Судьба взяток не берёт

Аннотация: Правосудие за сто рублей. Реальная история На пальцах не зацикливаться: фаланги - единственная фантазия.


       Судьба взяток не берёт




Поздняя осень, ноябрь, но тепло, как в мае: встречные прохожие, как и я - ещё в рубашках, а женщины в лёгких платьицах. Днём пиджаки и кофты, ещё редкость.
Парк. Всюду рассыпаны ярко-жёлтые листья. Все жёлтые и все кленовые. Интересно, в других местах города клёны разукрашены и в красный и в оранжевый цвет. Есть, где листья ещё зелёные, как весной, а здесь одни жёлтые, и лежат бесконечным ковром. Медленные шаги не нарушают целостности жёлтого покрывала. Самый нелюбимый мой цвет - жёлтый.
Я недавно с работы, но уже успел принять душ и поужинать. Собираюсь на свидание. Она учится в вечерней школе рабочей молодёжи, сокращенно – ШРМ, не работает, но справка с работы есть. Молодым нужно учиться, а взрослым - трудиться. "Ученье-свет..." - несколько лет назад, так говорила мне моя мама. Ах, мама-мама, как же ты была права… - вспоминаю я слова забытой песенки. Нам песня строить и жить помогает... - и это я помню. Красиво сказано, особенно там, где жить помогают. На счёт "строить", ничего не могу сказать - недостаток опыта - тут фортуна меня обделила. Ну, да и спасибо ей за это.
А вот милку мою от трудовой деятельности освободили... родители. Заботливые они у неё, за что я им очень даже благодарен: намного приятнее проводить время с неуставшей девчонкой, свеженькой, как после Божьего поцелуя.
Сейчас эта самая свежесть примерно сидит за партой в своей школе, но я-то точно знаю, что все её мысли в течение вечера вместо добросовестной учёбы заняты только мной. Ну, куда ж ей деваться от природы-то, да ещё в свои шестнадцать лет?! Плавали, знаем!

       Звонок. Открываю. Повестка. Получил, расписался, читаю.
Невзрачная бумажка сообщает, что завтра к 9.00 утра мне надлежит прибыть в военкомат.
В армию, значит, зовут… без меня им, видите ли, не обойтись!
Не скажу чтобы новость эта была неожиданной, мальчик-то уже большой: по весне случайно увильнул от призыва - так на солнцепёке голые девичьи коленки на мой имидж подействовали, что заболел я бездомностью и не заметил, как в армию ушёл последний поезд. Ушёл и прихватил с собой почти всех моих приятелей. То, что сверстников вокруг меня стало меньше - я из-за юбок тоже разглядел не сразу. Особенно из-за этой коротенькой "мини", которой так любит дразнить меня моя крошка. Ах, какие у неё формы! Какие ножки! Окружающие от зависти слюнями давятся. Они давятся, а я ухмыляюсь. Они мне: "Кобель!", "Котяра!", а я ухмыляюсь. Вот, так и проухмылялся лето напролёт, осень пришла - освежила. Подсчитал я "цыплят" и взгрустнул, ну и осень, естественно, всплакнула. Ей по штату положено, а я слёз, ужас, как не люблю, никаких… меня от них напиться тянет. Да опять нескладушки - не с кем. Вообщем, ждал я повестку, конечно, ждал. Шнурки, правда, каждый день не наглаживал, но ждал. Вот она и появилась. Нет, не осчастливила она меня и не подпрыгнул я от радости осознания своей востребованности, но всё же застучало моё сердечко быстрее, от чего адреналина в этот осенний вечер кровь моя получила не мало.
Во-первых, я моментально вырос в своих глазах по крайней мере на целую голову: тут и обращение на "вы" и красивая подпись самого настоящего военного комиссара, и что-то ещё, что-то такое, чего я пока не в силах был осознать. Наверное, здесь я должен был по-настоящему ощутить себя взрослым. И эта самая бумажка, такая маленькая, такая серенькая и замурзанная - непонятно каким образом вдруг наполнила меня новой силой. И почувствовал я, что становлюсь полноправным мужиком, солдатом не из школьных «Зарниц», а настоящим - военным…
Во-вторых, в сознании моём довольно красочно нарисовалось, как я, отслужив, возвращаюсь в этот защищённый мною город. Как, переливаясь золотом, позванивают в такт моим печатным шагам геройские ордена и медали. Как бежит на встречу и падает на богатырскую мою грудь долгожданная милка. И потом ещё десятки разных картинок, и все они - сплошная эротика. О тех картинках я вам, пожалуй, рассказывать не стану. Скажу лишь, что они тоже подкачивали меня адреналином или ещё какой-нибудь научной гадостью. Вдруг захотелось драк и великих побед... Кстати, о победах... что ещё может так заметно увеличивать приток крови к известным органам? Правильно, ожидание близости! И сегодня она ждёт меня за тремя оборотами минутной стрелки. Тут я долго смотрю на эту самую дохлую стрелку в мире, прикладываю часы то к правому уху, то к левому, то... Короче, получилось так, что другие может быть очень полезные в хозяйстве мысли так и не успели родиться в моей лохматой голове. Через несколько минут я даже не помнил, как оказался на улице. До сих пор считаю, что в тот вечер мной управлял натуральный автопилот - ноги сами привели меня к дверям школьного подъезда.

       Уже темно и только свет из окон учебного заведения, да редкие через один-два столба придорожные фонари кое-как позволяют людям различать хоть что-то под ногами и не падать в окружающие школу строительные ямы и канавы. Возле подъезда ближайшего к "вечёрке" жилого дома огоньки сигарет, дикий хохот и пошлая ругань.
Рассматриваю знакомое окно на втором этаже. Там много света и тишины. Каждые пару минут смотрю на часы, ожидая звонка на перерыв.
 
-- Сколько время, чувак? - слышу мальчишечий голос и оборачиваюсь. Из темноты проявляются двое парней лет по пятнадцати:

-- Время сколько?

-- Без двадцати девять, - определяю я почти наугад, поворачивая браслет к тусклому свету фонаря.

 Тот что ближе с интересом рассматривает циферблат. Подходят ещё двое. Похоже, они тут все парами ходят. В воздухе неприятная напряжённость, и я убираю руки в карманы куртки.

-- Снимай, чувак, они тебе не идут! - произносит окрепшим голоском тот что интересовался временем.

Вот так, значит! Я сутулюсь и молча закипаю. Докипеть мне не дают.

-- Эй, хмырь, ты чё оглох?!
Это уже голос второго из первой парочки.
-- Сымай котлы и вали домой, мы немного поносим и завтра отдадим, ты приходи ещё.
Хрюкнув по-свински, он еле сдерживается, чтобы не заржать по-лошадиному, а может, делает вид, что ему очень весело. Как бы там ни было, но тело его начинает сотрясаться от противного похрюкивания. Теперь уже смеются все четверо. Не знаю точно к чему, не оценив прозвучавшее, я кривой улыбкой тоже растягиваю рот... до ушей.

Владелец второго голоса, покачиваясь, как маятник, извиваясь все телом, словно рыба в струе, делает два шага в мою сторону и протягивает руку, пытаясь ухватиться за материал моей новенькой куртки. Хорошо, что ему этого не удалось, иначе я бы совсем потерял над собой контроль. Не хватало мне ещё предстать перед моей голубкой с оторванным рукавом или грязными брюками. Нечаянные фингалы мне тоже оказываются ни к чему. Их у меня за всю уличную жизнь всего-то было штук пять. Если верить моей маме, они никогда меня не красили. Маме я верю всегда. Каких же комплиментов с подобными украшениями я смогу дождаться от своей юной подружки?! Я вспоминаю, что ждёт меня завтра, представляю уколы и хихиканья в адрес своей особы. Нет, ребята, кина не будет, тут вы пролетели!

 Я отступаю от хама на полшага, и руки мои расстаются с карманами. В подобных случаях я никогда не смотрю противнику в глаза, и этот трюк ни разу меня не подводил. Почти неслышимый щелчок с одновременным движением правой руки, и оцепеневший малолетка застывшим взглядом широко открытых глаз уже прикован к через чур активной части своего тела. Сверкнув в полумраке широким лезвием, выдавая мою напряжённость, в такт с пульсом подрагивает самораскрывающийся нож. С некоторых пор я без него не гуляю. Мне уже и самому противно, но подняв глаза на второго компаньона, я вижу, что ему ещё неприятнее. Возле ног оболтуса появляется лужица. Я слышал, что такое иногда случается даже если человек за секунду до этого своего энуреза вовсе и не собирался оправляться, и со здоровьем в этом плане у него до сих пор никто проблем не замечал. Похоже, ноги парня приросли к земле. Если бы не блеск его огромных и уже совсем детских глаз - он мог бы сойти за памятник.
Недавний смех давно захлебнулся, а мгновением позже растаял в темноте и звук шагов убегающей шпаны. Только эта неразлучная парочка, эти два гаврика обиженные судьбой, продолжают стоять вкопанными, как те придорожные столбы, что так скудно освещают место неудачного грабежа.

       Вытерев лезвие об куртку "статуи", замечаю, что минутная стрелка до сих пор жива, а в пришкольном районе стало намного тише. По крайней мере, хохота и мата уже не слышно. Наконец-то звучит звонок, и здание науки наполняется нарастающим шумом. Покинув находящуюся в трансе парочку, поднимаюсь по разбитым ступенькам в тень козырька над входом. Вглядываюсь в огромные окна тёмного вестибюля, и большой палец правой руки опять находит кнопочку на рифлёной поверхности ножа. За моим отражением недвусмысленно проявляется группа воинственных подростков. Мама моя, прости, не уберёг я твой подарок, вряд ли теперь мне удастся встретить мою лапочку в целой, и чистой курточке.

 ...Приехали, значит. Вообще-то, мне сегодня неслыханно везёт. Вот и сейчас, когда боковым зрением я обнаруживаю рядом с собой обычную урну для мусора, я снова благодарю судьбу. Неизменный спутник, славный презент друга, шедевр в ряду представителей семейства холодного оружия беззвучно падает в обрывки чьих-то тетрадей, в окурки и плевки. Ничего, потерпи, славная железка, потом я тебя вытряхну отсюда и отмою.
Интересно, что вы подумали об этих действиях? Не-а, не угадали. Не испугала меня эта шобла, некоторым из которой в этот вечер тоже невероятно повезло. Они просто счастливчики, но по причине незрелости мозгов так этого и не осознают. Всё получилось проще и сложнее, а в итоге ещё и обиднее. Повернуться лицом к неизбежному меня заставила иллюминация из автомобильных фар и моргающих фонарей. Там - за спинами бездельников одновременно с двух сторон проезжей части во двор школы, взвизгнув тормозами, влетели два крытых брезентом милицейских газика.

Чистым и безгрешным наблюдал я, как служители порядка аккуратно, одного за другим упаковали ребяток в тесную кабинку ГАЗ-49, да так, что там не осталось места даже для кошки. Только зря зарождалась надежда в улыбках шпаны - ровно через две минуты подъехал бортовой "Урал", и всех оставшихся не без "уговоров" загнали в его просторный кузов.
Я уже вздохнул с облегчением, уже повернулся и телом и душой с просыпающейся в ней лаской навстречу к своей опаздывающей подружке, как почувствовал толчок в спину. "Нет, это игра не по правилам", - ещё улыбаясь, успел подумать я. Ещё толчок, и моих ушей коснулись "слова" считающиеся редкими даже возле пивных ларьков. Это был настоящий фольклор. Если бы его услышали урки - они бы онемели от зависти. Попробуйте сами себе дорисовать те бордельные буквозвучия, так как лично мне приводить их здесь в русской транскрипции очень стыдно.
Попытка объяснить, что я здесь делаю и зачем сюда пришёл, кроме хамства и грубого сопровождения к грузовику - последствий не имела. Меня присовокупили к десятку местных хулиганов, находящихся под охраной двух милиционеров. Дорога повернула направо, потом налево и, разгоняясь, бодро побежала в отделение. Ехали не быстро, и я до сих пор ругаю себя за то, что не попытался выпрыгнуть на ходу. Чёрт с ней с курткой, но фиг бы они меня догнали, стометровку я бегал за 13 секунд, а в стрессовых обстоятельствах мог случиться и мировой рекорд.

Теперь, уж точно приехали. Урал скрипнул тормозами, и нас по одному переправили в помещение районного отделения МВД. Дежурный лейтенант - мужик лет сорока шустро организовал всем по листочку чистой бумаги и авторучке, и даже выделил комнатушку с двумя столами и шестью стульями. К двенадцати ночи у нас изъяли наши объяснительные и пригласили немного отдохнуть. Для тех, кто никогда не бывал в КПЗ, могу наскоро обрисовать: Камера Предварительного Заключения - комната площадью около восемнадцати квадратных метров, где-то - три на шесть; три метра бетонного пола и ещё три - пятисантиметровой толщины деревянный настил из досок, отполированных задницами задержанных. Высота потолка этой гостиницы около четырёх метров, в дальнем конце в двух с половиной метрах от пола - небольшое, примерно полметра на метр - зарешёченное толстой арматурой окно. Беленые стены в глубоких царапинах с множеством уморительных и угрожающих надписей. Впрочем, встречались там и довольно душещипательные. Далее - толстая дверь (может быть дубовая - не проверил), в двери на уровне подбородка – круглое отверстие диаметром в пять сантиметров - закрывающийся снаружи глазок для наблюдения за изолированными клиентами. Ну и, конечно же, параша. Если смотреть изнутри на дверь, то справа в углу - замечательное изобретение человечества – очко. Без этой классики тут ни за что не обойтись. Об ароматах опускаю. Даже тех, кто не заглядывал в общественные туалеты времён застоя, эта подробность, вряд ли заинтересует.

Ну, а раз зашла тема о сортирах, то добавлю, что просидеть в оном помещении восемь часов кряду не самое приятное занятие. Тем более, что сидеть-то на деревянном настиле всем присутствующим ну никак не возможно. Если ты сидел и вдруг встал, то будешь стоять пока, кто-нибудь тоже не встанет. Проворонишь - так и будешь обтирать побелку... Пару часиков и мне пришлось постоять. Я выносливый. Вот только, что я здесь делаю? Ну, с этими всё уже ясно, да ребята и сами-то особо не расстраиваются.

Я понимаю, когда несправедливость всем поровну, как в той песне: "...на всех и беда одна", помните? Прямо скажу, мне было бы стократ приятнее, если бы всех ни за что. И звучит почти, как «Все за одного!», и по-революционному и круто, блин. А чтобы так – одного за всех... Обидно и досадно, однако.

Но, я не только выносливый, я ещё и терпеливый. Вот, терплю, а сам снова и снова вспоминаю мою девочку, которая сейчас наверняка не спит, представляю слёзы обиды в её доверчивых глазках, как она бесконечно расстроена от того, что я вдруг взял и не пришёл, не встретил её со школы. Может, обманул? Бросил?! ...Дома меня тоже потеряли - уже давно ночь - три часа... Блин! Мне же утром в военкомат! Во, попал!!! Ну, сволочи! Твари ментовские! Выродки советские! И я опять терплю, правда, ногой по двери заехал, но терплю зачем-то.

Меня давно заметили и узнали, даже иногда подкалывают. Просто я для них чужой. Странно, что никто до сих пор не вздумал попытаться выяснить отношения в связи с инцидентом у школы. А может, думают, что у меня нож до сих пор в кармане? Скоро меня даже жалеют: "Да, кореш, не подфартило тебе. Чё ты слинять-то не захотел? Такая возможность была!.. у тебя бы получилось!" Или: "Не ссы, отпустят! Ты нас не знаешь, мы - тебя. На хрен ты им сдался!"

Да, я терпеливый, очень терпеливый, и в этом тоже моя сила, сколько бы я мог натворить, не будь её. Мне, даже трудно представить, как сложилась бы моя судьба, если бы я всегда шёл на поводу чувств. Нет здесь голословности, есть собственный житейский опыт, приходилось видеть последствия своей несдержанности и сделать выводы. С тех пор я редко переступаю барьер, за которым во мне просыпается терминатор. Никому бы не посоветовал довести меня до состояния активной защиты. В том состоянии собственная жизнь, словно не имеет ценности, там ценность - конечная цель - поражение противника. Там я практически не чувствую боли и сравним с очень опасным и хищным зверем, а чтобы его остановить - придётся меня убить. Слово Смерть, там тоже пустой и непонятный звук...

Наверное, я должен быть благодарен Богу, что имею достаточно силы сдерживать себя в психически ненормальной обстановке. Я достаточно хорошо слышу голос разума, я понимаю и чувствую, когда наступает тот предел и вижу, где находится его граница.

К сожалению, особенно среди современной молодёжи много индивидуумов, у которых напрочь отсутствует это чувство меры. Мне довольно часто приходилось наблюдать их натуральный идиотизм. Как он, такой крутой, такой взрослый и самостоятельный не понимает, что он не единственный в мире пуп земли, которому может быть всё по колено. Или это, просто поиск приключений? Романтика в охоте за дозой адреналина? Допустим, но причём тут посторонние - такие же, как он молодые люди, и много старше, и вообще, прохожие? Нет уж, отморожен, так отморожен, и хватит об этом.

Хватит... Легко сказать, хватит. Как я только не вынес дверь этой кутузки! Почему я удержался от бунта сам до сих пор не пойму. Теперь, пожалуй, один лишь Всевышний это знает.

Но всему свой срок. Закончилась и вонючая ночка. Хоть и не с рассветом, но часам к восьми мы узнали, что с остальным миром ничего катастрофического не случилось. Скоро под сопровождение потусторонних голосов загремели засовы и нашего каземата. Распахнулись кованые ворота, поодиночке выпуская полудохлых узников в струю свежего воздуха. Сразу стало веселее. Подталкиваем друг друга в очереди за глотком кислорода. Недолго. Коридор заканчивает выходом, а точнее входом в тесный салон всё того же ГАЗ-49. Подогнали, как хлебный фургон – вплотную: виден только кусочек серого неба поверх крыши. Сидений здесь не предусмотрено. И куда только идут все наши налоги? Наглядная экономия бюджета в натуре! Набивают, как селёдок в бочку. Трое или четверо успевают устроиться на корточках, остальных пакуют буквой «Г». Видно, сегодня в МВД опять напряжёнка с транспортом. Поехали...

Двор здания городского суда. Выпускают из машины по одному. Сопровождающий в чине сержанта открывает перед носом дверь кабинета. Темновато. Опять экономия, теперь уже электричества. Постепенно привыкаю: почти посредине комнаты - массивный стол с открытым канцелярским журналом, а за ним, не поднимая головы, женщина-капитан с вопросом:

-- Фамилия?

Называюсь. Мадам по-бухгалтерски привычно ведёт карандашом по списку, ставит галочку, и опять не взглянув на осуждаемого:
-- Десять суток исправительных работ.
В сторону конвоя:
 -- Следующий!
У меня отвисает челюсть, кровь бросается в лицо. За кой хрен! Но, вслух - мягко:
-- За что? Я же девушку встречал!

-- Пятнадцать суток, - не поднимая головы и не меняя тона, произносит стерва в погонах. Старательно заносит свои загогулины в листок с фамилиями, и наконец-то показывает мне свои глаза. Видели бы вы эти стекляшки. Они такие!.. Они были такие, что заглянув в них, я тут же напрочь забыл, как правильно воспроизводить человеческую речь. Промычал что-то в себя или хмыкнул... но точно помню, плевать в судью и на стол не стал, сдержанный я.
Взглянули бы сейчас на меня эти ****ские глаза, я бы их тут же выдавил, пустые они какие-то, вода с чернилами. Ну, дайте мне их, и увидите! Я их вам в ладони покажу или на пальцах.
Хотя, вру, конечно же - спокойный я, уравновешенный и терпеливый.

Падла делает отмашку, и сержант едва не отрывает мне рукав. Прошипев уже знакомые слуху ругательства, он выводит меня во двор к набитому пленниками «козелку».

Я её увидел случайно. Серьёзное даже строгое выражение лица, его бледность, уставшие глаза невыспавшейся мамы - всё это больно полоснуло по сердцу. Она помахала рукой из-за решётки ворот. Я показал сопровождавшему милиционеру в её сторону, попросил пропустить на территорию инквизиции. Это было лишним: мама уже все инстанции прошла - от морга до этого дерьма, называемого народным судом. Теперь её не остановишь, она умрёт на любых баррикадах, но вытащит меня, потому что очень любит. Это я всегда прятал от неё любовь, такой весь из себя уравновешенный и терпеливый.

 В стране советов всё покупается и продаётся. Как бы это ни камуфлировалось, но большинство из нас, когда-нибудь, где-нибудь, да сталкивается либо с рассказом очевидца о взятке либо с предложением в лоб - незаметно расстаться с определённой денежной суммой. Есть и более мягкий вариант решения насущного вопроса - встречная просьба о взаимной услуге.
Короче, через час меня освободили. Однако очень скоро я оказался изолированным снова, теперь уже на территории фрунзенского военкомата...

Девочку мою прекрасную увидел я только через два годика. Врать не буду - письма от неё получал регулярно, почти также часто, как и мамины.

Как мама вытащила меня из суда, она никогда не распространялась, лишь в одном из первых писем, уже в учебке я прочитал, что свобода моя стоила ей всего-то сто рублей, тогда немногим меньше её месячной инженерной зарплаты. Сучка с погонами капитана продала меня моей маме подешёвке. Ещё написала она, что в тот вечер в районе злополучной школы была обычная ментовская облава на хулиганов. Оказывается, директор ШРМ на основании многочисленных жалоб пострадавших учеников и случайных прохожих от ограблений и избиений, обратилась в УВД с просьбой о наведении в районе учебного заведения относительного порядка... провести, так сказать, необходимую работу над аморальным воспитанием местных шалопаев. О том, как советская власть умела наводить по стране порядки, рассказывать необязательно. Сейчас все грамотные, и в печати завсегда хватает дерьма несопоставимо противнее. Впрочем, я ведь всё-таки кое-что рассказал. Зачем? Не знаю. Как-то подумалось, может, мне так приятнее жить будет, если и я плюну в ту вонючую яму. Долго не думал, плюнул, как за пивом сходил. Только ни хрена от этого легче не стало, не похмелье всё-таки. Судьба сделала свой законный шаг в сторону от моих планов. А куда нам без неё? Вот и пришлось топать с ней дальше...
А дальше была учебка, ракетные части, муштра и боевые дежурства, ночные «Тревоги» и самоволки, полигоны и цветочки, наряды за мир во всём мире и вне очереди, и т.д. и т.п. Вообщем, обычные армейские будни.

Долго ли, коротко ли, а в конце концов всё-таки пробежали славные два годочка. Пролетели милые, как два месячишка. Вот уже и чемоданчик в дорогу готов, и ботиночки блестят, и парадочка ушита-наглажена, а чего-то не хватает душе, просит она чего-то. Ну и выпросила. В дивизионе к этому времени осталось нас - дембелей (это те, кому на дембель, т.е. домой пора, кто значит, сполна отдал священный долг матушке Родине), голов эдак с десяток. Ну, и скинулись эти головы на "горькую", сбегал за ней шустрый молодец, по всем правилам отоварился, с запасом. Офицерьё к тому времени уже раскатилось по домам, ну и мы, естественно, рассыпались по койкам отдохнуть от трудов ратных. Только расслабились, глядь: прут на нас наши последователи - будущие деды. Прям так и громыхают сапожищами посередь казармы: кулаки чешут, снятыми ремнями помахивают, грозно очами сверкают. Решили, видать, поквитаться за все обиды разом, за всю былую неласку воинскую. Поначалу зачесались и мы, да времени на это не оставалось - вмиг повыпрыгивали навстречу, как на построение и завертелось... Минут пять - всего-то, и разбежались все, снова тишина и покой в казарме. Утёрли мы, однако, салагам носы, что в нашем малочисленном положении приравнялось по значению к победе под Ватерлоу. И был праздник. И была самоволка. Был сельский магазинчик и танцплощадка. Потом была баба Нюра с четвертью буряковой, настоянной на табаке - самогонкой, и снова - удивительно скромные деревенские девчонки. Где-то тут в нашей поредевшей компании и наступило полное единение души и тела. Просветлённые свободой, как божьей благодатью, вернулись мы в расположение части и попадали по лавкам, ничего и никого уже не боясь. Прогулялись хорошо, да и воздух всё-таки не тот, что в круговом оцеплении колючей проволоки. Снаружи-то он свеж и хмелист, а внутри – задохнуться можно. К утру половина из нас и половины не помнила, а другая половина силилась преодолеть завалы в памяти, уже находясь в камерах полковой гауптвахты.

...По личному приказу командира дивизии (бу-бу-бу) за пьяную драку (тра-та-та), объявить (ля-ля-ля), применить... (ну, ни фига себе!) в виде наказания... Вот ведь, блин!

Так что служба моя прошла прекрасно, ну просто, как по маслу.
Кстати, если бы не пятнадцать суток гауптвахты, полученные лично от комдива, мне бы, наверное, и вспоминать-то о ней не захотелось, вот ведь как бывает.
Хорошо, что всё когда-нибудь кончается... Одно меня всё время смущает: как Всевышний позволил упечь-таки меня на отсидку? Да за такую активную защиту солдатской чести – нашу горстку дембелей нужно было медалями и орденами наградить, как после самых важных и удачных боевых операций. Нет, не туда смотрят наши командиры, господа, товарищи!
Ну, а написать сей мемуар - это больше из-за КПЗ да из-за этой суки от ментовской кодлы... чтоб ей в гробу спокойно не лежалось! Она это заслужила вместе с каждой звёздочкой на свои погоны.
И всё же, интересное было времечко, честное пионерское!

Песня есть хорошая, Серёжка Есенин написал: «Не жалею, не зову, не плачу...», - классная вещица, здорово стресс снимает! Слышали? Вот, как-нибудь загрустите – я вам её и спою. А не захотите, так я и сам у себя на кухне время с рюмочкой скоротаю, я ведь ко всему ещё и не гордый... А может, какой рассказ ещё напишу... Только вы ведь про меня и так уже почти всё знаете, чего повторяться-то.


P.S.

Да, вот ещё! Милка моя так меня и не дождалась. Уже на второй день по приезду домой прищучил я ходока к ненаглядной. Такой себе оказался - ничего особенного. Но преуспел-таки пацан, удачно попался девочке на глаза - в самый, так сказать, расцвет желаний. Я бы его одной рукой по подъезду размазать мог, хлипкий - жуть. Пожалел. Сплюнул только, отодвинул его пальцем, и бросил пупсику короткое "прощай". Да, и причём здесь он, правильно? Вот и я про это же, сучка не захочет - значит, и не вскочит. Эх, грехи наши, эмансипация, понимаешь...
И подумалось мне тогда, ребята, что в Союзе давным-давно царит матриархат. И что поселился он здесь как-то незаметно. Вот уже и бал правит, и даже гнездо грамотно свил. Ах, какое гнездо! Вся моя Родина только на этом гнезде и держится. Знал бы про такие перезавороты славный дедунюшка наш Адам, так сам, наверное, сам себе все рёбра переломал бы. Да и змеюке наверняка уж досталось бы по самое немогу. А нехрен ему яблоками перед носом размахивать.


P.P.S.

И это, коммунальщикам нашим - спасибо! Раньше я где-то тут спотыкался часто, тогда микрорайон-то поновее был, с ямами на полянках, да траншеями вокруг. И городские власти отличились, их тоже за так не обвинишь. Не отстегнули бы средств на асфальтовое покрытие в микрорайоне - какая бы тропинка протопталась к прелестям моей голубки!.. ноги людям ломать... Оказалась бы она тогда глубиной по самые эти... как их там? Точно, но сгладим: как поступил незабвенный Федя - старшина из кинофильма "А зори здесь тихие": ...короче, вам по пояс будет.




Фрунзе. 04.12.1974 г. - Нарва. 04.11.2003 г. А.Молягов