Савва и дед

Чем запоминается дорога? «Смотря какая!», – воскликнет некто и ошибется. Дорожные воспоминания – они особенные, независимо от того, куда вы ехали и зачем. Это происходит, когда вы бросаете или оставляете на время то, к чему привыкли, что вас постоянно радует или огорчает, то, что вы любите или не любите, к чему безразличны. Этого не бывает, когда вы сидите на месте. Чувство дороги трудно объяснить потому, что оно врожденное, переданное с генами от далеких и близких предков. Его каждый раз испытывал первобытный мужчина, когда выходил на охоту из защищенной пещеры, и первобытная женщина, покидающая очаг в поисках сухих веток. Собственно говоря, каждый человек испытывает его сразу после рождения – тогда он впервые отправляется в путь.
Такие или примерно такие мысли роились в голове Саввы Машкова, когда он засыпал на жесткой полке плацкартного вагона. Состав уже давно покинул станцию. Сердце Саввы стучало все реже и плавнее. Скоро он глубоко спал. Странно осознавать, что стук колес, способный разбудить мертвого, вдруг усыпляет. Пассажир просыпается неожиданно, когда поезд останавливается, и стук затихает. То же самое можно сказать и о качке. Вот и на этот раз поезд остановился, и сон пропал. По вагону прошло слабое шевеление, несколько голосов шепотом переспрашивали:
   – Что за станция?
   – А долго будем стоять?
   – А почему стоим?
Савва надеялся снова заснуть, но это никак не получалось. Увидев в окно, как снаружи ходят люди в трико и халатах, он тоже решил прогуляться, надел ботинки, заправив концы шнурков за бортики, сунул в карман сигареты и вышел на перрон.
В ноздри ударил свежий ночной воздух, слегка подпорченный специфическими железнодорожными запахами. Ветра почти не было. Полная луна царствовала в пустом небе, дополняя свой белый свет к такому же белому свету больших ртутных ламп, растянувшихся вдоль посадочной площадки.
   – Молодой человек, у вас спички не найдется?
Небольшого роста дедок, держа в зубах мундштук с воткнутой в него половинкой сигареты, вопросительно и виновато смотрел на него снизу вверх.
   – Найдем, – ответил Савва и чиркнул зажигалкой.
   Старичок прикурил, потом сильно втянул воздух с дымом через мундштук, отчего кончик обломанной сигареты из густо красного стал почти желтым и выбросил искорку.
   – Не вредно ли курить, дедуля? – улыбнулся Савва.
   – Вредно! Ох, вредно! Но приятно, – засмеялся старичок.
Они еще пару раз молча затянулись. Потом старичок спросил:
   – А чего стоим-то, не знаешь?
   – Не знаю. Слышал, что вроде встречного ждем.
   Старик что-то хотел сказать, но замялся и молча сделал еще несколько затяжек, потом решился:
   – Слушай, парень. Туалеты все закрыты, а мне страсть как приспичило. Одному страшно, а вдвоем-то смогем по-быстрому туда и назад?
   – Туда – это куда? – Савва и сам был не прочь сходить по-быстрому, да и по-медленному тоже.
   – Вон там у них сарай приспособленный, ездил я здесь как-то, правда днем, – старик показал пальцем в черноту пристанционных построек, слегка прикрытых деревьями, – оттуда далеко видно, так что, если встречный пойдет, мы его заранее угадаем.
   – Пошли! – решился Савва, – только бегом.
Они с дедком рысью двинулись к сараю. Свет ртутных ламп едва достигал его, а луну загораживали ветви деревьев, но глаза бежавших на ходу привыкли к темноте и смогли различить большущий замок на дверях.
   – Ох, тудыть твою!.. – расстроился дед, – Но ничего, мы и рядом смогем.
Располагаться у фасада было нельзя. Кто-нибудь с острым зрением с перрона мог разглядеть их силуэты, а этот кто-нибудь мог оказаться милиционером, тогда их штрафанули бы за антисанитарное поведение. Обогнув сарай, они влезли в пыльные кусты, и Савва уже пожалел, что ввязался в эту авантюру. За сараем было настолько темно, что глаз едва различал чудом проникшие сюда слабые пятна лунного света. На одном из таких пятен, падавшем на голую землю, старик остановился и храбро снял штаны.
   – Смогем. Еще как смогем! – закряхтел он, устраиваясь, как попугай на жердочке.
   Савве ничего не оставалось, как последовать его примеру.
Репродуктор издалека что-то вещал, звуки размазывались в густом ночном воздухе и были непонятны.
   – Встречный, небось, скоро, – прокряхтел дедок и начал мять припасенный кусок газеты.
Савва Машков и через годы с содроганием вспоминал, как взбунтовался его кишечник, когда до них донесся близкий гудок тепловоза и первые медленные перестуки колес набирающего скорость поезда. Никогда такая дикая жажда освобождения не сотрясала его организм. Дед же, молниеносно использовав газету, одной рукой натягивал штаны, а другой дергал его за плечо.
   – Ах, тудыть твою!.. Встречный, тудыть твою!.. Быстрей, твою!.. – сыпал он скороговоркой, но Савва только через две-три роковые минуты смог пересилить себя и, выпрямившись, рвануться вслед за ним.

   Они выскочили на перрон, поравнявшись с последним вагоном, проводник понимающе посмотрел в их бешеные глаза и со вздохом пожал плечами.
   – Остановите поезд! – орал дед.
Они бежали вслед за последним вагоном, пока не кончилась платформа, там уже не было видно поезда, только красные огоньки мелькали вдалеке.
Старик страшно запыхался и не скоро еще смог сказать:
   – Ах, встречный, тудыть твою...
Они, все еще тяжело дыша, смотрели вслед исчезнувшему поезду,  когда близко за их спинами кто-то произнес:
   – Чего за сараем делали?
Они резко обернулись и в первый момент ничего не увидели кроме слепящего светом шара, потом над верхней его границей обозначилась фуражка с красной кокардой. Милиционер немного опустил фонарик, и стали видны его подозрительные глаза и старшинские погоны.
   – Да мы от поезда отстали! – возмущенно выдохнул Савва, – Неужели не видно, что отстали!?
   – Я вижу, не слепой. А за сараем чего делали?
   – Что делали, то уже сделали. А поезд-то тю-тю!
   – Так-так... Ну пошли, друзья дорогие, оформим вас. Расскажете все, напишете.
   И они поплелись под конвоем старшины к вокзальной постройке.

В дежурке было дымно и весело. Савва и дед давали там чистосердечные показания. Два молодых сержанта и мужчина постарше с двумя маленькими звездочками на погонах откровенно веселились. У старика оказалась фамилия Большевиков. Это вызвало у лейтенанта новый приступ веселья.
   – Ну что, «Савва Морозов», тебя большевики купили или ты большевиков? – засмеялся он, подмигивая Савве. Старшина тоже улыбнулся:
   – Купили, ох купили! – и добавил, обращаясь к лейтенанту, – Ясно вроде бы все, Степан Николаевич. Разрешите оформлять!
   – Оформляй, Игнатич. Да смотри – не переборщи! – подмигнул лейтенант, теперь уже старшине, – Пройдемте, граждане.
Старшина провел обоих в соседнюю комнату, посадил напротив большого стола, дал по листу бумаги и по авторучке.
   – Значит, так! По поводу вещей: поскольку ехали вы поодиночке –  молитесь на проводников, чтоб те ничего не забыли, когда ваш багаж будут собирать. Сгрузят его в Н-ске. Документы при вас – надо же, предусмотрели! – старшина одобрительно-насмешливо покачал головой, – Через час пойдет московский поезд, посадим вас в штабной вагон, в Н-ске сойдете, по документам получите вещи и билеты и пройдете в кассу, если дальше ехать хотите. Все ясно? Савва и дед дружно закивали.
   – А писать-то чего? – вспомнил про листок и ручку старик.
   – Пишите, что за лимонадом ходили. Ваше счастье, что вы не пьяные. Недавно взял тут в посадке двоих мужичков. Противно сказать, чем занимались. Баб им не хватает. Но вы-то на придурков вроде не похожи. Или как?
   – Нет, нет... какие мы придурки?.. не придурки мы... – в два голоса занекали старый и молодой.
   – А раз так, пишите, как сказал. Сдадите все сержанту Скобцеву, он же вас посадит на поезд.
   – И чтоб без приключений! – добавил он, закрывая за собой дверь.

Бывают же в жизни моменты, когда неприятности кончаются! Кончились они и для этих двоих, которые сидели на корточках в тамбуре штабного вагона и курили.
   – Да-а-... вот это втравил я тебя в историю, парень! – сказал старичок, посасывая мундштук.
   – Ничего, – улыбнулся Савва, – будет, что вспомнить. Сидел бы дома – вспомнить было бы нечего.
Но про себя он решил навсегда забыть об этом идиотском приключении, настолько ему было стыдно. Дед же наоборот развеселился.
   – А уж мне-то точно будет что вспомнить! Помру и буду на том свете чертям байки рассказывать. Ха-ха!
   – Почему ж чертям-то?
   – А из-за фамилии! В рай с такой точно не пустят. Ха-ха-ха!
   «Нет, не пустят тебя в рай, чертов дедок!» – подумал Савва.
   Впрочем, расстались они друзьями, наверное потому, что навсегда.