Служба ликвидации зла 3

3.

  Евгений Жидкевич стоял у холодной каменной стены и смотрел в небольшое зарешеченное окно, которое находилось у самого потолка. Сквозь железные прутья и пыльное стекло он видел квадрат голубого неба, и медленно проплывающие рваные куски облаков.
- Полторы недели, как нет боев! – вдруг бросил он, после долгого молчания, - сидим в этой конуре, загибаемся от безделья!

  В камеру Жидкевича поместили вместе с Хаустовым. Один раз в день в полдень за ними приходил надзиратель и вел на арену – драться. Так было пять дней подряд, в последнем бою Руслана тяжело ранили, и три следующих дня Евгений сражался один, затем надзиратели-сопровождающие перестали приходить. Жидкевич знал, что они не приходят потому, что бои не проводятся, «Коллизей» окутала зловещая тюремная «тишина»: топот каблуков надзирателей, звон связок ключей, скрип засовов и дверей, кашель, крики и ругань заключенных в соседних камерах. Арены и трибуны уже полторы недели пустовали.

- А по мне так лучше бы этой бойни вообще никогда не было! – возразил Руслан, он сидел на нижнем ярусе нар, слева от них стоял Жидкевич и вглядывался в облака. Справа от него - массивная дверь с глазком, напротив, в углу, санузел и раковина.

  Хаустов вспомнил последний свой бой на арене и поежился от неприятных воспоминаний. Рана на его плече тяжело запульсировала и Руслан невольно издал приглушенный стон. Это был самый кошмарный день в его жизни, и он стал бы и последним если бы не Арктур, то есть Жидкевич.  Воспоминания того боя начали возникать в голове Хаустова с резких звуков: лязга мечей, воплей зрителей на трибунах, предсмертных стонов и криков раненых; все это перемешалось с хриплым победным кличем Арктура, который, выходя на арену, превращался в помесь зверя и машины для убийств. Нельзя сказать, что Жидкевич мастерски орудовал мечем, нет, выходя на арену он начинал излучать какую-то сокрушительную силу, и этим, ещё даже не начав бой, внушал своим соперникам изначальное превосходство. Затем он подходил, и рубил мечем, рубил, отбивал, вонзал с таким напором и остервенением, что гладиаторы превращались беззащитных существ. А Хаустов стоял у него за спиной и с ужасом видел фонтаны крови, Арктур всё делал за двоих.
 
  Организаторы, конечно, заметили такое превосходство и выставили против них в тот день не троих, как обычно, а пятерых гладиаторов. Арктура это только раззадорили, он мог легко справиться сразу с троими, и такое численное превосходство его нисколько не смутило. А вот Хаустову пришлось не легко, пока Жидкевич разбирался с троими, два других пошли в атаку на Руслана. Он отбивал щитом их выпады, один из гладиаторов постепенно зашел за спину Хаустову, и ударил коротким мечём в его плече, Руслан почувствовал пронзительную боль и уже не видел, как противник занес меч над его шеей. Благо Арктур был рядом и отбил этот смертельный удар.
   
  Размышления Руслана прервали громкие стуки, - это Арктур подошел к двери и барабанил по ней кулаками и ногами. Все это время, в камере «Колизея» заключенные практически не разговаривали – первые дни Хаустов был в шоке от боев, затем восстанавливался после ранения, целыми сутками дремал, просыпался только на перевязки, уколы и прием пищи. Сегодня Руслан почувствовал себя гораздо лучше и решил узнать о своем спасителе больше:
- Арктур, давно хотел у тебя спросить, - обратился Хаустов к Жидкевичу, - как тебе удалось побеждать во всех этих боях? Ты раньше уже участвовал в боях или занимался боксом, борьбой, может быть, играл в хоккей?
    Арктур перестал стучать и повернулся к Руслану:
- Нет, никогда раньше не дрался. Я всю жизнь прожил в деревне под Псковом и работал трактористом, - ответил он и, не разворачиваясь лицом к двери, начал лягать её ногами.

  Две недели назад Хаустов впервые увидел Жидкевича. Тем дождливым вечером в темном переулке Арктур крушил телефонную будку. Руслан так, до сих пор, и не объяснился с Жидкевичем, не признался, что он, бывший сотрудник СЛЗ, и, что именно он в тот вечер подстрелил Арктура (судя по паспорту Евгения), и привез в поликлинику. Как на это отреагировал бы его спаситель? «Наверное, не долго думая, прибил бы меня!», - размышлял Хаустов.

   Трудно было поверить, что Арктур был простым деревенским парнем. Как он очутился в Ленинграде и начал вдруг ломать телефонную будку?
- Наверное, у вас там, на Псковщине, все прирожденные гладиаторы? – усмехнулся Руслан.
- Не знаю, - равнодушно ответил Арктур, продолжая долбить в дверь, - просто мне наплевать на жизнь. Мне без разницы, когда меня убьют, кто меня убьет, и как я буду убит… В отличие от всех вас.
  У парня совсем «крыша поехала», решил Хаустов, из-за чего жизнь то ему опротивела?
  Наконец к двери подошел надзиратель, открыл окно и зло крикнул:
- Ну, че барабанишь?
- Долго нас будешь здесь гноить, как кроликов?! – дерзким тоном ответил Арктур, - в тюрьме положена прогулка и душ!
- Будет Вам сегодня прогулка, - парировал надзиратель, закрыл окно и вдогонку кинул, - хм, дальняя прогулочка.
- Не нравится мне это все, парень, - доверительно обратился к Руслану Жидкевич, садясь рядом на нары, - уже настроился умереть здесь на арене. И на тебе, «прогулочка».
- Ты же сказал, что тебе все равно где и когда умирать.
- Сказать то сказал, да только вот с мечем в руках, все равно, как-то приятнее, чем на урановых рудниках, - грустно ответил Арктур.
- Не похож ты на тракториста, - заявил Хаустов.
Жидкевич пристально посмотрел на него, минуту о чем-то размышлял, потом медленно и тихо произнес:
- Я пОуши втюрился в студентку, которая приехала к нам на «картошку». Потом вместе с ней мы отправились в Ленинград. Три месяца, казалось, был на небесах. Жили душа в душу, - он отвернулся и замолчал.
- И что случилось потом? –  спросил Руслан.
- Потом она пропала, - печально ответил Арктур, - просто исчезла, испарилась, провалилась как сквозь землю. Я искал везде, где только можно! Представляешь мое состояние - внезапно потерять самое ценное в своей жизни, без каких либо объяснений и разъяснений. Она ушла на десять минут в магазин на соседнюю улицу и … больше не вернулась.
 
  Он замолчал, Хаустову было не удобно о чем-то ещё спрашивать, да и о чем спрашивать?! Этого деревенского здоровяка можно и так понять. Руслан хотел было признаться во всем, решил, что сейчас быть может самый подходящий момент, но лязг ключей и засовов помешал ему.

   Дверь открыли два конвоира с автоматами в руках. Не ужели снова на арену, мелькнула испуганная мысль в голове Хаустова.
  Руслана и Арктура по одному вывели из камеры, прогнали по узкому коридору между двумя шеренгами солдат и вывели на улицу, «воронок» - специальный грузовик для перевозки заключенных.
  Когда Жидкевич поднимался по лестнице к кузову машины, арестанты-эксгладиаторы уже кричали изнутри, что больше некуда. Но конвоир заорал на них, и его с Хаустовым втолкнули внутрь, прямо на людей, потом еще нескольких. «Черный ворон», «воронок» - крытый грузовик, кузов внутри переделен дверью-решеткой. По одну сторону решетки заключенные, по другую - два конвоира. Вдоль стен идут скамейки, середина пустая. Места человек на десять - и сидячих и стоячих - не больше. А  набили больше тридцати человек. Первые садились на скамейки плотно друг к другу, следующие к ним на колени, остальные стояли. Это бы еще ничего, но как стояли! Потолок такой, что стоять можно только согнувшись, голова и плечи упираются в железный верх. А народу набили столько, что даже пошелохнуться невозможно, не то чтобы переменить положение.
Последний заключенный уже никак не мог поместиться. Тогда два солдата уперлись в него, приналегли и вдавили в человеческую массу, а потом стали вжимать дверью. Дверь кое-как закрыли, заперли на замок. Машина, в которой Хаустов и Жидкевич готова, но другие еще не набиты, поэтому пришлось ждать. Теперь снаружи нипочем не узнаешь, что это за машина и что в ней творится. Крытый кузов без окон, единственное окошко над дверью, где конвоиры, и то задернуто занавеской.
Люди начинают задыхаться. Кто-то кроет матом:
- ... ваш род-позарод, думаете отправлять?
- Отсидишь свое, тогда на «Волге» будешь раскатывать, — слышен насмешливый голос солдата. - А это тебе не «Волга», а «ворон».
Арестант уже и говорить не может, только хрипит:
- Какое «свое»!? Кончились давно сроки то! И тебе ли, ... ... о «Волге» заботиться? Ты и «Москвича» только издали видел! Сам всю жизнь десятый ... без соли доедаешь, а дали тебе автомат, ты и рад над нами поиздеваться.
- Поговори, поговори! Приедем, посмотрим, какой ты разговорчивый в наручниках.
Вмешиваются другие:
-Только тем и держитесь, что наручниками!
- Фашисты е...! В душегубку загнали!
- С автоматами командуют. А без автомата, небось, в ... целовал бы - тебе не привыкать!
Слышно было, как к машине подошел офицер. Арестанты притихли, прислушиваясь. Солдаты называли его «товарищ старший лейтенант», но самого разговора было не слышно, только слово: «Подождут».
Опять заключенные стали кричать:
- Начальник! Отправляй.
- Над людьми издеваются!
- Фашисты с красными книжками!
Машина задрожала - завели мотор, и поехала. Стало трясти и кидать, но упасть было некуда. Здесь мертвый - и тот стоял бы стоймя, подпираемый со всех сторон.
Руслан ели дышал, ему вдруг показалось, что он уже вечность вот так, как селедка в банке, трясется в этой темноте. Сместились всякие представления о времени, и минута кажется сутками.
Когда машина замедлила ход и сделала несколько поворотов, Хаустов понял, что подъезжают. Скорей бы! Хоть выйти, разогнуться, вздохнуть. Впихнули его - как удалось стать, так и стоит всю дорогу. Спина, плечи, шея затекли, все тело начинает ломить от неестественной позы. Но даже если подогнулись бы ноги,  не упал бы - некуда, подпирают тела других арестантов.
 Но вот машина остановилась, мотор заглушили, Хаустов понял, что их привезли на станцию - вокзальные звуки не возможно спутать ни с какими другими, а выпускать и не думали. Уже не было сил ни просить, ни ругаться. Наконец, солдат начал открывать дверь-решетку:
- Выходи!
Это оказалось не просто. Люди так спрессовались и переплелись дорогой, что никто не мог выпутаться, не мог вырваться из общей массы. Пока первый сумел выбраться, он буквально разделся, его одежда осталась в машине. Вышли. Арктур и Руслан, как и все, не могли разогнуться, не могли шагу ступить — ныло и болело все тело.
Затем через две плотные шеренги солдат, заключенных погнали прямо в вагон, который с наружи не отличить от обычного пассажирского.
- Куда нас повезут, начальник? – хрипло спросил Арктур у конвоира.
- Когда привезут, узнаешь! – последовал быстрый ответ.
- Хоть в какую сторону повезут, гражданин начальник? – не унимались другие арестанты.
- Не положено говорить, - отрезал тот.
    Вдоль стен внутри вагона с одной стороны узкий проход, по другую сторону - отдельные кабины-купе. Только двери купе не сплошные, а с решеткой. Внутри купе полки, расположены по три с каждой стороны, одна над другой.  Одна сторона вагона глухая, а окна в коридоре забраны решетками, снаружи этого не видно - решетки закрыты шторами. Смотреть с улицы - вагон как вагон, никто не догадается, что в нем везут арестантов. Правда, все окна наглухо закрыты и зашторены, никто не выглядывает, не машет рукой провожающим. Угрюмые и нелюбопытные пассажиры, видно, собрались в этом вагоне.

 Жидкевича и Хаустова вместе с ещё восьмерыми заключенными определили во второе от входа купе. Сразу почувствовалась ужасная духота, минут через двадцать поезд тронулся, но все закупорено, свежему воздуху и попасть неоткуда.
В коридоре ходят солдаты с пистолетами. Заключенные принялись умолять конвоиров,  открыть на ходу окно в коридоре, но конвоиры, их не слушали, и арестанты начали задыхаться в своей клетке, как рыбы на песке.
Все смотрю на тебя и не могу поверить, что ты из деревни! – удивлялся Руслан, обращаясь к Жидкевичу, который сидел на соседний полке, он разделся до пояса, и его мускулистое тело обливалось потом, - вот, скажи, откуда у тракториста такой шрам на лице.
- Это в детстве на какую то железку упал, - ответил Арктур, сам он почти не задавал вопросы Хаустову, но на этот раз спросил:
- Все кроме тебя уже рассказали, как сюда угодили, а ты что молчишь?
 Руслан прикусил кубу, он давно решил держать в секрете свою профессию, так как большинство заключенных попало сюда с помощью его коллег, с другой стороны, если бы это раскрылось позже, было бы хуже. Но признаться, смелости не хватало, и он уклончиво произнес:
- Да так наехал на одного депутата. Это был самый черный день в моей жизни, потому я его и не хочу вспоминать.

  Следующим днем солдат раздавал завтрак – на каждую клетку полбуханки хлеба и четыре селедки, завернутые в газету, заключенные поделили все поровну и быстро съели. Пить солдат не принес. Жажда, жара, духота и теснота были утонченной пыткой. Изнемогая от нехватки воздуха и сухости во рту, Хаустов почувствовал сильнейший приступ жалости к себе: почему он, должен терпеть это? Разве он не был комсомольцем и не исполнял честно свой долг перед Родиной и Партией?! Чем он заслужил эти мучения? Ответить на это сейчас вряд ли кто мог.
Затем новое мучительство. Руслан попросил солдата выпустить его в уборную, на что тот ответил:
- Потерпишь!
     Уборная в тюремном вагоне одна: один унитаз, один умывальник. Водят по одному: открывают дверь-решетку, ставят в коридоре против своей двери лицом к стенке, руки за спину; дверь за арестантом запирают, ведут чуть не бегом по коридору. Пока он делает свое дело, дверь уборной открыта настежь, солдат стоит и наблюдает. Торопит: скорей — скорей! Кончил — штаны не дадут застегнуть, все так же бегом, с руками за спиной, в свою клетку. Народу в вагоне битком, пока так всех переводишь, начинай сначала. А солдатам лень, не хочется, что ж, так вот с этими дармоедами и бегать по коридору целый день туда-сюда! Ну, и кричат: «Потерпишь!» — и не выводят, сколько ни проси, хоть плачь; жди, пока всех начнут водить, пока дойдет очередь до тебя.
     Тюремный вагон все дальше увозил арестантов от Ленинграда. Поезд часто останавливался, и с наружи доносились звуки - единственная связь с окружающим  миром - крики пассажиров, вокзальные объявления, шум проходящих составов. Куда их везут, наверняка понять было невозможно, можно было только догадываться.
- Куда нас везут? – вопрос, который пассажиры тюремного вагона задавали конвоирам и друг другу чаще, каких-либо других.
  Солдаты молчали.
- А куда в Росси так долго могут везти заключенных? В Сибирь конечно! – как-то раз ответил Жидкевич за всех разом.

  Задавали и другие вопросы. Как-то вечером на улице пошел дождь, и конвоир, уставший от нещадной духоты, опустил окно в начале вагона. Ворвавшийся свежий ветер принес прохладу и долгожданное облегчение. На время показалось, что жизнь налаживается, и Хаустов спросил Арктура:
- Ты веришь, что настанет коммунизм?
  Тот как-то очень странно и внимательно посмотрел на своего товарища и ответил вопросом:
- Как это настанет? Вот что зима настанет, я наверняка знаю, а как может это случиться с коммунизмом?
  Хаустов немного смутился, подумал и произнес:
- От каждого по труду, каждому по потребностям, - вспомнил он лозунг коммунистов, и мечтательно продолжил, - ну вот ты же работал трактористом, получал зарплату, на которую мог купить только строго определенное количество чего-нибудь, хотелось тебе, к примеру, чего-то большего, ан нет, денег не хватало. А при коммунизме бери, что душа пожелает, без ограничений.
- И как это может «настать»? – насмешливо переспросил Арктур, - если в стране дефицит носков и всего остального?
- Ты что, не был что ли комсомольцем? – удивился Руслан.
- Был, как и все, - равнодушно признался Жидкевич, - но терпеть ненавижу все эти помпезные праздники с демонстрациями, поклонениями живым и мертвым вождям, бессмысленными лозунгами и фанатичной беспричинной радостью «трудовых масс». Все это напоминает мне религию.
  Хаустов тоже не очень любил демонстрации, так как в отличие от большинства не испытывал от принятого алкоголя никакого подъема сознательности или чего-либо другого, кроме как дурноты и тяжести в голове. А после того как спиртное запретили, майские и октябрьские демонстрации под холодными ленинградскими ветрами, превратилось для многих в отбывании повинности. Многочасовое стояние в толпе с раннего утра и затем маршировка с флагами, портретами и транспарантами через весь центр города, натянутые улыбки и искусственное ликование замерзших тружеников, пробуждало в Руслане ещё большее отвращение, чем шествие пьяных пролетариев. Потому он решил не продолжать эту тему.
   
   Истязание адской жарой в тюремном вагоне продолжалось больше недели, восемь дней пытки и тряски в тесной клетке душного тюремного вагона. Когда прибыли на место, и Арктура с Русланом вывели на улицу, стало ясно, что их привезли в Сибирь. У железнодорожного полотна - одноэтажный бревенчатый дом, покосившееся здание окружали высоченные кедры. Летний запах кедров и таёжных трав, звонкая трескучая трель дятлов, эхо которой разносил знойный ветер, ласковое солнце, на мгновение вскружило голову Руслану, он почувствовал себя пьяным от всего этого. Только выйдя на свежий таежный воздух, стало понятно, как смердело в тюремном вагоне.
 
    Идиллию нарушал отряд на платформе. Солдаты были одеты в форму внутренних войск, одни сидели на лошадях с винтовками в руках, другие стояли, держа на поводке псов.
- Ты когда-нибудь был в тайге? – шепотом спросил Арктур у Хаустова. Всех заключенных вывели из тюремного эшелона и построили на платформе, командир с погонами лейтенанта, выехал вперед, и не спешиваясь, начал перекличку, выкрикивая фамилии заключенных и отмечая карандашом у себя на планшете.
- Не приходилось, - прошептал Руслан в ответ.
- А я был.
- Когда это? Ты же все жизнь проработал трактористом.
- Жидкевич! – выкрикнул лейтенант.
- Я! – громко ответил Арктур, военный кинул на него взгляд и сделал пометку в планшете.
- Хаустов!
- Я!
  Перекличка закончилась, убедившись, что все заключенные на месте, лейтенант спешился и вплотную подошел к шеренге заключенных. Он не спеша, обошел весь строй, вглядываясь в лицо каждого, затем снова подошел к лошади, запрыгнул на седло и, немного помолчав, произнес:
- Вы прибыли сюда под мое начало. Теперь я ваш «гражданин начальник». Здесь вы будете работать. Тех, кто начнет рыпаться и недобросовестно исполнять обязанности, посажу в карцер, многие оттуда уже не вернулись!
 
  Заключенных под конвоем повели по дороге ведущей к лагерю. Арктур и Руслан шли в конце строя.
- Так, когда же ты успел побывать в этих краях, - спросил Хаустов у Арктура.
- У меня бабушка живет под Новосибирском, я к ней каждый отпуск приезжал, - ответил Жидкевич, который изменился в лице: оно лучилось радостью, глаза блестели, с губ не сходила улыбка.
- Чему ты так обрадовался? – Руслан впервые видел таким своего товарища.
- Люблю тайгу, кедры! – Арктур глубоко вздохнул, - и этот воздух!
 
    Конвой завел заключенных на территорию лагеря. Пять бараков, окруженные двойным забором из колючей проволоки и вышками со стрелками по периметру. Над входом самого большого барака - огромный лозунг, белым по кумачу: «В условиях социализма каждый выбившийся из трудовой колеи человек может вернуться к полезной деятельности».

   Рано утром, когда было ещё темно, надзиратели, стуча железными прутьями о решетки камер, разбудили всех заключенных. Выдали по большой тарелке овсяной каши. После завтрака всех вывели на улицу, каждому надели на руки и ноги цепи, выдали топоры и пилы. Затем разделили заключенных на бригады по восемь человек, и повели в тайгу.

   Бригаду, в которую определили Хаустова и Жидкевича, сопровождали три конвоира: сержант на лошади и два пеших солдата с овчарками. Сержант назначил Арктура бригадиром и повел заключенных в глубь тайги. Минут через двадцать они вышли к берегу неширокой реке, сержант приказал рубить кедры у берега и сбрасывать бревна в русло.

- Рубить живые кедры, это варварство! – грустно произнес Жидкевич, гладя ладонью, ствол дерева, которое ему с Хаустовым следовало повалить.
 «А разламывать телефонные будки в центре Ленинграда, не варварство?», - чуть не вырвалось у Руслана.
- Начинай! – Арктур кивнул на топор в руках Руслана, - делаем это по принуждению, а не по своей воле, может быть природа нас и простит.
- Надо же какие мы сантиментальные! – усмехнулся Хаустов и с размаху рубанул по кедру.

   Так, изо дня в день бригада Жидкевича, каждое утро уходила в тайгу на лесоповал,  и с каждым днем все дальше отдалялась от лагеря, оставляя за собой широкую вырубку.
   
     Как-то вечером Арктур и Руслан лежали на нарах, через решетчатую дверь им был виден надзиратель, молодой рядовой сидел на табурете и читал газету «Правда». Прочитав, он бросил её на пол и закурил папиросу.

- Гражданин начальник, дай с прессой ознакомиться! – Арктур встал с нар и подошел к решетке.
   Солдат, помедлив, поднял газету и подал Арктуру, тот вернулся на свои нары и стал с жадностью поглощать информацию.
- Смотри-ка, у нас опять новый генсек! – сообщил он Руслану, который дремал на верху. Прочитав всю газету, он передал её Хаустову.
  Увидев портрет нового вождя на первой полосе, Руслан чуть не свалился с нар – та самая толстая морда, которую он не смог усыпить в свой последний день на свободе! Эта скотина пытала человека, а его сделала гладиатором!
- Что с тобой, Руслан? – настороженно спросил Арктур, видя возбуждение своего товарища.
- Я знаю эту сволочь! -  Хаустов тряс газетой.
- Да!? И на сколько хорошо? – поинтересовался Жидкевич.
   Руслан внимательно посмотрел на него, и ему стало ужасно стыдно, что он до сих пор скрывал свою профессию от друга.
- Так встречался, - успокоился Хаустов, и с унылым видом забрался обратно на свои нары.
 
  Лето ушло незаметно, забирая с собой радостные трели птиц, деловое жужжание шмелей, запах трав и цветов, и ласковый зной. Которые все чаще заменяли холодные вечера и рассветы, белесый утренний иней, крикливые косяки птиц, извещающие людям о приближении поздней осени и зимы. За это время бригада Жидкевича успела повалить столько леса, и удалиться так далеко от лагеря, что требовалось уже больше часа для их транспортировки к месту вырубке.

  В день, когда заключенным выдали фуфайки, валенки и зимние шапки, Арктур прошептал Хаустову:
- Когда выпадет первый снег, будем бежать отсюда.

  Руслан непонимающе посмотрел на него. Бежать? И почему именно по первому снегу? Разве по следам на снегу не проще отыскать беглецов?

  Вечером в бараке Арктур начал рассказывать Хаустову план побега:
- Летом собаки легко нашли бы наш след, - объяснял он, - и охранники на лошадях быстро нас догнали бы. Бежать надо, когда снег только начнет идти, тогда собаки след не возьмут, а лошади в тайге не пройдут, снег скроет валежник и буреломы, об который они будут спотыкаться.
- На нас в тайге надевают цепи, как мы от них избавимся? – Руслан сильно сомневался в плане Жидкевича, если парню по барабану, как и когда, умирать, то это не значит, что он должен с ним разделить эту учесть.
- Вот, - Арктур достал из-под матраца три полотна от ножовки для металла, - начнем незаметно подпиливать завтра же!

  На следующее утро их, как всегда, повезли на грузовике к вырубке. Хаустов все ещё сильно сомневался в плане побега. Да и нужно ли вообще бежать? Куда бежать? Что их ждет зимой в тайге? Доберутся ли они до поселений, и даже если доберутся, что скажут людям? Жители сразу все поймут и сдадут беглецов властям! За этими размышлениями и работой Руслан сразу не заметил странное сооружение вдалеке. Арктур дернул его за рукав и показал рукой на просеку.
- Смотри! – изумленно произнес он.

   Посреди огороженной опушки вырубленного леса на высоту девятиэтажного дома возвышалось кубической формы сооружение, от которого в глубь земли отходило множество разных по толщине шлангов, вокруг куба суетились какие-то люди.
- Что это?! – выдавил из себя Хаустов.

  В это время к ним на лошади подъехал конвоир:
- Работать! – крикнул он.
- Что это, гражданин начальник? – спросил Арктур, показывая на гигантский куб, створки на одной из его сторон вдруг распахнулись, на землю упал трап, по которому выехал черный прямоугольник, одна сторона его была слегка закруглена.

Конвоир был удивлен, увиденным не меньше, чем заключенные.
- Это и есть объект «А», - кивнув, произнес он, - для этих объектов мы и расчищаем тайгу, - потом опомнился и грозно гаркнул, - работать, сказал! Без разговоров!

    Арестанты валили кедры, и всё ближе приближаясь к просеке на опушке, с интересом наблюдая за деятельностью «куба-гиганта» и его «прямоугольных малышей».
- Что эта за хрень такая!? Никогда не видел ничего подобного, - обратился Хаустов к Арктуру, разглядывая загадочное сооружение, отсюда уже можно было рассмотреть множество его деталей.
- Я тоже, - согласился Жидкевич, - похоже на какой-то завод из фантастического фильма.
   Куб с помощью шлангов что-то постоянно всасывал из недр земли, это было заметно по их легкому подрагиванию. Примерно раз в полчаса появлялся новый прямоугольник черного матового цвета, размером он был примерно с гараж. Задний торец всех прямоугольников был закруглен, на нем было два параллельных желоба, боковые стенки сходились под небольшим углом к передней, сильно скошенной к низу. На дне прямоугольников находилось множество маленьких колесиков, с помощью которых он отъезжал к «месту складирования» у забора.

- Отдыхайте, пока! – приказал сержант бригаде, обратившись к Арктуру. Заключенные сложили топоры и пилы в одну кучу, уселись под кедром и стали наблюдать за таинственным заводом.

  Руслан заметил человека в строгом сером костюме, который вышел за ограждение и направился в их сторону. Он нес черный чемодан, пройдя метров пятьдесят и перешагнув через поваленные деревья, человек отстегнул какой-то цилиндр от стенки своей ноши и положил на землю, пройдя ещё пятьдесят метров, он положил такой же предмет.
   
  С этого расстояния Хаустов разглядел лицо незнакомца – спокойное независимое выражение, правильные черты, широкие скулы, аккуратно причесанные русые волосы.

   Пройдя следующий отрезок, и положив очередной цилиндр, мужчина на этот раз описал широкий круг, размером с футбольное поле, вернулся к цилиндру и пошел в центр очерченного участка, куда положил цилиндр крупнее всех остальных.
 
   Из куба выехал красный прямоугольник правильной формы, передняя стенка у него была слегка скошена к верху, на выступе внизу находился продолговатый вал с пилообразными зубьями. Колеса этой машины были крупнее, чем у черных прямоугольников, задняя треть плотно прилегала к земле.

- А это что ещё за броневик? – удивленно спросил один заключенный.

  Спустившись с трапа, красная машина начала громко гудеть, из под её задней части заструился дым, и она медленно поехала в сторону расставленных цилиндров, оставляя за собой ровную дорогу красного цвета. 

- Скорее каток, - отозвался Арктур.

 Выехав за ограждение, машина уперлась в пень, зубчатый валом закрутился и начал срезать древесину. Срезав пень под самое основание, она продолжила движение, сдвигая бревна на своем пути в бок. Так повторив весь маршрут человека в костюме, машина сделала дорогу, которой очертила ровную окружность, вернулась обратно в ограждение и встала рядом с кубом, который все это время производил какие-то длинные зеленые столбы.

  В это время черные прямоугольники пришли в движение и выехали на красное покрытие. Доехав до красного круга, они начали выстраиваться внутри него, вплотную прижимаясь боковыми сторонами друг к другу. Последний двадцать четвертый прямоугольник втиснулся между первым и двадцать третьим, замкнув круг из «гаражей». Послышалось какое-то урчание, и Руслан заметил, что прямоугольники еще плотнее прижались друг к другу выравниваясь, их крыши постепенно образовали одну плоскость, затем они буквально срослись между собой, образовав единое сооружение, похожее на гигантский черный бублик. Колеса под каждым сегментом сооружения вдруг быстро закрутились, закапываясь вглубь почвы, и вся конструкция плавно опустилась на землю, впритык притиснувшись к красной дороге.

- У меня такое ощущение, как будто я в кинотеатре, - произнес Руслан.
- Да, парниша, я тоже в это не верю! – согласился заключенный сзади от него.

   Тем временем красная машина подвезла к «бублику» один из зеленых столбов, который она самостоятельно закрепила к зубчатому валу впереди себя. Развернувшись задом к сооружению, машина привела столб в вертикальное положение и поставила его на землю, он тут же «ожил» и стал превращаться в нечто похожее на дерево. От нижней части начали отходить трубы или шланги, похожие на корни, они углублялись в почву; с верхней частью трубы стали происходить ещё более удивительные метаморфозы: её поверхность стали усеивать многочисленные штыри, на которых появлялись круглые зеленые пластины-локаторы.
 
 К арестантам подошел человек в костюме, который ходил по просеке с чемоданом, окинув всех бесстрастным взглядом, он поздоровался:
- Здравствуйте, меня зовут Аркаан. Всем вам выпала честь первыми испытать эти дома, - незнакомец показал на округлую с вертикальными желобами стену «бублика», - сейчас я проведу вас внутрь. Там есть все, что нужно для полноценной жизни любого человека.
- Эта… эта хреновина, жилой дом?! – удивленно воскликнул Арктур.
- Разговорчики, заключенный! – строго оборвал его сержант, который стоял рядом.
- Ничего, пусть спрашивает, - обратился Аркаан к надзирателю. 
- И долго мы будем в нем жить? – продолжил Жидкевич.
- Месяц, - ответил человек в костюме, - это совершенно безопасно, кроме того, даже полезно для вашего здоровья. Пойдемте внутрь, я все покажу и объясню.

  Они пошли за незнакомцем к черной стене, Руслан наклонился и потрогал красное покрытие – жесткое немного шершавое.
- Это не похоже ни на бетон, ни на асфальт, - обратился он к человеку в кастюме, - что это?
- Пеноуслат, - ответил Аркаан с сильным птичьим акцентом, и добавил, - ученые совсем недавно его синтезировали, здесь он испытывается тоже впервые.
- А это металл? – Арктур провел ладонью по поверхности черной стены, она была идеально ровной как стекло.
- Нет, материал близок по составу к хитину, из которого состоят тела насекомых, - пояснил незнакомец, он достал их кармана маленький предмет похожий на брелок и нажал на него.
 
   Часть стены перед ними, которая когда-то была задней стенкой самодвижущего прямоугольника, начала быстро подниматься вверх, заезжая на крышу. Внутри было помещение со светлыми стенами, площадью примерно двадцать квадратных метров. Звеня цепями, заключенные, следом за Аркааном зашли внутрь, надзиратели остались снаружи.

  Судя по размерам помещения, оно было составлено из двух или даже трех самодвижущихся прямоугольников. Стены были такими же гладкими, как и с наружи и отличались от наружного материала только цветом. Здесь не было ничего, ни перегородок, ни окон, ни полок, ни какого намека на мебели или технику - абсолютно белые стены, пол и потолок, казалось, что они светятся мягким светом. Акаан повернулся лицом к стене рядом с входом, приложил свою ладонь к её поверхности, на стене высветился квадрат.
- Диван для всех и кресло для меня, – произнес он, и из нижних частей двух противоположных стен стали выдуваться длинный белый диван и кресло такого же цвета.
- Присаживайтесь, - предложил Аркаан, садясь на кресло.
 
  Заключенные уселись на диван, который как раз рассчитан на восьмерых. Руслан отметил, что хотя на вид поверхность дивана не отличалась от материала стены, но оно было мягким и податливым, как кожа. После сидения только на жестких нарах, пнях и земле, мягкая комфортность дивана показалась заключенным какой-то приторной.

- Это квартира, в которой в скором будущем будет жить каждый советский гражданин, - без эмоций изрек незнакомец, небрежно обводя рукой помещение, - вы станете первыми, кто испытает её совершенство. Вы месяц будите жить в таком помещении, питаться специальной смесью и дышать воздухом, который компьютер специально будет приготавливать индивидуально для каждого из вас, учитывая здоровье и физическое состояние организма.
- Это что ж санаторий? – спросил один из заключенных.
- Называйте это как хотите, но то что вы, несомненно, поправите здесь своё здоровье это, верно. Итак, в этом помещении остаётесь вы, - Аркаан встал и указал на заключенного, задавшего вопрос, - подойдите сюда и приложите свою ладонь рядом с моей.
 
  Незнакомец снова приложил руку к стене, как и прежде, на её поверхности высветился квадрат. Заключенный, на которого указывал Аркаан, подошел и приложил свою ладонь рядом.

- Сейчас компьютер по линии руки, рисунку глаза и тембру голоса запомнит нового жильца, - комментировал происходящее человек в костюме, - произнесите Ваше имя и фамилию. 
- Петров Иван.
- Товарищ Петров, теперь это Ваша квартира, - заверил Аркаан, - поздравляю Вас.

  На квадрате появилась надпись, заключенный прочитал её:
- Товарищ Петром, Вам необходимо незамедлительно принять питательную смесь!

  В стене открылась небольшая ниша, из которой незнакомец вынул гибкую трубку и протянул её Ивану.
- Возьмите её конец в рот, - приказал Аркаан.
 Заключенный взял в руки трубку и, нахмурившись, начал её рассматривать, не решаясь подчиниться.

- Ох, и не нравиться мне все это! – тихо шепнул Жидкевич Руслану.
- Почему, товарищ?! – человек в костюме услышал реплику Арктура, - Вас, конечно, пока пугает незнакомая техника. Но Вы быстро привыкните к ней, и вскоре будете ещё удивляться, как люди обходились без этого.
- Я это… гражданин начальник, я это… не голоден! – Иван протянул шланг обратно.
- Петров, делай что приказано! – гаркнул сержант, который наблюдал за всем происходящим через открытую дверь.
     Заключенный сморщил лицо, послушно вставил конец шланга в рот и, не жуя начал что-то глотать.
- А чё, вкусно! – сообщил Иван, после того как проглотил все, что вылезло из шланга.
- Это не только вкусно, но и очень полезно, - заверил незнакомец, - делайте все, что будет написано на этом квадрате, если будут какие-то вопросы, приложите ладонь и спросите, компьютер ответит.
- А мы пойдем других товарищей размещать, - Аркаан кивнул остальным заключенным, призывая их к выходу.
- Гражданин начальник, можно обратиться? – спросил Жидкевич у человека в костюме, когда они подошли к следующему сегменту «бублика-дома».
- Спрашивайте, товарищ, - разрешил тот.
- Можно жить в такой квартире вдвоем? А то мы как-то не привыкли к одиночке!
- Да, это возможно, товарищ.


(Продолжение здесь http://www.proza.ru:8004/2003/02/25-32