Острые приступы счастья не для мужчин

Она хищно улыбнулась телевизионному красавцу, рекламирующему пляжные плавки, и спросила:
 - И что теперь?
 - Что-что, буду рожать.
 - Одна?
 - Все женщина рожают одни.
 - Да, только их при этом кто-нибудь ждет дома.
 - А мне не нужен кто-нибудь, мне нужен муж. Настоящий, понимаешь?
 - Размечталась.
 - Знаю, но я не могу иначе.
 - Лелишна, ты идеалистка.
Можно подумать подруга открыла материк. Да, идеалистка, но ведь это так приятно. Все вокруг страдают, мучаются, потому что думают, что жизнь – мягко скажем какашечка. А я-то знаю, что все на самом деле не так. Все не так. А как в сказке. Потому что даже в сказке героиня должна пройти огненно-водные пространства и  подудеть в духовые инструменты. И  только потом появиться фея, которая подарит Золотой ключик (а может и  пару антикварных туфель на стеклянной подошве). Героиня встретит прекрасного Королевича, родит ему богатыря, и станут они жить, поживать, чего-нибудь наживать и готовится в одновременной смерти через некоторое количество десятков лет.
Черт побери, я тоже хочу получить ключик, встретить, родить и умереть в преклонном возрасте с любимым человеком, который мне никогда не изменял. Слышите, ни-ког-да. Это самое противное и самое хорошее слово на свете. Потому что, если Вы расстаетесь с любимым и понимаете, что никогда больше не увидите его, это плохо. Это погано. И это не как.
А вот если он приехал к Вам, и говорит, что больше никогда не покинет Вас – это вещь. Это улет. Или супер. Как выражается моя ненаглядная подруженька -  Поленька-Оленька. Смешно, когда родители так и не могут договориться, как назвать ребенка. Вот и появляются всякие Моники - Елизаветы и Клавдии - Виолетты. Полишна-Олишна никогда не обижалась на своих родителей, а наоборот гордилась своей двойственностью. Она даже в школе говорила: «Ребятки, сегодня я Полька». Ребятки, то есть я и третья подружка Зина, визжали от восторга и протягивали свои розовые потные ладошки навстречу щедрой Полине. Подруга доставала из ранца огромный бумажный пакет и сыпала, сыпала, сыпала… Конфетки! Шоколадные! А иногда настоящее монпансье.
Полькины-Олькины родители всю жизнь проработали в торговле, так что дитя никогда не голодало, а заодно и мы вместе с ней. Одно было плохо, Полина очень часто превращалась в Ольгу, и тогда не было никаких угощений, а одни лишь язвительные замечания, подколки и наставления. Помимо торговых родителей за Полишно-Олишной, сокращенно По-По, присматривала сестра ее матери – Антонина Львовна. Более властной, деспотичной женщины я никогда не встречала. Тоша, как звала ее По-По, никогда не повышала голоса и никогда ее не била, но зато она всегда и во везде совала свой скрюченный носик.
«Дорогуша, зачем ты подстригла челку, это тебя так старит», «Милочка, с твоими кривыми ногами нельзя носить короткие юбки», «Дружочек, зачем ты проколола свои маленькие прелестные ушки, ты разве не знала, что сережки носят только продажные женщины». И так во всем и везде.  Чтобы По-По не делала, куда бы ни шла, чего бы ни надевала, Тоша всегда  вырастала рядом, и начиналось. В конце концов, По-По однажды (где-то в конце десятого класса) не выдержала и  все ей высказала. Да-да, абсолютно  все, и как вы понимаете, отнюдь не литературным языком. Тоша внимательно выслушала, вытерла слюни По-По, в изобилии стекающие по ее менторскому лбу и … извинилась. Нет, серьезно, тетя Тоша из-ви-ни-лась! И сказала, что больше не будет. И вообще ее не будет не слышно, не видно. Только не прогоняйте ее, пожалуйста, потому что Тоша, оказывается, ни дня не работала, а жила прихлебателем на шее своей младшей сестры. Вот так – то. По-По после этого случая уже ничего и никогда не боялась. И даже когда три пьяных подростка затащили ее в подворотню,  По-По безразлично повела плечиком  и сказала, что ей в принципе наплевать, что эти выродки собираются делать. Потому что дядя у нее никто иной,  как Ибрагим, самый крутой и  злой из всех воров в законе, обитаемых в нашем городке. И если мальчикам надоели их невзрачные жизни, то они вполне могут воспользоваться ее добродетелью. Мальчики тогда недолго посовещались, решили не рисковать и даже проводили По-По до дому, во избежание ненужных инцидентов. По-По их искренне поблагодарила, и напоследок чмокнула одного из них в щечку.
Парниша от этого поцелуя немного разомлел и  позволил себе поинтересоваться Полькиным-Олькиным телефончиком. Подруженька, не будь дурой, отреагировала в нужном направлении, и написала на юношеской ладошке  телефон доверия нашего ГУВД. Можете представить, что юный отрок испытал, когда услышал голос на проводе. А впрочем, история моя совсем не о них. А обо мне. Несчастной и беременной.
Но самой страшное – брошенной. Вот и проговорилась. Меня оставил мой любимый, когда узнал, что будет сын. Хотя я не думаю, что он женился на мне, узнай, что будет дочь. Мне так кажется, он вообще никогда не женится. Не приспособлен он для этого. Жену ведь надо кормить, одевать. И ребенка тоже. А ему это неинтересно. Не то, чтобы денег жалко, совсем нет. Он не жадный. Он всегда дарил мне всякие дорогие безделицы. Безделицы и ничего дельного, ничего серьезного, ничего, что хоть что-нибудь могло бы пригодиться в жизни. Ни практичной одежды, ни драгоценностей, ни косметики, а одни эксклюзивные вазочки, в ручную сотканные коврики, и прочая антуражная белиберда, которую он привозил из своих многочисленных загранкомандировок. Странно, но ему даже не пришло никогда в голову свозить меня в какую-нибудь Чехию или Турцию.
Он всегда звонил, приезжал, расхваливал очередную поездку, и ставил на полку какую-нибудь тарелку, предварительно обозначив ее стоимость. Я изображала радостное улюлюканье и старательно закатывала от восторга глаза. Он кивал и требовал поесть. Иногда я говорила, что в доме ничего нету, тогда он вез меня в какой-нибудь «экзотический» ресторан, после которого я два дня пила фестал и прочую ферментную гадость. Он все время делал только то, что ему хотелось. И на все мои попытки донести до него мои желания, отвечал что-то типа: «Глупенькая, что ты такое говоришь, я же мужчина, мне лучше знать, что нам делать». Просто он не понимал, что я тоже человек. А мне так хотелось сходить с ним в магазин, купить обыкновенных продуктов, приготовить нормальную еду, скушать ее за ужином, вместе посмотреть какой-нибудь сериал про ментов или бадитов. А  потом я бы мыла посуду, а он помогал бы  вытирать тарелки. А потом я бы села за   пианино, а  он читал бы  газету и ругал российских политиков.
А потом мы бы отправились погулять перед сном, а потом…. А потом я ошиблась в расчетах и  забеременела. Сначала я хотела сделать аборт, чтобы ничего ему не рассказывать. Но потом поняла, что буду рожать. И когда я сказала ему об этом, то он даже не расстроился, и не обрадовался,  а просто похлопал меня по плечу и сказал, что «может все обойдется». А потом мы опять поехали в какую-то китайскую хибару. И все продолжалось в том же режиме и темпе. Он уезжал, возвращался, не обращая никакого внимание на мой токсикоз, на мой живот, на меня. Не спрашивая, как я, как ребенок и  что я хочу. И когда, я, наконец,  вернулась с  УЗИ, он вдруг испугался и  замолчал. Услышав, что ребенок все-таки будет, и, между прочим, мальчик, он долго-долго моргал, а потом  начал… одеваться. При этом он бормотал, что не представляет себя отцом мальчика.
Еще одного мужчину в семье он не переживет, это будет маленький соперник, которого я буду любить больше, чем его. И вообще, может это вовсе не его ребенок. Он ведь точно не знает, чем я занимаюсь, пока он ездит по  командировкам. Если я не против, он был бы очень признателен мне, чтобы я больше никогда не звонила. А подарки… Подарки он заберет попозже, наверное, он пришлет своего друга или какую-нибудь знакомую(!), чтобы больше не встречаться со мной. Зачем-то поцеловав меня в щечку,  он ушел. А я стояла возле двери и думала, думала, думала. Зачем я любила его?
Зачем я не бросила его сразу? Наверное, где-то в глубине своей несчастной души я все-таки надеялась его изменить. Зря надеялась.  И вот я решала, анализировала и думала, и вдруг поняла, что дверь думала вместе со мной! Она успокаивала меня, что таких уже не переделать, потому что такие не понимают, зачем жена и  дети.  Таким  лучше быть одному. Делать то, что  хочется, думать, о чем тебе хочется, жить так, как хочется.  То есть  жить    хорошо.  Я тогда сказала двери, что хорошо быть эгоистом, пока молодой, здоровый и при деньгах. А в старости? Дверь тогда усмехнулась и ответила, что когда это все пройдет, тогда можно будет перейти улицу на красный свет. Вот так-то.

По-По встала с кресла, дошла до стола, плеснула мартини, добавила водки. Эх, Полька-Олька, мужика бы тебе настоящего. Пьешь как лошадь, ешь как слон,  прыгаешь  как заяц из одной койки в другую. По-По как будто прочитала мои мысли.
 -  Лелишна, я не виновата, что мне это нравится.
 - Но ведь это неправильно.
 - Почему?
 - Так не принято.
 - Кем?
 - Обществом.
 - Да какала я на твое общество.
 - По-По, нельзя так с обществом, а то оно на тебя тоже может…Того…
 - Лелишна, и в кого ты такая? Даже выругаться не можешь. Нюня!
 - Неправда!
 - Правда!
 - И что мне делать?
Для убедительности я даже вздохнула.
 - Как что? Меняться, ожесточаться как-то. Тебя мужик бросил, а ты сидишь, и дифирамбы ему поешь.
 - Я не пою.
 - Но ведь собираешься. Вон и альбом с фотками достала.
 - Я наоборот… Хотела их уничтожить.
 - Надо же, как трогательно. Героиня рыдает над остатками  непродолжительного романа, и сжигает в камине следы своей страсти.
 -  Не получится.
 -  Почему?
 -  Потому что. Камина нету.
 - Вижу. Оно и плохо. Тебе предлагали поменяться, а ты заартачилась. Не поеду. Мне и здесь хорошо. Вот и живи в этом гадюшнике.
 - Я и живу.
 - Лелишна. Так нельзя. Понимаешь? Сейчас время другое, все живут в загородных домах, с каминами, ездят заграницу, покупают дорогие вещи, машины и  даже мужиков. Другими словами  - развлекаются. А ты?
 - Что я? Я беременная. Мне нельзя развлекаться.
 -  Ты беременная дура!
По-По подошла к окну, провела пальцем по стеклу.
 - Когда ты в последний раз делал генеральную уборку?
 - Той осенью.
 - Понятно. Вечером позвонишь Зинке, пусть пришлет бригаду. Надо все помыть, освежить потолок и переклеить обои.
 - Не надо. У меня деньгов нету.
 - У тебя их никогда нету. Я тебе дам.
 - Мне нельзя краску нюхать.
 - Поедешь со мной на дачу. Поживешь пару недель, воздухом подышишь.
 - И что я там буду делать? Огурцы полоть?
 - Не язви, врежу.
Вот в этом она вся. Я ее не понимаю. Совсем. В детстве понимала. Теперь нет. Я не умею одеваться, как она, красить волосы в алый цвет,  водить автомобиль, делать карьеру, ползти вверх, расшвыривая конкурентов, закладывать их начальству, строить козни, плести интриги и лепить заговоры. Может быть, поэтому По-По со мной до сих пор и дружит? Потому что знает, что я ее никогда не предам. У меня совести не хватит. Зина ее предала. Не выдержала. С тех пор они общаются только через меня. А что, удобно. Для них. Но для меня…

По-По рылась в кухонном шкафу.
 - У тебя есть корзина?
 - Зачем?
 - Надо.  По грибы пойдем.
 - С моим животом?
 - А что, мы далеко в лес не пойдем.
 - А если я рожу?
 - Да ради Бога, рожай, сколько влезет. Что я роды у подруги не смогу принять. Не смеши!
 - Не буду. А тебя, что на даче корзины нет?
 - Представь, нету.
-  А ведро?
-  Соседу  отдала – он варенье варил.
- Давно отдала?
- В июле!
- Так забери!
 - Не могу. Поссорилась.
 - Понятно-о.
 - Ничего тебе не понятно. Он мне замуж предложил. А я и говорю, что не хочу. Он разобиделся. И ушел.
 - С ведром?
 - Ага.
 - Ворюга.
 - Хуже, он – художник.
 - Знаменитый?
 - Не очень.
 - И варенье варит?
 - Ага, он ужасно хозяйственный. Два погреба – сплошные запасы, на полвека вперед. Скукотища-а.
 -  Почему? Запасы – это здорово, это серьезно. Слышь, а давай ведро  по дороге купим.
 - Не хочу. Я уже покупала. Но потом потеряла.
 - Где, на даче?
 - По дороге. Понимаешь, я  специально купила два ведра, новых, пластмассовых. С зелеными ручками. А потом пошла в парикмахерскую. Ведра в багажнике были, возвращаюсь – их нет.
 - Украли?
 - Наверное, я багажник забыла запереть.
 - Ну, ты даешь, так нельзя.
 - Знаю.
 - Слушай, а где водитель был?
 - В отгуле. У него была свадьба. Женился. Дурак!
 - Почему?
 - Потому что по залету.
 - А-а-а. Это сейчас так актуально…
Я нагнулась и заглянула в мойку.
 - Слушай, а вот это ведро подойдет?
 - Мусорное?
 - Помоем.
 - Не-а, не пойдет, я брезгливая.
 - По-По? Ты? Не смеши, с твоими-то…. знакомствами.
 - Не веришь?
По-По подошла ближе и  протянула руку. На запястье красовался  розовый шрам.
 - Смотри!
 - Что это? Клеймо общества брезгливых людей?
 - Не совсем. Это я себе зубами вырвала.
 - Зачем?!?
 - Ну когда Этот с Зинкой… Он  меня сюда поцеловал, когда на коленях валялся! А я взяла да и вырвала клочок кожи. А потом ему в лицо как плюну! Кровищи было – ты даже не представляешь….

Вы простите, но я действительно не представляю…
По-По возвращалась из командировки. Совсем как в анекдоте, только наоборот. А ее жених в это время заманил Зинулю к ним домой. Под благовидным предлогом. Каким точно -  не помню. Что-то связанное со свадебным подарком. Жениха звали Артур. Он был, как и все Артурчики, писаный красавец, атлет, эстет, и … бабник. Артур напоил Зину вином и только начал процесс, как  в спальню заходит По-По. Артур в крик, Зина в визг, По-По в мат. В итоге несостоявшиеся любовники три часа  красовались голыми на балконе. А на улице ранняя осень, красота, плюс десять!  Не выдержав погодных условий, Зинуля сиганула со второго этажа и исчезла под покровом ночи. Артурчик как истинный джентльмен   остался вымаливать прощенье. Только под утро ему удалось уговорить, По-По открыть дверь. Дрожа от холода, Артурчик упал на колени. И судя по всему, за сим  последовала сцена вышеуказанного руковредительства…

 - По-По, а какая она на вкус?
 - Что, кровь?
 - Нет, измена.
 - Горькая. Очень горькая.
По-По влезла в сапоги, накинула дубленку, тряхнула гривой.
 - Лелишна, дай, зажевать что-нибудь…
Я подошла к телевизору,   отобрала у рекламного красавца блестящую пачку и на всякий случай погрозила кулаком. Красавец закрылся руками и ретировался в бассейн. То-то же. В коридоре По-По гладила кнопку лифта и била чечетку. Сказывалось танцевальное детство и расшатанные нервы.
 - По-По, «Орбит» устроит?
 - Спрашиваешь…Только давай три, чтоб наверняка….
 - Тебе что, целоваться?
 - Как знать, где встречу Его далекого.
 - Кого, Принца?
 - Мужика! Принцев нынче нету, повымерли.
 - Да, повымерли. Пока, По-По.
 - Мой ведро. «Санитой».
 Подруга надула резиновый шарик, хлопнула его и нырнула в зеленую пасть лифта. Лифт заурчал и довольный устремился вниз. Я помахала ему рукой и пошла искать «Саниту».


Поздно вечером я позвонила Зине и передала приказание Польки-Ольки. Зина долго молчала, потом  посмеялась:
 -  А с чего она взяла, что я соглашусь.
 - Не знаю. А что  можно подумать, ты не согласишься?
 - Надо подумать…Ты сейчас одна?
 - Да. То есть, нет.
 - С Ней?
 - Нет.
 - Ты что не хочешь меня видеть?
 - Хочу.
 - Не ври.
 - Ладно, вру. Я спать хочу. Я устала.
 - Леша, ты дура! Так нельзя, ты просишь у меня рабочих, а сама не хочешь меня видеть. Нормальные люди не поступают. Я тебе такое рассказать собиралась. А ты… эх, Леша…

Зина  звала меня Лешой. Хотя по паспорту я  Александра.
 - Зина, я не дура! Просто ты опять начнешь меня ругать. А меня хвалить надо. Мне скоро рожать.
 - Ладно, хвалю. Ты самая лучшая в мире дура!
 - Так ты пришлешь бригаду?
 - Фигу!
 - Тогда мне придется рожать ребенка в грязи!
 - Рожай. Это же твой ребенок. Надо было думать, когда в постель ложилась.
 - Я думала.
 - Не тем местом.
 - Зина!
 - Что Зина? Тридцать лет «Зина»! Ты-то куда денешься, краска все-таки…
 - По-По меня на дачу заберет.
 - Ладно, в три приедут, ключи оставь на старом месте.
 - А обои?
 - Что обои?
 - Ну… Мне бы хотелось узнать расцветочку.
 - Узнаешь, когда наклеят.
 - Понятно. А сколько по деньгам?
 - Нисколько. Обойдусь, не обеднею.
 - Зина, я тебя люблю!
 - Не подлизывайся! Ладно, мне пора, привет По-По. Кстати, как она?
 - Не очень. Стала больше пить.
 - Плохо.
 - Очень плохо. Может, вы помиритесь?
 - Это она тебя науськала?
 - Нет, это я сама.
 - Леша, я с ней не сорилась, и ты прекрасно это знаешь.
 - Зина, я так больше не могу. Мне надоело работать трансформатором.
 - Не работай!
 - Но я же люблю вас обеих!
 - Тогда  терпи!
 - Зина… я сейчас заплачу.
 - Не дави на жалость, бесполезно.
 - Сердце у тебя каменное.
 - Бери выше. Железобетонное. По-другому с вами нельзя.
 - Зина, может, вы помиритесь?
 - Не может. Клади трубку, мне пора.
 - Куда?
 - Туда. Много будешь знать, скоро...
 - Я и так уже старая. Дальше некуда.
 - Выше нос, Леша, тебе еще рожать. Кстати, кадысь?
 - Через неделю. Но может и раньше.
 - Понятно, будем готовиться.
 - Будем.
 - Ты что плачешь?
 - Нет, только собираюсь.
 - Уткни лицо в розы и не плачь.
 - Леша, какие розы?!? Ты о чем?
 - Ладно, Зинка, не ври, я же чувствую, белые, большие на столике стоят.
 - Леша, только не кому.
 - Могила. Братская.
 - Ну давай, до завтра.
Зинка шмыгнула напоследок и положила трубку. Я  представила, как она плачет, и тоже всхлипнула. В знак солидарности. Солидарность показала мне язык и растворилась. Ну да, беременным реветь нельзя.  Бедная подруженька, почему жизнь так не справедлива? Зина никогда не сможет родить. Никогда. У нее была детская матка. Маленький никчемный мешочек. Но зато у Зинули была собственная фирма и бригада хороших ремонтников, со всеми вытекающими последствиями: финансовой независимостью и вечной нервотрепкой. Почему нельзя так, чтобы не было никаких оров-криков? Вечных проверок, неустоек, претензий и рекламаций? Почему деньги не живут в холодильнике и не плодятся по нашему желанию. Потому что, тогда бы стало скучно и неинтересно. Я подошла к серванту, достала бабушкину шкатулку, прислушалась – живы. Копошатся, переговариваются. Мои кровно заработанные декретные. Умнички мои, драгоценные. Все тридцать шесть тысяч рубликов. На полгода должно хватить. А потом придется выходить на работу и опять писать заказные статеечки и ругаться с пустоголовым редактором. Только куда я ребеныша дену. Слышь, ребеныш, куда я тебя дену? Ребеныш пожал плечами и зевнул. Ладно, спи, что-нибудь придумаем. Что-нибудь…

Я сидела за плетеным столом, ловила руками солнечных зайчиков и складывала их в пустую тарелку. По-По с тоской наблюдала за моими манипуляциями и параллельно пила утренний кофе. Рядом стояло ведро белых грибов.
 - Лелишна, почему ты такая счастливая?
 - Не знаю. А с чего ты взяла, что я счастливая?
 - У тебя же будет ребенок, что еще надо?
 - Деньгов.
 - Я тебе дам.
 - А сама?
 - Перебьюсь.
 - Так нельзя. Про себя забывать нельзя.
 - Я не забываю. Я позавчера себе шубу купила.
 - Норковую?
 - Нет. Соболиную.
 - Зачем?
 - Не знаю. Повесила в шкаф, пусть весит. Может быть,  когда-нибудь надену.
 - Зачем шуба, если она тебе не нужна?
 - Лелишна, я не знаю. Я ничего не знаю! Я устала, понимаешь, просто устала.
 -  Будешь зайку?
 -  Нет. И тебе не советую, скоро зима.
По-По встала с кресла, спустилась с террасы и позвала водителя. Вова, высокий плечистый парень двадцати лет, подбежал к хозяйке и принял преданную стойку. Вова работал у По-По уже три месяца,  и я никак не могла понять спит она с ним или нет.
 - Вова, свози нас в город.
Парень радостно кивнул и побежал в гараж.
 - По-По, а зачем нам в город?
 - Купим тебе коляску, кроватку, что там еще надо? Пеленки, ползунки…
 - Не купим. Я суеверная.
 - Тогда покутим.
 - С моим-то пузом?
 - Фигня-война, главное желание.
 - Мне не в чем.
 - По дороге заедем в магазин, купим тебе комбинезон.
 - И маечку. Прозрачную, чтобы тити просвечивались.
 - Размечталась, наденешь лифчик.
 - Не надену.
 - Тогда никуда не поедешь.
 - Вредина.
 - Сама такая.
Я кинула в По-По зайчика и пошла одеваться. Подруга приласкала зверька и отправила  его обратно на Солнце.

Сидя в машине, я наблюдала, как По-По  звонит в соседскую дверь, потом долго уговаривала соседа принять грибы в знак примирения. Сосед, смешной волосатый пузан сорока пяти лет, кивал, изображая жгучую любовь. Напоследок По-По поцеловала соседа, он что-то шепнул ей на ушко, и она расхохоталась. Пузан покраснел и исчез за дверью.  По-По бегом вернулась в машину. Вскоре  я хохотала вместе с ней.
 - По-По, зачем он украл твои ведра?
 - О-о-о, Лелишна, это был хитрый ход. Такой хитрый, что я его не поняла. По идее я должна была догадаться и придти к нему с милицией, а он тогда бы встал на колено и вынул бы коробочку с кольцом. А менты бы растрогались, и уговорили бы  меня выйти за него замуж.

Надо же, как красиво, менты, уговаривающие потерпевшую выйти замуж.
- По-По, он романтик, это сейчас так редко.
- Лелишна,  он голубой!
- Откуда знаешь?
- Сам сказал.
- Не поняла…Тогда зачем ему ты?
- Зачем мужчине, пусть даже гею, красивая женщина?
- Не знаю.
- Глупенькая, чтобы все ему завидовали. А что, должен он хоть как-то утвердиться, раз художник из него никудышный.
Я с сомнением посмотрела на По-По, потом в зеркало дальнего вида. Водитель сделал вид, что не расслышал мое сомнение. Я настойчиво постучала в его мозги еще раз «Вова, Вова-а-а, о чем это она»? Водитель смахнул мы мысли и прибавил газу. Мы въехали в Город. По-По, как же так, куда мы идем, куда идет этот мир, или он уже не идет, а летит? Мне вдруг стало страшно, а что если мой сын вырастит и станет голубым. Где-то я читала, что  в неполных семьях – это раз плюнуть. Вова хмыкнул. «Вот-вот, раз плюнуть» Та-ак,  моему ребенку срочно нужен отец. И желательно гетеросексуал. Вова поспешил меня заверить, что мне пока рано гоношиться, сперва нужно нормально родить, а уже потом приниматься за поиски. На что я ответила, что тебе хорошо рассуждать, ведь ты не голубой, и потом тебе самому не рожать. У тебя, как я слышала, даже жена имеется, беременная. И хозяйка у тебя… красавица на выданье.  При этих мыслях Вову вдруг повело, он засуетился. Тут заскрипели тормоза, я зажмурилась  и …машина остановилась. По-По хлопнула меня по плечу. И я поняла, что мы приехали.

В бутике к нам подбежала платиновая блондинка с неприлично тонкой талией и огромным бюстом. По-По решительно отказалась от ее услуг, чем очень сильно обидела красавицу. Девушка удалилась в конец зала и молча наблюдала за нашей вакханалией. Через полчаса По-По наконец-то сказала «Уф» и направилась к кассе. Я смотрела на себя в зеркало и млела от счастья. Прозрачная маечка, лиловый комбинезон, бордовый бюстгальтер, сиреневые сапоги и невозможная фуксия в виде плаща-разлетайки. Я себя люблю! И По-По! И всех, всех! И даже тебя – силикованная мымра. Услышав мои мысли, продавщица покраснела и отвернулась.

В баре я выпила три молочных коктейля. По-По заказала мне мороженое и удалилась в туалет. Через пару минут она выбежала оттуда вся бледная и испуганная.
 - По-По, ты чего?
Подруга пересела на другой стул,  залпом осушила бокал и уставилась сквозь меня.
 - По-По! Что с тобой?!?
Подруга молча показала пальцем. Я повернулась -  из туалета к нам шел Артур, а рядом с ним… Зина! По-По от ужаса заметалась. Я схватила ее за укушенное запястье. Парочка молча села за наш столик. Зина смущенно улыбнулась и открыла рот.
 - Девчонки, простите меня заразу, но я его люблю. Артурчик, не молчи, скажи им, что мы поженились.
По-По закатила глаза и приготовилась падать. Но передумала. Потому что услышала какой-то странный хлопок. Зина с удивлением смотрела себе под ноги, Артур брезгливо отодвигался на стуле от разливающейся лужи. Я с тоской разглядывала испорченный комбинезон. И только По-По, невозмутимая Полишно-Олишна, действовала. Через несколько минут я уже сидела в машине подруги. Справа на меня дышал Артур, слева виновато стучала зубами Зинуля. А спереди Полишна-Олишна давала указания водителю. Вова понимающе кивал и то, и дело спрашивал, не больно ли мне. Я не отвечала. Я просто улыбалась. Я до ужаса хотела, чтобы мы ехали, ехали и  ехали. Все дальше и дальше. Потому что мы опять были вместе. Вместе, как в далеком детстве.  Когда мы были счастливы. Когда мы были…

Тут я уже хотела закончить, но потом подумала, подумала и решила вас успокоить. У меня все хорошо. Острые приступы телепатии и прочих волшебных олицетворений прошли. Поздравьте меня, я родила... девочку. Роды прошли нормально, как в хрестоматии. Три килограмма семьсот граммов, пятьдесят три сантиметра. Как назвали, не скажу – потому что еще точно не знаю. По-По хочет Ангелиной, Зинуля с Артуром настаивают на Элеоноре, а мне нравится … Мария. По-По  смеется, и говорит, что придется назвать тройным именем. На что я отвечаю, что  ни за какие фигушки. Ладно, еще есть время, завтра нас выпишут, а там поглядим, посмотрим. Спи, моя, крошечка, спи, мамочка рядом. Рядом с тобой. Навсегда.