Zero

Зеро – это ноль. Полный ноль. Абсолютный, бесповоротный, нескончаемый, безжалостный ноль. Таким чувствовал себя Чубчиков – мужчина в самом расцвете сил, в общем и целом приличный дяденька, хотя немного и со странностями. Но у кого их нет?

Выдержка из милицейского протокола:
«Чубчиков Спиридон Афанасьевич, 1949 г.р. Родился в с.Клюево Ростовщической области. Окончил сельскую школу с серебряной медалью, для изготовления которой пришлось переплавить столовый набор местного агронома. Поступил в Московский геолого-пушно-разведывательный колледж им. Держипинского. Окончил с отличием. Работал слесарем, радиотехником, ночным сторожем, учителем географии, делал рекламу на радио «Ухо Москвы». Холост. По утверждению соседей, человек странный – женщин не водит, водку не пьет, окурков на лестничной площадке не оставляет, что рождает определенные подозрения в отношении психического здоровья. В данный момент официально безработный. Подозревается в краже шести килограммов помидоров с местного рынка три года назад. По непроверенным данным, совершил более тяжкие преступления – собирает коллекцию человеческих голов. Первые два экземпляра – голова профессора Доуэля и председателя МАССОЛИТа Михаила Берлиоза. В настоящее время допрашивается единственный оставшийся в живых свидетель – М.Булгаков (фамилия в целях безопасности свидетеля страшно искажена)».

Чубчиков находился под стражей вот уже две недели. За это время крысы, комары и клопы (а не знак ли это свыше – все на «К»?, «казнь» тоже) успели лишить его остатков смысла жизни, недосоленной пищи и полусгнивших шнурков на стареньких ботинках. Он чувствовал себя невиновным, но абсолютно бессильным перед системой беззакония, ущемления прав безработных  тупоголовыми людьми в сером. Серость! И сырость. В камере ужасно сыро, это может пагубно сказаться на моем здоровье. Нет, я не вынесу этого. Хотя, куда, собственно, все это выносить? Дверь-то заперта. Ну, что я такого сделал?! Я ноль, полный ноль, абсолютный zero. У меня даже нет на воле человека, у которого бы хватило денег доказать, что милиция тупее самого среднестатистического безработного этой многострадальной страны.

Безработным Спиридон Афанасьевич стал полгода назад, когда плоды перестройки посыпались с государственного древа на головы простых смертных. Один из этих плодов ударил Чубчикова по голове, испортил прическу и обратил его душевное состояние в обморочное.
Когда Чубчиков очнулся, оказалось, что с работы его уволили по собственному желанию, все геологи в стране пьют, весь пушной зверек выбит из рогатки, а неразведанных мест на Земле не осталось. Спиридон Афанасьевич в мгновение ока, ока, ока зался нищим. На работу его не брали как стукнутого, друзья и родственники исчезли, а девушки у него никогда не было. Чубчиков пошел с кошелкой по помойкам собирать пропитание. Собрал. Поел. Потом еще раз, еще. Так и втянулся. Привык.
После двух-трех месяцев скитания по помойкам Спиридон Афанасьевич обнаружил, что там можно найти не только пропитание, одежду, а также все необходимое для выживания в пустыне Гоби, но и хобби.

В тот год у дачников уродились тыквы, и их было так много, что банок в городе для тыквоконсервирования не хватило. Тыквы продавали везде. Их дарили просто так, на свадьбу, на день рождения, юбилей, 8-е марта, 23-е февраля, день радио и медицинского работника, на Новый год и день геолгов-разведчиков. Потом стали выбрасывать. Спиридон Афанасьевич долго ими питался, а через некоторое время решил сделать из тыквы что-нибудь этакое, что бы радовало глаз (хотя глáза у Спиридона Афанасьевича, как и у всех нормальных людей, было два, но радоваться они предпочитали поодиночке). Чубчиков взял тыкву, извлек, как опытный хирург, внутренности, высушил на летнем солнышке корпус и начал работу. Вырезал глазницы (иначе как скажешь?), нос, губы, даже уши. Придал лицу с помощью изображения скальпелем морщин некоторое выражение, приклеил кусок пакли на макушку и остался доволен.

Выдержка из милицейского протокола:
«Странное увлечение подозреваемого коллекционированием настоящих человеческих голов объясняется, по всей видимости, его душевным нездоровьем. В подлинности же голов сомневаться не приходится. В связи с данной ситуацией были подняты архивные фотографии потерпевших, из которых видно явное сходство черт лиц пострадавших и их голов».

Это занятие отнимало у Спиридона Афанасьевича все свободное время. Он тщательно трудился над созданием образа, изображая своих родителей, по которым скучал с того самого дня, как покинул родное село с ульями, речкой и печкой. Орудием его труда был настоящий скальпель, вывезенный на свалку областной больницей. Чубчиков, как сорока, подобрал блестящую вещицу и украсил ею свою каморку. Когда пришло время тыквоваяния, он неожиданно вспомнил о скальпеле, вернее, наткнулся на него взглядом в поисках инструмента для создания морщин.
 Он был поздним ребенком и всегда помнил своих родителей как людей уже довольно пожилых. Отца он сделал первым, потому что тот значил для Спиридона Афанасьевича больше, чем мать. Отец научил мальчика разбирать велосипед и сворачивать курицам головы. Эти два умения Чубчиков пронес через всю свою жизнь как самые ценные. Потом он взялся за мать. На нее ушло чуть больше пакли, чем на отца, но все же получилось очень неплохо. 
Каждый день, изо дня в день, Спиридон Афанасьевич радовался своему хобби и тому, что из него получилось. Он даже подумывал о том, чтобы приняться за бабушку с дедушкой, но однажды познакомился со странным субъектом, привел его в гости, накормил рагу из тыквы с помидорами. Этот гость, скорее всего, и заложил его потом милиции. Но Чубчиков не злился на него. Предательство – вещь, не поддающаяся никакому анализу, с каждым может случиться. Сейчас он даже не мог вспомнить его фамилии, звать, вроде, Мишей, фамилия точно на «Б», а вот как дальше, не помнил. Но это уже не суть важно, главное, что в художественной вырезке по тыкве нет ничего криминального.
Спиридон Афанасьевич начал страдать. Он перестал есть. Тюремная баланда отдавала парашей, крысиным пометом и хрустела на зубах отходами тараканьей жизнедеятельности.

Выдержка из милицейского протокола:
«На пятнадцатые сутки заключения подозреваемый во всеуслышание заявил о своем отказе от пищи в знак протеста качеству квалификационной подготовки поваров. Помимо этого, задержанный объявил о том, что в пищу ежедневно подмешивают яд замедленного действия с целью его, подозреваемого, физического уничтожения.  В связи с этим были предприняты экстренные экзаменационные испытания местных поваров, которые в процессе приготовления каши перловой показали крайне высокие результаты и были справедливо оправданы перед лицом тюремного начальства. Что же касается попытки отравить заключенного, это полный и бесповоротный бред последнего. Однако во избежание претензий с какой бы то ни было из сторон, были проверены все родственные связи поваров до третьего колена и выяснилось, что никто из них не был родственником погибших даже по внебрачным линиям, из чего следует, что у них нет мотивов для убийства заключенного».
Спиридон Афанасьевич стал катастрофически быстро худеть. Раньше он весил 80 кг, а теперь, буквально за три-четыре дня потерял уже 6 кг. Имея перед глазами перспективу безрадостного заключения, он пришел к выводу, что умрет, не дождавшись суда по делу.

Выдержка из милицейского протокола:
«Прошлой ночью, т.е. на шестнадцатые сутки после ареста подозреваемого, около подъезда своего дома был обнаружен труп главного свидетеля по делу о коллекционировании голов, Булгаков М. На теле обнаружены многочисленные колото-ножевые, черепно-мозговые, огнестрельно-перелетные и конечностно-отрезывательные раны. Труп изуродован до неузнаваемости. Есть все основания полагать, что друзья-бомжи задержанного Чубчикова С.А. мстят за его арест. Расследование активно началось с операции «БОМЖ-антитеррор», в ходе которой были задержаны двое подозрительных типов – один безногий, другой безрукий. Ведется следствие».

Спиридон Афанасьевич был в шоке – милиция утверждала, что какие-то два его друга – а у него не осталось друзей после того памятного дня падения ему на голову плода -  зверски убили главного свидетеля, того самого Мишу, фамилию которого он не помнил. Следовательно, заявил ему следователь в личной беседе, на его совести еще один труп. Учитывая то, что Чубчиков вообще никого никогда не убивал, можно представить, что творилось в его истерзанной крысами душе.
Еще через пару недель Спиридон Афанасьевич похудел до сорока килограммов, он был слаб и немощен, растерян и оклеветан. Сил у него оставалось только на то, чтобы время от времени впадать в сонное забытье и видеть сказки о свободе, о ставшей уже родной помойке, о том, как в один прекрасный день он вернется к тому, с чего начал, в общем, обо всем хорошем. Но надежда неуклонно угасала с каждым днем, ему приписывали все новые и новые злодеяния, шили страшные дела, запугивали и стращали.
Однажды Чубчиков проснулся с каким-то новым блеском в глазах, странное знание чего-то светлого и бесповоротного отражалось на исхудавшем лике. Спиридон Афанасьевич поднялся, подвинул табурет к зарешеченному окошку, привязал к нему простыню, подтянулся из последних сил и пролез сквозь одну из клеточек решетки. Его худоба, дошедшая до совершенства, позволила просочиться сквозь железные прутья. Он спустился по простыне, спрыгнул на землю и был таков.

 Выдержка из милицейского протокола:
«В ночь с двадцать вторых на двадцать третьи сутки заключения подозреваемый непонятным образом исчез из камеры. Все замки и решетки целы. Выслана погоня. Следствие продолжается».


Рецензии
Никто не знает, какие ястребы рвут в клочья мою грудь и клюют раны.
Выражусь слегка понятней:
Я долго наслаждался этим рассказом, всю прелесть которого вряд ли способна передать моя рецензия. Мне всё нравилось в нём: и торжественный поток слов, и мелкий юмор, и выражения, свойственные более парижскому писателю детективов, чем российским протоколам, и тяжелая фоника слов, придающая, несомненно, ироничный оттенок, и – о, поставьте тут памятник – пляски на костях бедной классической литературы. Нравилось почти всё. Но каков метафизический парадокс или предательский казус! Сам массив текста искорежен, порушен специально вставленными пошлыми шаблонами. Хорошо, имя и фамилия героя – прерогатива автора – тут увидим хитрую ухмылку и сразу настроим себя на сарказм и ядовитое попрыскивание, но объясните мне смысл этого оркестра под руководством Броуна – зачем великолепные головы Доуля и Берлиоза или остроумно расстрелянные из рогатки зверьки соседствуют с газетно-филантропо-клеймо-восторженно-услужливыми «Нет, я не вынесу этого. Хотя, куда, собственно, все это выносить?» или переплавленное серебро или, фанфары!!!, ленивая, неостроумная концовка. В итоге просто получилось изящное зубоскальство.
А написано здорово – все атрибуты большого таланта – ирония, хорошая лексика, приличная синтаксическая стилистика, заигрывание со здравым смыслом и, как получилось, негативная рецензия.
Такие рассказы либо мода, либо диссидентство. Ваш - диссидентство вдвойне. Впрочем, мне понравилось.
Кстати, что совсем некстати, у Леры Русских есть очень хороший рассказ «Сестра»: http://www.proza.ru:8004/2003/08/28-42 Незаслуженно обойден вниманием. Есть что растащить на цитаты.

Финнеган Старки   13.11.2003 20:04     Заявить о нарушении
Ой, никогда не думала, что о маленьком и простеньком рассказе можно так щедро распространиться. Вы уверены, что он заслуживает подобного внимания? Смутила "синтаксическая стилистика"... завтра спрошу у преподов, что это значит :)

Лера Русских   15.11.2003 15:07   Заявить о нарушении
у нас схожие вкусы?
"Сестра" - мой любимый рассказ Л.Р.
!!!

Драгунская   19.11.2003 10:04   Заявить о нарушении