T. Б. Б

Т. Б. Б.


Я тот, кем я кажусь,
а кажусь я вовсе не тем,
 кто я на самом деле…
Гофман. Элексир Сатаны

Предположим для простоты,
что человеческое тело имеет форму шара
П. Л. Чебышев


Осень. Да и поздно уже, час ночи, наверное. Накапывает дождь. Поэтому темно, сыро и неуютно.
Но идется очень легко.
Из-за деревьев выглядывают желтые фонари. Их свет серебристо отражается от мокрого асфальта и  намертво глохнет в грязеподобной массе опавших листьев.
Я остановился, поискал в карманах сигареты. В пачке оказалось четыре штуки. И еще одна должна быть в портсигаре, в джинсах – я это точно помнил. Пока хватит.
Я закурил, сладко затянулся и пошел дальше. В кои-то веки удалось вырваться и просто погулять. Дела достали. То-Это-Тому-Того… «Не слишком ли много желаний для одного маленького джина», - напел я в голове строчку из песни 5’nizz’ы.  На самом деле – «напружина пружина…».
Обувь несколько отсырела и при каждом шаге чавкала и отбрасывала с носов маленькие фонтанчики брызг. Капли на ресницах игриво преломляли свет. Слегка ныли запястья.
«Н-да, не самое удачное хранилище для души», – иронично улыбнулся я. Ирония – это еще не самокритика. Даже рыбы – и те способны на иронию. Я поплотнее закутался в длинный плащ.
Под одним из деревьев увидел скамейку. Ветки образовали естественный зонтик, поэтому сиденье было только немного влажным. Я присел, стараясь, чтобы между брюками и скамейкой оставался «хвост» плаща.
Сигарета как раз дотлела до половины. Я еще раз затянулся и ногтем указательного пальца сбил горящую макушку. Она упала на траву и, нервно пшикнув, погасла. Плотно сжав оставшийся хабарь, я зубами вытащил пожелтевший от смол фильтр…

Прошло минут пять. Я сидел все на той же скамейке и с улыбкой смотрел на помутневшую реальность. И думал о том, что ничто человеческое мне не чуждо.
Дождь стал идти медленнее. Задумчиво шуршал среди листьев. Свет фонарей приобрел объем и уже не так стремился осветить темные участки под деревьями.
«Пятно – это единственное слово, которое не имеет семантических рамок», - почему-то всплыло в памяти нечто из Лотмана. А ведь, правда, не имеет. Лотман еще тот словоплет был. Так иногда закручивал фразы, словно каждый день пыхтел. Например: «непрерывность – это осмысленная предсказуемость». Или: «будущее – пространство возможных состояний». А вот еще: «в ноуменальном смысле реальность – это пространство, фатально запредельное культуре». И ведь не поспоришь, все так и есть…
Я достал из пачки еще одну сигарету. Закурил. Покрутил пачку между пальцев. Внимательно рассмотрел брутально-черную надпись Smoking KILLS, которая стояла сразу же под названием Marlboro lights.
Smoking kills… Странные они... Боятся скорее самого факта смерти, чем факта прекращения жизни. Смерть для них не имеет семантической формы. Как пятно.
«Ах! смерть – это всегда ужасно!», – спародировал я чьи-то стенания. – «То же мне – горе. Да кому ты нужен?! – что здесь, что там?»
Гордыня. Милый грех.
«Неужели никому не интересно, что же там – с той стороны? А вдруг там что-нибудь да есть?», – мне стало смешно. – «А вдруг?»
Сколько их было? Сколько прошло через мои руки? Без счета. Как звезд на небе. Кто знает – сколько их там, этих звезд… Сколько налепили – столько налепили. Как пельмени. Ведь никто не считал, сколько пельменей слепили китайцы за все время своего существования? Вот и звезд столько же.
И этих было столько же… И что самое забавное – ни один не умер счастливым. Ни один. Было, правда, несколько, думавших, что они умирают счастливыми, но они ошибались.
«Они все время ошибаются. Кажется, что смысл их жизни заключается в фиксации собственных ошибок».
Я докурил сигарету и поднялся со скамейки. Пачку положил в карман плаща.

Забавно, я не слышал, как он подошел. Хотя, может, это получилось случайно. Не успел я сделать и шага, как он вынырнул откуда-то из пятна темноты.
– Слыш, чувак, дай сигарету. – с кошачьей ленивостью в голосе сказал он. Взгляд вроде рассеянный, но, на самом деле – прицельный, режущий.
Рост – чуть выше среднего. Широкие, но ссутуленные плечи. Дутая серо-черная куртка нараспашку. Руки в карманах. Губы сведены в нагловатую полуулыбку.
«Они все похожи», – с неприязнью подумал я. – «Словно в одном инкубаторе клонируют».
Врать, что сигарет нету – не имело смысла. Он мог и видеть, как я убираю пачку в карман. А проблем не хотелось.
Я молча достал пачку с двумя оставшимися сигаретами. «Хорошо, что в портсигар не переложил», - подумалось мне.
Собеседник легко – словно и не прикасаясь -  взял пачку из моих рук, достал сигарету, сунул ее в губы. А пачку положил себе в карман.
– Огня дай, – откровенно хищно улыбаясь и щуря глаза, сказал он. Его забавляла моя неуверенность.
«Жаль, спичек нету», – подумал я, доставая Zippa. Вот она – проблема…
Я даже не стал ему прикуривать – просто передал из рук в руки. Его улыбка стала еще более ломаной. Прикурив, он отправил зажигалку вслед за пачкой в карман. И, с надеждой, смотрел на меня. Посмотрел как на стекло, в которое очень хочется бросить камень…
Я развернулся и сделал несколько шагов в сторону. На него не смотрел. Просто решил уйти.
–  Ты чё.., борзой? Куда собрался? Мы еще не закончили…
–  Я ухожу. – сказал я, опять повернувшись к нему лицом. – Мне кажется, что одна сигарета плюс зажигалка не стоят того, чтобы рисковать из-за них жизнью. Ты так не считаешь?
–  Ты чё сказал, козел?! – выдохнул он. Я видел, как его тело резко и, в то же время, плавно двинулось в мою сторону, словно внутри него стала раскручиваться какая-то пружина.
«Напружена пружина», -  снова всплыло в голове.
Я выстрелил ему в живот, даже не доставая револьвер из кармана плаща. Не потому что лень доставать было; просто ненавижу тот животный ужас, который появляется в глазах людей при виде нацеленного на них оружия.
Маленький Magnum,  девятнадцатой модели, калибр 37, шесть патронов. Выглядит как игрушка. Выстрел отбросил чувака на скамейку, выгнул дугой, словно подставляя живот под новый выстрел. И я выстрелил еще раз. Тело дернулось и киселем сползло со скамейки на землю.
Я подошел ближе. Он лежал, широко распахнув глаза и рот, по рыбьи заглатывая воздух. Руки слепо шарили по земле. Ноги оставались неподвижны.
«Наверное, позвоночник задело», - равнодушно подумал я. Не стану скрывать, что заранее знал, чем все это закончиться. Сценарий слишком прост – такие пишутся по сотне каждый день. А ведь я давал ему шанс – я всегда даю шанс. Но они никогда им не пользуются.
– Ну что? Ты ЭТОГО хотел? Да? – поинтересовался я, наклоняясь к телу. И пнул его ногой в живот – в хлипкую мякоть из крови и одежды.
Тот глухо захрипел, рот и глаза распахнулись еще больше, горлом рванулась кровь, заливая воротник и плечи куртки. Тело дернулось один раз и обмякло. Я услышал, как из умирающей «формы» тихо вырвался последний выдох.
Я быстро наклонился вперед, как можно ближе к его лицу. И, зажмурившись, ртом и носом одновременно вдохнул в себя этот последний признак жизни – как аромат дорогого парфюма. В голове помутнело, огни поплыли в сторону, а плечи и спину свело легкой судорогой запредельного ощущения. Меня качнуло вперед, но я удержался, переводя дыхание словно после оргазма. Каждый раз – как в первый…
Посмотрел на труп. В темноте он казался естественным продолжением скамейки. «Талифа куми здесь, кажется, будет неуместным», - усмехнулся я и присел на корточки, стараясь не наступать подошвами на кровь. Заглянул в пустые, но все еще широко распахнутые глаза – распахнутые настолько широко, что, казалось, в них может поместиться целый мир. А ведь и правда помещается…
“Бог может дать человеку больше, чем тому необходимо. Намного больше”, - подумал я. – “Но он не в состоянии лишить человека свободы выбора”.
Я опустил ему веки. Поднялся. Потом снова присел, аккуратно – двумя пальцами – достал из залитой кровью куртки сперва свою зажигалку, а потом и пачку сигарет. Вынув последнюю сигарету, я бросил пустую пачку ему на грудь. Надпись Smoking kills игриво смотрелась на фоне всего этого natur-mord’a.
Я закурил. Посмотрел на небо. До рассвета еще несколько часов. Спешить некуда. Да и куда спешить тому, у кого в распоряжении вечность? Прогулка еще только начата…
И я пошел на восток…

Трудно быть богом...
                30.10.2т4/03.34