Пыль на подоконнике

ПЫЛЬ НА ПОДОКОННИКЕ

Магистр сидел под самым потолком на верхней ступеньке деревянной стремянки и читал. Нигде и никогда он не чувствовал себя таким умиротворенным и счастливым, как тут, среди старых пыльных книг, доверху громоздившихся на полках. Почти о каждом томике он мог рассказать, когда и где его купил, или от кого получил его в подарок. Раньше ему часто дарили книги…
Скрипнула дверь, и послышались звуки шагов.  Прежде, чем закрыть книгу, Магистр дочитал абзац и аккуратно заложил страницу картонной полоской со своей монограммой. Дурацкая привычка, сохранившаяся с прежних времен и ставшая почти ненужной — он стал редко возвращаться к недочитанному. В следующий раз он возьмет другую книгу и опять откроет её наугад.
Аррадон, слегка уставший от долгой дороги, улыбнулся, приветствуя Магистра.  Хотя то, что он застал его опять в библиотеке, не радовало. Вот уже третий год великий рассказчик не писал ничего, только читал. И читал только тут, в большой библиотеке. В малую, где в застекленных шкафах шеренгами стоят книги самого Магистра, он не заходил уже давно.
— Как вы, Игорь Теодорович? — Аррадон постарался, чтобы в его голосе не чувствовалось тревоги.
— А ты разве на монитор не смотрел? — иронично прищурился Магистр, спускаясь вниз. — Вот уж не поверю, Антоша.
— Не поверите, но не смотрел. Я же сам за рулем, а по вашим колдобинам колесить, так про все на свете забываешь. По-прежнему не хотите нормальную дорогу от станции проложить?
— Не хочу, потому что смысла не вижу. Ну, так что, привез обещанное? — Магистр налил из стеклянного кувшина воды в стакан и протянул Аррадону. Тот выпил залпом и кивнул.
— Привез. Надеюсь, что удастся его запустить. А где Алина, в саду?
— Да не знаю я, где она, — недовольно буркнул Магистр. Ему было стыдно признаться, что он фактически не замечал женщину, жившую с ним последние шесть лет, любившую его и всеми силами старавшуюся вызвать ответные чувства. Перед Алиной была Маргарита, высокая брюнетка с тихим голосом. Или Маргарита была перед Анной? Магистр досадливо поморщился, и это не укрылось от внимательного взгляда Аррадона.
Он давно играли в эту игру — великий Магистр, Рыцарь Разящего Меча и прочая, и прочая, и его верный и вечный поклонник Аррадон, преданный оруженосец. Они прошли все стадии игры — от благосклонности до ненависти, и пришли… Лучше было не задумываться о том, к чему они пришли.
А как все красиво начиналось. Оба хорошо помнили тот мартовский день, когда в кабинет Магистра ворвался в промокших ботинках и сбившемся набок клетчатом шарфе молодой биофизик Антон Полуянов, он же ярый почитатель написанных Магистром романов, взявший себя имя одного из их героев — Аррадона. Его глаза горели, слова сбивались в маловразумительные фразы и перемежались выкриками. Магистр к своим фанатам относился терпимо, но проявлений таких бурных эмоций не любил. Поэтому, переждав некоторое время, встал и железной рукой усадил обезумевшего Аррадона в кресло, велел Машеньке принести гостю чаю и приказал тому молчать, пока не успокоится.
Антон пил клубящийся паром густо-янтарный цейлонский чай и продолжал тихо, про себя, ликовать. У них получилось! Они достигли того, что всегда считалось самой смелой мечтой человечества, и эту мечту Антон принес своему кумиру. Он — мэтр, великий мастер слова, именно он достоин стать если не первым, то одним из первых бессмертных, и пусть посмеет возразить хоть кто-то! Аррадон обжег губы, уронил на ковер ложечку и запутался в собственном шарфе. Он ещё не знал, чем обернется его радость.
Магистр… собственно, тогда он ещё не стал Магистром, ему нравились более мрачные титулы — он развлекался, играя в самого себя, и был неистощим на выдумки. Тогда он был скорее демоном, лохматил вьющиеся волосы, сверкал темными глазами и носил длинные черные свитера, похожие на кольчуги. Это уже потом ему надоело бриться, он опустил благородную бороду и стал куда более сдержанным и холодным.
Антон стал академиком немного позже.
Когда знаменитому писателю-фантасту Игорю Вельду сделали инъекцию мутноватого раствора, похожего на банальный самогон, и через пару часов монитор засветился радостными цифрами и значками, Аррадон ощутил себя если не Богом, то чем-то близким к божественной сущности. Тогда инъекции делали немногим — избранным. И почти никто не знал, кто они, новая каста бессмертных.
А эти крошечные, почти разумные труженики — наноботы, поселявшиеся после инъекции в теле человека, кем были они? Слугами, контролирующими состав крови и работу внутренних органов, ремонтирующими зубы и восстанавливающими умершие клетки, или маленькими хозяевами этого тела? А возможно, и не только тела. Хотя Антон уверял, что в отношении творцов существует жесткое табу — личности не затрагиваются. Особенно личности тех, кому посчастливилось стать носителями крошечных трудолюбивых стукачей, созданных самим Аррадоном. 
Магистр краем глаза заметил своё отражение в стеклянной дверце книжного шкафа — он ничуть не изменился с того пахнущего мокрыми кошками и наполненного чириканьем радостных воробьев дня. Худощавая фигура, не слишком широкие плечи, упрямый, даже надменный разворот головы. Рост — средний, физические возможности — средние, интеллектуальные — чуть выше средних. Когда-то это его угнетало. И только гораздо позднее он понял, что высокий интеллект, как ни странно, мешает творчеству. Такой парадокс…
Аррадон тем временем поставил на стол небольшой  кейс и достал из него пластиковую коробочку. Мимоходом глянув на экран, вмонтированный изнутри в крышку кейса, убедился, что ничего не изменилось: все те же ровные тусклые ряды показателей. Ни одного яркого пятнышка. Словно у тех, кому имплантировали матрицы подавления агрессии или блокировки отдельных параметров развития. Но Аррадон точно знал, что Магистру ничего такого не делали, с самого начала только он, Антон, контролировал ситуацию, и никому никогда не позволил бы… Игорь Теодорович Вельд должен был оставаться творцом! И ведь все эти годы он им оставался, об этом свидетельствуют сотни томов, запертых в шкафах малой библиотеки. Он писал так, словно только что издал свою первую книгу и отчаянно рвался к славе и признанию. И ставший всесильным и мудрым Аррадон, был счастлив, читая эти книги, словно мальчишка. Что изменилось?
Если бы было хоть какое-то чужое влияние, он бы тут же узнал об этом. Но ничего не было. Ничего. Маленькие стукачи молчали. Всё было нормально — организм в полном порядке, мозг в идеальном состоянии. И только погасшее прежнее разноцветье параметров деятельности этого мозга вызывало у Аррадона дрожь. Впервые за много лет Антон Полуянов не знал, что делать. Вот и привез эту коробочку.
Когда после доклада Полуянова на Всемирном конгрессе было принято отчаянное решение остановить прогресс, жесткий запрет на нанопроцессоры коснулся всех. Только Центр контроля и пять его филиалов, только несколько сотен нанооператоров имели доступ к манипуляторам установок. Два века стабильности и благоденствия — ни войн, ни терактов, ни крупных конфликтов и аварий. И — никакого развития науки и технологий! Человечество слишком быстро двигалось к собственной гибели, словно ребенок, упорно ковыряющийся в гранате. И гранату у ребенка отобрали. Двести лет люди живут счастливо. Ради этого нужно было создать легионы наноботов и поставить по контроль все психологические и интеллектуальные аномалии, запретить научные исследования, наложить табу на тысячи, десятки тысяч открытий, нивелировать мозги слишком умных и честолюбивых.
И пусть они до сих пор ездят на автомобилях моделей начала двадцать первого века и не летают к звездам, пусть компьютеры по-прежнему громоздятся серыми ящиками на столах, а не встраиваются в мозги всех желающих, пусть! Они давно перешли спрогнозированный рубеж гибели человечества и продолжают жить. Земля не превратилась в пустыню, не разлетелась на атомы, словно петарда. Рождаются и умирают люди, все продолжается. Первые бессмертные стали и последними, так было решено, потому что два века назад неумолимо встал выбор между всеобщим бессмертием и прекращением рождаемости. Выбрали продолжение жизни.
Аррадон вздохнул.
Как звали того парня, который пытался убедить Конгресс, что не нужно прекращать строительство космических кораблей, что нужно создавать колонии в космосе и отселять туда излишек населения Земли? Кажется, Тихонов. Да, Сергей Тихонов, удивительно талантливый парень. Через полгода, когда Антон навестил его в буддийском монастыре, он был вполне счастлив. И совсем не помнил, что такое ядерный реактор.
— Ну так пойдем, что ли? — голос Магистра прозвучал неожиданно нетерпеливо.
Они поднялись на третий этаж Дома. Тут давно никто не жил, с тех пор, как выросли дети Магистра, а потом и его внуки. Правнуки поселились уже в других домах и редко навещали пугавшего своей молодостью предка. А о праправнуках и сам Магистр мало что знал. Время от времени у него случались новые романы, в основном, с девушками, начитавшимися его книг и заочно уже влюбленными в загадочного черноглазого… какой он там ещё? Ах да, в бородатого и мрачного Творца Миров. А также Повелителя Ордуэна. В кого же было ещё влюбляться несчастным девушкам, если настоящие художники, писатели и трубадуры появлялись всё реже? Если честно, то практически не появлялись. Совсем. Антон пытался понять, почему, и, кажется, понял. На ранних стадиях уникальные стороны личности неразличимы, и наноботы были неспособны распознать, кто перед ними — будущий гениальный писатель, или бунтарь-ученый. Поэтому на всякий случай блокировали «аномалию».  Во имя счастья и стабильности человечества. И из ребенка вырастал милый трудолюбивый семьянин, никогда не задумывающийся о творчестве — фермер или водитель троллейбуса, а не композитор или поэт.
Аррадон вздохнул. Магистр услышал, но не обернулся.
Комната располагалась в дальнем конце коридора и была заперта на прочный замок. Когда Антон привез в только что выстроенный Магистром Дом свой подарок — специально сконструированный нанопроцессор, хозяин отнесся к нему с прохладцей. Тогда писалась «Империя Грёз», и играть с атомами было некогда. А потом был установлен строгий запрет, и появился замок на двери. Почему Антон не демонтировал установку, он и сам не знал, видимо, не до того было. Он просто вынул несколько плат из блока управления и запер комнату.
Это было почти двести лет назад.
И вот сейчас он решил нарушить все табу. Собственно, большого греха в этом Антон не видел, что может создать человек, все эмоции и чувства которого под контролем такого же бессмертного? Разве что игрушки.
Процессор стоял в центре комнаты. После того, как Антон аккуратно стер мокрой тряпкой скопившуюся на пластиковом чехле пыль и снял его с аппарата, стали видны ряды блестящих титановых трубок, делавших процессор похожим на церковный орган. Магистр обошел вокруг, словно примериваясь. Аррадон полез во внутренности блока управления, чем-то щелкая и чертыхаясь — он уже и сам подзабыл, что где располагалось, машина была штучной, собранной им собственноручно. А Магистр вышел и вернулся через несколько минут, толкая перед собой обычное офисное кресло на колесиках.
— Я сейчас, — поднял голову Антон. — Осталось… Дьявол! — Он помахал рукой с поцарапанным пальцем. Все-таки давно он не имел дело с техникой, все больше с бумажками.
— Не торопись.
Магистр уселся в кресло и огляделся — довольно большая комната, стены цвета кофе, стрельчатое окно, завешенное коричневым пропыленным шелком.
Он придумывал и строил Дом несколько лет. Замок, обитель творца, башня из слоновой кости. Оружейный и каминный залы, винный погреб. Кабинет, где все было сделано для того, чтобы никто и ничто не могло отвлечь и помешать ему творить. Он любил темные охристые тона, картины в благородных строгих рамах, неяркие светильники старинной бронзы.  И только компьютеру — святая святых и алтарю, где свершалось таинство, позволялось быть светлым.
За эти десятилетия Дом состарился и стал похож на настоящий замок. И даже картины, написанные когда-то почитателями книг Магистра и изображавшие описанные в них миры и сцены битв, потемнели и покрылись благородными кракелюрами — почти микроскопическими трещинками. В галереях гуляли усталые сквозняки, каминные трубы чистились до наступления холодов, а перед Рождеством Аррадон обязательно привозил настоящую, не пластиковую, ель. И её наряжала очередная Анна, Маргарита или Алина. Иногда Магистр размышлял о том, что Дом когда-нибудь окончательно одряхлеет и разрушится, а он, Игорь Вельд, останется всё тем же, вечно сорокалетним. Построит ли он новый дом? Ни грусти, ни радости эти мысли не доставляли. Прошли те времена, когда он пытался умереть. Не удалось, мелкие негодяи-ремонтники были куда шустрее смерти. И даже шрамов не оставалось…
Аррадон включил процессор, надел сканирующий шлем и уткнулся лицом в губчатую резину окуляров. Всё, кажется, работало нормально. Он мысленно представил красное пластиковое ведерко, и затаил дыхание. Ведерко было создано за пару секунд — именно красное и именно пластиковое. Он посмотрел на шкалу размеров – три микрометра. Норма. Учитывая нестерильность обстановки, материала для развлечений Магистра тут хватит надолго, процессор использовал легкодоступные и ненужные молекулы, в основном пыль и воздух. А в обоих этих компонентах тут недостатка нет.
Он молча отошел, предоставив Магистру возможность убедиться, что процессор работает. Тот, увидев ведерко, саркастически хмыкнул и через минуту продемонстрировал Аррадону парящего в пространстве крылатого грифона. Грифон выглядел несколько ошарашенным и норовил завалиться куда-то вбок. Но он был живым! Значит, не зря Аррадон поколдовал на третьей платой, именно это и было его главным обещанием Магистру — дать возможность создавать наножизнь. Не имитацию, не компьютерные анимации, а живых существ, пусть размером меньше песчинки и даже пылинки. Игрушки для Творца Миров.
Аррадон усмехнулся, и усмешка получилась невеселой.
Некоторое время он стоял за спиной припавшего к окулярам Магистра. Потом, сообразив, что тот забыл о его существовании, тихо вышел.
Внизу усердно чистила серебряные кубки, расставленные на полках в гостиной, неприметная пожилая женщина. Аррадон раньше её тут не видел. Наконец-то Магистру повезло с домработницей.
Женщина пугливо взглянула на Полуянова, опустила глаза и сжала губку с чистящей пастой так, что побелели костяшки пальцев. Он давно привык к тому, что его боятся. Хотя, вроде бы, и причин нет. Он — всего лишь Аррадон, служитель Верхнего Мира… Он и был им все эти годы. А если кто-то думает иначе, то не стоит его разубеждать.
— Он занят, не мешай ему, — сообщил он Алине, которая действительно бродила по саду, подрезая некстати разросшиеся ветки кустарника. Та лишь молча кивнула. В глазах её была покорность и легкое недоумение.
Садясь в машину, Аррадон обернулся. Сложенный из охристо-серого камня Дом, возвышался среди густой зелени. Настоящий замок настоящего владыки. Он поймал себя на том, что слишком часто сегодня усмехается, не испытывая ни малейшей радости.

Грифона пришлось уничтожить, потому что он панически метался, не зная, куда можно приземлиться, и движения его крыльев становились все более беспомощными. Магистр убил его из жалости, и решил, что нужно действовать по всем правилам. Сколько там отводилось на сотворение мира, семь дней?
Он уложился в четыре с половиной часа и отправился спать таким уставшим, каким не был уже лет семьдесят. Лоб над бровями покраснел и даже, кажется, слегка вспух — за два века резина окуляров процессора стала довольно жесткой.  Магистр рухнул в объятия по-королевски широкой кровати и мгновенно уснул. Лежавшая рядом женщина, на которую он так и не взглянул, горько вздохнула.

Человек мчался по мелководью, преследуемый мохнатой, злобно щелкающей зубами тварью. Брызги из-под его ног разлетались, словно сверкающие стеклянные осколки. Солнечный день, яркая зелень, крошечное озерцо среди отлогих холмов и стремительный бег этих двоих — охотника и жертвы.
Силы и надежда на спасение оставляли человека — последний отчаянный рывок в попытке оторваться от настигающего его чудовища, и он упал в воду, выставив вперед руки.  Пальцы неожиданно наткнулись на корягу, и прямо в раскрытую пасть прыгнувшей на него мерзкой твари вонзилась мокрая кривая палка.
Он оттолкнул агонизирующего хищника и принялся брезгливо смывать с себя его кровь. Потом подумал и, наклонившись, выдернул у него из пасти своё первое оружие.
Магистр удовлетворенно потер руки и снова прильнул к окулярам.
К замку на холме скакали всадники в тусклых от пыли латах, трубил рог, колыхалось на ветру знамя, а на мощеном камнем дворе за зубчатыми стенами бил хвостом дракон с золотой чешуёй. И в небе мелькнули быстрые тени ещё двух хвостатых чудовищ…
— Милый, тебе давно пора обедать. Вернее, уже ужинать.
Голос Алины за дверью прозвучал робко и просительно. Магистр устыдился.
— Хорошо, я уже иду.
Он спускался по лестнице, и как прежде, в голове вспыхивали яркие картины, звучали голоса, слышалось ржание коней и бряцанье металла. После ужина он отправился в кабинет и писал до утра.

— Антон, я не знаю, что делать. Он почти не спит — ночью пишет, а днем… Что он делает днем, Антон? — она впервые решилась набрать номер личного телефона академика Полуянова. Но все последние дни её терзала тревога, переходящая в панику.
— Алина, успокойся, я завтра приеду и разберусь. — Аррадон, сидя в кресле у большого овального стола, незаметно приоткрыл стоящий у ноги кейс и покосился на монитор. Две, нет, три яркие зеленые звездочки. — С ним всё в порядке, не беспокойся.
Сидевшие вокруг стола мужчины сделали вид, что ничего не заметили и не поняли.

Боевой звездолет заложил вираж и ринулся сверху на колонну гигантских роботов. Магистра оглушил дикий рев и визг, он поморщился и уничтожил и звездолет, и роботов. Нет, это была неудачная идея. Он задумался, но тут тихонько застрекотал мобильный телефон.
— Игорь Теодорович, допечатка тоже продана! — в голосе литагента звучал восторг. Они просят разрешить ещё пятьдесят тысяч экземпляров.
— Валяй! — буркнул Магистр.
— И это… в издательстве очень бы хотели знать, когда ждать следующий роман, как в прошлый раз?
— Раньше. Через месяц вышлю, — он отключился и потер ладонью лоб.

Птицу он создавал тщательно и любовно — по перышку, подбирая расцветку и форму клюва. Размах её крыльев был огромен, а во время полета встречный ветер заставлял её оперение издавать то мелодичный свист, то низкий грозный рев. Птица наводила ужас даже на семейку драконов из замка. Кому её отдать? Или пусть остается вольной птицей?
А тот парень, который лихо умеет бегать по озеру, уже обзавелся женой и целым выводком рыжеголовых ребятишек. Шустрый малый. Пора строить деревню. Или сам справится?
От постоянного взгляда сверху — на созданный им мир, на горы, леса и морское побережье, у Магистра начинала временами кружиться голова. Ощущение парения в облаках — то выше, то ниже. Он уже не успевал следить за всеми: люди, звери и чудовища беспрерывно размножались, враждовали, боролись за власть, еду и территорию, просто так воевали, мирились и снова дрались. Драконов вышибли из замка, и они поселились в пещере высоко в горах. В море появился фрегат под черными парусами, а в только что отстроенном городке два отчаянных головореза состязались в праве стать его правителем. Господи, сколько суеты…

Аррадон задумчиво бродил по Дому. Магистр встретил его равнодушно, поздоровался, велел Алине накормить гостя обедом и ушел в кабинет работать. Обижаться не стоило, нужно было радоваться — три новых романа, цикл о необыкновенно ярком и противоречивом мире, были написаны за последние несколько месяцев. Аррадону удалось вернуть Магистру вдохновение, вкус к жизни и желание творить. Но почему тогда Антон Полуянов не чувствует никакой радости, только смутную тревогу и беспокойство? И эти яркие, слишком яркие значки, целые созвездия на мониторе. Да ещё Алина собирается уехать. Навсегда. Говорит, что Магистр её совсем не замечает, относится, как к пустому месту.
Почему-то вспомнились стихи. Магистр не дружил с поэзией и все свои опыты рифмования прекратил ещё в ранней юности. И только однажды Аррадон случайно наткнулся в какой-то папке с рукописями на пожелтевший хрупкий листок. Стремительный почерк Игоря Вельда, строки сползающие книзу. Почему он запомнил эти не слишком умелые четверостишья?

Забыть. Уйти. Укрыться в тень.
Накинуть покрывало тьмы.
А раньше это было лень,
Там был не я, там были "мы".

Уйти. Забыть. Свернуться в шар,
Ощерясь миллионом игл.
Погаснуть тихо, не спеша.
Не быть судьёю этих игр.

Забыть. Уйти. Лететь вослед.
Морозным ветром души жать.
Без перерыва на обед,
Какой обед? Пора играть!

Надрывным шёпотом квартир
Поджечь связующую нить.
Создать себе ненужный мир.
Да будет так. Уйти. Забыть.

Тогда ему показалось, что это — о творчестве и уединении. И только сейчас пришло в голову… Впрочем, разве мог шестнадцатилетний мальчишка предвидеть, что случится с ним через двести с лишним лет? Конечно, не мог.
Аррадон поднялся на третий этаж, подергал запертую дверь комнаты, в которой находился процессор. Пожал плечами. Вчера он разговаривал с Нейманом. Известный режиссер горько жаловался на то, что Магистр категорически запретил ему экранизацию своих последних романов. «Он сказал, что мои идеи — полная фигня, — страдал тощий лысый Нейман. — Что я не смогу снять это по-настоящему! И никто не сможет. Неет, Вельд окончательно зажрался!» Антону хотелось сказать, что он полностью согласен с Магистром, но он только сочувственно кивал, думая о своем.
Он покинул Дом, впервые толком не поговорив, не поспорив и не поссорившись с его хозяином. Да и был ли он ему теперь нужен? Всю дорогу, глядя на капли мелкого дождя на ветровом стекле, Антон чувствовал себя мальчишкой-старшеклассником, опустошенным собственной заурядностью. Как тогда, после первой встречи с блестящим писателем Игорем Вельдом. Как некстати иногда возвращаются воспоминания! Он все эти долгие годы старался служить кумиру своей юности, порой против его воли, порой вызывая гнев и ненависть. Но равнодушие Магистра снова сделало его никчемным мальчишкой, и это было больно.
Впереди появились огни города, навстречу неслись вереницы мокрых машин, и ему пришлось думать о том, как бы не прозевать нужный поворот. Завтра он непременно запустит анализатор, и станет разбираться, что же, черт побери, происходит с Магистром.

Босоногий мальчишка сунул краюху хлеба за пазуху, поддернул штаны и, весело помахивая хворостиной, погнал гусей к речке. Мать проводила его озабоченным взглядом. Только б не нагрянули разбойники. Хотя если нагрянут сборщики подати, тоже мало радости. Скорее бы Эвергарт закончил строительство мельницы, тогда они заживут… Со склона холма она видела, как внизу по дороге двигается небольшой отряд всадников. Хвала богам, не в их сторону, кто бы они ни были.

Драконья мама выгнув шею, неодобрительно посмотрела на странных птенцов, вылупившихся из яиц, неизвестно откуда появившихся в её гнезде. И откуда такие — наглые, железные, норовят клюнуть её собственных отпрысков. Два драконенка и два приблуды. Она гулко вздохнула и смирилась — птенцы всё же.
Магистр усмехнулся — убийцы наноботов росли быстро. Он специально не стал создавать их сразу большими, пусть крепнут и набираются ума. Им предстоит нелегкая битва.
Он изменил направление трубы-визира, «спустился» пониже и оказался прямо над полянкой, где в тени куста дремал маленький пастух. Славный мальчишка, из него вырастет умный и сильный воин. Или менестрель. Или ученый и мыслитель. И никто не посмеет решать, кем ему быть — только он сам.
Пора работать, он должен закончить книгу, до того, как окрепнут крылья драконьих приемышей. И это будет его лучшая книга.

Аррадон проснулся среди ночи от тонкого писка. Поднял с подушки тяжелую голову, ещё не понимая, что происходит. Вероника тоже проснулась и включила ночник.
— Что это, Антон?
— Спи, — он прошлепал босыми ногами к столу, щелкнул замочками кейса и отключил сигнал.
— Случилось что-то?
— Спи, говорю! — он ещё успел заметить удивленный и обиженный взгляд жены, а пальцы уже метались над кнопками и клавишами. Только бы успеть! Идиот, он должен был днем поехать к нему, но эти проклятые дела… Он должен, он успеет. Если нужно, он создаст новую армию маленьких мерзавцев, заставит их контролировать каждый вздох Магистра, каждый удар пульса. Только бы успеть!
Он с ужасом смотрел на исчезающие значки на мониторе и ничего не понимал. Но продолжал вычислять поврежденные участки и направлял туда тающие силы защитников. Сколько их оставалось? И куда делись остальные? Это было невозможно: наноботы умеют создавать подобных себе и должны успевать это делать. Но сейчас кто-то оказался быстрее и сильнее.

— Сильны, быстры и отважны выросшие в драконьем гнезде, — побелевшими губами прошептал Магистр и улыбнулся.

Наконец, пляска цифр и букв на экране почти прекратилась, и только темные участки продолжали пугать мертвой пустотой. Аррадон быстро оделся, схватил с полки контейнер с инъектором и бросился к стоящему на крыше дома вертолету. Летать он не любил, но сейчас была дорога каждая минута.
Автопилот — сомнительная штука, особенно ночью. Но Аррадону пришлось включить его, потому что всё началось сначала: истеричный сигнал, мигание, зеленые всполохи на мониторе. Это всё больше напоминало картину битвы, и смыслом этой битвы была жизнь. Шипя сквозь зубы проклятия, он сражался за эту жизнь и понимал, что проигрывает. Удивленные звезды заглядывали в кабину, где им в ответ мерцали подсвеченные приборы. А встрепанный человек в пилотском кресле, не обращая на них никакого внимания, колотил по клавиатуре, встроенной в постоянно съезжающий с колен серый плоский чемоданчик. Ремни вдавились в тело и не дали ему свалиться набок, когда вертолет, черкнув брюхом по верхушке дерева, пошел на посадку. Аррадон швырнул кейс в пассажирское кресло и схватился за руль, направляя машину в центр светящегося круга на каменной площадке перед Домом.
Лопасти, сделав последний оборот, замерли. Он вытер взмокший лоб и с ненавистью посмотрел на монитор. Исчезли последние показатели, и экран засветился ровной серой поверхностью. Надежды не осталось. Собственно, Магистр был мертв уже около получаса, но пока не погасли последние импульсы, можно было ввести новую порцию наноботов и восстановить, если не всё, то кое-что. Но нужно ли? Какая теперь разница, ведь он сам видел конец. Проигравшему не дано права решать.
Аррадон выбрался из кабины вертолета и, ссутулившись, зашагал к Дому.
Все окна были черны и только в одном, под самой крышей, светилась полоска между сбившимися шторами. Стоит ли теперь проклинать тот день, когда он решил отпереть эту комнату? Ответа он не знал.

Магистр сидел перед процессором, откинувшись в кресле, и на его губах застыла довольно ехидная улыбка, почти незаметная, скрытая усами и бородой. Аррадон потоптался рядом, осторожно, стараясь не потревожить мертвого, заглянул в окуляры и понял, что процессор отключен. Или поврежден. Во всяком случае, разбираться он не будет. Мерцающие трубки, казалось, тихо звенели, словно эолова флейта на ветру. Он проследил взглядом направление от окуляров к концу визира. Покрытый слоем пыли подоконник. Так вот ты где, новый мир великого Магистра…
Стараясь не дышать, он толкнул кресло, и оно легко покатилось к двери. Так легко. И совершенно бесшумно.

Ну и беспокойные детки… Дракониха, разбуженная поутру неожиданно вернувшимися в гнездо изрядно побитыми приблудами, злилась, одновременно пытаясь огромными треугольными зубами осторожно выправить измятые стальные крылья и поврежденные щитки лобовой брони. Для неё они все ещё оставались птенцами, как и те двое, бронзовыми махинами парящие в вышине. Глупые, вечно вляпываются в какие-нибудь неприятности и драки, сплошная головная боль от них.

Двое мальчишек сидели на берегу речки, рассматривая далекие горы.
— А ещё, говорят, там, на скалах живет огромная птица с поющими на ветру перьями, — сообщил один.
— Я знаю, — кивнул другой. — Когда я вырасту, то поднимусь в горы и приручу эту птицу.
— Врешь!
— Я?!
— Ты!
— Я не вру, я сочиняю! А это совершенно другое дело, — расхохотался черноглазый мальчишка и швырнул в реку камешек, распугав жирных белых гусей.

«Ну вот, — разочарованно думала Инна Леонидовна, — а говорили — бессмертный». Она огляделась. Дом сиял чистотой: начищенная бронза и серебро, натертые мастикой полы. Даже книги в библиотеке она пропылесосила и расставила по местам. И что за грязнуля работала тут до неё? Жаль, что скоро придется отсюда съезжать. Но пока она тут, нужно, чтобы те, кто скоро придет проститься с хозяином, не увидели ни пятнышка, ни соринки.

И, прихватив тазик с мыльной водой и тряпку, она стала подниматься по лестнице на третий этаж.



***В рассказе использовано стихотворение Дмитрия Шулика АКА Локи Одинссона