Тишина бездействия

           Юрча
    ТИШИНА БЕЗДЕЙСТВИЯ 
               

    
     Есть особый мир, в котором человек как бы и не требуется. Хотя этот мир - создан человеком,  принадлежит человеку и, на первый взгляд, находится в его безраздельном подчинении.

     Ночью была  суета, но я не понял, из-за чего. А когда
рассвет окрасил бесцветными тенями площадь моего взгляда, я
увидел Ее. Еще вчера ее не было, и я безвольно находился в
привычной смене рабочего сумбура и тишины вселенского
бездействия.

     А она оказалась совсем непохожей на остальных: мечущихся, говорящих, продающих и покупающих. Ее грациозная фигура, ее чистый девичий взгляд привлекали внамание мужчин, и я томился ревностью. Но на нее смотрели и женщины, пораженные безукоризненным вкусом, с которым она была одета. Я уже знал ее имя, и с прежде никогда не исытываемым ликованием повторял: "Марфа, Марфуша, Марфочка, Марфеныш..." Да, ее звали Марфа. Это имя мне казалось синонимом чистоты и  добродетели. Арфа, амфора, амор, морфей - сладостно звенели струны моей души.

     Какое невыразимое счастье, что мы работаем совсем рядом. Она - в отделе женского платья, а я - мужского. Когда-нибудь я наберусь смелости и подойду к ней. А там - будь что будет.

     Интересно, думает ли она обо мне? Знает ли, что меня зовут Гера? Правда, я не пытался привлечь ее внимание ни единым словом, ни единым жестом. Наверное, из-за природной скромности, даже, можно сказать, скованности. Просто, не каждый может вести себя по-хамски.

     Будто подслушав мои мысли, появился этот несносный тип.
Он ступал по отделу женского платья неспешным шагом хозяина. Я боялся его. Боялся его прихотей и претензий на звание кутюрье. Он пришел с новым платьем и - о ужас!  Остановился перед ней, перед моей Марфой...

     Он не просто прикоснулся к ней, нет! Это было гораздо
ужасней! Его руки властно легли на ее бедра, плавного изгиба
которых я не дерзал касаться в своих самых смелых мечтах. А
потом он резко задрал Марфе юбку, и нескромным взглядам всех
присутствующих открылись восхитительной стройности ножки,
ступни которых, мне казалось, недостоин целовать ни один мужчина.

     Ревность и гнев вошли в мое сердце и заставили победить
привычную робость. Я кинулся, чтобы покарать негодяя, но на
первом же шаге споткнулся и с громким треском упал, чувствуя, что проваливаюсь в никуда. Последнее, что я  увидел, как вздрогнул недостойный мой соперник, а Марфа, с презрением отстранившись от его преступных рук, будто  оттолкнувшись от извечной судьбы молодых и покорных, вслед за мной поплыла навстречу бессмертию. Она ударилась о цементный пол, и пластик ее осколков разлетелся по магазину, смешавшись с осколками меня.

     Какой-нибудь историк и поэт, узнав наши имена, - Гера и
Марфа, - смог бы написать эпитафию о том, что два манекена полюбили друг друга так же сильно, как Гермес и Афродита.  Нет, мы любили неизмеримо сильнее, потому что пожертвовали жизнью, чтобы быть вместе.