Отторжение

               
Анализатор времени подсказал, что до начала дежурства осталось тридцать шесть с половиной минут - ровно столько, чтобы добраться до Космопорта. Профессор активизировался. Всё тот же отсек, всё то же отделение, всё та же работа. 
За стеной корпуса не был слышен надоедливый шум дождя, так мешавший ему на улице.

Размеренно двигаясь по освещённому в любое время суток коридору, Профессор тестировал своё состояние. С чего бы это ему вдруг вспомнилась скука? Совершенно бесполезное чувство... А недавно он ни с того ни с сего впал в тоску! Как сопливый меланхолик... И сейчас...

Ничем не подтверждённое ощущение надвигающейся опасности, предчувствие неотвратимой беды овладело им. Его сознание ждало неведомой катастрофы, но ни один анализатор состояния окружающей среды не подтвердил его ожиданий. Вот оно - противоречие между старым, допотопным человеческим разумом и суперсовременным обеспечением его жизнедеятельности!

Ничего нештатного здесь, в здании Охраны, произойти не может, а ждать того, чего не будет - бессмысленно... Профессор приказал себе рационализировать мышление и тут же вздрогнул от неожиданности: перед восемьдесят шестым отсеком не было караула! А за такое, согласно Уставу охранного отделения... Профессор не успел додумать, что полагается за нарушение устава, потому что заметил предмет, лежащий перед дверью отсека. Мощная вспышка света сложного спектрального состава и ритмически повторяющейся импульсации ударила по его светоанализаторам. Разум Профессора погас...

- Надолго? - спросила тень за его спиной.
- Торопись, у нас полторы минуты, - ответила вторая тень.
- А говорили, что этот генерал охранников неуязвим... Груда железа! Человеческие мозги - вот сила!
- Хватит болтать! Мозги-то у него как раз человеческие!
               
                ***

Профессор продолжил движение, которое он не закончил полторы минуты назад. Впрочем, он не помнил, что происходило в течение последних минуты сорока секунд, поэтому не удивился исчезновению ярко вспыхнувшего предмета у себя под ногами. Он о нём не знал.
Заглянув в коридор отсека и никого там не обнаружив, Профессор послал информацию об отсутствии караула на Пульт, запер дверь и направился к лифту.


Профессор вышел из корпуса. Попадавшиеся навстречу полицейские старательно отдавали честь и долго провожали его восхищёнными, завистливыми или уважительными взглядами.

Дождь, согласно утреннему расписанию, перестал. Профессор включил двигатели, поднялся на высоту сорокового этажа и полетел в сторону Космопорта. Раз в три месяца он дежурил в управлении охраны Космопорта.

Приняв дежурство, Профессор сверил своё время со служебным. Странно, но его время ровно на полторы минуты отстало от времени Системы! Профессор внёс поправку и запланировал по окончании дежурства протестироваться у техников.

Полночь... Половина первого... Час ночи... Всё спокойно на задворках Общества, в "народных" домах  и "народных" притонах Города. Спокойно? Разум Профессора под титановой бронёй вздрогнул второй раз за последние полсуток. Сознание встрепенулось, активизировав все анализаторы. Он ощутил короткую вибрацию, скользнувшую по охраняемым объектам. Эпицентр возмущения располагался вне пределов компетенции Профессора, и никакой опасности для охраняемых им зданий не представлял. Зарегистрировав параметры вибрации, Профессор нормализовал отклонения микротоков в своей центральной нервной системе, вызванные ощущением беспокойства. Но подсознательное чувство ожидания беды осталось. Интуитивное, как сказал бы Профессор во времена, когда он был стопроцентным человеком...

Ощущение, что опасное и непоправимое уже произошло, не покидало его...

В пять Центральный компьютер включил в городе утренний свет. Город заворочался в полусне, комкая миллионы одеял, начал просыпаться. Где-то пронзительно заорали кристаллайзеры, перемешивая мелодию суперхита новой виртодивы с хрипом ненастроенного синтезатора. На какой только свалке нашли этот анахронизм? Завыли скоростные лифты в жилых небоскрёбах, запахло с чьей-то кухни подгоревшим синтетическим белком...

Пять часов... Профессор сравнил своё время с временем Системы – отклонений нет.
В шесть дежурство закончилось. С препаскуднейшим настроением Профессор набрал высоту и понёсся к зданию Охраны.

Подлетая к административному блоку, Профессор с беспокойством наблюдал безлюдные улицы и упрекал себя за содействие в недалёком прошлом принятию закона о запрещении движения воздушного личного транспорта между административными зданиями. Не так уж здесь, похоже, и перегружено.

Странное беспокойство нарастало и превращалось в лёгкий страх. Профессор максимально задействовал анализаторы и, естественно, убедился, что все параметры находятся в допустимых пределах. Да и что, собственно, мог бояться двухсоткилограммовый титановый робот?

Профессор приближался к району расположения здания Охраны. По улицам спешили на работу люди, их потоки сливались в ручейки, стекались в реки... Нет, они спешили не на работу, понял Профессор. Он увидел громадную толпу у здания Охраны. У изуродованного здания Охраны. Главное здание Охранного Отделения Города было взорвано, серединой провалилось внутрь, а остатки стен  уродливо торчали вверх старинным амфитеатром.

Гудела толпа, то ли с удивлением, то ли с восторгом удовольствия. В прохладе запрограммированного солнечного утра туда-сюда метались надоедливые репортёры. Искусственный ливень загасил пожар сразу же после взрыва, а теперь редкие капли слепого дождя шипели на тлеющих углях взорванного здания. Смердел запах горелого пластика. С противным свистом урчал геликоптер начальства.

Хаос информации хлынул через рецепторы в сознание Профессора, очнувшегося после секундного размыкания цепей. Он стоял посреди улицы, люди с опаской обходили его, стараясь не касаться холодного металла робота. Как он опустился на землю, как отключил двигатели - Профессор не помнил. "А обещали, что память будет работать даже при повреждении всех систем жизнеобеспечения тела, что сознание будет независимо от этой груды металла!" - расстроился Профессор, но утешил себя, что автоматика сработала хорошо хотя бы в том, что не дала ему грохнуться с высоты, а обеспечила мягкое приземление на  участок земли, свободный от людей.

В памяти Профессора всплыла мощная вспышка над пожарищем. Без сомнения, это была случайная вспышка - скорее всего, отражение от крупного осколка оконного стекла... Но после этой вспышки наступил провал в памяти... Профессору показалось, что и в коридоре Охраны, когда он уходил на дежурство, тоже что-то вспыхнуло... Но светоанализаторы не дали информации на файлы, и подтверждений предположениям не было.
Профессор двинулся к урчащему геликоптеру. Сотрудник Охраны вытянулся перед ним, вскинул руку к виску.

Профессор прошёл мимо посторонившегося охранника через заграждения и очутился среди суетящихся репортёров бульварных листков и операторов телестудий окраин, выискивающих в несчастьях людей любопытные факты, подобно тому, как когда-то вороны искали на вонючих помойках протухшие куски себе на пропитание. Директор позировал перед камерами и делился разными "эксклюзивными" банальностями типа: "Сделаем всё возможное... Установлена политическая принадлежность террористов к сепаратистскому движению..." и "В кратчайший срок здание будет восстановлено". Увидев Профессора, Директор махнул ему рукой и покинул репортёров.

Двигатели геликоптера заурчали громче, унося Директора и Профессора в загородный штаб Охраны.

Профессор молча сидел в кресле второго пилота, глядел на доску приборов: туда-сюда, туда-сюда метались красные и зелёные полоски индикаторов. На развороте искусственное солнце мощно полыхнуло сквозь прозрачный пластик кабины, ударив в глаза пилоту и пассажирам. И вновь память Профессора на секунду выключилась. Как выключилась она в момент, когда репортёры у догоравшего здания Охраны начали "расстреливать" его своими фотовспышками. Эти вспышки почему-то стали причинять Профессору довольно значительную боль, которую он старательно скрывал. О чём он?! На Компьютере наверняка давно уже всё поняли.

Профессор молчал. Молчал во время полёта, молчал, когда шёл с Директором по гравиевой дорожке, молчал, когда зашёл в его кабинет. И только после того, как Директор сел за рабочий стол и принял деловой вид, спросил:
- Что вы планируете?
- Дела плохи.
 Директор старался не смотреть на Профессора.
- По информации Главного Компьютера, вы допустили вторжение чужаков в здание Охраны, в восемьдесят шестой отсек. Террористов не найдут, это ясно. В муравейнике Города спрятаться даже легче, чем это кажется. А потому как террористов не найдут, будет крупное разбирательство. Мы попытаемся предпринять всё возможное, но вы знаете, что нам сейчас, в отличие от террористов, чрезвычайно трудно сделать что-либо тайно. И если общественность узнает всю кухню Особого Патруля, который охраняет Город уже три года в обход закона о запрещении воздействия на человеческое сознание, начнётся такое...

Директор с сожалением взглянул на Профессора. Он относился к нему как к человеку, потому что знал Профессора давно, ещё тогда, когда тот был на самом деле человеком.

Профессор стоял у окна, сложив руки на груди. Упёршись пластиковым подбородком в титановую грудь, смотрел на полоски дождевых капель на стекле.
Плановый утренний дождь. Люди разошлись по работам, время мыть город. А дождь как настоящий! Помнится, в детстве... Эмоции! Опять ненужные эмоции!

"Странно, - подумал Директор, - что его глаза выражают эмоции... Хотя, в принципе, это правильно. Ведь глаза - зеркало души, которая является составной частью личности. А ведь именно личность мы смогли вывести из умирающего тела и поместить в искусственную оболочку... Какие глаза! - одёрнул себя Директор. - Не глаза - светоанализаторы!"

Девять пятнадцать. Ежедневный пятнадцатиминутный второй  утренний дождь кончился. Солнце мелкой рябью бликов преломилось в каплях на стекле, ударило по светоанализаторам Профессора. Боль мелкой дрожью прошлась по искусственному телу.

Только его тело заботило Профессора в последние сутки. Оно ощутимо потяжелело за это время. Профессор постоянно ощущал сверлящую боль в руках и ногах, а голова наполнялась пустым и бессмысленным гудением и звоном. Хотя, как это могло быть! Ведь в его тело изначально не были вмонтированы болевые рецепторы!

Вероятно, его сознание отторгает искусственное вместилище подобно тому, как в стародавние времена организм отторгал пересаженные в него чужие органы.

Как быстро он выходит из строя! 
Смерть подходит тихо, почти  незаметно. Но теперь, когда Профессор встретился с ней лицом к лицу, он вдруг обрёл успокоение.

"Вот она какая, Смерть моя, - подумал Профессор, - спокойная. Как в старые времена. Сейчас ведь никто не уходит спокойно. У всех масса незаконченных дел на земле. А у меня? У меня все спешные дела закончились тогда... в тот день, когда умерло моё настоящее, живое тело..."
Профессору стало жутко.

Что в тот день плёл газетчикам Директор?
- Мы говорим только о гипотезе, начинающей принимать осязаемые очертания. И мне, точнее - нам, кажется, что человеческая личность сможет продолжить существование в искусственной оболочке.

А он, "гипотеза во плоти", слушал враньё Директора.

Неожиданно всё тело Профессора пронзил острый приступ боли, но тут же боль успокоилась, тепло разлилось по рукам и ногам... Как тепло может разлиться по не обогреваемым бескровным титановым конечностям? Нет, это сознание вспоминает своё старое дряхлое тело из мышц и костей...

Его разум жил в искусственной оболочке? Человеческое сознание - в искусственном вместилище? И чьи же тогда были ощущения - тела или сознания? Чьи эмоции? Чьё счастье? Эмоции, счастье... А что такое счастье?

                ***

Тело Профессора, тело двухметрового титаново-синтетического робота, созданного по последнему слову роботехники, уже осело на пол металлической грудой, а сознание всё ещё цеплялось за искусственные оболочки, как за соломинку... Через мгновение соломинка сломалась, и нечто, называемое людьми душой, окончательно покинуло своё неестественное вместилище.
Скользя из бронированного отсека, в котором, на всякий случай, изолировали умирающего человекоробота, через соседнюю комнату, сплошь уставленную мониторами, она услышала:
- Всё, что ли?
- По телеметрии всё. Но что-то...