O дяде Феде, тете Фриде и старом Сендере. - 4

Рассказ четвертый, или несколько малоизвестных страниц из жизни дяди Сендера



1.

В школе мы учили, что во времена крепостного права человека можно было купить, продать, проиграть в карты и даже выменять на охотничью собаку или лошадь. А дядю Сендера - уже в двадцатом веке! – можно сказать выменяли на четверть литра мутного спирта. Не больше, и не меньше. И не какие-нибудь крепостные-помещики, а два офицера Красной Армии. Как вам это нравится?

Дело было так.

Войну дядя Сендер встретил под Равой Рузской, в военных лагерях, куда его, гражданского, между прочим, человека каждое лето призывали на пару месяцев. Дядя Сендер воспринимал такой порядок вещей, как должное, не роптал, не жаловался, не пытался отвертеться: надо – значит надо!

22 июня 1941 года немцы вероломно напали на Советский Союз. В тот день утром дядя Сендер вступил в свой первый бой, который для него продолжался до тех пор, пока немецкий танк не раздавил своими гусеницами ту самую пушку, с помощью которой боевой расчет дяди Сендера безуспешно пытался задержать фашистскую армаду. И неизвестно еще, насколько он бы ее задержал, если бы его сорокапятка, - впрочем, как и вся их батарея, - была укомплектовано снарядами.

Дядя Сендер вместе с другими бойцами их батареи влился в поток отступающих, который медленно полз на восток проселочными тропами, в то время как по шоссе бодро катила армия завоевателей.

Завоевателей на первых порах не особенно заботили эти солдаты, потерявшие своих командиров, и эти командиры, потерявшие связь с командованием своих дивизий, армий, округов. С Верховным командованием – в конце концов... По расчетам немецких генералов война должна была закончиться быстрой победой, она так и планировалась, как блиц-криг. Деморализованный противник сам придет сдаваться в плен – куда ему деваться?

Но красноармейцы не желали деморализоваться, не хотели сдаваться в плен – по крайней мере, не все красноармейцы. И спустя месяцы тяжелого отступления они стали выходить из вражеского окружения, прорываться через линию фронта к своим, не зная, что там их ждут отряды СМЕРША ("Смерть шпионам!"), которые были созданы и названы так Сталиным, чтобы вышедших из окружения направлять в штрафные батальоны, где они должны были по замыслу Верховного собственной кровью смыть позор окружения – как будто это они, а не Верховный и его генералы так бездарно готовились к войне и так командовали в начале войны, что солдаты попадали в окружение и плен целыми армиями...

Но дядя Сандер, как и другие бойцы, вместе с которыми он, прорвав линию фронта, с боем вышел к своим, ничего этого не знал. Вместе с остальными, он недоумевал, когда их взяли в кольцо свои же красноармейцы и потребовали сдать оружие. Он бросил в общую кучу свою трехлинейку, оставив, однако, при себе трофейный маузер, спрятанный в обмотке, обвязанной вокруг левой ноги – спрятанный на случай немецкого плена.

... Спустя некоторое время в избу, в которую занимал капитан, командовавший обезоружившим дядю Сендера отрядом СМЕРША, вошел худой чернявый старший лейтенант. Вошедший поставил на стол пятилитровую канистру, до половины наполненную какой-то жидкостью, и представился:

- Старший лейтенант Шамсуваров, ваш сосед слева. Пришел знакомиться с соседями.

Капитан скептически осмотрел вошедшего, заглянул в канистру, понюхал, погладил ладонью бритую голову, хитро прищурился и изрек:

- Пришел знакомиться, говоришь. Ну, тогда присаживайся к столу – в ногах правды нет. Только ты со мной не темни. Чтобы наладить дружеские контакты, тебе бы и фляжки хватило. А ты вон полканистры приволок. Да судя по цвету, по мутности твоего спирта по капле из всех ваших фляжек нацедил. Больше спирта, небось, на батарее не осталось? Верно я говорю? То-то! Так что, выкладывай, чего тебе от меня надо?

Старший лейтенант не торопился выкладывать – знал, что просить лучше после того, как они выпьют по кружке спирта и запьют его холодной водой. Но и капитан был не лыком шит – он не собирался садиться за стол прежде, чем выяснит, чего от него хочет получить гость.

- Молчишь? Так я тебе сам скажу... Небось за своих пришел просить? И напрасно: нет среди новеньких никого из Средней Азии.

- Я тоже не из Средней Азии. Я татарин.

- Не из Средней Азии, говоришь. Татарин, говоришь. Так и татар я там что-то не заметил... Напрасно спирт приволок.

- Понимаешь, капитан. У меня после последних боев людей недокомплект. Сунься немец, стрелять некому. А пришлют пополнение, так новичков еще обучить надо... А у тебя среди вышедших из окружения обязательно найдутся артиллеристы. Отдай их мне, пока они в твоем распоряжении! Как друга прошу...

Капитан снова потер ладонью бритую голову и переспросил:

- Как друга, говоришь? Кто ж это СМЕРШу за друзей считает?

- Друзья определяются не формой одежды, а поступками...

Капитан помолчал, достал трофейный нож, полбуханки хлеба, нарезал крупными ломтями, потом вытащил кусок свиного сала и неожиданно спросил:

- Вот что, старший лейтенант, ты сало есть будешь?

- Если дашь бойцов, я не то, что сало – землю есть буду!

- Понятно! Значит сало ты не приучен есть. Ну да, шайтан с тобой. У меня где-то сыр завалялся.

Он порылся на полке, нашел полголовки сыра, вытер нож после сала о свой кусок хлеба и спросил:

- Теперь можно этим ножом сыр нарезать? Можно, говоришь? Ну, сам и нарезай – у меня руки в сале!

Капитан не торопясь взял с полки два граненых стакана, поставил на стол, снял с пояса фляжку и разлил из нее по стаканам спирт:

- Видишь, какой у меня спирт? Как слеза! Не то, что твой... Ну, за знакомство!

Шамсуваров ловко отрезал кусок сыра, положил его на свой кусок хлеба, взял этот бутерброд в левую руку и поднял правой рукой свой стакан:

- За знакомство!

Они выпили большими глотками спирт, запили его водой и занялись своими бутебродами: капитан – с салом, старший лейтенант – с сыром.

- Еще по одной? – спросил капитан.

Они повторили: и спирт – но на этот раз всего по полкружки, и воду, и бутерброды.

- Все, - сказал капитан, - на службе во всем надо знать меру. Пошли набирать для тебя пополнение!



2.

Выйдя из избы, капитан велел построить вышедших из окружения и приказал им:

- Артиллеристы, два шага вперед!

Дядя Сендер сделал два шага вперед. Вместе с ним сделали два шага еще человек десять.

- Не густо, - сказал капитан. – Все хорошо подумали?

Дядя Сендер полуобернулся назад и позвал Якова Звенигородского:

- Чего медлишь, Яша? Хуже не будет...

Яков Звенигородский поспешно присоединился к артиллеристам.

Был он телефонистом и должен был таскать на спине катушку с проводом, чтобы обеспечивать в бою связь между командиром роты и командирами взводов. Но в первые же дни войны потерял и свою катушку, и очки. Если бы не покровительство дяди Сендера во время отступления, вряд ли этот близорукий боец дошел до своих.

- Ну, все, старший лейтенант. Я твою просьбу уважил. Давай уважь и ты меня: зайди еще разок ко мне в избу – и попрощаемся по-человечески!

Теперь считайте. Пускай Шамсуваров принес с собой для ровного счета три литра спирта. Пускай он получил взамен дюжину бойцов. Вот и выходит по четверти литра за каждого бойца. Но я не зря написал "можно сказать". Ибо на этом разговор капитана и старшего лейтенанта не закончился.

Капитан налил еще по полкружки спирта. Они сделали себе еще по бутерброду. Выпили спирт, запили водой, заели бутербродами, и капитан сказал:

- Вот что, Шамсуваров, забирай свой спирт назад. И остатки хлеба, и сало, и сыр – все забирай! Ты в этом более нуждаешься, чем я... Знаю я, как вас кормят... Ну, будь здоров! Доведется ли еще когда свидеться?



3.

Прошло около года, и капитан Шамсуваров пригласил дядю Сендера в свою землянку. Командир дивизиона с удовольствием полюбовался крепкой фигурой командира орудия, его двумя орденами Славы – третьей и второй степени и сказал с уважением:

- Дядя Сендер, Вы присаживайтесь, пожалуйста. Чай будете пить?

Капитан сам налил обжигающий чай из котелка в две жестяные кружки – сначала гостю, потом себе. Размотал тряпочку, достал из нее кусок рафинада и поколол его ножом на мелкие кусочки. По тому, как офицер собрал со стола мелкие сахарные крошки и насыпал их в свой стакан, по тому, на какие маленькие кусочки он наколол сахар, боец понял, что и у командира с сахаром не густо.

Оба положили за щеки по кусочку сахара и стали пить горячий чай маленькими глотками.

- Дядя Сендер, Вы только, пожалуйста, не обижайтесь, но я вынужден поговорить с Вами на деликатную тему. Тут меня критикуют за то, что я допустил перекос в национальном вопросе...

Как только молодой офицер произнес эту фразу, дядя Сендер понял, о чем пойдет речь, но продолжал сидеть, как ни в чем ни бывало, и наивно смотреть в глаза начальника. Ему было искренне жаль своего командира, но не меньше его интересовало, как тот сформулирует, за что и кто его критикует.

- Короче, Вы должны мне помочь...

- Помочь я всегда готов, да только никак не уразумею, за какой перекос Вас, Ханиф Султанович, критикуют...

- Вот старшие товарищи говорят, что, мол, слишком большой процент евреев приходится на Ваше орудие, дядя Сендер. Что я им могу ответить?

- Ханиф Султанович, я чего-то не понимаю: они что, собираются снять мое орудие с передовой и перевести его в глубокий тыл?

Шамсуваров рассмеялся:

- Да нет, снимать твое орудие с передовой и переводить его в тыл никто не собирается...

- Тогда что же их волнует: что много евреев собралось у нас в дивизионе, и они хотят снизить этот процент, отправив кого-то в тыл?

Дядя Сендер нарочно делал незаметный перекос: он вроде не замечал, что Шамсуваров говорит об одном орудии, орудии дяди Сендера, и рассуждал в масштабах всего дивизиона.

- Вот что, дядя Сендер, ты наивного из себя не строй! Они ведут разговор не о дивизионе в целом, а об одном твоем орудии. Почему у тебя в расчете собралось так много евреев? И предлагают перераспределить их по всему дивизиону равномерно. Вот ты и подскажи мне, что я должен им ответить?

- Вот это уже другое дело, - повеселел дядя Сендер. – Вы спросите их, мол, разве мы воюем хуже других? Что Вы сами по этому поводу можете сказать, Ханиф Султанович, а?

- Нет, конечно...

- А почему? А потому, что командир орудия, то есть я, плохо говорит по-русски. Даже не так... Вы можете сказать, что командир орудия неплохо говорит по-русски, но думает он на идиш... Если бы у него были бойцы разных национальностей, то пока он подумает на идиш, потом переведет на русский и даст команду на русском, пройдет много времени. Пока бойцы выслушают команду на русском и переведут ее для себя на идиш, тоже проходит много времени... А так я сразу же думаю и командую на идиш, то они тоже понимают меня гораздо быстрее, и за счет этого мы стреляем быстрее и успеваем попасть в немецкие танки раньше, чем они нас раздавят...

- Но ведь это не по уставу! – вырвалось у Ханифа Султановича.

- Что не по уставу?

- Отдавать приказы не на русском языке...

- Тут уж надо выбирать, что в бою важнее, на каком языке отдавать команды, или попадать в немецкие танки?

- Ну, ты и хитер, дядя Сендер, только запомни: теперь мы должны будем сделать твое орудие интернациональным.

- А оно и так интернациональное. У нас Галустян не еврей, а армянин.

- Этого мало. Понял?

- Чего уж тут не понять? – дядя Сандер почесал затылок. – Хорошо, только не сразу, а по мере отправки моих ребят в госпиталь. Или не дай Бог... Договорились?
- Договорились. Ну и будут мне мылить шею из-за тебя...
- Пусть те, кто горазд мылить чужие шеи, прийдут к нам на передовую и проведут хотя бы один бой возле моей сорокапятки. Может, тогда и заговорят по-другому, - не по уставу проворчал дядя Сендер.
Тем не менее через два дня после этого разговора подносчика снарядов Якова Звенигородского перевели на другую батарею. А еще через несколько дней по странному совпадению немецкий снайпер смертельно ранил его. После этого случая дядя Сендер своих бойцов в другие расчеты больше не отдавал.


4.

Когда закончилась война, и дядя Сендер вернулся в свой городок, никого из его семьи не было в живых – ни родителей, ни жены Брахи, ни детей – шестилетней Фирочки и трехлетнего Левочки. Всех их растреляли гитлеровцы в балке за городком.

Надо было начинать жизнь сначала.

Однажды – неизвестно, случайно или нет - встретила его старая Малка-шадхенша (Малка-сваха), пораспросила о том, о сем и в тот же день сосватала ему скромную вдову Злату с двумя малолетними детьми: и умная, и аккуратная, и приятная, и отличная хозяйка, и экономная, и порядочная, не вертихвостка какая, а уж как она готовит, как стирает, как будет о нем, Сендере, заботиться – и говорить не приходится!

И дядя Сендер согласился...

Работать дядя Сендер устроился в райпотребсоюзе заготовителем: ездил по селам района и там закупал у колхозников сельхозпродукты для города. Работа ему нравилась: выросший в деревне, он отлично разбирался в сельском хозяйстве, в видах на урожай. Покупая у колхозника для райпотребсоюза яловую корову, дядя Сендер на глаз мог точно определить ее вес, сколько мяса и какого можно будет от нее получить, и называл такую цену, чтобы ни райпотребсоюз, ни хозяина коровы не обидеть... Обычно, купив корову, он не вез ее на грузовике, а сам пешком гнал в город. Иногда это занимало несколько дней – дорогой дядя Сендер позволял корове еще немного попастись и прибавить еще немного веса...



5.

... Как-то летом дядя Сендер попал под сильный ливень, промок насквозь и понял, что лучше всего будет не ночевать на природе под открытым небом, как он любил, а попроситься в хату. Он постучался в ближайшую избу, вошел и впервые увидел Ганну Нечипоренко. Ганна всего-то раз стрельнула на него глазами...

Наверное, то, что произошло дальше, надо описывать словами из того времени, например: увидев Ганну Нечипоренко, дядя Сендер лишился речи, или: увидев Ганну, дядя Сендер остолбенел. Но я не уверен, что они достаточны, чтобы передать современному читателю то, что произошло с немолодым уже дядей Сендером, и скажу по-современному: он обалдел!

Теперь, где бы он ни был, куда бы не ехал, почему-то так получалось, что вечер заставал его возле Ганниного села, и ему ничего не оставалось, как попроситься у нее переночевать... Тем более, что осенью и тем паче зимой вне стен особенно и не разночуешься...

Длинными зимними вечерами дядя Сендер и Ганна, не торопясь рассказывали друг другу свою жизнь. Не будь дядя Сендер уже женат на тете Злате, он бы, не задумываясь, сделал предложение молодой красавице-вдове, приворожившей его. Но оба понимали, что это невозможно...

Однажды Ганна сказала с лукавой усмешкой:

- Сендер, уже все село говорит, что мы с тобой живем, как полюбовники. Так, может, я не буду больше стелить две постели. Что ты скажешь?

Дядя Сендер подошел к Ганне, крепко обнял ее за плечи, поцеловал и понес к кровати...


==========


Количество прочитавших на 7.7.2004 в виде
http://www.proza.ru:8004/2004/06/24-56 : 8

=======