С любовью из

Юрча
С ЛЮБОВЬЮ ИЗ…


Никто из вас, к сожалению, не слышал легенду о том, как появилась вселенная. А было это так:
Кто-то очень большой вступил в любовный союз с кем-то, еще большим, и забеременел от этого второго. Теория первичного взрыва и расширяющейся вселенной – всего лишь аллегория оплодотворения яйцеклетки. Расширение вселенной – увеличение плода. Когда-нибудь вселенная созреет настолько, что тот, кто ее сейчас вынашивает, наконец-то родит.


Началось все с того, что аспиранту Аподельдоку пришла шальная мысль: скроить синтетическое существо, способное к воспроизводству  и склонное к совершенствованию. То есть, иными словами, следовало синтезировать как бы самого себя.
Идея, конечно, не новая, да и с другой стороны, кому это нужно,  если есть старый, апробированный способ?
Но Аподельдок отличался крайним упрямством, и если ему что-то втемяшивалось в голову, то считай – навсегда. Поэтому, украв у Галактического правительства корабль и необходимые материалы, Аподельдок отбыл в неизвестном направлении.
Опыты проводились на окраине галактики, с нарушением всех мыслимых санитарно-технических норм, и искусственный человечек получился с огрехами, недоделанный, половинчатый. Ведь в полевых условиях сложно сделать что-то по-настоящему надежное и качественное.
Главной цели Аподельдоку, по-видимому, так и не удалось достигнуть. Не хватало каких-то важных деталей. Он написал покаянные письма, в которых молил всех заинтересованных лиц простить его и дать какие-нибудь ассигнования для завершения работы. Одним словом, на момент проверки опытный образец к воспроизводству готов не был.
Главный Галактический Совет, категорически отказав аспиранту Аподельдоку в дальнейшем финансировании проекта ввиду полной нерентабельности оного, поручил профессору Зиберману разобраться в нецелевом разбазаривании казенных средств.

Всю первую половину пути от центра Галактики профессор Зиберман нетерпеливо наращивал скорость. Потом же, на второй половине пути, чтобы не пролететь мимо, так же нетерпеливо пытался затормозить, посыпая пространство впереди себя космической пылью, хватаясь за энергетические вуали черных дыр и весьма ловко отталкиваясь от встречных сгустков антивещества.
Вот, наконец, и цель – «Солнечная система», как ее назвал в своем письме Аподельдок; а вот и он сам, выплывший навстречу, чтобы иметь удовольствие почтительно приветствовать высокого гостя.
- Здравствуй, мама! – с показным радушием пропел Аподельдок.
- Здравствуй, доченька! – проскрипел профессор Зиберман. – Ну, показывай своего уродца!
Аподельдок, усилием воли взяв себя в руки, произнес мальчишеским, срывающимся от волнения голосом:
- Мама, что ты задумала?
Зиберман по-стариковски прищурился:
- Не забывай, что твои дурацкие опыты были поставлены на казенные деньги! Не забывай также, - как именно все это было проделано:  прикрываясь моим добрым именем и моей ничем не запятнанной в научном мире репутацией! И ради чего?
Аподельдок смиренно потупился.
Зиберман, немного смягчившись, продолжал:
- Неужели ты не можешь быть, как все?
Аподельдок неопределенно пожал плечами.
Зиберман удрученно покачал головой:
- Что тебе мешает влюбиться, как все, забеременеть, как все, и родить от себя нового человека, вместо того, чтобы пытаться создать в пробирке какой-то суррогат из грязи?
- Из глины, мама! Мой Адам из глины! - поправил Зибермана приунывший Аподельдок.

Зиберман, который по обычаю своих соплеменников жил долго, - даже по истечении многих миллионов лет прекрасно помнил все свои три любви. Тем более, что каждый раз он любил самого себя! И в этом нет ничего удивительного, потому что народ, к которому принадлежал Зиберман, размножался почкованием.
Первая любовь – романтическое увлечение собой, охи-вздохи и прочая ерунда.
Вторая любовь – зрелая, сильная плотская страсть; неудержимое влечение к самому себе, захлестнувшее всего Зибермана. Даже по прошествии стольких лет, отголоски воспоминаний сладкой болью заполнили прохудившиеся сердечные кармашки и стали сочиться через неплотно пригнанные клапаны.
И конечно, третья, - теплая, уютная, надежная любовь к самому себе, с которой Зиберман достойно встретил наступление старости.
После каждой любви Зиберман рожал очередное чадо. И вот, плод последней престарелой похоти, - Аподельдок.
Зиберман нервно отмахнулся, потом внимательно вгляделся дочери в глаза:
- Так ты покажешь мне своего глиняного колосса? Где этот монстр? Где это чудовище? – издевательски вопрошал Зиберман.
- Мама! – сложил умоляюще руки Аподельдок. – Ты же ему ничего не сделаешь? Ты же оставишь ему жизнь?
Зиберман строго поджал губы.
Конечно, следовало наказать Аподельдока. Полновесный удар по самолюбию начинающего ученого – лучше и придумать нельзя! Но все-таки, не разобравшись, не следует полностью отметать молодые искания, даже если они сильно попахивают шарлатанством. Зиберман сделал зловещее лицо и грозно произнес:
- Не вынуждай меня применять спец-средства!
- Хорошо, хорошо! Сдаюсь! – не на шутку испугался Аподельдок и достал из кармана третью планету Солнечной системы. – Вот он, мой Адам! 
- Что, прикарманить хотел? – едко спросил Зиберман, перестраивая свое зрение для изучения микроскопических объектов.

При ближайшем рассмотрении, Зиберману открылся небольшой огороженный участок в виде аккуратного сада, в центре которого стоял летний домик. Посыпанная песком дорожка вела вкруговую вокруг этого дома, а по обеим сторонам дорожки росли аккуратно подстриженные плодовые деревья. За оградой цвели буйнорастущие джунгли, обволакивавшие собой средних размеров гору.
- Мама, это рай! – зачем-то пояснил Аподельдок. – Правда, красиво?!
Зиберман не ответил. Он всматривался в существо, валявшееся в тени яблони-дичка. Не обращая внимание на продолжавшего бубнить Аподельдока, Зиберман уменьшился и плавно соскользнул с неба.

Адам спал, громко посапывая. Красив урод, ничего не скажешь! Грудная клетка плавно вздымалась и опадала, в такт ей тряслись тревожимые могучим дыханием листочки на яблоне. По лбу и плечам Адама дерзко растрепались длинные волнистые волосы, и Зиберман с удивлением обнаружил в себе неудержимый позыв поправить эти волосы, пригладить их в какую-нибудь аккуратненькую прическу. Мускулистые руки и ноги Адама были безалаберно раскинуты по мягкой шелковистой травке, а срединное место было прикрыто случайно прилипшим фиговым листочком.
Чем дольше Зиберман любовался на Адама, тем сильнее он чувствовал в себе какое-то смутное, непонятное, тревожащее желание, странное, иррациональное хотение. Словно, кроме себя, любимого, можно полюбить еще кого-то другого… Ну, чушь! Ерундистика!
Внезапно мир изменился.
Зиберман вдруг обнаружил себя упавшим на песчаную дорожку, бьющимся во влажной пыли в жестокой смертной агонии.
- Что со мной происходит? – вопрошал Зиберман, и не находил ответа.
Он ощущал, будто разделился на две части. Эти части вошли друг с другом в нешуточный конфликт, эскалацию, бескомпромиссное противоборство. Зиберман понял: внутри него - гражданская война. Две половинки его организма спешно готовили взаимное уничтожение. И похоже, что одна из половинок побеждала.
- Неужели это смерть? – подумал Зиберман.
- Да, это смерть, - ответило ему что-то, находящееся, как показалось, где-то внутри него самого. – Это смерть Зибермана, но ты, если хочешь, можешь и не умирать!
- Как так? – обескуражено прошептал Зиберман. – Ведь Зиберман – это я!
- Не совсем, - вновь услышал Зиберман голос в своем мозгу. – В тебе отмирает то, что больше тебе не понадобится.
- О чем это вы? – беззвучно закричал Зиберман. – Я не хочу, не хочу ничего в себе терять! Я – Зиберман-н-н-н-н…
Зиберман ощутил себя огромным колоколом, по которому бьют набат с частотой учащенного пульса запыхавшегося бегуна. Когда отголоски ужаса самоидентификации стали стихать и прошло последнее эхо, Зиберман вновь прислушался.
- Сколько раз любил в своей жизни Зиберман? – полюбопытствовало нечто.
- Как полагается, трижды, – произнес Зиберман.
Помолчали.
- Кого любил Зиберман? – вновь спросило нечто.
- Себя, - ответил Зиберман.
- А ты кого любишь? – последовал новый вопрос.
- Я? – оторопело переспросил Зиберман.
Наступила тишина.

Зиберман открыл глаза и встретился взглядом с проснувшимся Адамом.
- Ты кто? – спросил Адам.
- Я? – переспросил Зиберман.
Старый Зиберман умер. Не стало Полномочного Представителя Главного Галактического Совета, привилегированного гражданина, профессора Зибермана. Что же тогда осталось?
Зиберман непроизвольно потянулся своим новым, полным грации женственным телом и почувствовал в горящем взгляде Адама столько любви и желания, сколько никогда не было ни в одном из галактических жителей. Зиберман чувствовал себя таким юным и красивым, таким легким и чистым, с ощущением такого неразбавленного счастья! И наступило понимание.
- Сколько же лишнего было во мне! – удивился Зиберман.
- Меня зовут Адам, а тебя? – спросил Адам, влюбленно глядя на Зибермана.
- Ева, - ответила Ева Зиберман и кокетливо улыбнулась.