Великорецкое и его Святые места

Перечитывая Чехова, я встретил вдруг приятное для меня слово – лавы. «Коврин по лавам перешел на другую сторону (реки)» - это из рассказа «Черный монах».
 
Приятное – потому что это мамино слово. Мама часто его употребляла, вспоминая о своей малой родине. О хуторе Артющичи, официальное название которого было – починок Боровой. А Артющичи – это простонародное название, в честь Артема, моего прапрадеда. Который и основал хутор. В сосновом бору, на берегу красивой реки Великая.
 
Жизнь в Артющичах, в экономическом, да и просто в бытовом плане, была тесно связана с двумя соседними селами – Чудиново и Великорецкое. Какие все красивые названия: Чудиново, Великорецкое, Боровой, Артющичи! И еще другие, которые мама часто называла, это окрестные деревни: Ардичи, Гоничи, Замежница, Барановы, Верески, Воронье. Многие названия с некоторым вятским «акцентом». Я люблю эти названия, родных мне мест, деревень. И поэтому иной раз излишне вспоминаю их. Березина Речка, разве не красиво!

Мне хочется рассказать о селе Великорецкое. Это знаменитое село в православной российской истории. Вот как гласит народная легенда об истории его возникновения. Вернее, о возникновении Спасо-Преображенской церкви. Возле которой и возникло село.

История эта ведется с мая 1383 года, когда, по преданию, произошло явление Чудотворной иконы около деревни Крутичи. Однажды по своим хозяйственным делам крестьянин Агалаков отправился в соседнюю деревню глухими лесными тропами. Шел мимо реки, его внимание привлек «чудный свет», который исходил из глубины лесной чащи. Но, озабоченный делами, крестьянин не остановился и пошел дальше. А на обратном пути увидел, что «свечение»  продолжалось – словно множество зажженных свечей мерцало. Он подошел поближе. И обнаружил, что «свечение» исходило от иконы, которая находилась в чистом лесном роднике.

Взял икону крестьянин и отнес домой. А про случай этот никому не сказал.
Но рядом с ним, в этой же деревне, жил бедный Иван. Двадцать лет Иван был прикован к постели. Больного Ивана родственники принесли как-то в дом Агалакова. А обратно он вышел уже на своих ногах.

Слух о чуде распространился по всей округе. И к дому Агалакова стали приходить больные и немощные люди, чтобы получить исцеление. Жители деревни собрались на сход, где решили срубить для себя и для паломников деревянную часовенку. Возле того родника, где и явилась Чудотворная икона. А потом, выше, на горе, была построена Спасо-Преображенская церковь. Около которой стали селиться люди. Так и возникло село Великорецкое.

Но однажды язычники разбойным набегом напали на село. И тогда только чудом жители спасли икону.
Озабоченные судьбой иконы, православные духовные власти из города Вятки, тогда еще Хлынова, обратились к жителям села с просьбой передать Чудотворную икону на хранение в городской Кафедральный собор. Жители села, подумав, согласились с этим. Но только с одним условием. Что ежегодно икона Крестным ходом будет приноситься на свою родину, в село Великорецкое, как бы в гости. И была установлена дата такого события – 23 мая. С тех пор одним из самых древних праздников вятского края является Великорецкий Крестный ход. Более шестисот лет проводится он из Вятского Кафедрального собора с явленным образом Святителя и Чудотворца Николая Хлыновского в село Великорецкое.

Торжественный ход с Чудотворной иконой от города Вятки до села Великорецкое проводился обычно и по воде, по рекам Вятка и Великая, и по суше. Вот как описывает путешествие с иконой по воде Александр Герцен, в своей книге «Былое и думы».

«Это главный летний праздник в Вятской губернии. За сутки отправляется икона на богатом дощанике по реке, с нею архиерей и все духовенство в полном облачении. Сотни всякого рода лодок, дощаников, комяг, наполненных крестьянами и крестьянками, вотяками, мещанами, пестро двигаются за плывущим образом. И впереди всех губернаторская расшива, покрытая красным сукном. Дикое зрелище это очень недурно. Десятки тысяч народа из близких и дальних уездов ждут образа на Великой реке. Все это кочует шумными толпами около небольшой деревни – и, что всего страннее, толпы некрещеных вотяков и черемисов, даже татар, приходят молиться иконе…». Великодушно простим нашему великому революционному демократу некоторую снисходительность к простому российскому народу.

Богомольцы использовали не только водный путь, как описывал Герцен, но и приходили в Великорецкую церковь пешком, многие из соседних областей и губерний.
Путешествие паломников по суше от города Вятки до села Чудиново проходило обычно несколькими, в основном параллельными, путями. Но от села Чудиново до Великорецкого было два пути – по левому или по правому берегу реки Великой. Дело в том, что села эти были расположены на разных берегах, а постоянного моста через реку в их окрестности – не было. Для переправы обычно строили временный легкий мост – лавы. Лавы были или только пешеходные, или и с возможностью переправляться и конским повозкам. Конечно, строились они не специально к Крестному ходу. А нужны были для хозяйственной жизни местных жителей. Осенью лавы разбирались, чтобы весной их не смыло половодьем.

Если лавы строили возле села Чудиново, то путь к Великорецкому проходил недалеко от Артющич. Я спрашивал свою бабушку, уже очень старенькую, помнит ли она Крестный ход. И заходили ли паломники на их хутор.
-Как же не помню, это был Великий праздник! И по дороге шли, и по реке на лодках – помню. Мы ждали. И ночевали часто у нас, в летней избе. Мы ее специально освобождали. Миллион народу шел. И чтобы грехи замолить, нужно пешком придти. – вспоминала бабушка.

Паломники к Святым местам приходили не только с Крестным ходом. Но и в обычные дни в течении года. Чтобы получить облегчение, исцеление для души и тела. Приходили за святой водой к чудотворному роднику. Приходили в Спасо-Преображенскую церковь. Святой считалась и вода в реке Великой в этом месте. Поэтому принято было купаться, окунаться в нее, особенно в праздничные дни Крестного хода.

Можно предположить, что приезжал сюда зимой и Александр Герцен. В своей знаменитой книге он рассказал о доброй традиции местных жителей. В непогоду, в сильный холод или в метель, в крайних избах деревень на ночь оставляли не потушенные огонечки ламп. И ставили это на окна. Чтобы заблудившийся путник мог увидеть и найти дорогу. Я опять же спрашивал бабушку, так ли это было.
-Не помню, внучек. Да мы в лесу же жили. Метель у нас только в верхушках сосен разве что. А внизу всегда тихо. Заблудиться в лесу зимой трудно, не грибы собирать. Мороз, тут другое дело. Бывало, останавливались у нас. Когда лошадь захромает. Или повозка сломается. Мы были рады помочь. –вот что она помнила.

Святые места расположены на очень красивой излучине реки Великой. С островком посередине, правый берег – заливные луга, левый – высокий красный яр с сосновым бором. И с отвесными обрывами в некоторых местах. А еще выше раскинулось село Великорецкое с красивой церковью. Церковь была построена основательно, с колокольней и с различными церковными службами. В мои детские годы она была уже разорена и не действовала, и можно было залезть на колокольню и полюбоваться окрестностями.
 
Когда я перечитываю рассказ Василия Шукшина «Мастер» про деревенскую церковь, которой многие любуются, я всегда представляю церковь в Великорецком. Много раз я подъезжал или подходил к селу по основному сельскому тракту. Дорога идет через сосновый бор, и церковь взору открывается всегда неожиданно. Она появляется не фасадом, а своим торцом, колокольней. Я всегда готовлюсь к встрече и думаю.
-Вот сейчас, вот сейчас!
Но она появляется всегда неожиданно, внезапно, белая, легкая среди тяжелой зелени тополей. И сердце всегда наполняется ожиданием чего-то неожиданного, прекрасного, какого-то покоя и уверенности, что сегодня с тобой ничего плохого не случится.

Я очень люблю вятскую, северную, природу. Я бы сказал, там трудно найти место, которое не трогало бы сердце своей красотой. Разве что заберешься в непроходимую лесную чащу или в какое-нибудь болото. Но иногда и в этом случае обнаруживается неожиданная красота. Помню, мы возвращались с покоса у деревни Шурское (опять родное мне название). Это наш самый близкий сердцу воспоминаниями о нем и длительным по летам его использования покос. Можно было идти, минуя деревню Ситники, на Высоково, а потом по железной дороге до дому. Другой путь, который ближе, но которого мы побаивались, если время было позднее, через Ситники, а потом тропинкой через довольно дремучий лес. На этой тропинке было самое жуткое место, где молодой ельник образовал по обе стороны непроходимые заросли. Даже днем там было очень мрачновато и темно. Но в тот раз на покос мы ходили всей семьей, с отцом, и было не страшно, впереди шла мама, а позади отец. И когда мы подходили к этому мрачному участку леса, вдруг обнаружили целые цепочки, гирлянды огоньков в глубине леса. Вначале мы испугались и оцепенели, но потом поняли, что это светлячки на гнилушках. Но уж очень их было много, светлячков. Я пролез к наиболее светящейся кочке и взял в руки горсть земли с гнилушками. Светлячки продолжали светиться. Нам было интересно это новое воочию для нас явление, и оставшийся путь показался короче.

И вот среди волнующих красотой мест моего детства я всегда выделяю мамину родину, это Артющичи, это Чудиново, и особенно Великорецкое. Может быть потому, что, когда я в детстве посещал эти места, то представлял, что здесь ходила мама еще ребенком, в моем возрасте. То ли потому, что Великорецкая церковь, видимая со многих мест окрестности, накрывала меня своим религиозным предназначением, своей загадочностью для детского ума, и великолепием. Синее чистое небо и плывущие белые огромные облака, каких в других местах и не бывает, и в синем небе на горизонте сияют золотые кресты церкви. А с колокольни далеко видно окрест, и обязательно , так уж, наверное, строили в старину, церкви соседних местностей, церковь в Чудинове, церковь в Пышаке, церковь в Верховино, церковь в Верходворье. Они очень далеко, но их видно, может быть наяву, а может быть, только в моем сознании, потому что так мне хочется. Они белеют на горизонте среди зелени лесов и тоже блестят своими крестами.

После революции Спасо-Преображенская церковь была закрыта советской властью. И отдана в качестве зернохранилища и складских помещений местному колхозу. Естественно, что древний праздник вятского края, Великорецкий Крестный ход, также не проводился. Церкви в селах Чудиново и Верходворье не были закрыты и действуют до настоящего времени. А судьба церквей в Пышаке и в Верховино одинакова со Спасо-Преображенской церковью.

Мне приходилось на старых фотографиях видеть Крестный ход, когда он совершался уже во время Торжественной службы в Спасо-Преображенской церкви. Старые уже очевидцы рассказывали, да и по фотографиям видно, что в празднике участвовали многие тысячи и тысячи людей. Вокруг церкви, точно муравейник, движется толпа церковных иерархов и богомольцев. Хоругви бьются в воздухе, поблескивая золотистой парчой. Почти начало лета, и зеленью расцветает каждый бугорок вокруг. Солнце как будто тоже радуется празднику, играя отраженными зайчиками на стенах храма. Над лесом, над рекой плывут праздничные звуки колоколов. Они слышны и в Артющичах, и в других окрестных деревнях. И сливаются со звуками колоколов Чудиновской церкви. Лица у всех богомольцев праздничные, одухотворенные. С верой и надеждой, что Господь Бог не оставит их. И сегодня, и всегда! В их не легкой крестьянской судьбе. Сегодня их праздник, простых божьи людей. И можно радоваться! Молиться, верить, надеяться, прощать и любить!

И в мое время шли люди, хотя церковь была закрыта. Помню, мой отец, коммунист, участвовал в пикетах, чтобы не пускать верующих людей в Великорецкое, обоснование формальное для этого – что топчут колхозные поля. Коммунисты, уже в мое время, часовенку возле святого родника зацепили трактором и разрушили. Хотели бульдозером засыпать и святой родник. Но вода там действительно была целебная, и заведующий Великорецкой больницей отвоевал у властей и сохранил родник, т. к. вода из родника нужна была больнице.
 
Из моих поездок в Великорецкое и в Артющичи более всего мне запомнились две.
Первая, когда я учился еще в школе, и мама послала меня съездить на велосипеде в Артющичи, привести саженцы сирени с ее родины. Еще мама просила зайти на могилу ее отца, моего деда. Саженцы я привез, и их мы посадили в своем палисаднике. И с той поры вокруг маминого, да и моего в детстве, дома – много сирени родом с Артющич. Более того, однажды весной я сумел уже от маминого дома привезти саженцы сирени в город, где я сейчас живу. И посадил их на своей даче. Сирень растет теперь и там. И радует меня. Тоже родом из Артющич.

В Артющичах не росли тополя, как это принято в каждой вятской деревне. Потому что и так лес кругом. Но сирень мои пращуры там посадили. И она разрослась широко. Но и сирень в этом лесном краю будет существовать до тех пор, пока живет здесь или приходит сюда с косой человек, который обкашивает бывшую усадьбу и окрестные луга, останавливает наступление леса. Если покосы забросить – все быстро зарастет лесом, дружные эти ребятки – молодые березки да осинки, ели да сосны. И не устоять сирени против такой армии. Но покосы здесь добрые, и человек пока приходит сюда. Молодое поколение, живущее в окрестностях бывших Артющич, в Великорецком, в Чудинове, уже могут не знать о былом существовании здесь хутора, только наблюдательный человек, грибник ли, охотник ли или просто любитель природы, леса, по заросшим лесом полосам былой пахоты, по разросшейся сирени да встретившемуся среди леса кирпичу вдруг задумается, поймет и представит, что была здесь когда-то жизнь с ее радостями и горем, благополучием и трудностями.

Зашел я в ту поездку и на Великорецкое кладбище, навестить могилу деда. Ее я искал по маминым объяснениям. Исходную точку – могилу с поломанным железным крестом, я нашел верно, потому что сфотографировал это место, и мама его признала. Под этим крестом похоронен тоже кто-то из наших предков, мама уже не помнила, кто. Но знала, что памятник-крест ковал еще мой дед. И где-то рядом могила уже деда, с могильным камнем. Но я ее не нашел. В годы войны и несколько послевоенных лет Великорецкая церковь была отдана детскому дому. А кладбище – рядом. Детдомовская ребятня то, что можно было сломать – сломала, перевернуть – перевернула, тем более, что дедова могила была – с краю. Да и старая часть кладбища – там трава по пояс, не нашел я могильного камня. Но посидел где-то рядом и помянул грустной думой.

Другая поездка на мамину родину, которая мне запомнилась также больше других, произошла примерно через четверть века. Она оказалась и последней. Вместе со мной в ту поездку была моя старшая дочь. Особенностью той поездки в Артющичи было то, что мама посоветовала нам дойти и до села Чудиново, посмотреть само село, Чудиновскую церковь, а также – стоит ли памятник-обелиск моему деду. Убитому в революционное лихолетье кулаками. Церковь в Чудиново в советское время не была закрыта и действовала постоянно.
 
До Великорецкого с дочерью мы доехали рейсовым автобусом. А потом до Артющич - пешком. Шли мы легко. Как-то все под горку было, и лес окружал нас веселый, и не устали мы еще. В Артющичах нас встретили косари, и под их взглядами мы себя чувствовали не очень комфортно. Как часто праздные люди чувствуют себя рядом с работающими. Нужно бы рассказать им цель нашего посещения, но я как-то не осмелился, побоялся, что это им не интересно. Но мы посидели с дочерью на месте бывшего дома, возле кучки печных кирпичей. И я порассказал дочери про детскую жизнь ее бабушки, моей матери, как я эту жизнь представляю. Многое потом добавила сама моя мама, когда мы вернулись из своего однодневного похода.

После Артющич мы пошли в Чудиново. Вот тут начались мои мучения. Не было у дочери желания идти в какое-то Чудиново. Дорога не известная, лес угрюмый. То ли за поворотом вон там уже Чудиново, то ли еще идти долго. Несколько раз дочь садилась на землю или на пенек и говорила.
-Все, дальше не пойду!

Дорога и лес действительно были какие-то не привлекательные, может быть и потому, что незнакомые. Кроме того, чувствовалась пойма реки Великой, которая протекала где-то рядом, справа. Места сырые, лес в основном хвойный еловый, заросший болотистой травой. Я пытался заинтересовать дочь тем, что по этой дороге ходили наши предки, и может быть в деревьях, траве, земле остались какие-то их знаки, а теперь и мы оставим свои знаки. И лучше, если эти наши знаки будут положительными, радостными и добрыми. Тогда и продолжение нашего рода, наше будущее, тоже будет добрым и радостным. Но вся моя философия, в которую я верю, помогала плохо, и иной раз и у меня кончалось терпение уговаривать, и я поворачивал назад. Но дочь чувствовала, что мне хочется пройти по этой дороге, побыть в Чудиново, и ей все это показать, и она вставала и шла вперед, я к ней молча присоединялся.

Наконец лес кончился, вдоль дороги пошли луга, перешли вброд реку Великую, и вот Чудиново. Где-то здесь стояла кузница моего деда, вряд ли кто помнит. Сходили на сельскую площадь, постояли возле памятников-обелисков погибшим за советскую власть, в том числе моему деду, и в Отечественную войну. Сходили к церкви.

Так мы побывали в Чудинове. Обратно шли быстро и с желанием. Лес уже не казался таким угрюмым. В Великорецком в ожидании рейсового автобуса в мы сели на скамеечку около соседнего с остановкой дома, положили друг другу головы на плечи и … уснули. Свежий лесной воздух, новые впечатления, ходьба около двадцати километров – уморили нас. Вот так мы проспали автобус. Когда я проснулся, автобус уже поворачивал за опушку леса. Остановить его не было никакой возможности, даже если кричать, свистеть. Нужно было сидеть на остановке возле магазина, там бы нас разбудили.

Раз уж мы попали в беду, можно было поискать ночлега в Великорецком. Но дочь не хотела ночевать. Попробовали поискать машину – никто не согласился везти нас. Решили идти пешком, двадцать пять километров. Но с условием – дорогой не ныть, взялся за гуж, не говори, что не дюж. И мы дошли, лишь последние пять – шесть километров нас подвезла попутная машина. Нам было приятно, хоть и не большую, но все-таки одержать над собой победу. Дочь на следующий день встала легко и в хорошем настроении. У меня же несколько дней болели ступни ног, моя обувь была не предназначена для длительной такой ходьбы. К сожалению, это было мое последнее посещение Артюшич. Очень мне хотелось побывать там и с младшими дочерьми. Но неожиданно меня подвело здоровье, и надежды на это пропали.

Незадолго до своей болезни я, может быть тоже последний раз, посетил Великорецкое. Спасо-Преображенскую церковь начали восстанавливать, и периодически там исполнялись церковные службы. Вновь стал проводиться главный летний праздник Вятской губернии - Торжественный ход с Чудотворной иконой от города Вятки до села Великорецкое. Конечно, не с таким размахом, как прежде. Но лиха беда начало. Часовенка возле родника еще не восстановлена, но построен временный комплекс с раздевалками, с большой ванной с проточной водой из родника, в которую люди могут окунаться и просить у Всевышнего благодати и исцеления души и тела. Здесь же из самого родника можно попить и набрать святую воду. Окунулся в святую воду и я, хотя в мае она была очень холодная, да и много было беспощадных комаров. Во время праздника окунание проводилось и в самой реке Великой, при крещении и для очищения и выздоровления души и тела.

Обрадовали меня младшие дочери. Зная, как мне это важно, они однажды посетили Великорецкое, съездили туда из Москвы. Обошли все Святые места. Жаль только, что тогда они обе были еще не крещеные. Пытались они сходить и в Артющичи, но заблудились на лесных дорожках. И, наверно, кружили по лесу. Потому что дважды встретили одну и ту же группу людей. Напугались сильно, вдруг плохие люди, девчонок обидеть не трудно. Думаю, это были паломники, богомольцы. Сейчас опять многие верующие люди идут к Святым местам.
 
Теперь мои дочери знают, откуда пошел их род. Мне они привезли в подарок большую художественную фотографию Спасо-Преображенской церкви.

Мне иногда думается, что наша Родина, из-за многолетнего советского безбожия, покрыта темной пеленой греха. Сквозь который Господь Бог не может, да и не хочет нам помочь. Поэтому наши люди в большинстве такие несчастные. И меня радует, что возобновилась традиция Великорецкого Крестного хода. Пусть хоть немного, чуть-чуть, но темная пелена греха над страной от этого просветлеет.

Ну, а лавы, их сейчас уже не строят. Распались колхозы, и некому стало об этом позаботиться. Но в моей жизни они были, возле Великорецкого. Красивый мостик между разными берегами.