Дождь

Дождь. Серебристый занавес воды.
Небеса плачут, и тучи гневаются как монахини в доме благородных девиц.
Я сижу у окна и наблюдаю за переливами зеркальной стены капель.
Я люблю дождь.
Когда тучи набухают от влаги, и боги, смеясь, раскатами грома выжимают их как губки, я сажусь у огромного окна, с полу до потолка, из которого открывается вид: на рыжую от воды стену соседнего дома. На утонувший в шелестящей, переливающейся, мокрой, малахитовой зелени двор.
Рядом на ореховом теплом полу стоит горячая кружка с ароматным травяным чаем.
Я мурлычу от удовольствия как котенок.
Красиво.
Комнату не видно ее отгородила гладкая, белая шторина.
Я сижу, облокотившись о стену, и смотрю на то, как двор тонет в божественных слезах.
Многие считают меня неисправимым романтиком.
Тихо шелестит жидкий хрусталь за приоткрытым окном.
Я закрываю глаза и вдыхаю мокрые насыщенные запахи: сырой земли, умывшихся ландышей, листвы кленов и тополей, и какой-то особый запах дождя.
Запах осени и весны, горного ручья, прелой прошлогодней листвы, пыли жаркого лета и городских дорог.
Шелест времени убаюкивает и зовет, и зовет за собой - в небо.
Я поднимаюсь на ноги и распахиваю окно.
Мокрый, ароматный, нежный  и сильный ветер ударяет в лицо волной свежести.
Я стою босыми ногами на мокром карнизе и, подняв лицо к таинственно белесым небесам, и умываюсь дождем.
Холодные капли бегут по лбу и по щекам, скользя за ворот мягкой домашней рубахи.
Пальцы ног в последний раз «целуют» карниз и я поднимаюсь вверх к темной вате туч.
Я лечу на встречу ветру, разрывая прозрачный занавес воды в котором отражается, укатавшееся в синий тулуп туч небо.
Я плыву в дожде как в быстрой горной реке, что смеется, отражая солнечные лучи мириадами искорок.
Мокрая одежда прилипает к телу. Я развожу руки в мощном гребке и ныряю в низвергающийся водопад. Предомной размытая пеленой ливня прогулочная улица, которую все в моем городе называют Арбатом, хотя исконно ее имя «Кирова».
Я ныряю в низ, и вот ноги касаются холодных красных квадратиков мостовой. Под ногами, размывая узор из цветных кирпичиков, бежит в низ, к мосту, вода. Улица пуста – дождь завладел ей.
Лоснящиеся жидкие накидки переливаются на исписанных лавочках, дрожащие гирлянды капель свисают с черных проводов, роняя звездочки водяных шариков, светятся мокрые изумруды листьев.
И над всем этим журчит, шелестит, шепчет, смеется – дождь.
Я иду по скользкой мостовой. Тусклый свет вечерних фонарей растекается в водяном мареве, радужными разводами. Теплые лужи плещутся, когда я ступаю в них.
Кажется, что город вымер.
Слепые и, хищно источающие, желтый свет лампы окна, пятнами выделяются на желтых, серых и бордовых фасадах зданий обхвативших улицу с двух сторон, сжав широкую «жилу» в тиски. Старинные особнячки местного Арбата кажутся совсем новенькими, праздничными, сказочными глазуревыми домиками. Бронзовая статуя чистильщика обуви казалось, ожила и улыбается, смотря на меня глазами бусинами. Мокрый воробей прыгает вокруг ее, подбирая что-то с земли. Его встрепанные перья топорщатся во все стороны. Мой смех раскатился в поющей тишине улицы и слился с симфонией дождя...

... Яркое солнце гладило мою щеку.
Я зевнула и открыла глаза.
Мокрое окно светилось не убежавшими каплями.
Солнечные лучи играли на переливающихся листьях, переплетаясь с уже начавшим угасать днем.