Цветы запоздалые

Он выплывал, подымался из каких-то темных глубин, как в детстве, когда нырнешь слишком глубоко с разбегу, и потом долго-долго выплываешь наверх. Там, где-то вверху, был свет, и, выныривая, выплывая, он увидел наконец и этот свет, который оказался просто светом лампы над головой, и этот голос, который звал его.

Он, старшина срочной службы Егор Колыба, лежал на своей кровати в казарме, так и не успев раздеться после суточного дежурства. Просто прилег и заснул, как засыпают дети, набегавшись за день. А теперь, открыв глаза, он снова увидел этот белый потолок казармы и яркий свет лампы над головой.

- Вставай, Егор, – спокойно сказал майор, стоя прямо перед ним.  – Нужно ехать на Тихангоу, через час будет «Урал», потом пересядете на АТТ*.
- Что за дела? – спросил старшина хрипло,  еще не вполне проснувшись.
- Нужно перевести канал целеуказания на дублирующий релейный. Поедешь вместе с Ермеком Хакимовичем Гайнутдиновым.
- Кто еще поедет?
- Еще дежурная смена офицеров. Но они не будут иметь отношения к вашим делам.

Майор Заостровцев ушел. Егор полежал еще с минуту, потом встал рывком, поправляя гимнастерку и надевая сапоги. Ничего необычного не было в задании, и ему, как дежурному по связи, хорошо было известно, что командному пункту бригады нужно иметь дублирующий канал целеуказания, разговор об этом шел давно. Просто – не хотелось вот так, даже не поспав после ночного дежурства.
 
На улице было ветрено, стоял месяц декабрь, земля была стылая, но снега на земле не было. Редкие снежинки порхали в воздухе, как белые бабочки, но до земли не долетали или сразу таяли.До подножия сопки доехали быстро. Теплый бушлат, и теплая гимнастерка «чш» спасали от промозглого ветра даже в плохо прикрытом брезентовом кузове «Урала». Офицеры дежурной смены встретили их у подножия сопки, на развороте, там, где дорога круто уходила вверх. Тут недалеко поджидал их мощный артиллерийский тягач на гусеничном ходу – или АТТ, по армейской терминологии.
 
Старший лейтенант Гайнутдинов легко выпрыгнул из кабины «Урала», и, задрав голову, посмотрел на Егора. Старшина тяжело сполз из кузова, цепляясь носком сапога за борт, и встал перед Гайнутдиновым, оказавшись выше того на голову.
- Не будет проблем, как думаешь? – спросил Гайнутдинов.
- Не будет, – сказал старшина угрюмо.
Здесь, у подножия сопки, земля была покрыта тонким слоем снега, и приходилось расставлять ноги пошире в скользивших сапогах. «Зря не надел валенки» - запоздало подумал Колыба.
 - Поторопимся с посадкой, – весело сказал старший дежурной смены, высоченный капитан Летосонов. Колыба бросил последний взгляд в сторону поселка, что расположился у подножия сопки, и полез в люк.

Тягач шел тяжело, рывками, иногда останавливаясь на крутом серпантине подъема, и сползая вниз на несколько метров. Потом, постояв и набрав сил, снова упрямо полз вверх, чтобы снова застрять на очередном повороте. По сторонам появился снег, а потом и сугробы. Высокие, темные ели стояли в этих сугробах, и тяжелый снег сгибал их лапы. Легкий приморский дуб и орешник давно остались внизу, и здесь была настоящая уссурийская тайга. Наконец, часа через два всей этой тягомотины, тягач остановился в последний раз.

Летосонов, заглянув в люк, весело сказал:
- Вылезай! Дальше – пешком.
- Тут всего ничего, - сказал Гайнутдинов. – За полчаса дойдем до верха. Или минут за сорок. Как идти.

Растянувшись неровной цепочкой, они начали подыматься вверх по скользкой, заснеженной неровной дороге. Старшина шел рядом с Гайнутдиновым, и они говорили о том, как побыстрее настроить резервный канал тропосферной станции. Старшине было приятно с Гайнутдиновым, поскольку тот не пытался ему что-то советовать, просто расспрашивал о том, как следует правильно настроить передающую часть. Но Колыба и сам не знал точно. Он не мог всего сказать наперед.
- Вот здесь, – сказал капитан Летосонов. Он стоял, поджидая их с Гайнутдиновым у обочины дороги. - Вот здесь, – повторил он, и показал рукой на какую-то зарубку на огромной ели.
Гайнутдинов глянул равнодушно и пошел вперед, наклонив голову, стараясь меньше скользить по неровной снежной дороге в своих начищенных хромовых сапогах.
- Что это? – спросил старшина.
- Это, – капитан Летосонов оглянулся на верхушки елей. – Это сержант Беркович.

 
2

- Они пошли в самоволку, в субботу, – рассказывал Гайнутдинов не спеша, все так же наклонив голову.- Там у них кто-то был знакомый, они выпили крепко, и уже ночью пошли обратно. В казарму.
- И что? – спросил Колыба.
- Ничего, – сказал Гайнутдинов. – Было очень холодно в тот день, и его напарник стал замерзать.
- И что потом? – спросил Колыба.
- А ничего. Беркович отдал ему свой бушлат и свой свитер. А сам налегке пошел вверх. Благо здесь недалеко, полчаса ходу, если быстро. Но не дошел. Замерз. Остался там, где теперь зарубка на ели.
- А тот, второй? – спросил Колыба.
- А тот, второй, - сказал Ермек задумчиво. – Ладно, увидишь сам.

3

В казарме, когда они поднялись наверх, капитан Летосонов первым делом позвал их на кухню.
- Попробуйте местный деликатес. Так и называется – хлеб «Тихангоу»
Они вместе с поваром колдовали еще минут пять у духовки, наконец он протянул Колыбе пару кусочков этого замечательного хлеба. Хлеб был удивительным, в полном смысле этого слова. Обжаренный сверху в духовке до вкуснейшей хрустящей корочки, внутри он оставался абсолютно промерзшим, до самого почти льда.
 - Так он промерзает, пока его везут вверх, – сказал Летосонов, весело похрустывая своим кусочком. – Ну что, нравится?
- Нравится, – сказал Колыба. Он чувствовал себя голодным, но сначала нужно было сходить на тропосферную станцию.
Вместе с Гайнутдиновым они пошли, пробираясь по тропинке в снегу. Идти было не очень далеко. Здесь везде было не очень далеко. А их станция стояла в небольшой низине, закрытой со стороны вершины огромными елями. Эллипсы ее антенн были направлены вниз, туда, где, совершенно невидимый отсюда, скрытый откосом сопки, далеко внизу находился командный пункт бригады зенитно-ракетных войск. Бригады, которая прикрывала почти двести километров побережья.

Внутри, в станции, было тепло от калориферов, все было забито аппаратурой от пола до потолка, перемигивались зеленые и красные огоньки работающих блоков приемопередатчиков, и весело потрескивала рация аварийного приема. Сейчас она была настроена на какую-то японскую радиопередачу, и необычная мелодия, и необычный язык заполняли все не очень большое пространство станции.

- Это сержант Гесс, начальник станции, познакомься, – сказал Гайнутдинов. – Вы будете работать вместе.
- Александр, – сказал Гесс, и подал руку. – Будем знакомы.
 
Он был невысокий, светловолосый, крепко сложенный и очень симпатичный своей открытой улыбкой. За его спиной стояли еще два парня, рядовой и ефрейтор, смотрели на Колыбу с любопытством. «Немец, - подумал Егор. На станции у него все должно быть тип-топ».

На станции и вправду все было очень чисто и прибрано.

- Приказы старшины выполнять, как если бы вам приказывал сам командир корпуса – сказал Гайнутдинов. – Есть вопросы?
- Нет вопросов у матросов, – сказал, улыбаясь, Гесс.
- Тогда все, – сказал Ермек Гайнутдинов. – Я пошел, вы тут сами разберетесь, что к чему.
- Разберемся, Хакимович, – сказал Колыба. – Не волновайся.
Оставшись один, наедине с сержантом Гессом и его парнями, он попросил документацию на приемо-передающую часть, и долго сидел в углу, просматривая схемы. Часа полтора, выяснив для себя основные соединения, Егор попросил принести ему метров триста кабеля и телефонный аппарат для прозвонки пар. Александр принес ему ТА-57 , и они договорились о последовательности прозвонки, а пока ждали кабель, послали заодно одного из парней за обедом. Обедали здесь, прямо в станции.

- Ну и как здесь у вас? – спросил Колыба, когда они закурили, дымя по очереди в приоткрытую дверь станции.
- Нормально, – весело сказал Гесс. – Начальство не донимает, живем сами по себе. Ни построений, ни нарядов. Одно – снег да холода. Да тигр уссурийский иногда забредает. А так... дежурство, вот и вся недолга.
- Хорошо, если так, – сказал Колыба. – Я пойду в нижнюю кабину, прозвонку начнем от меня.

Смотав кабель в бухту, и сунув подмышку телефонный аппарат, он пошел через глубокий снег в пустую нижнюю кабину, где находился нужный ему кросс-распределитель. По дороге он разматывал кабель, и укладывал его прямо в глубокий снег. Внизу, в кабине, он прозвонит жилы кабеля, посадит их на нужные контакты кросс-распределителя – вот, собственно, и вся работа. Не бог весть что.

В нижней кабине было пусто, не прогрето, светила только аварийная лампа зеленым светом, но работы у него было не очень много. Через час примерно он проверил последнюю пару, сейчас посадит ее на клеммы распределителя – вот и все.
В этот момент завыли сирены боевой тревоги.

4

Боевая тревога в войсках ПВО Приморского края почти всегда объявлялась по одному-единственному, но абсолютно уникальному самолету-нарушителю. Если быть совсем точным, самолетов этих было два, назывались они СР-71, базировались на базе ВВС США на Окинаве, и время от времени барражировали вдоль Приморского побережья. Скорость у такого самолета была поболее трех тысяч километров в час, летал он на высоте километров тридцать и занимался тем, что засекал частоты радиолокационных станций, фотографировал побережье, корабли, стоянки подводных лодок и т.д. В общем, честно занимался обычной разведывательной работой.Самолет-труженик, что называется.

И, одеваясь на ходу, проклиная все на свете, иногда по несколько раз на дню, бежали солдатики по боевой тревоге в свои кабины и капониры. Включались все РЛС и все передающие станции, пищала в бешеном ритме морзянка, прогревались двигатели самолетов-перехватчиков, заходились звонками телефонные аппараты на столах у оперативных дежурных, летела на предельной скорости машина, увозя командира бригады из дома на свой командный пункт – в общем, пыль подымалась до небес. Но когда боевая готовность достигала своего апогея, выяснялась очень простая вещь – самолет улетел, перехватывать некого.И все успокаивались – до следующего раза.

Так было и сегодня, и старшина Егор Колыба, которому оставалось дослуживать всего ничего, полгода каких-то, тоже все это знал. И не беспокоился бы и сегодня старшина, но только оказался он на момент этой самой боевой тревоги в чудном месте. Как раз там, где сходился так называемый лепесток максимальной мощности излучения тропосферной станции. Как раз той тропосферной станции, где сидели сейчас симпатичный сержант Гесс и его спокойные молодые парни. И был у старшины Колыбы только один маленький шанс – бежать вверх на гору, через глубокий снег так быстро, как он только сумеет. И радоваться, что на нем сапоги, а не валенки, потому как в валенках быстро не бегают.

И самая малость - ему нужно было успеть добежать до тропосферной станции быстрее, чем прогреются катоды клистронов этой самой станции. То есть минуты за две, от силы за три. И Егор Колыба побежал. Был он перворазрядником по лыжам, по кроссу, случалось и призы брать на соревнованиях – но сегодня ему нужно было взять, может быть, самый главный приз в своей спортивной карьере. Когда он добежал до станции и взлетел, рванув дверь, вовнутрь, то увидел только удивленно-спокойный взгляд Гесса.
- Что-то случилось? – чуть улыбаясь спросил сержант.
- Вы что, не включаетесь по боевой тревоге, что ли? – задыхаясь, спросил Колыба.
Он явно ненамного превысил время на своей сегодняшней дистанции, и сейчас не мог понять, что происходит, и почему, собственно, все так спокойны.
- Понимаешь, мы пытаемся, – сказал Гесс. – Но у нас не получается. Не запускается источник модулятора, ни основной, ни резервные. Ничего понять не можем.
Егор почувствовал, как холодный ком поднялся у него к груди и растаял где-то в горле.
- Есть закурить? – спросил он хрипло.
- Да, – сказал Гесс. – Мы как раз заначку нашли, "шипка". - Мы прячем пачку сигарет в аппаратуре, потом находим. Тогда радуемся. Вот и сейчас нашли.
- Так все-таки, почему же источник не работает? – спросил, закурив Колыба. - У вас бывало так раньше?
- Всяко бывало, – уклончиво ответил Гесс.
Он улыбался, казалось, но это невозможно было понять так сразу.
- И где он, этот источник? – спросил Колыба.
- Да вот он, у тебя перед ногами.

Егор посмотрел вниз, туда, где стояла стойка основного и двух резервных источников питания. Потом осторожно вытащил за коричневую головку и осмотрел предохранитель пускового реле на 80 вольт для основного блока. Предохранитель был черный, и видно было, что работать он никогда не будет. И давно уже не работал. В резервных блоках питания предохранители были такие же.

5

Уже стемнело, когда Колыба и Гесс пошли по знакомой тропинке через снег в сторону казармы. Они решили сходить на ужин в казарму. Сегодня была среда, и передали на станцию, что привезли кино, будут показывать после ужина. Дежурить оставили молодых, и строго-настрого им было приказано не трогать ни один переключатель на аппаратуре. Не трогать ни под каким предлогом. Это их вполне устроило, и один тут же принялся плести браслетик из разноцветной проволоки, а другой читать книгу.
- Сколько осталось служить? - спросил Колыба.
- Полгода, – сказал Гесс, - потом домой.
- А что за история у вас тут с тигром? – спросил Егор.
- Да, ходит уссурийский тигр, – сказал сержант. – В Красной книге числится, так что трогать его не моги.
- Ну, пусть бы и вас занесли в Красную книгу, – сказал Егор, - для вашего же спокойствия.
- Тигре не объяснишь, – вздохнул сержант. – А иногда и правда страшновато, когда возвращаешься ночью со станции.
- Ну, а дохлые предохранители зачем было совать в блоки питания? – спросил Егор.
- Хакимович твой мог прийти, – сказал Гесс.
- Хакимович тебя разоблачил бы в пять секунд, – сказал Егор. – Как и я. Проще было бы подождать с включением высокого на анодах.

В казарме, куда они пришли, было тепло, прокурено, и пахло так, как пахнет только в казарме. Этот запах необъясним, как и многое в природе, и неотделим от казармы так же, как кошка от своего хвоста. Хотя подошли они ровно к восьми, но за длинным столом просторного кубрика мест почти не было.

Вообще ужин этот в столовой казармы сопки Тихангоу скорее напоминал пиратскую сходку с разборками, чем скучное пятнадцатиминутное времяпровождение в столовой обычной воинской части. Там и сям мелькали тельняшки и бушлаты морпехов, голубые петлицы летунов, черные замасленные куртки дизелистов и нарядные, темно-зеленые «чеше» ракетчиков и радистов. Создавались и распадались какие-то группы по интересам, кто-то нес тарелку с уже знакомым Егору поджаренным хлебом, кто-то намазывал красную икру на хлеб.
 
Егор и сержант Гесс нашли себе свободное место, и, протиснувшись, поставили свои тарелки на стол. Напротив себя Егор увидел высокого темноволосого парня, и, сначала не понял, а потом все отчетливее до него начало доходить, что с парнем этим не все в порядке. Рядом с ним никого не было, ни вправо, ни влево, никто не разговаривал с ним, и сам он сидел молча, глядя только вниз, в свою тарелку.

- Это и есть тот второй, который был с Берковичем, - шепнул ему на ухо Гесс. - Тот, про которого ты спрашивал у Гайнутдинова.
Колыба снова поднял голову, чтобы посмотреть на этого парня, и вдруг встретился с ним глазами. «О боже! – подумал он – боже милостивый! Избавь нас, грешных, и помилуй». Он встал из-за стола, оставив свою тарелку. Есть он больше не хотел.

6

Им уступили лучшие места для просмотра фильма. Это были кровати верхнего яруса, там можно было лежать и смотреть эту милую мелодраму по ранней повести Чехова. Про больную чахоткой барышню, и про серьезного красивого врача. Так было странно видеть в полутемной казарме эти зеленые луга с цветами, эту легкую кисею длинного женского платья, эти разговоры. Как будто и не было метровых сугробов снега и темноты за стенами казармы, а было только солнце, и тепло, и блеск реки вдалеке под солнцем, и зеленые праздничные деревья. Незаметно для себя он задремал.

Проснулся он часа в четыре от собачьего холода. Холод наползал под одеяло, которым он тщетно пытался укрыться, под гимнастерку, и как он ни пытался свернуться и согреться, но заснуть уже больше не мог.
 
Потом он вспомнил то, что говорил ему Гесс по дороге – в четыре часа выключают нагрузку. И только тогда он понял, что не слышно постоянного неумолчного грохота дизелей. Казарма грелась от нагрузки дизелей, и когда выключали дизеля, вступали в свои права веселые вольные ветра с Тихого океана, который был совсем неподалеку. Эти ветра за пять минут продували всю казарму насквозь, и было уже ни согреться, ни заснуть.
За завтраком его нашел Гайнутдинов.
- Вы все там сделали с Гессом? – спросил он.
- Все, – сказал Егор.
- Тогда собирайся, после завтрака – вниз.
- На АТТ? – спросил Егор.
- На своих двоих, – сказал Ермек. – АТТ нам не понадобится.
Егор зашел попрощаться на тропосферную станцию. Молодой ефрейтор доплетал какой-то ремешок, а Гесс листал свою документацию.
- Приезжай еще, – сказал он, подняв голову. – С тобой веселее.
- Да уж, – сказал Егор. Он вспомнил свою вчерашнюю пробежку по снегу.– Вы и без меня тут не соскучитесь.

Вместе с ним и с Гайнутдиновым вниз собрались еще трое молодых офицеров, по каким-то своим делам. Они дежурили здесь по две недели, не вылезая, потом подменяли друг друга по какому-то своему графику, но иногда спускались в поселок раньше смены. Кто-то из них показал вдаль, там, где чуть видны были в снегу корпуса подсобного хозяйства.
- Вон там ходил тигр, – сказал он. И показал двумя руками, какой был след после его лапы.

Идти вниз было легко, только немного скользили сапоги, и Егор снова пожалел, что не надел валенки. Впрочем, хромовые сапоги у Гайнутдинова скользили еще сильнее по неровной снежной дороге, чем у Егора, и сначала Ермек пытался идти по обочине, а потом нашел какую-то палочку, оседлал ее верхом, и весело помчался вниз по серпантину, притормаживая только на поворотах, и что-то высвистывая. Всем остальным пришлось догонять лихача, который то и дело скрывался от них за поворотами, оставляя за собой лишь хвост снежной пыли.

Вниз, к подножию сопки, они спустились за сорок минут.