Стукачка

Безъязыкое радио пыльным голосом вещает о том, что случается в пампасах Центральной Африки:
- Где-то в далёкой Уганде...
Правда, полной уверенности относительно наличия пампасов в указанном месте у нас нет, но так произнёс радио-комитет. Звереют угли тропической жары и кипят болотные топи. Красным по белому. Кровавым поносом по голубоватой белизне вывороченных сухожилий пишется эпидемическая хроника «фрамбезии», иже с ним тропического сифилиса. Чёрные тела лежат на пересушенных, постепенно рассыпающихся в пыль, бамбуковых соломках. Дремлет марево, от которого слипаются веки, и язык медленно прилипает к гортани...Так шепчет радио, брезгливо смущая Леночку подробностями Африканских смертей. Она прикладывает ухо к холодным металлическим рёбрам «Панасоника». Чёрный приёмник, блестя антенной иглой, рассказывает ей, что...
- Слышен свист и конвульсии судорожного воздуха, убегающего от ещё неосязаемых пропеллеров военного вертолёта. Зелёная туша висит в воздухе над Африканским посёлком, тенью прижимая марево болотных испарений к земле. Тихо распространяется европейский аромат лекарств среди всеобщего гниения. Внутривенное проникновение иглы оказывается нежным укусом, от которого бледные микробы рассыпаются на молекулы.
- Что, Ленка, папуасов жалеешь? – спрашивает мать.
Ленка молчит.
У неё от рождения «мёртвый язык», и за одиннадцать лет своей очаровательной жизни она не произнесла ни одного слова. Её язык - шершавый и толстый, солёной сарделькой прячется за сжатыми зубами и улыбкой.

Во дворе Ленку дразнят «Му-мой», но любят за то, что она умеет хранить секреты... А отец называет её «Рыбкой»... Звук его сокровенных рассказов проникает в мембрану её пушистого уха, чтобы навсегда остаться в сейфе детской памяти. Входит, чтобы оставаться в подкорке её мозга вечно.
Карина Васильевна, Ленкина мама, часто сердится на её отца.
Причиной тому – его молчание.
- Немтырь, одолжи мне плоскогубцы? Ну, чего молчишь-то? Из тебя слова, видно, клещами надо тащить.
Отцовский голос в доме звучит крайне редко.
- От таких молчунов даже дети немые родятся...
Ленка стучит по краю обеденного стола косточкой указательного пальца. Длинные удары и короткие стуки. Для мамы – это просто нервный звук. Просто суетливый молоточек где-то вдали.
А отец, шершавой подушечкой безымянного пальца, дотрагивается до трёх золотых погонных звёздочек в углублении широкой ключицы. Полковничьи звёздочки прячутся там, под зеленоватым сатином докторского халата.
Ленке всегда смешно, как отец одевается. Китель и штаны с лампасами, а сверху халат. Иногда белый, иногда зелёный. В прихожей висит шинель, а из кармана торчит фонендоскоп.
- Да, я, Каринка, виноват! Сознаюсь тебе без плоскогубцев, - отец по-кошачьи улыбается, растягивая гладко-выбритую кожу вокруг рта.
Он понимает тайный язык чередования точек и тире... Он сам учил своё беззвучное дитя Азбуке Морзе.
- Стук-стук... – понимает он, - скажи маме, что слова – это мусор! – просит девочка...

Ленка знает, что отец вовсе не молчун, просто не всякому уху дозволенно слышать его слова. Вернее сказать - никаким ушам не дозволенно!
- А у нас с тобой, Рыбка моя, секрет будет, - отец подбирает глазную влажность запястьем искривлённой кисти руки и говорит Ленке:
- Это я матери сказал, что еду на Дальний Восток... Но тебе скажу, всё как есть...Чёрно-красное слово «Уганда» вылезло из глубин «Панасоника» и поселилось совсем близко от Леночки, односекундно став важным близким и страшным.
- Знаешь, Рыбка, у нас вывели новую вакцину против этой дряни, - полковник Ковалько прячет своё лицо во фланелевый воротник детской пижамы и шёпотом доверяет дочери Государственные тайны своей души.
Вместо вечерней сказки.
Леночка думает о каких-то испытуемых, которые после «Папиных уколов» уснули навсегда. О новом диване, который завёлся у них в зале, когда полковник Ковалько вывел свою вакцину и ему дали премию.
- А ведь раньше, как было, девочка... Кололи... Кололи, по полтора года бывало, лечили... А нынче - раз! Три инъекции под лопатку и ты свободен. Хоть год среди больных ходить будешь, а не заболеешь...
- И тебе поможет? - стук вопроса рождает ответ «Нет».
Леночка засыпает.
- Завтра уеду, - говорит он, трепетно поправляя детское одеяло.

Отец всегда исчезал из дома внезапно, лишая семейство радости от упаковывания «папиных чемоданов» и трепетного Вокзального волнения. Через призму двойной оконной рамы Ленка видела военный лимузин, подкативший к подъезду. Видела бронированную дверцу и красный лампас на знакомой штанине. Искривлённая отцова кисть, прикладывается к краешку полотняной медицинской шапочки. Леночка замечает внутри машины холодное лицо дяди Жени, папиного ассистента.
Автомобиль уехал без звука. Для полного воссоздания атмосферы немого кино не хватало только звука умирающего рояля, страдающего на холодном дереве сцены в пустом кинотеатре.

Девочка видела, как два кожаных человека со стальным чемоданом в руках зашли в их подъезд. Фанерная дверь шумно ударилась об свой косяк.
Шаги.
Люди с чемоданом поднимаются вверх.
Звенит невидимая связка ключей, вынутая из свежевыделанного свиного кармана.
- Дверь той квартиры, что рядом открылась... И кожаные граждане начали переговариваться в соседней квартире. Странно, странно. Там уже полгода, как никто не живёт.
- Новые жильцы? Бог с ними с этими жильцами... Свято место - пусто не бывает...
Когда отец уезжал, то девочка теряла собеседника и тихо стучала в холодную бетонную твердь, обдумывая события своей жизни.
- Уехал... – детские пальцы докладывают стене сокровенное.
- Тук...-Тук-тук... – Стена молча вбирает в себя её жалобы.

В элитном техническом лицее, куда определил её отец, Ленкиного «мёртвого языка», почти не замечали.
- Радиотехника и микросхемы, куда не плюнь...
Даже уборщица тётя Катя, подтирающая плевки молодого человечества, прозвана лицеистами «радисткой Кэт». Понимает морзянку и при желании может прочитать солидный доклад на тему : «О становлении партизанского движения в Белоруссии во время второй Мировой Войны».
Может также, отстучать его со скоростью сто двадцать знаков в минуту. Так быстрее...
Отец говорил Ленке :
- Учись на программиста и не будешь зависеть от своего вынужденного молчания. Никогда! Говорить научатся пальцы. В совершенстве. И вообще :
- Когда человеку есть что сказать людям, то всегда найдётся какой-нибудь способ высказаться...

Леночка возвращается домой из лицея. В подъезде мрачно и неуютно от нависающей сырости. Тук-тук. Чёрные лакированные туфли переступают со ступеньки на ступеньку. Подъезд затаился и замер, впереди слегка блестят акульи зубы ребристых батарей. Маленькое окошко под потолком испускает свет, от которого едва оживают тёмные ужасы многоэтажки. Облупившаяся кожа масляной краски висит неровными клочьями.
- Подъезды, как змеи, меняют кожу, но делают это только один раз в пять лет...
Под Ленкиным носом вспыхивает чья-то жгучая зажигалка. Кремниевое колёсико делает один резкий оборот, выпуская пламя высотой в добрых двадцать сантиметров. Пластиковый прямоугольник зажат в чьей-то тёмной руке и из тёмноты лыбиться оранжевое прыщавое лицо.
- Эй, Му-му, ты целоваться умеешь? – Четыре руки хватают сзади Ленкины локти. Зажигалочные блики на лице гаснут и чей-то холодный змеистый язык лезет в Ленкин рот и там крутится. Уроды весело ржут за её спиной:
- Ну как, Сивушок, возбуждает? – Парень на секунду отрывается от своей жертвы :
- Классно! У неё язык такой твёрдый, как бревно... – Слюнявая пиявка напрягается, оставляя бардовый след на её шее. Девочка вздрагивает и перебирает ногами, чувствуя как тяжёлые ступни прижимают её туфли к полу.
- Стягивай с неё колготки, дубина... Ну-ка! Проверим нашу щёлочку...
- Смотри пальцы глубоко не толкай, сам знаешь, какой у неё папаша... Пауки вскоре убегают, вдоволь наигравшись беззвучной мухой. Она вяло плетётся домой. Нога за ногу, еле-еле... Матери ничего не сообщит.
- Та начнёт кричать! (не на Леночку, конечно...) Спрашивая совета, она позвонит всем своим знакомым, потом заставит Леночку писать «как дело было». Со всеми подробностями.

Отца не было в доме уже полторы недели и никаких вестей от него тоже не было. Мать волновалась, читая новости Дальнее-Восточного региона...
- Слышь, Ленка, там опять горячую воду отключили? Поди отец-то немытый приедет...
Ленка тайно слушала Би-би-си и её душил страх от того, что бледный вирус спиралью вкрутится в отцову плоть и через двадцать минут, после соприкосновения с кожей окажется в клетках его глазного дна и в печени...
- По возвращении в Москву отца запрут в карантин, его кожа пожелтеет и сморщится, станет сухонькой оболочкой старинной мумии, - девочка решила, что лучше вовсе не думать об этом и начала смотреть на мелкие бледные хлопья липнущие к оконному стеклу снаружи, со стороны улицы.
- Ухеду! ухеду... – слово из Египетских папирусов Эберса, там существует упоминание о недуге именуемом «уведу»...
- Ухеду? – это слово напоминает Ленке отцовское слово «Уеду» и она беззвучно плачет.
Вздрагивают хрупкие плечики...

Вечером к ним с мамой приходят гости, жёны папиных друзей и их дети : Павлик, по кличке Ихтиандр и ещё «дядь-Женина дочка» Валя. Леночке весело.Павлик протягивает ей свою лягушачью ладошку, у него от рождения замечательные перепонки между пальцев : мягкая чешуйчатая замша, которая слегка блестит в электрическом свете.
- Ленка и Валька, я теперь в бассейн хожу! Целых семь минут под водой плавал...
- Врёшь! – говорит Валя, - пять минут без воздуха – Мировой рекорд.
- Не веришь, мамку спроси! Она сама видела. Тренер говорит, что если мне плавательный костюм купить, то мне на соревнованиях «цены не будет».
- А костюм зачем?
- Как зачем? Известное дело... Чтобы чешую на спине не видно было! Вот зачем!
Валя меланхолично крутит обручи, приделанные к колёсам инвалидного кресла. Взад-вперёд.
- Ленка! У тебя, может, музыка какая есть? Заводи шарманку...
В прошлом году, когда в Испании неожиданно вспыхнула эпидемия «болезни Легионеров», у полковника Ковалько, приключилась командировка в «Татарстан».
...Из страстных цифровых объятий CD выскакивает буйная испанская музыка.. Открыв ящик  стола, Ленка вынимает кастаньеты :
- У-лю-бви,-как-у-пта-шки-кры-лья! – Её талия прогибается под звуками известной арии, выбивая быстрое «тра-та-та!» в стиле дедушки Самюэля Морзе...
Ленка знает, что ей страшно повезло. Она родилась через год, после того как отец начал работать в своём Загадочном институте. Его жизнь – это суета среди банок с бациллами и спорами вирусов. Выращивание поросли чудодейственных панацее от различных недугов. Недуги из вирусов, вирусы из банок, банки из стекла. Они легко падают на пол, разбиваются, разрешая микро-панацеям разбредаться во все стороны стерильной лаборатории.
Эксперименты, о которых никто не знает...
Младший брат Павлика родился бесчувственным телом, начисто лишённым коры головного мозга. В возрасте трёх лет от роду он некрасиво мычал и мазал слюнями свои погремушки.
Потом его перестали носить на семейные посиделки и Леночка не решалась написать на бумажке вопрос :
- Почему?

Тихо и темно в Леночкиной спальной. Глаза плюшевого медведя блестят на-подобии янтарной крошки - это особенно странно в полной темноте.
- Ах да, фонарь за окном... И снег...
Медузы зимних узоров на толстом стекле двойной рамы расплываются и быстро замерзают.
Леночка жалуется бетонной стене. Стучит на жлобов из подворотни, которые тискают её почти каждый день. Там. Страшное место между вторым и третьим этажом, возле батареи.
- Ненавижу ребристые батареи. Ненавижу дебилов с зажигалками в руках... – Она рассказывает про оранжевое лицо, придавленные башмаки и свои сдёрнутые колготки...Колготки, блин...
Телефонная трубка поёт мелодию, стилизованную под «Джингл-Белл». Странно брать в её руки, если ты не можешь ответить.
- Рыбка моя, я уже в аэропорту... Лечу домой...
– Девочка тихо бьёт пальчиком в мембрану, выражая таким образом,  свою искреннюю радость.

Наступает завтра.
- Почему кожаные граждане выскочили из соседней квартиры и бьют гопников? Чёрные куртки с вырванными наружу оранжевыми потрохами трещат, теряя рукава... Чья-то голова вдавливается в металлический почтовый ящик. Привет газетам! «Правда» навсегда останется внутри...
Нож-выкидуха летит вниз, лезвием царапая ступени.
Визг.
Сломана злая рука...
Леночка спокойно поднимается к себе домой, думая на тему :
- Всё-таки хорошо, что за этим миром кто-то наблюдает...