Сквозь территории из рассказов военного водителя

РОМАН ЯНУШЕВСКИЙ

Макс сначала мирно дремал на соседнем сидении, но почувствовав, что я притормаживаю, очнулся от сна, зевнул, медленно и нехотя растер ладонями лицо и принялся смотреть в свое окно. Там, чуть в стороне от блок-поста при въезде на территорию Палестинской автономии, окопалась палатка, накрытая дырчатой защитной тканью. Навстречу нам трепыхались джипы и грузовики, неуклюже выписывая зигзаги меж бетонных блоков-препятствий на дороге.

Стараясь ничего и никого не задеть своим грузовиком, я аккуратно вырулил между этих бетонад, не позволяющих машинам разогнаться и на скорости проскочить на «большую землю». Попутно меня просеял пристально-профессиональным взглядом усталый пограничник, крепко сжимающий автомат. Его эфод* с магазинами и фляжкой, застегнутый поверх благородной, сероватого цвета формы, выцвел от солнца. Парой взглядов пропесочили другие солдаты в камуфляжах, стоящие по ту сторону белесых бетонных укрытий в виде буквы «п», за которыми в случае атаки можно укрыться и вести огонь.

-Держись поближе к ребятам - сейчас мы въезжаем на территории.
-Я тут в первый раз. Это уже настоящие территории? - взглянул я на Макса.
-Ты смотри не врежься. - усмехнулся он и показал мне на зеркало, я еле-еле проезжал между плитами. - Да, так... - сделал Макс неопределенную гримасу и пожал плечами.

Потом, немного помолчав, добавил серьезно:
-Это не шетах алеф - зона полного контроля палестинцев, но нам все равно нельзя сюда заезжать, потому что опасно, и постреливают. Наподдай газу, препятствия закончились.

И трасса потянулась длинной танцующе-извилистой линией, проскальзывая меж россыпей серых камней и холмов, иногда от нетерпения прогрызая их насквозь. Машин здесь было мало, но время от времени мимо нас провывали легковушки и джипы. Я прилепился сзади к «Фрайтлайнеру» с армейскими номерами, такому же, как наш, за рулем которого сидел Димка Патлан с проводником Ромой, и время от времени украдкой бросал взгляды по сторонам. Ну и что, территории - и чем же они отличаются от остального Израиля? Да практически ничем. Те же рыже-седые холмы справа и далекие голубые иорданские горы слева. Точно такая же картина встречается южнее - в нашей части страны - около Мертвого моря. Интересно. И вот здесь кипят все страсти, здесь живет народ, так люто ненавидящий нас просто за то, что мы есть, и желающий скинуть нас в море?

-Макс, ты тут наверное бывал, когда Палестинской автономии и духу не было, да? Тогда можно было спокойно ездить в Хеврон и Бейт-Лехем. Сколько лет ты в стране?
-Много - двенадцать. Да, мы в девяносто пятом с отцом сюда приезжали - вон видишь указатель на Наблус, как раз туда. Ну что, цены пониже, и кучу всякой всячины можно приобрести. Кстати, палестинцы, которых пускали к нам работать, не помышляли тогда ни о каких государствах, они ехали в Израиль на заработки, и их с удовольствием принимали на работу - те пахали будь здоров и просили за свой труд немного.
-Ну, конечно, семью надо кормить, вот и ехали, а зачем им все эти войны, от войн все страдают. Это сейчас их молодежь настроили так, что та ненавидит Израиль. Отвлекают таким образом людей от проблем, дурят им головы. Арафату выгодно, чтобы народ его был голодный и злой, как собака на цепи, тогда его можно натравливать на кого угодно.
-Во-во. Ну ладно, ты за дорогой следи, давай - вон тебя обгоняет придурок какой-то. Ну куда он ломится - из ЗАГСа сбежал что ли?

Мелькнула табличка, предупреждающая о том, что мы приближаемся к Иордании, и спустя несколько минут слева от шоссе пошла государственная граница. На нашей стороне несколько рядов проволоки; на иорданской ее в два раза больше. А посредине - два высоких светлых забора, с густо оплетенной колючкой верхушкой. К ним вплотную прижимаясь со стороны Израиля - дорога для пограничных патрульных джипов. Я косил глазами влево, с любопытством разглядывая границу. В это время Димка оторвался и ушел далеко вперед, скрывшись за очередным поворотом. Спохватившись, я бросился набирать скорость, стараясь не превышать разрешенный нам максимум - восьмидесять километров в час, но мне все равно удавалось увидеть только хвост из легковушек, вьющихся за Диманом, и лишь иногда, когда дорога петляла не очень сильно, его грузовик.

Я столько слышал о территориях, о террористах, прячущихся в камнях, а потом выскакивающих из засады и расстреливающих проезжающие автомобили, убивая целые семьи. Странно, но при всем при этом, мне почему-то абсолютно не было страшно, скорее необычно. Пару раз нас миновали полицейские машины и военные джипы, и активность на встречной полосе прекратилась совсем. Наши с Димкой легковые хвосты рассосались - улетели куда-то вперед, мы остались одни.

Холмы по бокам трассы ее строители разрезали так, что были видны древние напластования, как годичные кольца у деревьев. Государственная граница бежала с нами наперегонки, то взлетая на холмики, то скатываясь в ложбинки. Где-то не очень далеко отсюда находилось Мертвое море с его полезной обволакивающей водой и солеными островками.

Справа - все одно и то же: невысокие холмики вблизи, за которыми незамеченным можно подобраться вплотную к шоссе, принести горе в чью-то семью и скрыться в этих каменных складках опять.

Чуть подросшие холмы, испещренные извилинами, босиком шли в сторону Израиля - к горизонту, и отсюда они напоминали мозг Иудейской пустыни.

Пару раз неподалеку от дороги мелькали отары грязных овец, выискивающих и жадно щиплющих остатки такой же тощей, как они сами,  рыжей травы, пробивающейся меж камней. Рядом с животными маячили бронзовые силуэты пастухов-арабов, внимательно разглядывающих наши грузовики, ладонью-козырком прикрывая глаза от яркого солнечного света. Но мы проезжали их, и снова оставались один-на-один с пустыней.

Я вспомнил, как на прошлой неделе неподалеку от Калькилии террористы, разрезав решетку, проникли через канализационный лабиринт на нашу территорию, и на скоростной магистрали расстреляли легковушку, в которой возвращалась домой семья молодых поселенцев.

Взрослые сразу же погибли от пуль, трехлетняя девочка скончалась на следующий день в больнице, а ее пятилетняя сестренка непонятно, выживет ли - тоже ранена тяжело. Этих гадов уничтожили пограничники, случайно проезжавшие неподалеку и услышавшие выстрелы, иначе жертв могло бы быть еще больше. Я в газете видел фотографию одного из этих солдат - он плакал.

Заверещал, загукал максин "мирс". Макс протянул руку и высвободил аппарат из пластмассового футляра, намертво прикрепленного к панели сбоку от бардачка:
-Да, Ром?

Мой проводник покивал, похмыкал, нахмурился и отключил телефон.
-Там впереди что-то неладно.
-В смысле неладно?
-Сейчас увидим.

И точно, через несколько минут, вынырнув из-за очередного холмика, мы увидели. Это был черный, жирный дым, стелящийся по земле и оранжевые мазки пламени - не выдержав пристального солнечного взгляда, каменная пустыня заполыхала.

-Закрой окно, - кратко приказал Макс, и принялся вертеть ручку на своей двери. И только стекла нырнули в спасительную, опоясывающую окна черную резинку, как мы ворвались в задымленную зону. Видимость резко ухудшилась, я стал ехать медленнее.
-Ты что? - удивился Макс.
-Да я ничего не вижу, сейчас как влеплюсь в Димана.
-Не влепишься, жми на газ! - рассердился Макс и покрутил рычажок на панели, увеличив мощность кондиционера. - Иначе мы сейчас задохнемся. 

Ветер то оттаскивал от нас хлопья дыма, то наоборот бросался ими в грузовик. В редкие секунды просвета было видно, как пламя с жадностью набрасывается на выгоревшую траву на склоне холма, сухую, как порох. В салоне, несмотря на работающий в полную мощность кондиционер, стало душно и запахло горелым. 

Спасение явилось внезапно - мы выпрыгнули в свежий воздух из серого удушливого тумана, подобно пловцу, занырнувшему глубоко и  с л и ш к о м  долго не достигающему мерцающей водной поверности, привыкшему к своему подъему и оттого не заметившему ее появления.

По сторонам еще бесновались языки пламени, виднелись широкие темные лысины - следы пожара, но дым прекратился.

-Скоро опять будет блокпост, а затем направо уйдет проселочная дорога, сверни на нее.


Там уже притулился к обочине димкин «Фрайт», а они с Ромой менялись местами. Макс пробурчал:
-Давай тоже пересаживайся, я за рулем - сейчас пойдет опасная зона.
Я с удовольствием выпрыгнул из грузовика - размять ноги, уставшие давить на  педали, и хлебнуть прохладной водички из фляги.

Теперь Макс вел машину, и я мог спокойно разглядывать местные пейзажи. На этот раз мы поехали по другой дороге - крутой и извилистой, уходящей куда-то в горные перевалы.

Горы были, кажется, те же самые, как в фильме про Индиану Джонса, когда тот искал Храм Судьбы. Точно так же они нехотя отодвигались в сторону, чтобы пропустить шоссе, и нависали над нами, иногда показывая просветы между камнями, а иногда и глубокие пропасти, куда ссыпался и сдувался песок с вершин. Было в этом что-то нереальное, сказочное, и даже немного жуткое. Не дай Б-г сорваться с какого-нибудь утеса - костей не соберешь, а твое тело так и останется тут навеки, пока от корябающих порывистых ветров не превратится в груду серых ломких палочек. Вот идеальное место для засады. Будь я террористом, я спрятался бы именно в этом ущелье, вон в том каменном окне. Но поворот за поворотом, а на нас так никто и не выскакивал, да и проехав чуть дальше, мы обнаруживали, что на те самые вершины все же забраться не так-то просто, как кажется снизу.

По встречной полосе возродилось движение: в основном номера у машин были желтые - израильские, но попадались и белые, и зеленые - Палестинской автономии. А вот и палестинское такси - не такое, как у нас, белоснежное, а грязно-желтое, старомодное.

-Давай спихнем его в обрыв, а, Макс? - улыбнулся я.
-С удовольствием, но как-нибудь в следующий раз. Я сегодня покушал, поэтому добрый, - расслабленно отшутился мой проводник.    

Яблочный перекресток. То тут, то там несколько арабских деревушек, безошибочно определяемых по минаретам. Указатели на иврите и арабском. Ариэль. И последний блокпост - ворота Дома.

Как хорошо возвращаться домой! Я вел грузовик и меня не покидали думы об этой нашей необычной поездке, я осознал, что там, на перевалах, несмотря на свое богатое воображение, я не боялся, а скорее проверял себя - не согнусь ли, не сломаюсь. Я искал, и не находил в себе даже капли страха. Почему? И тут в голову мне закралась крамольная мысль: а ведь в тех горах я тоже чувствовал себя уютно - дома.



*Эфод - армейский жилет с карманами, куда вставляются автоматные рожки и фляги.
*Мирс - внутриармейский сотовый телефон