Монах и крысолов Дмитриева Людмила

печатается по:
http://www.proza.ru:8004/2002/10/01-65
http://www.proza.ru:8004/author.html?kukueva






«Всем эту быль запомнить надо,
Чтоб уберечь детей от яда».
Из вагантов
«Крысолов»


1
Тихий, ясный вечер наступал в Гамельне. Солнечный свет тускнел, розовел, становился мягким. Закатный холодок уже гулял по улицам. Тени удлинялись. И, казалось, что воды Везера, заласканные косыми лучами солнца, текут медленней.
У этих лучей еще хватало сил пробиваться в окна трактира. Розовый свет лежал на чистом глиняном полу, на грубо тесаных столах, на кружках с пивом и тарелках с едой. Тучный кожевенник и его молодой зять лоснящимися от жира пальцами рвали на куски жареных кур и увлеченно, но негромко спорили, вроде бы, и не замечая за разговором еды. Двое торговцев молча и жадно уплетали тушеную капусту с колбасой. А парочка школяров в компании со смазливым подмастерьем, нагружаясь пивом, метали кости между кружками. Был здесь монах средних лет, паломник, с обветренным лицом, с густыми седеющими волосами вкруг бритой макушки. Он ел хлеб, набивая полный рот, и запивал молоком. Когда монах жевал, белые капли просачивались меж его тонких губ и сбегали по колючему подбородку, а паломник утирался рукавом своей рясы. Трактирщик, крепкий скуластый парень, оголенными по локти красными руками нарезал ломтями окорок. В теплом углу близь очага, дремала его жена, округлившаяся последним месяцем беременности. Их десятилетний сын Курт, мальчик с глазами теленка, вместе со своим приятелем Гансом, пристроившись рядом с монахом, следили за тем, как он ест.
Вдруг, что-то темное метнулось из одного угла трактира в другой. Курт испуганно поджал ноги. Трактирщик на секунду замер. Один из торговцев чертыхнулся. Больше никто ничего не заметил.
Кожевенник с зятем обглодали куриные кости и, кряхтя от удовольствия, принялись ковыряться в зубах.
-- Курт! – окликнул трактирщик сына.
Мальчик выскочил из-за стола, забрал тарелки с объедками, а взамен принес две кружки пива. Сделав дело, Курт уселся на прежнее место. Паломник закончил свой ужин и, еще дожевывая и утираясь, обратился к мальчикам:
-- Ну, дети мои, о чем бы вам хотелось сегодня послушать? О ярмарке в Брюгге? О коварстве нечестивого Саладина? О лесных разбойниках? О славных подвигах рыцарей Храм? О битве за Сен-Жан д Акр?
-- Скажите, отец Бенедикт, почему же крестоносцы не смогли удержать Иерусалим? – спросил Курт.
Монах развел руками и печально скривил рот.
--- Грехи. Крестоносцы отважные войны. Иоанниты и тамплиеры, благочестивые рыцари. Но все мы люди. А раз ты человек – значит грешен. Грехи не дали нам удержать Иерусалим.
-- Почему же он достался сарацинам? Разве сарацины не грешники? – поинтересовался Ганс.
-- Мало сказать, грешники – безбожники! --- притворно ужаснулся отец Бенедикт. – За то они и будут гореть в аду. А ты, Ганс, не сваливай всех в одну кучу. Сарацинам свое – добрым христианам свое.
-- Значит, не бывает безгрешных людей? – уточнил Курт.
Отец Бенедикт поднял кривой желтоватый палец:
-- Один лишь Римский папа безгрешен на этой земле.
-- А отец Августин? – вспомнил Курт местного настоятеля.
-- Эй, Курт, что это ты вздумал считать чужие грехи? – прикрикнул на мальчика отец, звеня кочергой у очага.
-- Твой батюшка прав, малыш. Нам следует интересоваться, прежде всего, своими собственными грехами. Но, добрый трактирщик, не будь строг с Куртом. Дети – ангелы на земле. Чистые существа. Ведь говорил Иисус: « Будьте как дети…» Если бы наши крестоносцы имели чистые детские души…
Тут раздался грохот: трактирщик метнул кочергу и, проскользив по полу, ударившись о стену, она отскочила и застряла под ножкой стола.
-- Эх! – с досадой крякнул кожевенник и ударил себя по колену.
От шума проснулась жена трактирщика и в испуге схватилась за грудь.
-- Да что ты, Фриц? Опять? Да разве можно? Все равно никакого проку, только посуду переколотишь.
-- Это точно, --- подхватил один из школяров.
Бормоча проклятья, трактирщик наклонился за кочергой, но как ее поднял, так и застыл на месте. Кожевенник с зятем притихли, вытянув шеи. Торговцы забыли о своей капусте и перестали жевать. Школяры и подмастерье разинули рты. Трактирщица снова приложила руку к груди. Мальчики переглянулись. Монах надул щеки.
На пороге трактира появился человек. Он был молод и строен, и одет в пестрый нелепый костюм. Куртка – правая половина желтая, левая половина красная, правый рукав красный, левый рукав желтый. Так же распределялись цвета на штанах и гетрах. На голове незнакомца сидел яркий малиновый капюшон с длинным хвостом и зубчатым воротником. За плечами весил широкий короткий плащ, зеленый с желтой каймой. К широкому кожаному поясу была прицеплена сумка из меха с коротким черным ворсом. А на шее гостя на шнуре весела флейта. Осмотревшись, незнакомец дернул за хвост капюшона и обнажил голову с темными жесткими волосами.
-- Мир вам, добрые люди, --- сказал он, улыбнувшись и прищуря глаза.
-- Мир и тебе, добрый человек, --- ответил трактирщик.
Не обращая внимания на любопытные взгляды, незнакомец сел за стол, снял плащ и пожил его рядом с собой на скамью. Получилось так, что новый посетитель оказался напротив монаха и детей.
-- Cxиltemиs Domino, Pater revenendissime (Вознесем хвалы Господу, преподобный отец /лат./), -- сказал незнакомец монаху и подмигнул ему как заговорщик.
-- Venedicite, me fili (Славь Господа, сын мой /лат./), -- с тихой серьезностью ответил монах.
Переведя свою улыбку на мальчиков, незнакомец пробарабанил по столу длинными пальцами чистых, почти белых рук. Трактирщик, поставив перед ним тарелку с едой и кружку пива, спросил негромко, дружелюбно.
-- Кто же такой ты будешь, путешественник? Не шпильман ли?
-- Нет, я музыкант.
-- Он не шпильман, он музыкант, --- хохотнул кожевенник, обращаясь к своему зятю.
Школяры и подмастерье оживленно зашептались.
-- Из каких краев идешь? Не расскажешь ли новостей? – расспрашивал трактирщик. – Вот отец Бенедикт неделю назад прибыл из Бремена. Слыхал, чума надвигается.
-- Эта новость и мне знакома, --- ответило музыкант, поднимая взгляд на монаха. – Значит, и в Бремене о чуме поговаривают?
Монах, подтверждая слова трактирщика, молча прикрыл глаза и наклонил голову.
-- Ну, если крысам во всем городе живется так же вольготно, как в этом трактире, печальная учесть ждет добрых обитателей славного Гамельна, -- сказал музыкант.
-- Что говорить! В каждом доме эта нечесть! – встрепенулась трактирщица.
-- Даже не знаем, что и делать, -- подтвердил ее муж. – Весь город полон этих тварей. Отрава их не берет, ловушки они обходят. Уже и кошки их боятся.
-- Как же их не боятся! – воскликнул кожевенник. – Мою так сожрали! Ей богу! Остались от нее только хвост да блохи!
-- Что кошки! Они детей по ночам кусают, -- с горечью добавила трактирщица.
-- Такого засилья крыс даже мой дед не припомнит, -- вставил подмастерье. -- А он самый старый человек в Гамельне. Он уже пятьдесят лет ничему не удивлялся, а теперь только охает да затылок скребет.
Пока горожане жаловались на свою беду, да прикидывали, что из той беды может выйти, музыкант молча ел свой ужин. И когда гамельнцы выпустили пары, в наступившей паузе незнакомец произнес:
-- Ну что ж, значит, я пришел туда, куда нужно.
-- Как понимать эти слова? – спросил трактирщик.
-- Я не только музыкант, -- ответил незнакомец, -- Я еще и охотник – крысолов.
-- Ага… Вот так значит? Послушай, парень, если ты выведешь из моего трактира крыс, можешь каждый день ужинать у меня бесплатно. Я немалые убытки терплю от этих тварей.
-- Я, конечно, могу истребить крыс в твоем трактире, хозяин, но какой в этом прок, если зубастые зверюшки кишат в домах твоих соседей? Надо извести эту породу во всем городе.
-- Ну, так оно… Так если бы… -- проговорил кожевенник, с любопытством подминаясь с места, чтобы лучше видеть крысолова. -- А как же это можно сделать?
-- Я знаю, как сделать, и буду говорить с вашим бургомистром. Где я смогу его найти?
-- Да в ратуше, где же еще. Зайди завтра днем в ратушу, парень. Она у нас, как и положено, в центре города на площади.
Крысолов сощурил глаза и щелкнул языком:
-- Я надеюсь, мы сойдемся в цене с вашим бургомистром. Благословите, святой отец, In no mine patris et fili. (Во имя Отца Сына и Святого духа / лат./)

-- Избавить весь город разом от крыс… -- проговорил монах с сомнением. – Я опасаюсь, сын мой, не хочешь ли ты, в таком деле прибегнуть к помощи чародейства.
-- Никакого чародейства, отец Бенедикт. Это искусство, всего лишь искусство.
Ловко перекинув ноги через скамью, крысолов встал, потер руки о колени, взял тонкими пальцами, висевшую на шее флейту, облизал губы, сжал их, вытянул в трубочку, растянул, оскалясь, снова облизался и, закрыв глаза, приложил флейту ко рту, осторожно и нежно, словно целуя невесту на свадьбе. Легонько вздохнул, и… Заструилось, растеклось, поплыло… По стенам, по полу, обвивая ноги, согревая руки, лаская щеки, забираясь в сердце… Пронизывая и обволакивая… Мягко-мягко, вязко-вязко, сладко-сладко и чуть-чуть больно.
Крысолов стоял посреди трактира, склонив голову, целуясь со своей флейтой, закрыв глаза в неге. Никто его не видел, никто на него не смотрел. Никто ничего не видел и никто ни о чем не думал, потому что ничего нигде не было, ни сейчас, ни раньше… Не было и не надо… Только мягкие теплые волны, только спокойно и радостно и чуть-чуть больно…
Флейта смолкла, и проступили, обрисовались будто забытые черты: глиняный пол, серые стены, тесаные столы и горящий зев очага. Люди словно проснулись, не до конца еще понимая, где они находятся. Трактирщица всхлипнула и размазала пальцем по щеке слезу.
-- А у тебя волшебная флейта, шпильман, -- сказал кожевенник, удивленно осматриваясь и замечая, что музыка пробрала всех, так же как и его.
-- Не называй мою флейту волшебной, добрый человек, -- усмехнулся крысолов. – Святой отец может обвинить меня в чародействе.
-- Не знаю, -- ответил монах. Зажмурившись, он сдавил пальцами переносицу и широко раскрыл покрасневшие глаза. – Если это не чародейство, то что-то очень похожее на него. Конечно, вам очень хочется избавиться от крыс, но помните, дети мои, добрые дела с помощью Дьявола не делаются. Дьявол всегда отбирает в десять раз больше, чем дает.
-- Дудка у него колдовская, это точно, -- проговорил один из молчаливых торговцев
-- И сам он на черта похож, -- добавил другой.
-- Но как же ты разделаешься с крысами? – спросил подмастерье.
-- Я знаю много разных мелодий, -- ответил крысолов.
-- Ха! Этот парень так сыграет, что все крысы сдохнут, -- загоготали школяры.
.
2
Cолнце лилось сквозь узкие высокие окна ратуши и падало на лицо бургомистра. Ослепленный правый газ щурился, кривя бровь и морща скулу. Бургомистр сидел в кресле, раскинув на подлокотниках широкие рукава бархатного, отороченного мехом камзола. Одним глазом, он смотрел на стоящего перед ним крысолова и, поигрывая большими пальцами сцепленных в замок рук, деловито расспрашивал:
-- Всех крыс в городе?
-- Всех, -- уверенно ответил крысолов.
-- Всех разом?
-- Да, именно так, за раз.
-- И ни одной не останется?
-- Ни одной.
-- Много обещаешь. Знаю я таких хватов. Чего же ты попросишь за свою работу?
-- Всего лишь денег. Тридцать гульденов.
-- Тридцать гульденов, -- бесстрастно повторил бургомистр, раскрыв прищуренный глаз. – Ну, предположим, тридцать гульденов. Но я должен быть уверен, что ты, действительно, истребишь всех крыс в городе.
-- Вы сможете убедиться в этом собственными глазами. Я даже прошу вас непременно посмотреть на мою работу, чтобы у вас не осталось никаких сомнений.
Крысолов улыбнулся , слегка наклонившись, будто хотел отдать поклон, но вместо этого, вдруг выпрямился и, задрав подбородок, посмотрел на бургомистра сверху вниз, отчего улыбка крысолова показалась тому насмешливой.
-- Я обязательно прослежу за тобой, -- бургомистр поднял руку и направил в крысолова толстый указательный палец.. – Мне еще не встречался человек до такой степени похожий на мошенника. Тебе придется очень потрудиться, чтобы провести меня. Но за честную работу я расплачусь с тобой сполна.
Когда крысолов вышел из ратуши, на площади горластая тола обсуждала слухи о пестром бродяге с дудкой, который обещал извести всех крыс в городе. При появлении крысолова, гамельнцы смолкли, с интересом и опаской уставившись на чужака. А тот с не меньшим интересом рассматривал толпу.
-- Эй, пестряк, это правда ,что ты можешь избавить весь наш город от крыс?
-- Могу, если вам их не жалко.
Горожане снова загалдели, а крысолов, не обращая больше ни на кого внимания, подошел к стоящему здесь же трактирщику.
-- Я договорился с бургомистром, но мне нужен помощник.
-- Я к твоим услугам.
-- Тогда вот что, друг-трактирщик, раздобудь лодку и, когда стемнеет, жди меня на берегу Везера.
3
Полная и яркая луна встала в ту ночь над Гамельном. Улицы опустели, но горожане не спали. Они замерли у окон в своих домах, ждали и не верили. Ждал и бургомистр. Он остался в ратуше и глядел на пустую площадь, серебристую от тревожного лунного света. Тихо и ни души, только рыжая кошка бесшумно пробежала на мягких лапах. Тихо и ни души…
Вдруг, послышался переливчатый голос флейты, бодро и радостно пропел он у северных ворот. Одна трель, за ней другая и еще одна. Словно флейта пробовала свои силы, словно подманивала и предупреждала: « Я здесь, я иду за вами, готовьтесь». И вот эти трели потянулись друг за другом и соединились в громкий призывный марш. И в домах, в подвалах и на чердаках, в кладовых и кухнях насторожилось… Зашуршало, загремело, зацепило, повалило… и побежало, понеслось… по лестнице вверх, по лестнице вниз, по полу, по стенам, через дыры и щели, в окна и двери. По улицам, освещенным яркой луной и тусклыми фонарями, шел крысолов, приплясывая под пенье своей флейты, а за ним, собираясь со всех домов спешили черные хвостатые тени. Сочились ручейками, сливались в поток и текли-текли за ногами крысолова, за трелями его марша.
А жители в удивлении, восторге и страхе смотрели на эту процессию. Смотрел кожевенник, вцепившись руками в оконную раму, и будто не слыша, как визжит в истерике его жена. Смотрел монах, стоя в дверях трактира, держа за плечи обомлевшего Курта, и быстро читал: « Domint, exaudi ora tionem meam». (Господь, услышь мою молитву / лат./)
И бургомистр в ратуше видел: шел крысолов в желто-красной одежде, весело наигрывая и оглядываясь, а за ним… Бургомистр отпрянул от окна и бросился вон. Словно помолодев на двадцать лет, он слетел по лестнице и распахнул дверь. Крысолов уже прошел, марш звучал тише, а крысы все бежали по площади толпой, сбиваясь, давясь, толкаясь, наступая на лапы и хвосты…
Крысолов вышел из города и направился к реке, безмятежно блестевшей в свете стоявшей над ней луны. Крысы устремились за флейтой к воде. В лодке сидел трактирщик. Он давно прислушивался к долетавшим из Гамельна звукам марша и гадал о том, что делается в городе. Теперь, увидев крысолова и тянувшуюся за ним огромную живую тень, трактирщик оторопел и поднялся на ноги. Продолжая играть, крысолов вскочил в лодку, и красы за ним подошли к самой воде. Трактирщик не двигался, и несколько зверьков вскарабкались на корму.
-- Ну что же ты, Фриц! Отчаливай, греби! – крикнул крысолов, оборвав свой марш.
Опомнившись, трактирщик ухватился за весло и оттолкнул лодку от берега. Флейта звала за собой. Крысы бросались в воды Везера и плыли за лодкой.

4
Луна таяла в сереющем небе. Крысолов сидел на корме, упираясь ногой в борт и устало облокотясь о колено. Река, еще недавно бурлившая от трепещущих в ней тел, лап и хвостов, сейчас текла спокойно, собрав на своем дне огромную свору из Гамельна.
-- Вот и все, -- сказал крысолов, улыбнувшись трактирщику.
Флейта молча весела на шнуре, словно задремав у желто-красной груди своего хозяина. Трактирщик достал из узелка краюху хлеба, разломил и подал крысолову.
-- Не знаю, о чем ты договорился с бургомистром, но я свое слово помню: у тебя всегда будет бесплатный ужин в моем трактире.
-- Спасибо за любезность, жаль, что не смогу ей воспользоваться, -- ответил крысолов. – Получу свои деньги с бургомистра и сегодня же пойду дальше.
-- Зачем? Почему бы тебе ни остаться?
-- Я не привык жить на одном месте.
Крысолов с удовольствием ел хлеб, отламывая куски длинными тонкими пальцами. Трактирщик следил за ним, хотел расспросить и боялся: может быть, лучше и не знать о таких вещах. Все-таки решился:
-- Как ты это делаешь?
Крысолов улыбнулся, рот скосила щека, набитая хлебом.
-- Музыка.
-- Секрет в флейте?
-- Обыкновенная флейта, друг-трактирщик, хорошая, но обыкновенная.
-- А что ты еще умеешь?
-- Я знаю много мелодий.

5
У окна ратуши бургомистр наблюдал за тем, как горожане заполняли площадь. Они рассказывали друг другу, что видели этой ночью, что слышали от соседей и что теперь в их домах больше нет крыс.
Некоторые уже успели подогреть свою радость и орали пьяными голосами: « Да здравствует, чертов дудочники его дьявольская флейта!» На площадь выкатили бочку с пивом. Народ прибывал, шуму становилось все больше. « Прощай адское отродье! Чума на весе ваше крысиное племя!» « Где этот развеселый шпильман? Давайте его сюда! Мы нальем ему и всем чертям, что ему помогали!»
Бургомистр смеялся, глядя на беснующуюся площадь, смеялся тихо, но от души, сотрясаясь своим грузным телом.
-- Весь город спятил на радостях, -- проговорил он. – К вечеру до смерти поупиваются.
Бургомистр обернулся к стоявшему за его спиной крысолову. Тот смотрел на главу Гамельна не без самодовольства, держась за пояс, расправив плечи.
-- Да, -- бургомистр кивнул на окно, -- Гамельн чествует своего избавителя. А я видел, видел, -- он ткнул пальцем в грудь крысолова. – Видел, как ты ночью по улице отплясывал. Послушай, ведь здесь не обошлось без чародейства, а?
-- Какая разница? Я исполнил то, что обещал -- крыс в городе нет. Теперь ваша очередь.
-- Конечно–конечно.
Бургомистр подошел к своему креслу и уселся, расправив складки бархатного камзола, двумя пальцами снял нитку с рукава.
-- Тридцать гульденов… Тридцать гульденов за песенку. Не многовато ли? Прошелся по улице, продудел в дуду – вот и вся работа. Десять гульденов – этого, я думаю, вполне хватит.
Взгляд крысолова стал острым и холодным.
-- Что еще за торг? Мы договаривались о тридцати.
-- Твой распрекрасный свист не стоит так дорого.
-- А я не подряжался вас развлекать. Я брался избавить город от крыс. Крыс нет – извольте заплатить обещанное. А каким способом я сделал свою работу: песнями, танцами, ядом, заклинаниями -- вас не касается. Крыс нет – платите тридцать гульденов!
-- Придержи свой норов, -- хмуро сказал бургомистр. --- Не забывай, кто здесь хозяин. По больше уважения. Будешь грубить, вообще ничего не получишь.
Злая улыбка медленно разгорелась на лице крысолова.
-- Я не ловкач, и торговаться не буду. А вы, бургомистр, оказывается глупый человек. Это даже странно. Такой высокий пост занимаете и давно уже не мальчик, вроде бы. Неужели вы не знаете, что, хочет человек того или нет, ему, все-таки, приходится за все платить.
-- Ты угрожаешь мне?
. -- Нет, я удивляюсь вашей глупости.
-- Убирайся вон, разноцветный дурак, --- сказал бургомистр, едва сдерживаясь и багровея от своих стараний.
Крысолов улыбнулся шире, оскалив зубы и сузив глаза так, что в ресницах утонул его колючий взгляд.
-- Прощай, жирная, жадная крыса.
Он резко повернулся, от чего полы его зеленого короткого плаща высоко взметнулись.
Никто не видел, как крысолов покинул ратушу. И только два человека заметили его в городе. Монах, сидевший на улице в окружении детей, прервал свой рассказ о крестовом походе Фридриха I и проводил взглядом быстро идущего мрачного музыканта. Да сторож, бдевший на посту у южных ворот, обратил внимание на пестро одетого человека, покинувшего город.
Гамельн заливало праздничным колокольным звоном.

6
До ночи веселился Гамельн. Напился, наплясался, накричался, нахохотался, подрался и уснул, свободный, счастливый и пьяный. Нерадостным было его пробуждение. Не от похмелья потемнел Гамельн, настоящая беда свалилась на город. Заголосили в домах женщины, забегали о улицам мужчины. Доложили бургомистру:
-- Пропали дети.
Сто тридцать ребятишек недосчитались в городе.
Выйдя на площадь, с взволнованным, но твердым выражением лица, бургомистр осмотрел испуганно притихших горожан, и первым высказал подозрение:
-- Уж ни крысолов ли?
И нашлись очевидцы. Они рассказывали, что ночью пестряк ходил по улицам, играл на своей волшебной дудке, а дети шли за ним, как крысы давеча. И увел их дудочник к Везеру и утопил в реке точно так же, как проклятых тварей. А они, очевидцы, ничего не могли поделать, потому что опьянила их колдовская сила чародея и пригвоздила к месту. Выл, причитал, крестился и проклинал крысолова весь город. А местный настоятель отец Августин кричал на площади, что послал Господь наказание жителям Гамельна за неверие, блуд, обман, стяжательство, чревоугодие, пьянство и злобу, и всем нужно молиться и каяться, молиться и каяться, каяться, каяться!
Пропал и Курт, сын трактирщика, и дружок его, Ганс. Оставив свою жену рыдать дома, трактирщик отправился на берег реки, куда ходил теперь весь город, в надежде отыскать хоть какие-то следы детей. Тут донеслось до трактирщика, как сказал стражник: « Проследовал этот крысолов мимо меня вчера днем. Вышел он через южные ворота». И будто никто больше не расслышал этих слов. А трактирщик бросился домой, оседлал своего старого мерина и помчался из города по южной дороге. Знал он только одно, что должен найти пестрого крысолова, а дьявол тот или колдун – дело третье.
Трактирщику повезло, потому что человек, которого он искал, был слишком приметен. Многие, кого он расспрашивал, действительно видели пестрого, « дико одетого парня». И чувствуя, что он на верном пути, трактирщик погонял своего коня . Ему пришлось остановиться на ночь на крестьянском дворе. Отдыхал мерин, а его хозяин почти не смыкал глаз, и с первым криком петуха трактирщик пустился дальше.

7
Утро выдалось жарким. Лес, нетронутый ветром, стоял по обе стороны дороги. Только быстрая езда обдавала слабой свежестью лицо трактирщика. Копыта глухо били по земле. Лес, лес, лес проносился мимо. Вот он раздался, расступился --- открылась опушка, распластавшаяся под солнцем. И что-то мелькнуло среди кустов. Трактирщик дернул поводья, остановил своего коня, пригляделся… Неужели… Желто-красные пятна в зелени. Трактирщик слез с мерина, свел его с дороги и пошел к кустам.
-- Боже, помоги мне. Я знаю, я грешник. Но сейчас помоги мне, а там уж спрашивая, что хочешь.
На опушке леса спал крысолов, растянувшись на своем зеленом плаще, разомлев, порозовев на солнце. Флейта лежала у него на груди. Стрекоза села на согнутое колено.
-- Подишь-ты, как ангелочек в раю, --- пробормотал трактирщик.
Он упал на колени и схватил крысолова за грудки:
-- Просыпайся, мерзавец!
Крысолов раскрыл глаза, еще ничего не видящие, затуманенные сном. Руки трактирщика посадили музыканта, и сразу же удар кулака свалил его снова.
-- Что ты сделал с ними, изверг?
В ответ трактирщик получил крепкий пинок в живот, и сам опрокинулся на траву. Крысолов вскочил и попятился от напавшего.
-- Чума тебя возьми! Что это значит, друг-трактирщик?
Крысолов сжал руки в кулаки. Они у него были, конечно, меньше, чем у трактирщика, однако грязного дела драки вовсе не гнушались. Трактирщик поднялся на ноги и кинулся на крысолова, пытаясь сорвать флейту со шнура, но музыкант сумел увернуться.
-- Да какие бесы в тебя вселились, Фриц?
-- Куда ты подевал детей?
-- Чьих детей?
-- Наших из Гамельна.
-- Пусть меня повесят, если я что-нибудь понимаю.
-- Люди видели, как ты, наигрывая на своей дудке, завел детей в Везер и утопил.
-- Опомнись, Фриц, это были крысы, а не дети. Ты же сидел со мной в одной лодке в ту ночь.
-- А на следующую?
-- На следующую меня уже не было в Гамельне. Ваш скряга-бургомистр не заплатил мне – я плюнул и ушел.
-- Почему я должен тебе верить?
-- А почему ты не должен мне верить?
Отчаянным рывком трактирщик сел и ударил кулаком по земле.
-- Я ничего не знаю! Я знаю только одно – дети исчезли!
Крысолов, встревоженный горем трактирщика, уже простил ему нападение, хотя чувствовал, как наливается болью и тяжелеет ушибленная скула.
-- Что за чертовщина там у вас приключилась?
-- Пропали дети, больше ста человек, -- хмуро ответил трактирщик, не глядя на крысолова. -- Утром встали, а их нет. И Курта моего тоже нет.

-- Больше ста человек, говоришь, -- присвистнул крысолов. – И это, значит, на меня свалили. Глупый народ. Бургомистр, что ли постарался? Ну да, я ему, вроде как, угрожал. Только если я в обиде на бургомистра, зачем мне, скажем, твоего Курта губить?
-- Люди говорят, будто видели, как ты детей к реке вел, -- пробурчал трактирщик, не поднимая головы.
-- Глупый народ, -- повторил крысолов, сел на траву и спросил: -- Пропавшие – мальчики?
-- Не все, но большинство.
Трактирщик поднял глаза на крысолова и, увидев его сосредоточенное встревоженное лицо, вдруг без всяких доводов поверил в его не виновность.
-- Только одно объяснение приходит мне в голову, -- мрачно сказал крысолов. – Слышал я кое-что о подобной дьявольщине. Подумай хорошенько, Фриц, не пропал ли вместе с детьми кто-нибудь из взрослых.
-- Пропал. Крысолов один пропал.
-- Хорошо. Кто-нибудь еще.
Трактирщик в задумчивости отвесил нижнюю губу.
-- Шевели мозгами, Фриц. Такое дело нельзя повернуть незаметно. Твой Курт наверняка был знаком с этим человеком. Кого ты не видел вчера утром?
-- Ну-у… Монаха этого, паломника… вроде… Он все терся возле Курта, байки всякие рассказывал… И другие ребятишки… А вчера я хотел жену на него оставить…
Казалось, на лице у трактирщика собралось удивление со всего света.
-- Неужели монах? Не может быть. Не-ет, да куда же Господь, после этого, смотрит!
-- В данный момент Господь смотрит на нас с тобой, -- ответил крысолов и, склонив голову, стал растирать пальцами виски. – Так, давай подумаем. Монах… Бремен… Большой портовый город Бремен. Он же бывал в Бремене, он же говорил про Бремен.
-- Ну и что?
-- А то, друг-трактирщик, что Бремен, как и Гамельн, стоит на Везере. А от Бремена вниз по Везеру рукой подать до Гельголандской бухты, а там по Северному морю… Осел ваш бургомистр или просто сволочь, --- крысолов вскочил на ноги. – Шевелись, Фриц, поднимай свой зад. Не в ту сторону ты мчался. На север нужно было скакать, на север. Боюсь, что мы уже опоздали. У меня есть деньги, в ближайшей деревне я куплю лошадь и мы отправимся в Бремен. Да помогут нам святые угодники.

8
Солнце сквозило через низкие сизые облака. С севера несло сырой прохладой. По темной воде Везера дрожью пробегала рябь.
Старый бременский лодочник сидел на берегу, закинув на плечо длинную полу серого плаща. Из-под капюшона торчали вздыбленная борода и мясистый рябой нос.
-- Да–да-да, -- говорил лодочник на распев, -- видел я монаха с кучей ребятишек. Да-а-а.
-- Ну, -- торопил старика трактирщик. -- Где монах? Где дети?
Лодочник сдвинул капюшон с впалых глаз и обратился к крысолову:
-- На какой из двух вопросов мне сперва ответить?
-- Если знаешь, скажи, где дети, почтенный человек, -- попросил крысолов.
Старик вынул из-под плаща сухую руку с темными ногтями и махнул вслед бегущим водам Везера.
-- Уплыли?
-- Да, сели на корабль и направились к морю. Так что в Бремене их не ищите.
-- Куда же поплыл этот корабль? -- спросил трактирщик, низко наклоняясь к старику, будто разговаривал с глухим.
-- Я так думаю, что в Святую землю, -- ответил лодочник. -- Я говорил с ребятишками: маленькие вояки решили, что смогут отбить у сарацин гроб господний. Они рассчитывают на свои чистые детские души и помощь Божью. Вот такие дела.
-- А монах? – спросил крысолов. -- Ведь он не сел с ними вместе на корабль?
-- Нет, не сел, -- подтвердил старик
. -- Был ли среди детей мальчик, вот такой, -- быстро заговорил трактирщик, отмечая рукой рост сына. -- Темноволосый кареглазый в синей курточке и красным пояском?
-- Не помню.
-- Его Куртом зовут. У него оспинка на правой щеке
-- Много их, детей, было. И все на корабль сели. Никто не остался.
Трактирщик продолжал называть приметы своего сына, но лодочник только качал головой. Наконец, крысолов взял своего друга за локоть и отвел в сторону.
-- Ничего не поделаешь, Фриц, придется тебе вернуться. Мы опоздали Больше нам здесь делать нечего.
-- А что если попробовать догнать корабль? --- спросил трактирщик, умоляя взглядом крысолова.
-- Догнать... Скажи мне, по крайней мере, в какую сторону ты собираешься плыть?
-- Но ведь, старик сказал, что корабль пошел в Святую землю.
Крысолов покачал головой:
-- Никакой Святой земли, Фриц. Монах продал детей. Продал, как овечек. И куда сейчас везет их корабль одному Богу известно.
Трактирщик испуганно смотрел на крысолова и молчал. Казалось, он не понял того, что ему сейчас сказали.
Крысолов вернулся к лодочнику и, вынув из своей меховой сумки пару монет, вложил их старику в руку.
-- Вот что, почтенный человек, если ты видел, куда отправился тот самый монах, укажи мне. Если не видел, кат и скажи – не видел. В любом случае деньги уже твои.
-- Да, шпильман, я видел, -- ответил лодочник, поглаживая монеты пальцами. -- Твой монах пошел берегом вниз по течению. Кажется, он не собирался задерживаться в нашем городе. Знать, его дело не чисто?
Крысолов молчал, он стоял, глядя себе под ноги, задумчиво щуря глаза.
-- Это что же, из крысиной шкуры? -- спросил лодочник, трогая сумку из черного меха.
Крысолов поднял взгляд на старика:
-- Продай мне свой плащ, почтенный человек.
-- Неплохая мысль пришла тебе в голову, -- ответил лодочник. – Я бы на твоем месте не выставлял на показ эти разноцветные тряпки без особой надобности.
Сговорившись и расплатившись, крысолов повесил на плечо свою обнову и подошел к трактирщику. Тот сидел на земле, смотря на воду глазами мертвеца.
-- Ничего не поделаешь, Фриц, возвращайся домой, – повторил крысолов. – А я попытаюсь поймать еще одну крысу.
-- Что же я скажу жене? – спросил трактирщик, все еще глядя в реку.
-- Скажи, что Кутр отправился в Святую землю и что он, обязательно вернется… Может, он и, вправду, вернется… Через пять лет, через десять… Каких чудес не совершает Господь.


9
Однажды, на склоне дня, в маленьком городке северной Саксонии появился странствующий монах. Зайдя на постоялый двор, он заказал на ужин жареной колбасы и попросился на ночлег. Часом позже по улочкам этого же города проехал на лошади человек в длинном сером плаще. Он остановился у того же постоялого двора, но не стал ни ужинать, ни отдыхать. Человек в сером плаще продал хозяину двора свою лошадь и купил у него веревку. Больше этого человека в городе никто и никогда не видел.
Странствующий монах встал рано утром, позавтракал кружкой молока, прихватил с собой в дорогу капустный пирог и продолжил свой путь.
Вечером того же дня пастух, разыскивающий пропавшего козленка, наткнулся в лесу на покойника. Монах с веревкой на шее весел на дереве. Его посиневшее лицо выражало то ли скорбь, то ли отвращение, а рот и глотка оказались забиты золотыми монетами. Такие же монеты были разбросаны в траве у подножья дерева.