича Шепелева.
- Он сказал: «Аля». Кто это?
- Понятия не имею. Посмотри досье.
- Я уже посмотрела. Такого имени там нет.
- Пожалуй, это и есть то, что мы искали. Впрочем, не наше дело – отдел сопоставлений разберется. Ты готова? Тогда идем.
Они оделись и вышли на ветер.
- А кем может быть эта Аля? – не унималась Анюта.
Она работала в лаборатории всего неделю и интересовалась даже тем, что напрямую не касалось ее обязанностей.
- Может, первая любовь?
- Скажи еще – ангел-хранитель. Тем более ее имени больше нигде не зарегистрировано,- ухмыльнулся Короткий.- На самом деле все проще и прозаичнее. Скорее всего, это была случайная девушка, которая чем-то отвлекла внимание Шепелева. В фантазии она трансформировалась в некую мифическую Алю. Я уже и сам не помню, что там было в ориентировке: автокатастрофа или преступление по халатности. Каждый сентиментальный идиот, в сущности, потенциальный преступник: он непременно нажмет не ту кнопку, потому что будет любоваться на звезды, девушек, лужи или облака… Посмотри завтра запись повнимательнее и найди причину этого, не отвлекаясь от контекста фантазии. Вам же преподавали основы сопоставления? Так, в качестве упражнения – многие вещи сразу станут понятны…
«Он устал от этих бесконечных путешествий по чужим мирам», - подумала Анюта. – «Как я сама-то, смогу ли выдержать долго? Каждый день проживать целую человеческую жизнь…»
- Банальная история, - продолжал меж тем брюзжать Короткий. – Вот скоро будет подозреваемый в предумышленном убийстве - посмотришь и сравнишь. Предумышленники – настоящие виртуозы…
- А не отвертится?
- Ни за что на свете. Суть метода в том и состоит, что мы заставляем человека генерировать мечту, а мечта - единственное место в душе, где человек не боится открыться самому себе. Воспоминания же - всего лишь расслабляющий трюк. Мы как бы обносим память двойным предохраняющим забором, проявляем память о реальности в виде фантастических «воспоминаний». И никто из подозреваемых не знает, что мы подглядываем за тем, как он мечтает свободно и непринужденно, рассказывая о себе все, что мы хотим знать. Детектор лжи – просто детская игрушка по сравнению с нашим методом.
- Послушайте, а вам вообще нравится ваша работа? Вы все время какой-то кислый и вредный, - Анюта решила слегка пококетничать с шефом.
- Ой, бросьте… Хотя, если честно – мои подопечные в чем-то счастливее меня.
У них есть возможность прожить жизнь так, как им хочется.
- У вас тоже есть такая возможность, - засмеялась Анюта. – Совершите преступление и не отвечайте на вопросы следствия.
- Глупости какие… Скорее! Автобус!
Они вбежали в пустой автобус и сели впереди, сразу за кабиной водителя. Анюта аккуратно сняла с пальто Короткого приставший кленовый лист…
- Зря бежали. Кажется, он никуда не торопится, - улыбнулся Короткий. – Тебе куда?
- На Симферопольскую.
- А мне на Полежаевскую… Ничего, успеваем… Знаешь, что я тебе хочу посоветовать? Поменьше романтики. Мир все больше и больше напоминает тюрьму, из которой никуда не сбежать и с этим придется мириться. Каков итог сегодняшнего дня?
Анюте стало зябко, она машинально придвинулась поближе к Короткому. Ветер продувал автобус насквозь. Водитель лениво курил в кабине…
- Каков?
- Мы нашли доказательства преступления, - ледяным тоном ответил Короткий. - Все остальное – только субстрат, лирика.
Приложения:
Краткий словарь терминов и названий
Радиус коротации (от англ. co-rotation) – зона спиральной галактики, где совпадают скорости обращения вокруг центра галактики волны звездообразования и собственно звезд. Дальше от центра звезды движутся медленнее волны звездообразования, ближе к центру - быстрее.
Бетельгейзе – альфа созвездия Ориона. Красный сверхгигант.
Альбирео – бета созвездия Лебедя.
Мультицерос (вымышл., в переводе с латинского: «многорогий») – Аномальная планета-гигант где-то далеко во Вселенной.
Онтодатчик (вымышл.) – устройство, вроде современных наручных часов. Контролирует работу внутренних органов.
Скопление Девы – скопление галактик, в которое входит и наша Галактика.
Альфард – альфа созвездия Гидры.
Звезда Льютена (в некоторых источниках – Лейтена) – одна из звезд-карликов, открытая Льютеном.
Наугольник – созвездие южного полушария неба.
Проксима – (или Проксима Центавра) звезда-красный карлик возле Альфы созвездия Центавра. По некоторым исследованиям – ближайшая к Солнцу звезда.
Магеллановы Облака – две небольшие неправильные галактики, являющиеся спутниками нашей Галактики. Находятся в южном полушарии неба.
Сверхновая – взорвавшаяся звезда. Их природа и происхождение до сих пор доподлинно неизвестны.
Плеяды – рассеянное скопление звезд в созвездии Тельца.
Барнард – имеется в виду одна из слабых звезд-карликов из звездного каталога Барнарда.
Поллукс – бета созвездия Близнецов.
Фекда – бета созвездия Большой Медведицы.
М33 – спиральная галактика в созвездии Треугольника.
Каприкорнийцы – (вымышл , от лат. Capricornus – «Козерог») космическая раса, происходящая с одной из звезд созвездия Козерога.
(20431/23811 зн.)
Свидетельство о публикации №202100200101
Почему хорошо: ну, во-первых, очень грамотно, и... умно. Чего стоит одно приложение в конце...
Во-вторых, фабула вроде как есть. И даже фабула с претензией на оригинальность, с психологическими коллизиями и скачками по временам и реальностям, и даже, бля, с детективом.
В-третьих, язык, в общем-то, неплохой. Даже так - по некоторым меркам, весьма неплохой.
Почему не понравилсь: во-первых, слишком заумно. Причём заумь эта к концу (то бишь к приложениям) достигает пямо-таки своего апогея. Это та же фигня, что у старика Канта - не знаю, как у кого, но у меня всегда складывается впечатление, что если человек не может просто свою мысль сформулировать, у него этой мысли попросту нету... резонёрство, бля :-))).
Во-вторых, научно-фантастические (читай - звёдно-технологические) восьмидесятые уже прошли. ТАКАЯ фантастика нынче не в моде. Я писал уже сегодня про фантастику социальную - вот нет здесь и намёка... и морали толком нет, и философии никакой особой, разве что психологические коллизии - но как по мне, довольно слабые.
В-третьих, чё-то я в фабулу не особо въехал. Согласен, это скорее характеризует мои умственные способности, нежели качество произведения, но я ведь своё мнение высказываю.
Ну и в-четвёртых (вот не промолчал, зараза!!!) - как человек, собаку съевший на теме детекции лжи, с лёту могу пальцем ткнуть в некоторые промахи с профессиональной точки зрения... Но не буду, тем паче, что и идею, как фабуду, понял не до конца.
Вот такое, как говорит Гайдук, ИМХО. Пряников.
С уважением,
Диас 09.10.2002 19:22 Заявить о нарушении