Писательские струи

     I

     Сияющая от ощущения своей нужности яхта разрезает залив, настежь открытый Тихому океану. Дует свежий южный, правый галс, скорость шесть узлов, пункт назначения – остров Рикорда. За кормой вспенивается вода цвета растаявшего изумруда, оставляя вослед бурун с ровными краями и барашками на гребнях. Выбеленный солнечный диск медленно заливает раскаленным маревом раскинувшийся до горизонта морской простор. Дурная одинокая чайка надсадно кричит, нарезая круги над грот-мачтой, и выжидает удобный момент, чтобы стащить с импровизированного стола накромсанную колбасу.
     – Ну, что? – За выход в море?
     – Семь футов под килем!
     Стуканье металлических кружек, и, чуть спустя, многоголосое вразнобой:
     – Уфх!!!…
     Гордая птица с плохо замаскированным отчаянием провожает взглядом исчезающую в чужих желудках колбасу. Оскорбившись в лучших чувствах, чайка разворачивается к материку и плавно растворяется в голубой бесконечности, отправившись искать закуску на городских мусорных помойках.
     – Где здесь у вас можно… черкнуть пару строк?
     – Да где хочешь, только чтоб судно от твоего гения не пострадало!
     Писатель пристраивается на самом носу яхты и пускает тонкую струю поэзии в Великий океан. В падении она отклоняется по ветру вбок и одновременно выписывает правильную синусоиду, совпадая с ритмом набегающей в форштевень волны. На мгновенье новоявленный рифмоплет отпускает леер и пыхтящий сам по себе пишущий прибор, чтобы раскинуть обе руки в стороны. – В направлении Японии уносится торжествующий вопль:
     – Я – король мира!!!…
     Просоленная морская публика сдержанно ржет.

     II

     Звук под водой распространяется со скоростью 1445 метров в секунду. Определить в таких условиях направление на источник звука человеческое ухо не в состоянии.
     Раздается серия коротких металлических ударов. Начинающий подводный писатель наугад разворачивается через правое плечо, и натыкается взглядом на своего напарника, убирающего обратно дайверский нож, которым тот стучал по баллону. «Плывем туда!» – напарник показывает приличествующий жест на универсальном подводном языке. Писатель демонстрирует в ответ «О’кей», вслед за тем оба дайвера направляются по компасу на северо-восток, к отдаленному рифу.
     Сто восемьдесят бар в баллоне, глубина двенадцать метров, погружение только началось, на поверхность через полчаса, не раньше. А писательский зуд уже одолевает. Надо же, как некстати! Под водой вообще писать неудобно: авторучка запрятана слишком глубоко, а с использованием бумаги – так просто напряженка. Умалчивая уже о том, что все прочие условия разительно отличаются от сдержанного комфорта традиционной комнаты щелкопера.
     Очень скоро жажда творчества становится просто невыносимой. Писатель мысленно радуется, что гидрокостюм оказался «мокрым», – дайверы поймут, – и набрасывает свой долгожданный памфлет, не утруждая себя, конечно, извлечением письменных принадлежностей.
     Сто сорок бар в баллоне, глубина пятнадцать метров, полет нормальный.
     После таких прозаических изысканий от гидрокостюма долго отдает затхлым графоманским душком.

     III

     Радостный июльский ветерок весело болтается в кронах леса, разбежавшегося по сопкам, которые окружили город с той его единственной стороны, где нет моря. Подлесок постепенно редеет и сходит на нет к единственному ровному участку в маленькой долине. – Вдоль нее улеглась километровая выщербленная бетонка взлетной полосы давным-давно заброшенного аэродромчика.
     В начале, – или в конце, это уж кому как, – бетонки выставлена, словно на взлет, тройка авто разной степени чистоты и года выпуска. Расположившаяся на полянке в тени деревьев разнополая дружеская компания оживленно галдит, снимая с шампуров первую партию готового продукта.
     – А почему мне не налили?!!…
     Двое рулевых прилежно изображают непьющих, весьма правдоподобно скрывая свое трагическое состояние души. Третьему автоводителю душевные терзания глубоко противопоказаны – его бумажник с трудом сходится от бабок.
     Спустя час мангал начинает дымить новой партией сыроватых дров, а слегка выпивший и разомлевший от мяса люд частично разбредается в поисках приключений. Один из двух трезвомыслящих водителей, воровато зыркает по сторонам, и, не углядев вблизи своей контролирующей половины, шустро опрокидывает в себя «символические» пятьдесят грамм. Для настроения.
     Даровитый писатель вдруг постигает, что пришла пора зафиксировать очередную нетленку. Напевая что-то невнятное себе под нос, он выруливает на взлетную полосу и, громко спросив разрешения у диспетчера, неровно вышагивает с полста метров по осевой, словно она там была нарисована непроспавшимся прорабом. Затем останавливается, и аккуратно, как штудирующий каллиграфию первоклассник, выписывает бледными чернилами известный русский предлог, время от времени испуганно взглядывая вперед в хмельном ожидании заходящего по глиссаде легкомоторного самолета.
     Воздушный эфир приносит со спины неровный разноголосый смех и восторженное бибикание автомобильного клаксона.
     Косо расписанная на крошащемся бетоне колоритная миниатюра не проживает и четверти часа, испарившись под зноем послеполуденной критики.

     IV

     Сносно укатанный ратраком снежный склон пестрит любителями острых ощущений, а парковка на вершине горы под самое «не хочу» забита внедорожниками и разными балалайками попроще. Во все стороны топорщатся кенгурятники, хромированные дуги, лыжные крепления, антенны и прочие выпуклые молдинги со спойлерами. Те, кто привез лыжи в салоне машины, сложив заднее сиденье, или вообще приехал без них, рассчитывая на прокат, – обязаны на этом празднике экстрима проявлять скромность и осознавать себя лохами.
     Практикующий писатель, разгребающий физиономией снег сегодня уже в пятый… нет в шестой раз, снова поднимается и оглядывается в поисках укромного уголка для создания зарисовки. «Главное правило лыжника – желтый снег не есть!». Лесок по обе стороны трассы засыпан до пояса искрящейся холодной мукой и просматривается насквозь. Будущий беллетрист вздыхает, набирается терпения, и, выстояв внушительную очередь, цепляется за подъемник.
     Наверху, бурля недержанием словесности, он все же успевает переобуть нормальные ботинки, чтобы отдохнули ноги, и устремляется к заветному месту. Четыре, устроенные в ряд, кабинки для письма выжидающе скрипят на ветру досками и тонкой фанерой. На двери первой кабинки выведено «Для милых дам», на трех других – «Для умных», «Для сильных» и «Для красивых», соответственно. Не смейтесь! – Писатель клянется в этом своим карвинговым Близзардом и шмотками от Columbia.
     Здесь тоже небольшая очередь. Так или иначе, она быстро уменьшается, и едва не разочаровавшийся во всей мировой литературе борзописец врывается в кабинку «Для умных», испытывая от такого совпадения изрядную часть будущего удовлетворения. М-да… Судя по окружающему антуражу, проза выйдет до обидного плоской…
     Тем временем соседнюю кабинку справа заполняет другой пачкун-любитель, долго и с надрывом переступая горнолыжными ботинками, устраиваясь поудобнее. Долго устраиваясь. Долго переступая. Бух-бух-бух. Бух-бух. Бух-бух-бух. Бух. Бух-бух. Бух… – И тут у писателя рождается фельетон:
     – Да вы лыжи бы сняли – удобней было бы…
     Короткая пауза.
     – Остряк, бл..ть! – Бухтит в ответ недовольный мужской голос через фанерную стенку. Из другой кабинки напротив раздается сдержанное хихикание.
     Когда фельетонист выходит, очередь из страждущих на улице счастливо лыбится.

     V

     Эльбрус, западная вершина, 5642 метра над уровнем моря.
     – Конечно, чтобы туда подняться, нужен определенный уровень подготовки. – Вдохновенно распинается наш драматург впечатлений перед юным созданием с большими серыми глазами. – Но, в принципе, это вполне реально.
     Он почти прав. Подъем на Эльбрус не требует большого числа специального снаряжения и обширного альпинистского опыта. Нужна общефизическая подготовка, выносливость и индивидуальная переносимость организмом больших высот, так называемой «горной болезни». И сильное желание, разумеется, подкрепленное финансово.
     Склон этой самой высокой точки Европы позволяет подняться на вершину, образно говоря, пешком. Ничего чрезвычайно сложного, если не считать, что горы коварны и любят преподносить сюрпризы. Еще они не любят дилетантов и самоуверенных идиотов. Впрочем, наш непризнанный прозаик никогда и не давал веских причин заподозрить в нем последнее.
     – Дойду до вершины – надо будет прямо там… черкнуть свои впечатления… – Он мечтательно закатывает глаза вверх, и в его расширившихся зрачках явственно видится описанный изящным стихом величественный Эльбрус.
     Юное создание с большими серыми глазами не в курсе оригинального хобби нашего героя, и последняя фраза остается для нее подернутой неясным смыслом.
     А жаль.


(с) Дмитрий Владимиров, февраль 2003г.