Убить микки мауса!

Зайчик…Зайчик курил, сидел на верхней ступеньке и курил сигаретку, точнее просто держал между
безымянным и указательным. Да, ее становилось все меньше и меньше. Когда сигарета обожгла ему пальцы, я услышал пение канареек этажом выше, таких маленьких и желтеньких. Ей богу, Зайчик такой худой: тонкие руки, тонкая спина, прозрачная кожа и голубые глаза. Блондинчик. Он достал из сумки пачку листов и Голливуд охнул, наверное, облизнулся языком. Вау, очередной сценарий от тапера с милыми ушками и бело-черными клавишами. А с виду не скажешь – хороший мальчик, очень славный. Для кинофабрики, конечно, для танцев на столике в узких шортах. Но Зайчик особенный. Он живет в доме напротив, наши окна упираются друг в друга. Рукой я могу дотянуться до его подоконника, он нет – вероятно, стесняется. Хотя бог его знает, что он творит, когда меня нет дома. Итак, я любовался Зайчиком, пил кофе, думал о «бунтующих англичанах пятидесятых», безумно мечтал о релаксрум ( опа, немного романтики) и, опять же, любовался безымянным и указательным. «Комплексы! Пожалуйста? Комплексы, они похожи на канареек. Пожалуйста? Ну, такие же надоедливые. Да? Ну конечно, летают всюду, гадят на головы голливудцев и все такое!». А Зайчик тем временем отложил листы и достал из пачки очередную сигарету, тонкую и длинную. Только тогда я позволил себе небольшой релакс в toilet. Когда я вернулся, его уже не было. Наши квартиры похожи: по тубедрумс и сортир. Под окном на корточках сидели старухи в черных штанах, ели айсскрим и обсуждали очередной фильм Педро Альмадовара. «Лабиринт страстей», несомненно, «дешевка из Тегерана» - звучит, как приглашение, как кусок пирога без начинки. Мне стало жарко в комнате, кондиционер не работал, носки и майка были чертовски мокрые и трусы прилипли к заднице, диалог, вот что мне было нужно, и я распахнул окно:
- Альмодовар гомик!
Голос - трубы архангелов - пропел с четвертого. Одна из старух задрала голову, шарик мороженого упал на асфальт:
- Годо! Это опять ты? Мальчик, что-что ты сказал?
- Я спрашиваю, то есть мне интересно, ну да, я хочу знать почему дядя Фрэд каждые три года голосует за Микки Мауса?
Старухи отряхнули от пыли свои черные штаны, потуже затянули резинки на трусах и пошли в сторону общественной столовой. Мой вопрос остался без ответа. «Слова! Пожалуйста? Слова, они похожи на канареек! Да? Конечно, всегда знают куда летят и не всегда попадают в цель!» И вот тогда я решился. Просто встал с кресла, взял сумку, обулся и вышел на улицу. У входа, на площадке сидел дядя Фрэд: стоял май, и ему было слишком жарко, наверное, в своей комнате на первом этаже. А по улице, такой узкой и такой длинной, лениво нажимая на педали, ехал Микки Маус в сторону библиотеки, где уже вовсю зажигали фонари. Дядя Фрэд помахал ему рукой и протянул мне ментоловый леденец:
- Видишь, маленький Годо, он знает своих сограждан!
От Фрэда уже пахло коньяком, а улица была пуста, на ней не было и следов пыли, зато я почувствовал приближение грозы. Он заметил как я, раздувая ноздри, втянул воздух:
- Ты прав, Годо, будет дождь. Сегодня весь день парило.
Я повернул было назад к двери, но в соседнем подъезде напротив заметил мальчика. Я узнал его со спины, он стоял и читал объявления, рубашка туго обтягивала худую спину, и влажные пятна между лопаток и подмышками выделялись на синтетической ткани. Две девочки перебежали дорогу. Несколько капель упало на их волосы, они вскрикнули, и «ах», обогнув фонарь по ту сторону улицы, вернулся к подъезду Зайчика. Он все еще стоял спиной к нам с дядей Фрэдом. Несколько минут ничего не происходило. Человек в костюме большой брокколи ругался возле овощной лавки: он выбирал салат, помидоры получше и прочую всякую всячину. Бэтси, торговка, отказывалась отпускать ему товар, конечно, ведь человек в костюме был представителем конкурирующей фирмы. Его голос становился то выше, то ниже, казалось он пел. Я смутился, но Фрэдди резко дернул меня за рукав и, притянув к себе поближе, сказал:
- Слушай, Годо, тебе не нужен старый проигрыватель? Правда, он в отличном состоянии. Я его тебе почти даром отдам. Годо, ты будешь слушать старые пластинки Армстронга. У меня их куча, я отдам их тебе тоже.
Микки Маус, гремя звонком, проехал обратно, и я ответил:
- Знаешь, Фрэдди, я куплю твой проигрыватель и возьму пластинки, если ты мне ответишь на …
Но дядя Фрэд уже бежал по дороге за красным велосипедом, пальто осталось лежать рядом со мной и черные коленки Микки поднимались над ушами так лениво, что Фрэду не составило большого труда догнать его. Послышались крики, велосипед повалился на бок. С минуту они оставались в той же позе, по улице уже начали зажигать фонари и птицы реже пролетали над домами. Я видел, как Микки ребром ладони разбил Фрэду нос, пока тот улыбался, пытаясь вывернуть руль. Кровь брызнула на рубашку, зазвенел звонок и черные колени быстрей заработали над ушами. Зайчик обернулся и как был в тапочках вышел на середину улицы, я захватил пальто Фрэдди и подошел к Зайчику:
- Фрэд, совсем стал ненормальный!
- Да…
- Просто сумасшедший…
- Да…
А Фрэд лежал на дороге и плечи его вздрагивали, было непонятно смеялся он или плакал. Мы подошли. С дерева, что поставили жильцы на улице несколько недель назад по случаю китайского нового года, уже облетели почти все желтые цветы. Теперь они набились в решетку сточной канавы рядом с Фрэдом. Я стал их вытаскивать, а Зайчик попытался поднять Фрэдди. Тот смеялся, хотя вся рубашка была в крови. В руках он держал кусок черного меха :
- О, мальчики мои, знаете, что сказал мне он? Ха-ха! Нет, что он мне предложил?
Он поманил нас указательным пальцем и, когда мы наклонились, сказал:
- If you want to suck my cock, pay ten dollars! Да, так и сказал. А когда я послал его, то вот…
И Фрэдди показал на рубашку. За спиной я услышал смех, а обернувшись увидел старух с перетянутыми резинкой животами. Они стояли и держали бумажные пакеты с едой, которые им выдали в столовой, но смеялись не они. Смеялся Зайчик, просто трясся от смеха, как желе на тарелке. Старухи пожали плечами и отошли в сторону к овощной лавке. Хлынул дождь, разгоняя птиц в небе, и нас на земле.