Сыны Руси!

                Сергей Масачихин.


                Историческая повесть


                Часть первая.


                Сын Руси!


Нечай с трудом увернулся от свистящего меча и размашисто, вложив всю силу в удар, обрушил оружие на противника. Противник играючи отбил и рубанул в ответ. Щит отразил, но ноги не смогли сдержать огромную мощь и Нечай неуклюже повалился на спину, пытаясь закрыться от следующей атаки. Щит, главное орудие защиты, неожиданно срывается с руки и отлетает в сторону. Поднять его нет возможности и остаётся надеяться только на меч и умение, которого ещё не так много
Меч противника взмывает вверх и он, невероятно-немыслимым движением успевает увернуться. Меч проходит мимо, вспоров высушенную солнцем землю и опять взлетает, чтобы, наконец, сразить упавшего, но не сдающегося воина.
Нечай перекатывается раз, второй, вскакивает и длинным прыжком с кувырком, уходит от неминуемой гибели.
Приём удаётся, но соперник не дает передыху, он наседает, нанося и нанося разящие удары. Нечай, с трудом отбиваясь, пятиться назад, стараясь не пропустить выпад и не споткнуться обо что-либо сзади.
Очередной удар встречен, но он до того силён, что вновь отбрасывает дружинника на землю и уже нет возможности защититься.
-Ну вот и всё. - Напряжённо произносит противник и несильно бьёт не заточенным оружием, пытающегося вскочить на ноги Нечая. - На пока хватит. Передохни малость.
Тяжело дыша Нечай садится на землю, кладет оружие и смотрит на учителя.
Иван, старый воин, сотник, которому, судя по шраму на лице, не раз приходилось бывать в схватках, возможно, даже с татарами, присаживается рядом на корточки и, вытерев со лба проступившие капли, говорит:
-Сегодня малость получше, но горячности много, силишься всё на силу взять, не ловчишь. Ан не выйдет. Сила в рубке не главное. Надо хитрить, обманывать. Враг может попасться и посильнее. Про щит забываешь, только закрываешься, а щит тоже оружие. Бывало витязь обронит меч и бьётся щитом, и побеждает. Понял? Яришься, коли что-то не по-твоему, а злоба в рубке недобрый пособник. В рубке холодная голова требуется. Потерял себя и пропал. Враг не простит, как я, порубит. Понял?
-Понял, дядь Вань. - Устало кивает Нечай и вздыхает. - У меня, наверное, никогда не получится.
-Что о?! - Удивлённо поднял брови учитель. - Чтоб боле я этого не слыхал! Понял?! Ты что, думаешь, стал бы я с тобой возиться, кабы не зрел, что из тебя может добрый витязь получиться?! Не ет, милый мой, из тебя должен получиться хороший воин. Я знаю, что говорю. Просто ты ещё силы мужичьей не набрал, молод ещё... Ничего о, дай время, силу наберёшь, подучишься, станешь рубиться лучше меня. Есть у тебя такая хватка. Меня сменишь, сотником станешь. Я то уже стар.
Нечай улыбается словам Ивана и, расслабившись, откидывается на землю.
Мышцы ног и рук, сбрасывая напряжение схватки, слегка подрагивают. Приятная истома охватывает тело и он закрывает глаза. Хочется перевести дух, вздремнуть.
Учитель продолжает что-то говорить, но его голос уносится куда-то и голову заполняют воспоминания, которые, вот уже два года, не отпускают, которые заставили бросить всё и пойти в Москву, чтобы проситься в дружину к князю...


В тот день Нечай, заслышав со стороны деревни гиканье, топот и крики людей, сломя голову мчал домой. Зловещий дым чёрными клубами поднимался в небо и разносился по сторонам порывистым, летним ветерком.
«Что там стряслось?!» - Колотится в голове и тревожно, предчувствуя худое, сжимается сердце.
Он пробежал небольшой лесок и, выскочив на луг, бросился на землю.
«Татары!»...
Вот уже несколько лет татары не совершали набегов, наезжая лишь с Князевыми дружинниками для сбора дани. Пороли недоимщиков, порой уводили за долги в полон, но набегов не было. Знать ни к чему было грабить и убивать данников, не стоило. А тут на тебе...
Сбоку послышался близкий топот конных и Нечай, норовя остаться незамеченным, ужом скользнул обратно в чащу спасительных деревьев. Отбежав подальше, туда, где у них с братьями была устроена потаенная землянка, юркнул вовнутрь.
Надо схорониться, надо перегодить, а там, даст бог, поспеет Князева дружина и прогонит незваных гостей.
«Как же там мои?! Живы ли?!»... - Изводит мысль.
Не стерпев, не совладав с нервами, решив: «Будь что будет», вновь выбрался наружу и вслушался... Гул побоища отдалялся за дальнюю околицу. Оттуда четко доносился лязг сошедшихся в драке мечей и крики насмерть бьющихся людей.
«Наверное дружина приспела или свои опомнились»...
Вот и опушка. Отсюда всегда хорошо видно околицу, но сегодня дым пожарища чёрным туманом застилает обзор. Там, где-то посерёдке села, должна находиться Нечаева хата.
Подхватившись с земли Нечай со всех ног мчится в дым. Охабень мешает. Порты за что-то зацепились и вырвался клин, но он не обращает на это внимания и мчится, сверкая голыми пятками.
Вот и хата...
Нечай остолбенело остановился подле плетня... Дом догорал. Уже совсем нет соломенной крыши, верно она сгорела первой, сени завалились, а сам сруб во все щели показывал остатошные языки пламени. И никого...
Опомнившись, кинулся вокруг дома и в ужасе остановился. Возле обуглившегося сарая, с которого почему-то была сорвана дверь, лежали отец, двое братьев и мать. Все они были жестоко порублены и белые рубахи красны от крови. Рядом с отцом валялся большой кол, которым он, видимо, пытался защитить себя и домочадцев, но не сладил. Да и как он мог один-то...
У старшего брата по спине шел огромный, сабельный поруб. Он так и остановился в вечном прыжке, как бы всё ещё убегая от неминуемой гибели.
Второй брат лежал навзничь, насквозь проколотый копьём. Татары даже не удосужились достать копьё, оставив его в теле малетнего русича.
Мать неожиданно шевельнулась и попыталась перевернуться на спину. Мученический стон вырвался из её уст.
-Мама! - Бросился к ней Нечай и упав на колени схватил за голову.
-Сынок. - Едва слышно вымолвила она, с усилием приоткрыв глаза и признав сына. - Малушу в полон увели... и Молчана, а Добрынька убёг. Може хоронится где... Ты поищи его, сынку...
Она попыталась ещё что-то сказать, но не смогла, тяжело дохнула кровавой пеной, закрыла глаза и замолчала навеки.
Нечай кричал, звал её, но мама не проронила больше ни слова, побелев красивым лицом. Слёзы лились из глаз...
«Горе! Великое горе!... Нет ныне никого! Один!... Господи! За что ты так наказал нас?!»...
Кто-то тронул за плечо.
-А-а?! - Отпрянул в сторону Нечай, испугавшись внезапности прикосновения, и оглянулся.
Позади, скрюченная тяжестью долгих лет, в закопчённых, обгорелых одеждах, стояла соседская старуха. На морщинистом лице её виделся след сильного удара. Были разбиты губы и нос. Знать татарин не стал рубить немощную и ограничился кулаком.
-Пойдем отсель, Нечай. - Прошамкала она беззубым, разбитым ртом. — Не поможешь ты им ничем. С господом они сейчас беседуют. Не тревожь.
-Не ет! - Закричал Нечай, продолжая обнимать голову матери. - Мама!...
-Пойдём. - Продолжала уговаривать старуха. - Потом тризну справим.
Подошёл ещё кто-то. Кто? Нечай не запомнил кто, не до того было. В памяти осталось только, что его долго уговаривали, успокаивали, плакали вместе с ним.
Народу побито было много, очень много, почти все, кто не успел укрыться или убежать. В каждом доме было горе. Но были семьи в которых некому было плакать - убили всех. Их хоронили миром.
Во время похорон, при отпевании, один из мужиков, чудом остаться в живых, сжимая кулаки, глухо проговорил:
-И не отмстишь же окаянным. Наскочили, натворили, а как сила приспела ушли...
Словно ножом ударили эти слова Нечая: «Не отмстишь? Не ет, я отмщу! Я найду тартара, убившего моих! Найду!...
Он вспомнил коим описала его старуха-соседка: «короткий, кривоногий, темен ликом, злые, черные глаза, с наполовину отрубленным ухом».
Наверное чей-то меч не дотянулся до шеи. Жаль, что не дотянулся.
«Я отыщу поганого и срублю ему башку вместе с остатком уха»...



В Москву шёл долго, почти год. Всяко случалось в пути, но всё пережил, всё перемог. Перезимовал в Рязани у небогатого купца Рогволода, работая за харчи и ночлег. Тяжело пришлось работать, много сил приложить, но не впервой, выдюжил.
Сам Рогволод постоянно был в отъезде по торговым делам и домашними делами заправляла его жена.
Любава Анисимовна, оказалась доброй, хорошей. Не бранила без дела, но и не лелеяла. Нечай не говорил ей, да и прочей челяди, о цели похода, но она поняла, когда выпытала горе. Даже предложила помочь, муж имел вход в Князев дом, но Нечай отказался, не захотел идти в эту дружину. И не потому, что не нравилось в Рязани, просто соседи в селе, когда он, не найдя Добрыньку, собирался в путь, советовали:
- Не ходи в Рязань. Нет у нашего князя той силы, чтоб заступиться за холопов своих. Слаба его дружина, хоть и кичится ею князь. Вот ежели до Москвы доберешься, то просись в дружину князя Дмитрия Ивановича. Он, сказывали, дань татарам перестал платить, силу скопил, дружит со многими князьями, набеги отражает, литовцев недавно приструнил.



Весной, как сошел снег, покинул двор купца. Ушёл тайком, чтоб не видели, вдруг не отпустят. И к лету добрался до Москвы.
В дружину взяли тотчас, а вышло это так...
Нечай, разузнав где хоромы князя, двинулся прямо в ворота.
-Эй, отрок, ты куда это навострился - Остановил его громкий окрик.
Нечай остановился и повернулся в сторону голоса. К нему быстрым шагом направлялся дружинник, высокий, крепкий муж, опоясанный мечом.
-Ну, что молчишь?
-К князю.
-К князю? - Подивился подошедший. - Нешто к князю можно вот так запросто идти? Дело что ль какое к нему?
-Дело.
-И какое?
-В дружину хочу проситься. - Нечай решил ничего не скрывать.
-В дружину? Вот те раз. - Дружинник оглядел отрока с ног до головы и усмехнулся. - Не рано ли?
-В самый раз.
-Вот как? И что ж ты в дружине делать будешь?
-С татарвой биться.
Лицо дружинника посерьёзнело:
-С татарами говоришь. Насолили что ль?
Нечай молчал.
-Что молчишь? Не надо тут молчать, коли по серьёзному делу... Издалёка?
-Издалёка.
Дружинник, что-то прикинув в уме, сказал:
-Погодь меня тут.
Через несколько времени он вернулся с тучным, но по виду сильным мужем, который ещё издали спросил, указав пальцем в его сторону:
-Этот?
-Этот. - Согласно кивнул дружинник.
Тучный неспехом подошел к парню, внимательно окинул его взором и спросил:
-Откуда ж ты эдакий взялся?
-Из Залесья.
-Это где ж таковое?
-За Рязанью.
-За Рязанью? – Подивился тучный.
Дивиться было чему, Рязань находилась очень далеко и то, что какой-то малец смог пройти огромное расстояние и не просто пройти, а избежать полона или воров, которые падки на беспризорных мальцов, просто поражало.
- Что ж, пойдём, коли пришёл. Ты случаем не беглый?
Нечай резко вздернул голову и дружинник всё понял:
- Не боись, вижу что не беглый.
Определили к мальцам. Но там пробыл недолго, всего год. Нечай старательно учился искусству меча и вскоре был запримечен сотником Иваном. Тот выпросил не по годам крепкого хлопчика себе на обучение.
Ох как завидовали дружки. Все хотели поскорее стать подлинными дружинниками, горели охотой, но сила не та - детская. А вот Нечай да. Нечай по - мужичьи крепок, никому не даёт спуску за обиду. Как-то раз, на кулачках, даже сбил с ног Ждана Малича, неслабого дружинника. Тот долго приходил в себя и никак не хотел поверить, что его свалил невзрачный на вид парень...


- А меч вот тут надо было держать так... - Продолжал разбирать схватку дядька Иван и Нечай перевел внимание на учителя, который не заметил краткой отстранённости ученика.
Он с одушевлением показывал, что и как надо было делать в каждом моменте:
-Глянь. Вот тут ты меч поставил верно, и отсёк хорошо, но не сработал щитом. Надоть потом щитом было бить или оттолкнуть, а ты вспять. Не атакуешь в ответ, даёшь опамятоваться.
-Ага, дядь Вань, в тебя угодишь. Ты, эвон, без щита, как со щитом, не достанешь.
-Это потому, что я наперёд знаю куда ты разить примешься. Ты прост, без выдумки и ладишь, как тебе удобно, а не как надо. Надо хитрить, надо рубить туда, куда недруг не ждёт. Поймать его надо на его же привычках, чтоб если не срубить, то огорошить, а там уже проще должно быть. Вот я правой с тобой бился, а ежели тебе левшак встретится? Что будешь делать? А-а? - Заметив как Нечай неопределённо пожал плечами, продолжил. - То-то. Сразу тебя срубит левшак. Они по своему брань ведут, не как обычные люди. Ну ко, подымайся! Покажу тебе, как левшаки ратятся.
-Дядь Вань, дай дохнуть. - Взмолился Нечай, раздосадованный тем, что сейчас вновь придется размахивать тяжеленным мечом.
-В драке не дадут передыху. Там не погодят, покуда передохнёшь. Вставай, говорю тебе! - Сердито приказал учитель.
Нечай нехотя поднялся и взял меч. Щит пудовой гирей оттянул руку.
-А ты лихо ускочил в сторону, когда кувыркнулся. — Запоздало вспомнил учитель удавшийся приём ученика. - Научил кто, иль само получилось?
- Тятька мужикам показывал, а я видел. Он ратил давно ещё, покуда не ранили. Говорил, что коль что не по тебе — отойди, чтоб потом вернуться и одолеть. - Пояснил Нечай. - Тятька тогда сказывал, что татары завсегда так делают ежели что не по ним, а вот наши столбом стоят, не отходят коли надо.
-Правильно сказывал. - Согласно кивнул головой Иван. - Татары не срамятся сами себя и убегают, коли не в продых становится. А потом вертаются, но никогда не идут на мечи, пока все стрелы не растратят. Не зазорно у них это. А у нас стыдоба мучает, навроде как срам. Умереть не боимся, а срама пужаемся... Берись, а я левой сейчас буду.
Обучение продолжилось. К своему удивлению Нечай почти сразу понял, что учитель дерётся левой нисколько не хуже, чем правой.
-Ну, как тебе левшак? - Присел рядом Иван, когда ученик вновь оказался на земле.
-Ой не знаю, дядь Вань. невнятно как-то, даже уловить не могу.
-То-то. Запомни, левшак дерётся с той стороны, с какой обычному витязю неловко. А ему ловко, потому что учится он на правшаках. Надо учиться ратиться так же, как он, понял?! Ну на сегодня хватит. Отдохни и готовься на выезд. Со мной будешь. Я похлопотал за тебя, чтоб со мной ты был. Князь Дмитрий Иванович по вотчинам едет.
-Князь с нами?
-Мы с князем. — Усмехнувшись поправил ученика Иван. - Глянуть близкие вотчины намеревается Дмитрий Иванович, всё ли там в порядке. Сам хочет увидеть, а не от бояр слышать. Не боись, далеко не поедем, скоро тутось будем. Жеребца я тебе похлопотал, так что радуйся. Може статься, что твой станет - как князь решит.
Нечай, не поверив своим ушам, вскочил на ноги:
-Мне... жеребца?...
-Ну да, не пёхом же тебе следовать за князем.
Через несколько дней дружина вернулась. Нечай раньше не раз видел князя, но в походе с ним был впервые.
Дмитрий Иванович вёл себя строго, с достоинством. Рядил суд, наказывал виновных, но всё это было не главным, что-то тяготило князя и он проверял сторожевых.
Нечай был раздосадован выездом — никаких стычек с врагами, обыденность. Душа рвалась в схватку с любым врагом, хотелось показать себя ладным дружинником, а тут...
В округе было спокойно. Татар давно нигде не видели, но князь знал, что тишь всегда перед бурей.
Через несколько дней после возвращения Нечай случайно подслушал разговор Дмитрия Ивановича с воеводой, с которого понял почему князь самолично проверял посты.
-Гонец прибыл ко мне. - Известил князь воеводу. - Новость привёз, что татары в Нижний посла своего посылали - Сарайку. Убили его нижегородцы.
-О господи! — Ужаснувшись, перекрестился воевода. — И за что же?
-Сказывают, что Сарайка подбивал тестя на меня пойти. Дмитрий Константинович было согласился, но встряла княгиня и со слезами убедила не делать худа дочери. Сарайка узнал, что Дмитрий Константинович отменил поход и стал грозить, говорил, что Мамай за непослушание пришлёт рать, стал обижать словами. Тесть не сдержался, осерчал и повелел схватить супостата, а потом казнить.
-И что ж теперь будет?
-Что что. Знать, набега не избежать, может даже новое разорение ждет Русь. Мамай не потерпит, что его посла убили. И что дань я ему не выплачиваю тоже не потерпит. А тут ещё Мамай ярлык Михаилу на Владимир пожаловал, дружбу со мной осквернил. Не знаю, что и делать, у самих тутось беспокойно. Надобно Тверь унять, чтоб знали кто на Руси доподлинный хозяин. Надо бы и Михаилу показать, что давно не Владимир стольный град на Руси, а Москва. Забот полон рот. Не знаю, за что вопервых браться.
Душа молодого дружинника возликовала: «Вот оно, назревает! Будет где показать силушку, как знать может и отмстить за родных получится».
С весёлым сердцем он шёл по улице, представляя себе, как будет рубить ненавистных татар, как вражьи головы будут сыпаться на землю, а он будет безжалостен к падающим на колени и просящим пощады.
-Чему радуешься? - Догнал его окрик Ивана. - Сияешь, как красно Солнышко. Не иначе с девкой какой сдружился.
Нечай пересказал ему услышанное, но к удивлению учитель потемнел лицом:
-Чему ж тут радоваться то? Сызнова землица русская кровью умоется.
-Так ведь... - Начал было Нечай, но Иван не дал договорить.
-Не спеши, парень, в рать. Голову нипочём сложишь, в первой же сече. Буйная она у тебя, неразумная.
Нечай удивлённо глядел на учителя: «Неужто это говорит дядя Ваня? Неужто то сказал он, самый лучший из всех дружинников, кого он знает?»
-Что глядишь? — Понял его Иван. - Знаю я этот разум мальчишеский, таким же был. Мнил: «Что мне татарва, махонькие, кривоногие, а я эвон какой, с всяким из них слажу!» Ты лучше присядь и послушай о чём я тебе поведаю.
Они уселись на скамейку подле одного из домов и учитель, тяжко вздохнув, начал:
-Давно это было. Тебя тогда ещё на свете не было. Сын мой тогда был, как ты сейчас.
-Сын? — Удивился Нечай, впервые услышав, что у учителя когда-то был сын,  и не к стати перебив начинающийся рассказ. - А где он, дядь Вань?
-Татарин срубил. - Иван поморщился неприятному воспоминанию. — Горяч был, навроде тебя, всё на рожон лез и пропал. Потом о нём скажу, а сейчас слушай... В те времена я был молод, как ты, и мне тоже хотелось испытать силу, да поскорее. И не разумел я тогда, что татары хоть и маленькие, но не слабые, что с малолетства они оружию обучаются. Учителем моим, навроде как я у тебя счас, был сотник Гаврила Оливич. Очень я ему приглянулся тогда, он меня и взял в обучение. Крепкий такой муж был, испытанный. Мне он тогда гляделся самым сильным и разумным из всех, кого я в ту пору знал... И вот довелось как-то, что на нашу сторону татары набег свершили. Много люду погубили, много покалечили и в полон много увели. Мы тогда, сотня наша, недалече дозором оказались. Как счас помню, скачет нам на встречу молодой отрок, в крови весь, со стрелой в спине. Увидел нас, остановился, упал с коня то. Мы его подняли и он, перед тем как испустить дух, поведал что и где содеялось. Жутко сказывал, сердце так кровью и обливалось от услышанного... Отослал тогда Гаврила Оливич гонца к князю нашему, подмоги просил и о набеге оповестил. И пошли мы сбоку от татар, навроде как разведать их путь. А татары одно село разорили, второе, третье. Людей убивают. И не стерпел Гаврила Оливич. Сидит, помню, на коне и кричит нам: «До коли, друже, татарву терпеть на Руси будем?! До коли они наших жен и девок позорить будут?! Неужли мы не можем постоять за сторону родимую?!...» Ну мы, понятно, кричим в ответ: «Не будем терпеть, Гаврила Оливич! Веди нас на супостата! Порубим татарву! Не посрамим мечи русские!»... И я кричу тоже. И тут вдруг на меня озарение какое-то нашло, словно пробудился я от чего-то. Сердце ёкнуло. Кричу со всеми, смотрю по сторонам и вдруг разуметь начал, что не слабые татары, что Русь они данью не просто так обложили, что деды наши не помнят когда одолевали их. А никто об этом не мнит. Нет бы потерпеть, дождаться подмоги от князя, ан нет, решили сами... Помню, дождались теми, дозоры их убили, подобрались к стану. Глянул я туда, а там костров видимо-невидимо. Чую, не сладить с ними нам, очень уж много иродов. Даже если наскоком пойдём на сонных всё одно не одолеем. Но страх из сердца гоню, боюсь явить другим. Чаю, что и у иных ратников то же на душе было. В общем кинулись мы вперёд, много порубили спящими, но опамятовались они и стали нас в оборот брать. Тяжко стало, не в мочь. Попался мне тогда татарин, вёрткий такой, умелый. Я его и так и сяк, не достану. И конь у него обучен, сам поверстается как надо. Ну, кажись, увидел я его слабое место, изловчился, отбил удар да и рубанул как целил. И ведь как получилось, дёрнулся он в сторону и меч мой ему не по голове, а по уху. Так я ему ухо то и отсёк, кажись, а он как вертанётся и мне саблей. Добро шишак. Разрубил он его и кожу то мне на лике и рассёк. Вот шрам с тех пор и остался. А ведь я сильным ратником себя мнил, думал всякого одолею. Ан нет...
Иван остановился в повествовании и Нечай, гонимый нетерпением услышать продолжение, поторопил:
-А что дальше то, дядь Вань?
-Что что. Свалился я с коня. В голове всё помутнело. Чую только, что лик весь огнем горит, мокрый от крови и звон в голове всё равно, что набат. Потом меня, когда побили наших, нашли, поняли что живой. Связали, привели к полону. зачем убивать не стали не ведаю. Одно хорошо, не стали обшаривать, в сапоги не глянули, а там у меня завсегда нож есть. На следующую ночь я его кое-как вынул, перерезал веревки, стражника убил и ушёл... Долго шёл, погоню обхитрил, схоронился в бобрином домике. Отсиделся там. Не нашли они меня, видимо не поняли следов... К чему я всё это тебе рассказываю, Нечай, вспоминаю я тот бой с татариным и думаю, что не силы мне не хватило, а умения. Он хоть и маленький был, а рубился легко, а ведь то ж молодой был, но умел поболе. Умением он меня и взял. Я то всё в щит да в щит, чаял пересилю, утомится. Ан не вышло. Так что не поспешай в рать, учись лучше. На твой век ещё рубки будет, а учёба никогда зазря не бывает. И понять надобно - не слабые татары, ох не слабые.
Учитель встал, одернул одежду и направился было прочь.
Нечай удивлённо смотрел ему в след: «Вот так новость. Оказывается дядя Ваня был бит?...»
-Дядь Вань! А что сын! — Окликнул он уходящего наставника.
-Лобан то? А что Лобан?
-Так ты давечь сулился поведать про него.
Старый дружинник остановился, на мгновение задумался, затем вернулся на прежнее место:
-Что Лобан, добрый был паренек, сильный. Кабы успел вырасти в настоящего витязя, то посильней меня был бы. Мало бы с ним кто сравнился, хорошо ему всё давалось, легко. Вы промеж себя чем-то схожи, даже на лик.
-А за что его татарин зарубил?
-За нетерпение, за запальчивость. — Учитель потемнел лицом и начал второй, недлинный рассказ. - Не было меня тодысь рядом, не видел я как всё случилось, а ежли б был, то не толковали бы мы с тобой нынче. Сказывали люди, что что-то плохое ему татарин сказал, Лобан не снес и ответил, татарин его кулаком, Лобан за меч. Схватились они в поединке, зло, сказывали, бились, насмерть. И начал Лобан одолевать супостата, а тут другой татарин сзади его копьём и ткнул. У татар завсегда так, по подлому, не стесняются они сзади нападать. Кольчугу не пробил, но отвлёк. Лобан оглянулся, а тот, с кем он бился, так и ударил саблей прямо вот сюда... - Иван показал на плечо возле шеи. — Прорубил окаянный... Сказывали, что Лобан ещё стоял, отбивался от обоих, но какой ратник с такой то раной. Вот и убили его изверги... Жинка выбежала, кинулась к сыну со слезами, а они и её... - Иван смахнул набежавшую слезу. - Кабы промолчал Лобан, кабы стерпел обиду до поры, то быть ему великим витязем. Как ты крепок был, може и посильнее...
Не договорив, оборвав рассказ на полуслове, учитель встал и пошёл прочь.
Нечай не стал его останавливать. Зачем? Чтобы ещё больше разбередить старое горе? Нет, пусть переморгнется учитель...
Что-то перевернулось в душе парня, что-то заставило по-другому глянуть на мир, на себя.
«А ведь прав дядя Ваня. - Подумал Нечай, глядя ему в след. - Тороплюсь я куда-то, спешу. Не иначе на смерть. Так и Лобан его спешил, и догнал костлявую».
Нечай не знал, что произошло с ним в этот миг, не понял.
Просто сегодня он стал взрослым...


                Часть вторая. Сечь.


Прошло несколько лет. Нечай возмужал, окреп. Стало трудно вышибить его из седла. Умение сражаться возросло и он уже считался одним из лучших ратников дружины.
За прошедшее время довелось сходить на булгар. Поход был муторный, тяжелый. Булгары не шли на прямой бой, норовя напасть исподтишка и именно там, где их совсем не ожидали. Этим они наносили немалый урон дружине, особенно поначалу, но потом русичи приспособились к тактике врага и легко пресекали попытки воровского метода.
Дмитрий Михайлович, ведший полки, смог сломить сопротивление непокорных и наместник Мамая, так и не смогший ничего поделать с нежданно обнаглевшими русичами, признал их верх.
Короткие стычки, в которых приходилось участвовать Нечаю, многому выучили, дали опыт. Потом, пару лет, служба проходила покойно, без походов и браней, но в этом году что-то зрело...
Мамай не мог боле терпеть своевольства русских, прекративших платить дань и, более того, начавших отвоёвывать у Орды земли, лишая её данников.
Хан уже предпринял несколько походов. Прошёл по землям Рязани, сам город пожёг и разорил, а в вотчинах ввел свои законы. Потом выходил на Нижний, где разгромил русские дружины. Главного соперника — строптивую, почуявшую запах свободы, Москву, пока обходил, считая, что по началу надо лишить её союзников, но и откладывать в долгий ящик её наказание не мог, слишком уж насолил Орде князь Дмитрий Иванович.
Казалось бы, после тяжких походов надобно сделать передых, подготовить свежие силы, но хан торопился. В последнее время стал поднимать голову хан Тохтамыш. Он скопил силу, подчинил несколько ханств, перестал почитать Мамая и между ними вот-вот могла разразиться свара.
При такой обстановке иметь в тылу непокорного князя, который мог встать на сторону Тохтамыша, кто знает какие мысли бродят в голове русича, было нельзя.
В середине лета в Москву пришла весть, что татары, собрав огромную рать, переправились через Волгу и двигаются в сторону многострадальной Рязани. Дмитрий Иванович заволновался. Он сразу понял основную цель татарских полчищ и, чтобы оградить Москву от очередного разорения и дать, наконец, отпор супостатам, разослал гонцов по дружественным князьям с просьбой помочь отбиться.
Татары не изменяли себе. Никого не щадили - уничтожали всё на пути. Смерть и слёзы оставались после прошедшей орды.
Двигались они споро, но Дмитрий Иванович всё же успел справить войско, в основном конное, и двинулся навстречу врагу. Покумекав, посоветовавшись с воеводами, решил оставить пеших в Москве, дабы они могли, в случае поражения, защитить город. К тому же пешие чересчур замедляли движение войска.
Несколько дней полки двигались вперед, стараясь поспеть ближе к границам и останавливаясь только на ночлег и передых.
Наконец от передовых отрядов поступило сообщение, что татары в одном дне пути.
-Что ж. - Произнёс Дмитрий Иванович, рассматривая небольшую речушку пересекшую путь. - Вот здесь мы их и приветим. Место ладное, речка сдержит Бегича и не даст сразу наскочить на нас. И нам отсюда ладно нападать, мы будем на холмах, стало быть выше, им же взбираться надобно будет. Как речка то называется?
-Вожа. - Ответили ему.
-Вот и добро, Вожа так Вожа.
Князю не возражали, местность действительно давала преимущество и в атаке и в отражении нападения.
Спешно расставили полки и стали дожидаться появления врага. Татары не заставили себя ждать. Конные тумены Бегича, точно черная туча, заполонили противный берег. Какая то часть ордынцев попробовала сходу форсировать речку, но была встречена передовыми полками, осыпавшими врага стрелами, погубив многих и заставив остальных отступить.
Воды Вожи окрасились первой кровью. Ещё несколько попыток татар, преодолеть речку, не увенчались успехом и Бегич отложил атаку до лучшего времени.
-Орут окаянные. - Пристально глядя на костры татар проговорил Нечай, сидя рядом с Иваном и прислушиваясь к шуму с противоположной стороны реки.
-Да. - Тяжело вздохнул учитель. - Тяжко будет. Ой тяжко. Много люду завтра поляжет.
В последнее время они не часто виделись, только по службе. Иван теперь находился при воеводе, сопровождая его во всех походах и выездах, а Нечай женился и всё свободное от службы время старался проводить с семьей.
Любава была хорошей женой, ласковой, нежной. Всегда привечала мужа и молча терпела его отъезды по делам службы.
Жил пока в примаках, но уже подумывал о доме, на который набрал денег, да и Иван обещался помочь со стройкой на следующее лето.
Полгода назад, у него родился сын, которого назвали Иваном. А совсем недавно узнал, что жена на опять на сносях.
Сегодня, перед тяжким испытанием, Нечай счёл нужным повидать старого учителя и друга, заменившего отца.
Высказавшись, Иван снова умолк и они несколько минут сидели молча.
-Как сынок, жинка? - Нарушил молчание Иван. - Не хворают?
-Бог миловал.
Учитель поправил в костре, облизывающиеся красными языками пламени, головешки, подбросил сушняка и снова спросил:
-Не страшно?
-Боюсь. - Честно признался Нечай. - Прямо дрожь прошибает.
-И я боюсь. - Не стал кривить душой учитель. - Все боятся. Только, наверное, супостаты не боятся.
-Бога у них нет.               
-Бог то есть, только он у них не наш, не Христос. Сказывают, что они сатане свечи ставят.
Снова замолчали, глядя как от костра отрываются веселые, беззаботные язычки. Предстоящая брань затмила собой всё житейское, обыденное. То, чем жили вчера, казалось  далёким, словно из другой жизни. Вроде как и ненужно все то было, не главное.
Молчали долго.
-Однако скоро рассвет. – Вновь нарушил молчание Иван, поправляя в костре головешки. – Надобно бы к своим. И ты, Нечай, иди… трудно будет нынче.
Они обнялись на прощанье, кто знает, доведется ли ещё свидеться и разошлись каждый в свою сторону. Иванова дружина стояла по центру, а тысяча Нечая была передана для усиления Даниле Пронскому, стоявшему по левую руку.
Забрезжил рассвет. Рати, словно огромные муравейники, пришли в движение. Лязг металла, крики, топот, ржание коней, далеко разнеслись по утренней тишине и слились в едином, грозном гуле. Соперники готовились к бою. И те и другие понимали важность сражения и никто не хотел уступать.
Когда солнце поднялось над горизонтом, передовые тумены татар двинулись вперед, спеша пересечь небольшую, но очень неприятную водную преграду.
Того ожидали. Несколько сотен устремилось навстречу осыпая врага стрелами и не давая спокойно выбраться на противоположный берег. Успевших переправиться тут же разили, сбрасывая обратно. Вода реки, вновь окрасилась в красный цвет и пенилась от тысяч конных, торопящихся переплыть ее и вступить в бой.
Широко открытыми глазами Нечай смотрел на приближающихся татар.
«Вот он — враг! Вот те, кто несёт горе Руси! Те, кто убил семью и приспело время «мстить».
Первоначальный трепет, сопровождавший всегда перед схваткой, исчез и сердце рвалось вперед. Он может и бросился бы в атаку, но приказ «ждать» сдерживал порыв, не давая злости воплотиться в дело.
Трубы загудели отход...
-Что это? — Нечай в недоумении обозрел стоявших рядом ратников. - Отходим? Но ведь рать ещё не началась?
-Делай, что велят. - Ответили ему. - Князь лучше ведает, что надобно ладить.
Дружины, прикрываемые лучниками, стали медленно пятиться на вершины холмов и вновь выстраиваться в боевые порядки. С высоты, на которой теперь разместилась тысяча Нечая, было хорошо видно, как татары нескончаемой лавиной входят в речку. Переправившись, они не спешили в атаку и так же, как и русские, начали выстраивать тумены.
-Эх, вот сейчас бы по ним! - С горечью посетовал один из ратников. - Покуда они не готовы.
И тут, словно услышав его, трубным кличем понеслось:
-В атаку! Вперёд! На иродов окаянных!...
Русская рать, не дав войскам Бегича перестроиться, ударила с трёх сторон. Полки врезались в стоящего врага, наваливаясь всей силой, давя, рубя, не давая опомниться. Звон мечей и сабель, ржание коней, крики людей, топот, слились в единый, страшный гул. Пыль растревоженной земли поднялась до небес и закрыла собой Солнце.

Передовые тумены какое-то время сдерживали могучий удар дружин, но не могли двинуться вперед, чтобы освободить путь переправляющимся. Более того, они начали медленно пятиться, оттесняя переправляющихся обратно в реку.
Сначала это шло медленно, затем движение ускорилось. Спешившие в бой, не понимая что происходит, стремились вперёд, передовые пятились.
Началась давка.
Тысячи и тысячи батыров было раздавлено, растоптано своими же. Им так и не довелось изведать русского меча.
В какой то момент, а он всегда появляется при непонятном, татары в панике обратились в бегство...
Дмитрий Иванович с высоты холма внимательно, с волнением в груди, наблюдал за ходом битвы. Он не был уверен в победе, понимал с какому страшному противнику бросил вызов, знал что ожидает Русь в случае поражения, но не мог отступить, не мог не заступиться за милую Родину.
Заметив, что битва начала медленно сдвигаться в сторону вражеского стана, он понял всё, вскочил со стула и радостно, воздев руки к небу, закричал:
-Отступило время от них! Господь же с нами!...
Орда, уничтожая сама себя, неслась назад. Огромный обоз, сметённый собственным войском, был брошен победителю, как приз за победу.
Радость русичей можно было понять, и они, окрылённые победой, гнали и гнали врага до тех пор, пока сумерки не опустились на землю. Вечер остановил уставших коней и ратников и дал понять что они сделали. И они поняли - Победа! Победа над непобедимым, безжалостным, хитрым и коварным врагом.


Нечай, едва прозвучал сигнал к атаке, размахивая мечом и дико крича, ринулся в гущу врага. Первый татарин, немолодой, с чёрной, словно смола, бородой, был срублен одним взмахом. В памяти осталась только оскаленная, насмерть перепуганная, визгливо кричащая голова, которая через мгновение отделилась от тела и покатилась куда-то в лес лошадиных ног.
Другой татарин попытался сразить злого русича,  Нечай отбил удар, вогнал меч во  врага по рукоять, вырвал его и, зная что неприятель уже не может противостоять, понесся дальше.
Удар по шелому заставил пригнуться и инстинктивно закрыться щитом. Вовремя, щит успел встретить вторую атаку и кто-то из своих, идущих сзади, пришел на помощь и ссадил атакующего с коня.
Дальнейшая схватка происходила как во сне. Нечай рубился направо и налево, попадая то в щит то в тело. Не жалел и коней противника, разя их в круп или шею, если не доставал всадника.
Страха уже не было, была только злость и ненависть, которые вытеснили всё человеческое, жившее в нём до сегодняшнего дня.
Кто-то напал сзади. Но противник не рассчитал и удар оказался слаб. Нечай, спрятавшись за щит, размашисто полоснул куда-то в сторону. Видимо удача сопутствовала ему сегодня, потому что очередной поверженный враг, что-то прокричав от боли, рухнул на землю.
И тут он увидел того, с кем мечтал встретиться все эти годы - татарина без половинки уха. На пожилом татарине не было шапки, видимо он потерял её в пылу схватки и эта, запомнившаяся на всю жизнь, примета сразу бросилась Нечаю в глаза.                               
-А-а-а!!! -Дико заорал он и, ничего не видя вокруг, стал разворачивать коня в его сторону.
Татарин принял бой, умело действуя саблей, отбивая атаки и атакуя сам.
«А я всё в щит да в щит... - Вспомнился Нечаю давнишний рассказ учителя о безухом татарине. - А он всё в тело норовил... Хитрить научись...»
-Ох, дядь Вань, тяжко. - Простонал он, с трудом уклонившись от очередного удара.
«А что если в руку!» - Мелькнуло в голове и он, резко подавшись вперед, вытянувшись всем телом как можно дальше, встретил летящую на него саблю чуть дальше рукояти.
Отрубленная кисть, вместе с саблей, полетела на землю.
-У-у-х! - Что-то громыхнуло по шелому В глазах вспыхнули тысячи огней, земля перевернулась и дружинник, неуклюже повалился под ноги коня.
Всё исчезло, закрылось навалившейся чернотой.
Очнулся, когда гул битвы стал отдаляться. Сечь шла где-то в стороне, и он никак не мог сообразить, что там происходит.
Держась за голову, в которой что-то гудело и звенело, поднялся. Качаясь из стороны в сторону, словно хмельной, осмотрелся. Сотни тел лежали вокруг. Некоторые кричали, призывая на помощь, другие молчали, успокоившись навечно.
Нога обо что-то споткнулась. Нечай глянул вниз и увидел окровавленный, наполовину вогнанный в землю, меч.
«Мой. — Понял он, узнав деланную самим рукоятку.
Склонился, чтобы взять его и в голове отдалось пронзительной болью. Пересилившись, он всё же выдернул из земли оружие и осмотрелся в поисках шита. Щит, истерзанный жестокими порубами, лежал чуть в стороне.
«Господи, как же они его» - К чему-то подумал он.
Стоявший недалеко и ожидающий хозяина конь, нетерпеливо заржал. Нечай подошел к нему ласково потрепал по холке:
-Спасибо тебе, друже!
С огромным трудом взобрался в седло, упал на холку, выровнялся, попытался понять куда надо ехать и, привычным движением пришпорив, заторопился в сторону гудящей битвы.
Раненый татарин ковылял в сторону реки. Нечай перегородил ему дорогу и глянул в глаза.
Враг опустил голову, ожидая смерти.
-У-у-у, иуда. - Прохрипел Нечай, горя желанием срубить поганую голову, но совесть не позволила убить поверженного и он, взмахнув мечом, ударил плашмя.
Татарин охнул и упал.
-Куда пришёл, тут и будь. - Проговорил ему дружинник. - Ежели не подохнешь, то выживешь.
Развернув коня поспешил в брань. В голове прояснилось, появилась трезвость мысли. Он вспомнил, как рубился с безухим татарином и осадил коня. Постояв в раздумье несколько секунд, повернул обратно. Захотелось удостовериться, что враг, причинивший ему столько бед, мертв.
Он долго ходил по полю, переворачивал убитых, закрывал глаза павшим русичам, отгонял налетавшее воронье. Шум битвы давно скрылся за горизонтом, а он всё искал и нашел.
Безухий не был убит, он, прижав обрубок руки к груди, с побелевшим от боли и потери крови лицом, сидел на земле подогнув под себя ноги, мерно раскачивался и что-то заунывно пел.
Дружинник подошел и устало присел рядом.
Татарин открыл глаза, глянул на Русича ничего не выражающими, черными глазами, опять закрыл и продолжил молитву.
-Скажи, почто ты пришёл на нашу землю?... – Легонько толкнул его Нечай. - Убивать?
Татарин продолжал мерно раскачиваться.
-А что мы тебе плохого сделали?!... – Повысил голос дружинник. – Молчишь?! Знамо дело нечего ответить, потому как правда на нашей стороне оказалась, на русской. И побили мы вас сегодня потому, что время приспело и завсегда теперь так будет.
Топот копыт заставил вскочить и приготовиться к бою. Но предосторожность оказалась излишней, к ним подъезжал Иван.
Он остановил коня возле, выбрался из седла и бросился к Не чаю:
-Живой?
-Живой, дядь Вань…
-Ну слава богу. А то я за тебя беспокоился, не надеялся живым застать. А что ты тут сидишь?
-Друга встретил.
-Какого друга?
-Да вот, кой мою семью погубил.
Иван глянул на татарина и усмехнулся:
-Вот где довелось повстречаться. Чаял я, что не последний раз тогда с ним виделся.
-Ты его знаешь?
-Знаю ирода, знаю, то он мне рубец на лике на весь век оставил. Поделом супос…
Он не успел договорить, татарин, прекратив пение, медленно повалился на бок.
-Умер? – Глянул на учителя Нечай.
-На то воля божья. – Ответил Иван. – Знать такое ему на роду написано. Идем отсель. . Пусть вороньё его отпевает, а у нас нынче празднество - сокрушили мы нехристей, долго теперь помнить будут.