В Первый День

 ... что может быть красивее,
Чем сидеть на облаке и, свесив ножки вниз,
Друг друга называть по имени?
                Високосный год


Они умирали один за другим. Одни - безмолвно, с остановившимся взглядом, в оцепенении; другие кричали, бились в истерических судорогах, цепляясь за окружающее, словно пытаясь забрать с собой все, до чего могли еще дотянуться. К вечеру и они затихли.

На следующий день он обходил лежащие в беспорядке тела и бесстрастно размышлял, стоит ли ему похоронить их каждого по отдельности или можно и в общей могиле. Теперь, наверное, можно? Все равно некому навещать их могилы.

Еще вчера у него было имя, подумалось ему. Куда оно делось теперь? Теперь его просто нет. Незачем. Имя нужно тогда, когда есть кто-то, кто будет звать тебя им. Вчера один из последних умиравших…  женщина... (хотя теперь уже непонятно, какая разница между ними, все равно все умерли, и мужчины и женщины… завтра он сам не будет помнить, мужчина он или женщина…), так вот, эта женщина, подняв на него воспаленные глаза, назвала его по имени и куда-то позвала, позвала с собой. Непонятно, куда – ведь она умирала. Она прошептала: «Пойдем со мной, любимый! Не оставляй меня, я не хочу расставаться с тобой…». Вероятно, она бредила, потому что через минуту умерла, отдав свои силы последнему движению – похоже, она пыталась протянуть к нему руку.

Поэтому теперь ему имя не нужно и больше никогда не понадобится.

Он похоронил их всех. Много ли времени это заняло? Он не знал. Время теперь тоже не имело значения. Может быть, это заняло у него день, а может, неделю. Или больше?

Первой он все-таки похоронил ее. Ее - последнюю, назвавшую его по имени. Почему? Он не знал, но что-то заставило его сделать так.

Он похоронил ее отдельно, под деревом, цветшим большими белыми цветами. Названия дерева он уже тоже не помнил, но цветы его пахли очень знакомо.

С остальными он не стал возиться, а просто выкопал для них одну огромную яму. Закопав, он подумал, не написать ли что-нибудь на могиле. Но он не смог вспомнить ни одной буквы своего языка и отказался от этой мысли. Все равно некому будет читать эту надпись.

Завершив дело, он стал жить один. Яркий светлый шар регулярно поднимался и опускался над его головой, а дерево, цветшее большими белыми цветами, покрылось небольшими зелеными твердыми шариками. Шарики увеличивались в размерах и изменялись в цвете – они стали желтыми. Откусив от одного шарика, он почувствовал приятные ощущения во рту. Он еще помнил – они выросли там, где он похоронил ее  –  последнюю, назвавшую его по имени.

Цветение дерева сменялось появлением желтых шариков, и однажды он почувствовал, что ему тоже надо уходить. Когда-то она, назвавшая его по имени, звала его за собой. Что ж, он пойдет за ней.

Но прежде, чувствовал он, ему надо сделать еще одно важное дело – последнее. Он должен был оставить память о себе, о ней, о дереве, цветущем большими белыми цветами, о них, которых он уже не помнил. Он знал, как сделать это.

Он знал, как сотворять по образу и подобию.

С ним было Слово, и это было Имя, которым она назвала его.

Он начал творить.

Сначала он сотворил землю…