По утрам я wash myself

ПО УТРАМ Я WASH MYSELF,
ИЛИ
СЕМНАДЦАТЬ МГНОВЕНИЙ ИЗ ЖИЗНИ
"MY NAME IS STOGOV"

(ПО РУССКО-АНГЛИЙСКОМУ САМОУЧИТЕЛЮ)






Come what may — будь, что будет


Unit 1

По утрам я wash myself. Прекрасно. Стоп! Как это - wash myself? Не совсем понятно, что это я делаю. Когда все встают по утрам, умываются, бреются, одеваются, завтракают и выходят на работу, когда умываются котята, и утята, и жучки, и паучки, я в это время, значит, wash myself:? Очень хорошо. А затем я get shaved (еще ужаснее – shave myself), а после этого – dry myself. Ну это еще представить можно – драю себя. А вот что же дальше – take или have breakfast, вывожу себя на остановку, сажаю себя в маршрутку, и мы едем на работу.
Да, ничего себе дела, думаю я, прислонившись лбом к запотевшему стеклу. Так по дороге я схожу с ума – обнаружив рядом с собой себя. Откуда это себя пришло сюда, когда его никто не звал. Да и почему это себя такое призрачное, прозрачное, неуловимое, на меня непохожее. Совсем хилое тельце, совсем одноклеточный разум.

Unit 2

А что же в это время делает чопорный британец? In the mornings он просыпается и говорит: "Какая чушь! In one's sleep ко мне прицепилась непонятная зараза, случилась скверная вещь. Что это за ся, какая малая часть меня самого? Я потерял себя во сне. Я не могу больше двигать самого себя, мне нужно двигаться самому. А этого я не умею. Меня же никто этому не учил".

Unit 3

Пожалуй, англичанин навел меня на мысль о сне – в нем разгадка. И что-то я припоминаю, нехорошее, скверное. В одном месте я решал чрезвычайно запутанную задачу: передо мной крутился гигантский клубок, составленный из сплетенных змеиных туловищ, напоминающих проявленную кино- или фотопленку, в которых нужно было вписать слова. Это было не изображение и не проекция моего воображения – это было устройство или приспособление, отвечающее понятию "Задача" или "Загадка", или "Запутанная Задача" (а может быть, даже и "Житейская Задача"). Одним словом, в него входило все, что могло войти на эту тему, и слов, которых нужно было вписать, было такое большое количество, что я представить себе этого не мог. А это "представить себе не мог" воплотилось в представление всех слов, сказанных мною за всю мою жизнь. Ужас, руки обессилели, колени подкашиваются. И эти слова нужно было расставить в нужных местах, в строгой очередности – так сказать, распутать ленту жизни (а может, и загадочный клубок). А времени, между прочим, – ровно для того, чтобы проснуться от укола в сердце.
Но во сне я ничего не нашел – клубок остался нераспутанным. Зато я припомнил то, что было накануне – от меня ушла жена. Бред какой-то. Но все-таки в этом бреде заключалась хоть какая-то логика: от меня ушла жена, оставив мне мое призрачное, прозрачное myself. Но ведь это же не по сценарию: на сегодня у нас запланирован визит к друзьям – чете Орловым. Там мы должны поддерживать светский разговор о погоде, а потом этот разговор должен будет разделиться на два русла: я с Орловым говорю о работе и бирже, а жена с Орловой – о новом приобретении: Орловой-младшей, милой девочке трех-четырех лет, которую нужно воспитывать и учить только хорошему. Проверил по Содержанию: все правильно. Урок Седмый, визит к Орловым. А вчера был урок Шестый: я женился на своей жене. А она взяла и под утро ушла. Так это был сон или не сон? И чтобы удостовериться в реальности происходящего, я звоню своему коллеге в туманный Альбион:


Unit 4

– Hello, mister Green!
– Здравствуйте, камрад Stogov.
– How are you?
– Well, если не считать скверной погоды.
– There's rain now in Leningrad. How are in London? Is it rain too?
– No, в Лондоне проглядывает солнце. Хотя здесь не Лондон.
– And there is not St. Petersburg.
– Прекрасная шутка. Но есть одна проблема.
– What is the matter, Mr. Green ?
– От меня ушла жена.
– Vow!
– Yes. Такие вот дела.
– И у меня та же фигня.
– What?
– I say my wife disappeared too.
– O-o-o! How long? Как давно!
– Yesterday. All my troubles seemed so far away.
– Аналогично. Yesterday came suddenly.
– Now I'm not half the man I used to be. There's shadow hanging over me.
– And my better half (significant other), why she had to go I don't know, she wouldn't say. May be I said something wrong?.
– Вот именно, хотя бы записку написала. In a few words.
– Now I long for yesterday. I cry.
После небольшой паузы, в ходе которой я порылся в словаре, я продолжал:
– О, я тоже кричу. Мне хочется плакать, Джон.
– I see, Vasja. I need a place… это-у… место, где тебя не могут найти.
– О, Джонушка, я тебя perfectly понимаю. Love was such an easy game to play.
– М-да. Гм.
– And what you are going to do now?
– Я собираюсь пойти к моему доктору.
– To Dentist?
– No, Psychology.
– А у нас окромя зубных техников никого и нет. Пойти себе зуб, что ли, вырвать с горя? А, Джон?
– I don't understand you, Vasily. Зачем зуб? Зуб нужен хороший… хорошо иметь зуб… э-э… Зуб необходим для…
– For to masticate?
– Yes! Чтобы жевать. А здесь нужен хороший терапевт.
– Что за мистика? What for?
– Чтобы лечить душу и не совершать в дальнейшем глупостей.
– And what you think about detective? Do you agree with my idea to make an attempt to find our wives?
– Найти наших жен? С помощью детектива? Vasily, это не есть реально.
– Why?
– Mistake, Vasya. It was mistake. Вышла ошибка. Там, наверху. В руководстве, в справочнике, в методике. Fatal mistake.
– Mastikate?
– Да, да. Пережиевать. Надо пережиевать эту мистику.
 

Unit 5

Связь прервалась. После lunch'а я снова позвонил своему английскому другу, и мы договорились действовать каждый по-своему, изредка встречаясь на страницах нашего разговорника.
И тут-то до меня наконец дошло, что же произошло. Мысль о том, что случилось, пригвоздила меня к месту, и я остался сидеть там, где сидел. Мне это даже трудно представить, потому что место, где я сидел, вовсе для этого не было предназначено, я его просто не узнавал. Я увидел вокруг себя множество предметов и вещей. И чтобы не запутаться в них, я своими руками взялся за голову таким образом, чтобы большие пальцы упирались в висок, а остальные дотрагивались до шевелюры, проверяя тем самым, на месте ли прическа. "Надо, несмотря ни на что, держаться за факты. Только факты". Я был доволен собой, потому что Джон на том конце света делает то же самое. Но по-своему.
Итак, начал рассуждать я сам с собой, что мы имеем? На уроке шестом я объявил о своей помолвке с Дианой Петровых. Нас поздравили, и мы отвечали на поздравления. Затем был небольшой ужин с бутылкой шампанского. Было весело, мы держали себя сдержанно, остроумным шуткам не было конца. Наши друзья вскоре вежливо откланялись и покинули вечеринку. Мы же с супругой начали обсуждать дальнейшие планы. Во-первых, обговорили идею первого нашего совместного week-end'а. Во-вторых, договорились о наших обязанностях и составили план рабочего дня. И в-третьих, вместе смотрели телевизор. Затем мы послали поздравительную открытку новобрачной чете Гринов, обвенчавшихся в тот же день.
Так что же произошло? Катастрофа или нет? Проверим, не выдернуты ли страницы. Нет, тридцать один, затем тридцать два, тридцать три, возраст Христа и распятие. Наверное, слетела со страниц разговорника по неосторожности. Проверим, все ли факты на месте? На следующий день нам нужно было плестись к этим Орловым чесать языком в англо-русской манере и улыбаться по поводу их нового пополнения. Черт бы их взял. Может быть, начинаю строить я предположения, не такие уж и далекие от действительности, моя супруга была невестой этого Орлова-старшего в студенческие годы, и предстоящий визит мог нарушить ее равновесие? Орлов учился в рязанском агротехническом институте (I'm agronomist), а она совсем в другом месте. Где она училась? В педагогическом институте на факультете английского для начальной школы в городе Йошкар-Оле. Нет, между ними ничего не могло быть. А может быть, она захотела поменяться ролями со своей английской коллегой, Missis Green? Каковы мотивы? На Западе обучение профессиональнее и работа стабильнее. Ничуть. На Западе платят лучше и жизнь легче? А контр-вопрос: а толпы безработных и унижения эксплуататоров? Кем она станет там со своим дипломом преподавателя английского в начальных классах? Там же все английский с пеленок впитывают. Кого учить? Или секретаршей-переводчицей у какого-то коммивояжера? А на какой она будет переводить? С кем она будет общаться? С Russia? Ха-ха. Нет торговых соглашений. С Russian people в эмиграции? И эта версия отпадает сама собой.
Я не понимаю ее, и я не понимаю самого себя. Чуть было не сказал – не понимаюсь. А это было бы вернее. Расшибусь об стенку, а поймусь. Но где уж нам сейчас расшибаться?
Так в один день моя жизнь переменилась. Теперь по утрам я take a bath, take a shower, take a breakfast на скорую руку, куда входит take a coffee и take a cup of tea, и выношу себя вон. Take a bus, trolleybus и наши маршрутки. И направляю себя по нужному маршруту. Take and have, беру и имею. Мое болезненное myself разрастается с каждым часом, и вот тень его уже напоминает человека, – какая пустая тень, до омерзения, – а тень растет и уже говорит моим голосом, скашиваясь по плинтусу. Здравствуй, это я, твое я, твой myself. Твой друг, твоя подруга. Со мной не пропадешь.


Unit 6

– Hello Mr Green!
– Здравствуйте, товарищ Стогов.
– How are you?
– Да все по-старому. Живем помаленьку вашими молитвами. А как у вас делишки?
– I take a walk about noisy streets, I wander through my life and dreams in search of my soul.
– Примите лучше успокоительного. Снотворного две таблетки.
– You think, is this better means to forget myself?
– О да, Mr. Stogov, безупречно.
– I'll try it certainly.
– Однако не слишком увлекайтесь. Будьте осторожны!
– Good buy, Mr. Green.
– Спокойной ночи, Mr. Stogov.

Unit 7

Ай тэйк ее "Фёрст степс in English". Ах, боже, какая тоска пробежала по моим рукам, книга задрожала и чуть не выпала из пальцев. Я раскрыл ее посередине. Ее самой здесь не было, но были ее слова, ее рисунки и уроки. What do you like? I like to sing songs. I like to be a singer. Какая невозможная простота. Какая пустота, и ты здесь где-то. Вот-вот я схвачу твое присутствие. Ди, Ай лайк ю, Ай вонт ю, Ай лав ю. Даша, вернись ко мне, куда ты пропала? Я жить без тебя не могу, моя душа. Вернись ко мне. Мы будем жить по-старому. Мы будем каждое утро просыпаться at six o'clock. Ты мне будешь готовить sandwich и cup of tea со сливками. Мы будем завтракать вместе и строить планы на вечер. А потом возьмем наш транспорт и поедем на работу. Ты в школу, а я в university. Мы там будем работать, дорогая. Будем тосковать друг по другу немного, так, чтобы это не мешало работе. Well? So. Вечером мы снова встретимся дома. Попьем чайку и пойдем гулять по улицам и найдем место, где можно поужинать. Почему ты не захотела такого счастья? Чем оно тебе мешало? Мы постепенно станем старыми. У нас появятся дети, мальчик и девочка, желательно сразу – близнецами – и с разницей в один год. Да это и не важно. Важно, что мы их будет любить и воспитывать. Раз в год будем ездить на море или к моим родителям. А хочешь, и к твоим съездим. Навестим твою сестру с мужем, которые работают на материке. К Орловым не будем ходить, если тебе так не нравится. Вырвем эту страницу. А вот Green'ы будут к нам приезжать на рождественские праздники. Без тебя опустело все вокруг. И земля, и наш дом. Вот читаю твое стихотворение, написанное для дошкольников.


 

 My House

Fine, strong walls:
One, two, three, four;
Windows bright,
A painted door:
carpets, curtains,
Cushions gay,
bed and chairs
we use each day;
All these things
as you can see,
make cosy homes
for you and me!
Перевод Вс. Стариковского

 Мой дом

Четыре прочные стены:
Одна, вторая, три, четыре.
И в четырех стенах окно
И крашеная дверь.
Ковер и занавесь, одна
Кровать двуспальная в квартире,
На стульях пуфики, на них
Сидим мы каждый день.
Все эти вещи – ты и я
Купили, сделали, протерли.
И создали в дому уют
Незаменимый – ты и я.




Перевод, конечно, неудачный, лучше бы я переводил, но почему, если ты да я, если you and I, почему стихотворение называется "Мой дом"? Чей же это дом? И почему ты в нем не осталась. Для чего ты меня оставила в этой тюрьме, в четырех стенах, сама же и посчитала. Слишком много вопросов, и не одного ответа.

Unit 8

Задание. Составить из имеющихся в наличии слов текст из предложений, описывающий сюжет картинки. На картинке изображено облако, дерево, ветер, предчувствие несчастья, домик с запертой дверью и тень за окном.

I asked for a tree
about my beloved.
Didn't answer a tree,
Only said: "Nevermore".

I asked for a cloud
about my beloved.
Didn't answer a cloud,
Only said: "Nevermore".

I asked for wind
about my beloved.
Didn't answer wind,
Only said: "Nevermore".

I asked for a shadow
about my beloved.
Didn't answer a shadow,
Only said: "Nevermore".

I asked for myself
about my beloved.
And the myself answer me:
"Nevermore say nevermore". Я спросил у ясеня,
Где моя любимая,
Не ответил ясень мне,
Качая головой.
























Unit 9

Наконец, я взял myself в руки и отправился к Лаптевым, Авторам Самоучителя. Жасмина Ивановна и Владлен Николаевич были к тому же зав.кафедрами, она – теории и практики перевода, он – страноведения.
Я решил действовать прямо – как учили и учим. А Лаптевы, исходя из равноправия и врожденного этикета, отвечали поочередно, кивая друг на друга.
– Разрешите спросить, на каком основании вы забрали у меня жену?
– Видите ли, Василий Яковлевич, вы у нас на хорошем счету, один из лучших специалистов, методистов…
– Какое это имеет отношение к моей личной жизни?
– Не волнуйтесь, пожалуйста. Работа в вашей жизни имеет первостепенное значение. Вы сами это прекрасно понимаете, иначе бы не достигли такого успеха и не создали бы самого себя, yourself, – вставила реплику Лаптева.
– Ваша супруга, – продолжал Лаптев, взирая экранами своих очков в роговой оправе, – с точки зрения структуры учебника, не производит должного эффекта. Два специалиста английского под одной крышей – не совсем продуманное решение.
– Владлен, что ты говоришь, милый. Василий Яковлевич, дорогой, она прекрасная женщина, спокойная, уравновешенная. Такая, какой и должна быть всякая наша женщина, чтобы отвечать идеалу семьи. Но, видите ли, у нас уже есть пример супружеской жизни – это чета Орловых. Повторять эту ситуацию неэффективно. Вот что хотел сказать Владлен Николаевич. Правда, Владик? И мы решили переиграть ситуацию – в вашу же пользу.
– Какая польза от этого? Вы знаете, сколько ночей я не сплю, валидол глотаю, у меня работа горит, а вы мне пожар дома устраиваете?
– Не так уж все и плохо, Василий. Наше дело – прежде всего заботиться о ребятишках–детишках. У них же уши завянут от Стоговых, если вы будете точной копией выхолощенных Орловых.
– Мы вам, Василий Яковлевич, подобрали другую роль – роль порядочного, трезвомыслящего и благородного холостяка. Со временем – появится и другая деталь – убеленного сединами. И знаете, вы будете иметь несомненный успех у определенной части нашей аудитории.
– Я понимаю, кого вы имеете в виду: пенсионерок или дам бальзаковского возраста с полнейшим кризисом в личной жизни.
– А вы, так сказать, окажетесь рыцарем, с благородным и пламенным сердцем, которого не сломили невзгоды одиночества.
– Да, но такие холостяки пользуются также популярностью у молодежи. Вы не боитесь, что в меня влюбятся мои студентки?
– Что вы говорите? У нас с этим строго.
– Однако, Василий Яковлевич, чтобы не притягивать к себе молодежи, мы вас познакомим с вашим новым коллегой – Mr. Brown'ом. Безупречный холостяк, порядочный джентльмен. Он скоро приезжает к нам. Вы его повозите по местам боевой и культурной славы. Ну и позаботитесь о нем как следует.
– Что-о? Я должен буду жить с мужчиной? Для этого вы и лишили меня жены? Разрушили ячейку общества?
– Успокойтесь, Василий Яковлевич. Вы не так интерпретировали это предложение. Он – ваш аналог на Западе. Вполне традиционных, взглядов. Викторианец, пуританин. Лоялен к нам, любит русскую классику. Увлекается эссеистикой и не отказывается от публичных выступлений. Йоркширский акцент, аристократические манеры, чопорный англичанин, прямо со страницы Webster'а. Он придаст вам, да и нам всем, окраску благополучия не только в материальном измерении, но и в моральном. Да, у него не сложилась личная жизнь, как и у вас, но он не теряет себя, является полноценным членом общества и читает русскую литературу. А вы также бросите на него отсвет собственного достоинства в борьбе с жизнью. Блеснете знанием Голсуорси и Шекспира.
– Здесь нужна неимоверная выдержка и терпение. И только у вас она есть в завидном количестве. Я бы так не смог, Василий Яковлевич.
– И я, милый Владик, – это мадам Лаптева пустила слезу на плече у мужа.
После минутной паузы, когда все приходили в себя и комкали руками каждый свой oneself, как платочком, вытирая глаза, я все-таки осмелился спросить.
– Можете хоть сказать, где она?
– А вот это узнайте у нашего товарища парторга.
– Ясно, без него тут не обошлось.
– К сожаленью.
– А может, к счастью, дорогой.
– А еще один вопрос?
– Пожалуйста, дорогой Василий Яковлевич.
– А можно, Орловых… на мое место, а мы с женой на их. Рокировку, пока не поздно, пока не дошли до визита к Орловым. Я согласен быть всегда причесанным и выбритым.
– А вы и так со всех сторон великолепно выглядите. Только знаете что, поздно.
– Да, поздно. Во-первых, серия пущена в набор.
– Нет, милый, набор пущен в серию.
– Верно. А во-вторых, у них уже дети. Классическая русско-английская семья: папа, мама, сын и дочь. Что будет, если мы их разведем? Мать-одиночка? Чему она может научить наших школьников? Да и сама во что превратится при такой ноше.
– А отец – алиментщик. Позор. Гнать таких нужно. А кроме того, из него идеального холостяка не выйдет. Сопьется. Так-то, Василий Яковлевич.


Unit 10

Подбадривая myself, я взбирался по крутым лестницам на третий этаж. У кабинета товарища Смирнова я отдышался и привел в порядок myself. Постучался, вошел. Это был весьма строгий товарищ, в полном соответствии с типом strong man. Но почему-то подумалось, что и от него ушла жена.
– Мы вас давно ждали, Василий Яковлевич. Почему вы не сразу к нам обратились?
– Так я же… У меня же…
– Да-да, именно, ушла жена. И вы не догадываетесь, почему?
– Нет, а сегодня объяснили в деканате – программа изменилась.
– А почему программа изменилась?
– Об этом я не подумал. Не мог и подумать.
– Программа – серьезная вещь. Ее не обойдешь. А все-таки, не возникало, так сказать, досужего интереса, куда делась ваша супруга?
– Внизу мне сказали, что вы можете объяснить, Викентий Брониславович.
– Вот именно, могу. А вы многого не можете понять. Она сейчас в полной безопасности. Мы, в порядке культурного обмена, откомандировали ее в англо-русский проект, в Финикс, Аризона. Догадываетесь, где это и что это значит?
– Если честно, не очень. США – рассадник империализма, а что она там делает, непонятно, ведь именно там ее подстерегает опасность.
– Она идеально подходит к классическому типу русской женщины, матери, верной жены.
– Матери? Жены? А как же я?
– Вы все время о себе, а о деле не хотите. Она мать троих детей (в русском варианте, а не в английском, как мечтали вы), ее муж…
– У нее есть муж?
– Сценарный муж. Вы что не понимаете, что это нужно для дела?
– Какого дела?
– А вот это догадайтесь сами.
Возникла пауза, в ходе которой я лихорадочно спрашивал myself, не выступил ли пот и не слишком ли я волнуюсь, достать ли платок или еще рано.
– Мне кажется, что речь идет о каком-то секретном деле государственной важности.
– Вот именно, речь идет, идет и идет, а вы отстаете, товарищ.
– Теперь понятно, что вы мне совсем ничего не скажете.
– Of course.
– Но хоть подскажите, чем же я не сгодился в этот проект. Меня наверняка проверяли. И я программу написал, к уроку семнадцатому, ориентированному не на Запад, а на братский Восток.
– Вот именно, эта программа и сыграла роковую роль в выборе вашей кандидатуры. Что же вы, родной мой, наделали. Вам полагалось об Independence и Пиночете, а вы – куда вы сунулись? Вот он ваш урок, в вашем деле самый главный, и с таким багажом вы в разведчики намылились? Хорошо, что здесь этим заинтересовались. Иначе – прощай работа, а может быть, прощай и freedom. Урок 17. Сексологическая этика и психология, или что нужно говорить, когда супруги ложатся спать. Нет слов – работа написана смело и великолепно, в некоторых местах можно поспорить, но главное – дидактичность и воспитательный характер на месте.
– Без этого и быть не могло, ради этого и писалось – чтобы просветить и научить.
– Но вот эти рисунки, где вы с вашей супругой в постели… Стыд у вас есть? А диалоги, которые вы ведете о продлении удовольствия и, как вы тут пишите, "чтобы добиться искомой бесконечной страстности" – это просто призыв к ненасытному удовлетворению похоти. А дальше – позы, которые вы, при всей вашей скромности, пытаетесь продемонстрировать сквозь цензуру одеяла, это просто порнография. А к чему этот светский разговор о погоде. Я понимаю, что в такой момент о погоде говорят полные идиоты и всякие там "тучки", "дождики", "пролиться", "ветер подул", которые вы ввернули, имеют свое тайное значение. Камасутрой попахивает.
– Нет, это тайнопись китайских трактатов о любви – Камасутре до них далеко.
– Вот-вот, а то я гляжу, что это вы на картинке как будто бы и на себя не похожи. От страсти, что ли? Ведь это эротика!
– Эротика. Но не порнография, и потом наше подрастающее поколение совсем безграмотно в этом вопросе…
– Это поэтому вы несколько слов о контрацептивах позволили себе? И называете вещи своими именами. А по-русски, вы не подумали, как это будет звучать? А?
– Но, Викентий Брониславович, товарищ Смирнов…
– Никаких "но". Тоже мне сексопатолог нашелся, бесплатное приложение к женской консультации. Вы нацию позорите, одно ваше слово sexy, которой вы называете вашу супругу – советскую женщину, между прочим, может заклеймить вас как пособника…
– Но здесь нет политики.
– Еще бы, только этого не хватало. Даже если бы вы анекдот вставили о Рональде Рейгане и Маргарет Тэтчер, вас бы сразу посадили.
– Почему?
– А потому что, найдя анекдот уместным, вы сделали бы тем самым предположение, что здесь мог бы быть анекдот и не про них совсем.
В воздухе опять повисла пауза, в течение которой myself Стогова силился понять, кого мог иметь в виду товарищ Смирнов. А когда понял – улыбнулся. Но лицо Смирнова было злым и подавило усмешку. Вновь вернулись в прежние состояния.
– И весь этот разговор я затеял, чтобы показать, как вы скатились, дорогой мой, на широкую дорогу преступления. Но этим самым вы помогли вашей супруге.
– Каким образом?
– Там ее быстро проверят и найдут вас в ее судьбе. Поймут, что не все женщины счастливы в USSR, встречаются мужчины-подонки. Она предстанет перед ними "своим" человеком, неудовлетворенным мужчиной, что вызовет симпатии у определенной части населения этой страны.
– У женщин?
– Нет, у феминисток. А там – феминизация и всякая чертовщина. Там нормально, что у женщины несколько мужей и куча любовников.
– И ей все это грозит?
– А вот тут вступает в действие русская душа нашей женщины. Она во всем знает меру и думает о благе, и поэтому мужчины, подступающие к ней, будут вынуждены дарить ей свою преданность. Так происходит вербовка.
– Но ее муж? Кстати, кто он?
– Вполне приличной профессии – инженер Петровых (сами понимаете - псевдоним). Прикидывается эмигрантом. Там он живет и дышит на пособие. А потом, насчет любовников он прошел инструктаж. Так что он будет держаться…
– В стороне.
– Отчасти. Тоже русский мужчина – может не сдержаться и избить пару раз.
– И вы решили меня таким образом наказать?
– Мы очень гуманны и понимаем, до чего может довести человека система нетронутых покоев и запечатанных уст. Нужна разрядка, и вы ее нашли в творчестве. А пострадали в плане этой командировки, и все. А может быть, и выиграли – не придется разыгрывать перед женой сцены ревности.
– Но теперь мне пишут другую судьбу.
– На вашем месте я был бы доволен и этим. Мы придадим вам черты бессмертного героя благородного холостяка (тоже, скажем, поневоле) – самого Штирлица.
– Так ведь Штирлиц – извращенец, онанист, скрытый сладострастец. Его ни жена, ни домработница не возбуждают. И немецкой жены у него нет. "В связях, порочащих его, не замечен" – это же наша проекция, а не их. Они же во всю заботились о генофонде.
– Вот видите, как вы судите о главном герое нашего мифа. Вам нужно еще много работать над собой, над вашим yourself'ом. До свидания.


Unit 11

Home reading. Итак, займем свое вечернее место в кресле, прикроемся газетой, чтобы не вызывать подозрений у школьников, которые наглыми и подозрительными глазами рассматривают цвет носков, и предадимся трезвым размышлениям. Что мы имеем? My name is Mr. Stogov, Vasily Stogov. По-моему, я схожу с ума. Боже правый! Тебя исторгли, потому что ты предназначена для другого проекта. В это не верится. I was born in USSR. Ошибка в проекте оказалась губительной, ибо, сведя нас друг с другом, покалечила души, которых совершенно не предполагала. My parents was Workers' and Peasants'. А вдруг все оказалось иначе: ты действительно меня разлюбила, люто возненавидела и ушла, улетела за границу с каким-то разочаровавшимся инженеришкой. Ты с ним сошлась намеренно, не любя его, чтобы получить визу. И тебя не остановило клеймо, которое бы наложила на тебя родина. Хорошо там, где нас нет, погналась за длинным рублем, захотела лучшей жизни. Чем тебе эта не понравилась? There was usual Soviet family. Боже, что я говорю. Зачем я клевещу на тебя – я ведь ничего не знаю. Может быть, ты не захотела остаться со мной, потому что не хотела связывать со мной свою судьбу? Не хотела делить со мной счастье, не согласна была иметь двух детей в классическом стиле? Или тебе не понравились наши походы в филармонический зал Оперы и Балета? И тебя зло вырвали из другого проекта, где ты себя отлично чувствовала. Ведь ты кого-то любила и, может быть, любишь до сих пор. Этого Петровых, например. И отчего тогда он взял твою фамилию, а не ты его? I am a lecture in the State university. И я как дурак полюбил тебя, поверил в возможность счастья с тобой, семейной идиллии, счастья, не сломленного житейскими невзгодами. Но в этой нашей встрече могли ли мы выбирать, соглашаться или противиться? Есть высшие силы, и если бы их не было, я до сих пор не любил бы тебя, и Лаптевы меня никогда не потопят. I was married with Diana Petrovygh on Saturday. Почему? За что? По какому закону или по какой такой нелепице? Я отказываюсь верить в факты, которые мне навязывают. Даже если мне представят доказательство твоего счастья в Фениксе, я не поверю. She is pretty woman, nice wife, devoted friend, my faithful alter ego, my other oneself. Я слушаю музыку, читаю газету и смотрю телевизор, но ничего этого мне не надо. Ничего меня не может успокоить, утешить. Мне нужна только ты, даже если нас разделит смерть, я буду идти к тебе, любимая. It was have been planned a visit to the Orloves tomorrow, in Sunday. И что я могу сделать против этого? Сбежать? Подчиниться? Отменить? А вот возьму бюллетень. Очень кстати.


Unit 12

А все-таки визит к Орловым состоялся.
Я взял свой myself и myself моего нового друга – успевшего приехать Mr. Brown'а, и вчетвером мы отправились к Орловым.
И пока наши myself'ы были заняты беседой и выражали несуществующие отеческие чувства по поводу нового приобретения: Орловой-младшей и все вместе подбирали имя, а затем – уже за столом и за чашкой вечернего чая – Mr. Brown поведал о трагедии, выпавшей на долю Mr.Green'а – у него, по англо-русскому сценарию, скончалась жена – а затем были рассказаны всякие курьезные случаи из жизни лордов и туманных замков, а затем, вернув разговор в прежнее русло, заговорили о превратностях работорговли в США до гражданской войны и выразили мнение по поводу стачек ткачей и спасению челюскинцев, и была перевернута очередная страница,
мы, оставив наши тени в своих позах и креслах, стеклись на кухню.
Без слов появилась бутылка виски, икра, оставшаяся после Нового года, и пиво, свалившееся с небес. Это Орлов-старший думал угостить гостя баварским пивом, но тот наотрез отказывался, ссылаясь на насморк.
Все происходило в высшей степени деловито, без слов, без спешки, но и не очень медленно (ведь нужно успеть еще к вечерним новостям и проверке домашнего задания). Ни одного лишнего движения не нарушало таинства. Даже обомлевший Mr. Brown, предчувствуя, что отказ от пива повлечет определенные интенции со стороны хозяев, сидел тихо, склонив голову, словно бы тоскуя по английскому клубу, и не вмешивался в сказочный процесс самореализации скатерти-самобранки. На все происходящее он смотрел внимательными глазами (на грани "изумленно" и "я так и знал, что этим кончится"), фиксируя каждую деталь, видно, для своей очередной статьи в английскую энциклопедию.
– Ну, поехали, – было первое слово, сказанное кем-то после того, как все было готово.
И когда была пропущена вторая рюмка ("как мучит их жажда" – подумал, подчиняясь, Mr. Brown), уста разомкнулись и началась беседа по душам, heart-to-heart. Беседа протекала в тональности poco allegretto третьей симфонии Брамса (третья часть) – это Валентина Орлова оставила включенным радиоприемник, чтобы дети не слышали звона вилок и тарелок.
– Вот стерва, я и не видал таких стерв.
– Толик, у моей подруги точно такая же история.
– Что ты несешь? У какой подруги?
– У Верки.
– И что у нее – муж ушел?
– Еще в прошлом году. Оставил ее с двумя дитями.
– А у Васи – жена ушла. Ты думай, что говоришь.
– И правда, а я и не заметила. Вот видишь – все люди одинаковы.
– Yes, Yes! Одиноки. Ви это очень верно заметили. Ви читали Камю?
– Да не одиноки, а одинаковы, Жор, и не люди, а бабы – она хотела сказать.
– Вась, а она, что, совсем ушла, ничего не объяснила, хоть намеком?
– Нет. В деканате объяснили изменениями в программе. Только кто их изменил? Ведь мы же на методсеминаре все обсудили и утвердили.
– Лаптевы свое получат, Вася, – не переживай, лично я заявлю им свой протест и на следующем уроке появлюсь в нетрезвом виде и нарежу правду-матку.
– Толик, успокойся. Это ты умеешь, наваришь каши, а я буду ее расхлебывать. Снова Владлен Николаич будет вызывать.
– Это меня не волнует. Правда дороже любви.
– Любовь? А что такое любовь. Вот, Жора, скажи, а что у вас называют любовью?
– О, это у нас понимается так: sex plus O.K.
– Вот это я понимаю: секс, пульс, и все будет хорошо. Просто здорово. А то ты, Валь, всегда находишь отговорки, когда накатывает любовь. То посуда немыта, то у детей нужно уроки проверить, то нет настроения. Эх, чего-то ты не понимаешь.
– Толик, не надо при народе. Жора, а что в данном случае означает о'кей?
– Это когда и в постели, и на работе – все O.K.
– Вот видишь, Толик. А ты все: работа, работа, отстань, некогда. А женщина, она как цветок – требует ежедневного ухода.
– Так ли, мистер Браун?
– Угу. Сауна, массаж, любовник.
Неловкой паузы не возникло, потому что с залпом была начата новая бутылка "Пшеничной", и люди перестали контролировать себя: в каждом проснулось его затаенное "Я", свое свое, и они уже не понимали друг друга, а выражались в порядке заполнения неловких пауз и пустот.
– А у вас какой проблем, Василий? Перестановки в сценарий? Бывает. Я ведь тоже сначала был определен боевой офицер, моряк, участник похода PQ и должен был приехать в Россия весь в орденах и почет. Но вместо меня послали другого. У него пиратская повязка на глаз и черная перчатка на металлической руке. Так что нет счастья без несчастья, and vice versa.
– Да, конечно, но где я достану вторую такую Диану Петровых.
– А вы ее любить?
– Жор, а ты по его виду не видишь – как сохнет, бедненький. Пожалеть некому.
– А она случаем не frigid?
– Нет, она мужчин любит.
– И где она сейчас?
– В штаты забросили прививать идеал русской женщины.
– Да, тяжелый случай.
Дальнейшее произошло как в тумане. По утвержденному кем-то неизвестным, но единогласно одобренному сценарию, Толик Орлов и Mr.Brown остались на кухне кончать водку, а Валентина Орлова вызвалась пожалеть меня, и мы оказались в ее покоях. Какой стыд! Как будто меня некому другому утешать. Домой меня относил мой пропавший в трудную минуту myself, под утро, по пустым улицам с мигающим желтым глазом светофора.

 
 
 Unit 13

Dear Mr. Stogov!!

Мой первый визит на Вашу Родину стал для меня воистину незабываемым. Я побывал во многих местах боевой славы, посетил достойные памятники архитектуры и прочие местные достопримечательности, зашел в дюжину краеведческих музеев, запечатлел на пленку образы местных смотрителей и блюстителей, пешеходов и прохожих, с авоськами и совками (правильно ли я интерпретировал это слово?).
Но что более всего меня поразило – это человек, простой русский человек, русская душа. Такая таинственная и необъятная русская душа. И становится понятным, откуда пришла и куда ушла русская классика: Достоевский, что по сравнению с ним наш Шерлок Холмс, которого вы так по-детски любите, сумасшедший Гоголь, поучающий Толстой, плачущий Чехов, кашляющий Горький. И почему – возникает вопрос – об этой загадке не говорят. Как соединить необыкновенную тягу к слову и любовь к словесности с жесткой цензурой на нее? Это тоже, наверное, типично русское явление.
И поэтому я несказанно благодарен той нашей знаменитой беседе на кухне под музыку Брамса. Мой язык несравнимо обогатился. Я понял, что может спасти мир. Три вещи: русская поэзия, ёрш и мат. По поводу первого всем известно, что не вся она известна и переводима. Это песня души. Второе – это совершенно фантастическая музыка: взмывающий джаз и "Beatles" при низком звучании тоски и затаенной глубокой боли. А третье – в принципе переводимо, но совершенно внеситуативно. Русский мат – этому явлению нет аналога в других языках, это и поэзия, и крик души, и уличное выражение. Это вечный наш ответ им. Шах и мат (получился ли каламбур?). Место, время и условия совершенно не играют роли для мата. Он может возникнуть внезапно, из ниоткуда, прочертить полосу в беззвучной душе и доказать бытие Бога.
И еще я понял, что такое любовь. Любовь это русская женщина плюс минус sex. Ведь совершенно не важно, кого ты любишь, и есть ли он вообще на свете – предмет любви. Он лишь провоцирует нас на чувство, которое мы распространяем уже на другое: с чувством смотрим на звезды, с чувством занимаемся работой, с чувством занимаемся sex. С чувством ждем, пьем, бьем. И именно она, русская женщина, и является идеалом всего вышеперечисленного. А в этом уже есть смысл жизни, который вы всегда ищете. И поэтому я рад за тебя, что ты любишь русскую женщину, даже если не знаешь, где она.

C уважением
Mr. George Brown.


Unit 14

Милая моя жена, Диана Федоровна Петровых.

Пишу тебе почти без надежды на ответ.
Я постепенно схожу с ума и поэтому ухватился за соломинку, вспомнив одну истину: ничто не пропадет. Поэтому и решился написать тебе письмо и отправить по адресу "Моей милой жене. Точка. ру". Это безумие, но я уверен, что когда-нибудь оно найдет тебя.
С тех пор как ты исчезла, многое изменилось в стране. Мы удачно пережили перестройку и продержались на плаву в период новых реформ, когда вся страна увлеклась английским. Правда, наш образ, образ русских Стоговых и Орловых, изрядно потускнел на фоне новоявленных развязных Джо и Джеков, не вылезающих из вечеринок, – мы их зовем "новые англичане", – но опыт наш пригодился.
Я пытался изменить порядок вещей, но, как видно, неудачно. На кафедре программа обучения не пересматривалась, и ее невозможно изменить. Так назначено было судьбой, чтобы мы расстались. Но одно мне непонятно, почему же мы все-таки встретились. Было ли это ошибкой Лаптевых, решивших провести некий эксперимент, а потом переигравших ситуацию, или это решалось на более высоких уровнях, и на Лаптевых надавили высшие инстанции? Почему я должен был тебя полюбить и сохранить любовь сквозь режимы и переходные периоды. Дает ли эта любовь надежду на встречу, и где и когда она может произойти? Никакие разочарования друг в друге, если они были, не могут решить эту проблему. Даже если бы ты меня разлюбила, я тебя почему-то не разлюбил. Даже если мы любим друг друга, а жить вместе не можем, то и это не отменяет право на встречу. То, что у нас не сложилась семейная жизнь, лишний раз доказывает, что наша любовь была сильнее и выше. Она как электрон в космосе, которого нельзя уловить, но оставляет след, волнующий умы ученых и гениев.
Мои попытки сопротивляться предписанной роли холостяка слабеют с каждым годом. Я по-прежнему одинок и по вечерам думаю о тебе. Хожу на работу, а каждое воскресенье исправно посещаю Орловых. В тот первый раз мы должны были пойти вместе. А теперь я хожу один. На мой роман с Валентиной на кафедре смотрят сквозь пальцы – говорят, нужна ведь разрядка. Таким образом меня изолировали от молодежи и от отживающих свой век старух, мечтающих о большой любви. Мужа Анатолия Орлова регулярно отправляют на симпозиумы и конференции. С Валентиной я зациклился на уроке семнадцатом, помнишь, составленном нами двумя. И тут у меня снова возникает вопрос. Если начальство поощряет мою любовь к Mrs. Orlova, то почему в самом начале не назначить бы мне в качестве жены Орлову? Не Петровых, а Орлову. Тогда многих несуразностей можно было бы избежать. Например, не портить тебе жизнь, не делать Орлова алкоголиком и рогоносцем, не запарывать мой проект урока 17. Я бы и исполнял роль примерного и идеального мужа. Ведь для этого у меня есть все качества. Или и такой вариант был бы обречен и со мной произошло бы то, что произошло? Окажись я на месте Орлова, я бы тоже спился или прославился на ниве языковедения. Тогда, получается, что у нас вообще не было программы идеальной четы?
Но я все более склонен полагать, что дело не в этом. Идеал был. Роковым образом у нас оказались разные имена и неподходящие фамилии. Если бы ты была Стоговой, или я был бы Петровых, тогда все было бы в порядке. Просто ум Лаптевых не учел эту тонкость и по своему произволению придумал имена, а потом не имена изменил, а судьбы. Это лишний раз доказывает власть имени над судьбой и живым человеком. Стогов останется Стоговым, а Орловы будут жить друг с другом, потому что они Орловы.
Поэтому я люблю тебя – сквозь эту разницу в фонетике, несмотря на произвол в области неведомого, проходя между мирами Стогова и Петровых, зацепившись за маленькую проволочку, за исчезнувшую с лица земли мысль соединить нас.
Безумие ли это? Возможно. Поэтому я завтра пойду сдаваться. Я соглашусь на все их условия. Буду проводить вечера дома, смотреть телевизор и читать газету. А если выйду – то подышать свежим воздухом или на концерт симфонической музыки. Я смирюсь. Стану холостяком, примерным холостяком, без двойной жизни. Поговорю с Орловой. Она поймет.
Ну что, моя родная, время еще не кончилось, значит, мы найдем друг друга при любом столпотворении и стечении обстоятельств, узнаем друг друга в мимолетной встрече. Посветим фонариками, произнесем имена, я: моя милая, ты: мой милый.

Твой муж на небесах Vasily Stogov.



Unit 14

– Ну, что так смотришь – не узнаешь?
– Ди… Ди-ана. Это ты?
– Я, Стогов. Я, милый. Твоя жена, Диана Петровых, исчезнувшая накануне визита к Орловым.
– Диана, милая. Вот мы и встретились.
– Я очень изменилась?
– Ты стала лучше, не книжная совсем.
– И ты выглядишь как рыцарь печального образа, в лучшем смысле, вроде молод, но убелен сединами.
– Диана, знаешь…
– Я все знаю, любимый: что ты меня любил, долго искал, а тебя ограждали от меня.
– И про мои визиты к Орловым знаешь?
– Да. И про то, как ты летал к Mr. Green в Англию с целью обмена опытом и просто к другу в гости, как он водил тебя по местам "Beatles" и к самому лучшему психотерапевту. Не знаю вот, помог ли доктор?
– Да куда там, я стресс сам снимал, дедовским способом. А Грину помог, у него жена в автокатастрофе погибла, он только через неделю узнал – невозможно было опознать. А вот доктор мне кое-что объяснил, как бороться с судьбой.
– И удачно?
– А видишь, мы встретились, в этом неприметном месте, при такой мерзопакостной погоде, и меня так трясет, потому что мне не верится, зато я вижу тебя. Значит, сработало.
– И что ты делал?
– Ждал тебя.
– А у меня контракт закончился. Все более просто. Давай зайдем куда-то, присядем, а то стоим под дождем перед кафе, а люди на нас смотрят.
– Ты такая же немного стеснительная.
– А ты по-прежнему стоик. Не обращаешь внимания ни на ветер, ни на мимику женщины.
– А ты письма мои читала? Я писал твоей матери.
– Читала. Она и рассказывала о тебе.
– Диана, или сейчас, или никогда, ответь мне на этот вопрос: почему ты все-таки исчезла. Ты могла не уходить?
– Конечно. Это потом, когда все так внезапно закрутилось, появились контракты и я не могла их прервать, все оказалось сложнее. А вначале я еще могла вернуться, да и остаться с тобой могла бы.
– Тогда что? Ты меня не любила?
– Любила, Стогов. Но это до сих пор мне тяжело понять. Тут всецело женская логика действует.
– Где, в разведке?
– Ха-ха! Причем тут разведка. В моей голове. В моем сердце.
– Ничего не понимаю.
– Стогов, слушай внимательно, проще этого я объяснить не смогу. И ты сам решай, правильно я сделала или нет. Кстати, как эта площадь теперь называется.
– Республиканская.
– А была Императорской. Неужели от названия так много меняется вокруг?
– Возможно.
– Ну так слушай. Ты уже сердиться начинаешь. Подвернулся этот Петровых, Дмитрий, его здесь вербовали и быстро катапультировали туда как эмигранта. А с ним в паре и меня в качестве его жены. Он работал в одном полусекретном НИИ, а я в спецшколе.
 – Это я все знаю, но все равно не понимаю: как это "подвернулся", как ты согласилась, ведь мы могли вместе поехать. Или остаться.
– Стогов. Это не совсем уместный разговор. Я дала согласие еще до нашей свадьбы.
– Как? Зачем тогда…
– Поженились? А я тебя любила. И это было мое условие перед ними. Чтобы не осложнять тебе и мне, мы даже не зарегистрировались, и это выглядело очень натурально – там, для тех. Мой жених остался с носом. Извини.
– Подожди. Выходит, ты из-за любви ко мне согласилась немного поучаствовать в нашем совместном проекте? Так? А поехала туда не из любви. И потом я не муж, а жених? Стоп. O myself, помоги, я ничего не понимаю.
– Что ж тут непонятного, Стогов.
– Но можно предположить и наоборот. Ты из любви к работе поехала туда, а я, я тебе некоторым образом служил помехой, и вы между собой договорились меня убрать, но так убрать, чтобы у меня появились приятные воспоминания и цель в жизни.
– Что ты несешь, Стогов. Ты же умный человек. Хотя, может быть и так, я сама не знаю. А то, что произошло потом, тем более непонятно. Я перестала жить с Дмитрием и ушла к американцу-миллионеру.
– А работа?
– Какая работа? Ах, ЭТА? Она осталась. Наоборот, работа от этого выиграла. Этот ход тоже был вписан в сценарий.
– А затем?
– Я ушла и от него, Mr. Smith'a. Причины объяснить не сумею. Тут что-то не склеилось. У меня появился любовник – испаноязычный Americans Страшная, гремучая смесь. И на работе – снова дали добро. С ним я поездила по миру.
– А потом?
– А потом? Стала бизнес-леди, появился собственный офис in Australia.
– А что там есть – с точки зрения стратегической важности?
– А ничего там нет. Тишь да благодать. Зеленый материк. Дачный участок вселенной. Да устала я от дел. Захотелось чистой практики, работы для души. Открыла русскую школу, и на примере, между прочим, Mr. Stogov объясняю феномен русской души, загадку русского Штирлица. Хотя Штирлиц и так русский, чего подчеркивать?
– Влияние имени. Но это так, к делу не относится.
– Мне дали отпуск. Но знаешь, в плане любви, мне там не понравилось, служебные романы там не на высоте, и оттуда на родину потянуло, домой, к тебе.
– Давай присядем здесь.
– Давай. Теперь ты все знаешь. Тебе нужно время – осмыслить все, посоветоваться с сердцем и умом своим. А этот парк как теперь называется?
– Как и прежде, Английский.
– И здесь французское посольство?
– И итальянское.
– Серьезно? А английское где?
– Рядом с американским университетом. Но здесь не столица.
– И посольств никаких нет.
– И дождь хлещет, как в какой-нибудь Белой Церкви.
– И лужи разливанные, как в Рио-де-Житомире.
– И ветер шелестит по спинам, словно никаких людей нет.
– И это все наш fatherland.
– И это все наша Russia.
Возникла пауза, совершенно неизреченная, и нет ей имени, но подсказанная сюжетом. И как эта пауза закончилась, одному Богу известно.
– Ну ты-то как теперь, расскажи о себе. О последних годах я ничего не знаю.
– Да так. Мой myself совсем меня замучил, вырос, заполонил все вокруг и теперь даже диктует мне, что ты плод моего воображения.
– Отчасти верно. Ты же не знаешь, какая я.
– Почему, знаю. Словно бы я с тобой никогда не расставался, и все эти годы мы жили вместе.
– Но ты же не знаешь, кто я.
– Как раз знаю. И знаю, что между нами здесь, на этой земле, с этими именами, именно такое и должно было произойти. Суждено. Мы встретились, чтобы расстаться, а расстались, чтобы встретиться.
– Иногда я тоже так думаю.
– Я пошел сдаваться, но разругался и ушел с кафедры. Хотя практикой не перестал заниматься – появились ученики. Открыл собственную фирму. Представляешь, Лаптевы – такой двойной сволочью оказались. На нас, Стоговых, Орловых, Петровых, они зарабатывали деньги, держали учеников, преподавали на романо-германском факультете, а мы для них всегда дорогу протаривали собой, myself'ами. Английский для начинающих. Самоучитель и разговорник. Они на все готовенькое, а мы шиш получали. Вот я и решил сам заняться этим бизнесом.
– И как?
– Замечательно. Идут исключительно особы женского рода. Я для них и сервис, и этикет, и практика, и все прочие удобства холостяцкого ухаживания.
– Ну ты даешь, Стогов. Меня даже переплюнул.
– Да не совсем. Это же работа. Расслабляться не приходится. Притом до урока семнадцатого не всегда доходим. Это я только внешне сердцеед и дамский угодник. Для души и для тела не самое лучшее попадается. Надо сказать, что сейчас идеала нет, ни мужского, ни женского – одни промежуточные состояния. Никто не хочет быть примерным мужем и верной женой. Так что, можно сказать, я выполняю программу холостяка, но иногда бывают срывы, предусмотренные программой.
– А можно сказать и по-другому. Ты стремишься жить по-своему и создать семью, а программа холостяка тебе не дает этого.
– Можно и так. Только чем это предусмотрено?
– Стогов, а можно, я к тебе в ученики запишусь. Дорого возьмешь?
– Ты, в ученики?
– А что тут такого? Поучишь меня этике семейной жизни. Урок семнадцатый вспомним. К Орловым сходим.
– К Орловым? Вот обрадуются старики. Их же жизнь совсем придавила, изъездила. Они, знаешь, челночным бизнесом стали заниматься. Но их часто кидали, да и никакой практической сметливости у них нет. Я им предлагал в свой офис переходить, а они не верят в возможность зарабатывать по своему профилю. Да и потеряли они профессиональную форму.
– Ну так как, Стогов? Приглашаешь?
– Конечно. Только вот…
– Что?
– А у нас выйдет что-нибудь.
– А что ты хочешь, чтобы вышло?
– Ну как что? То, что сорвалось. Совместная жизнь, семейная идиллия, совет да любовь.
– А зачем? Это все у нас есть, только в отдельности.
– Но семьи-то нет.
– Кто сказал? Есть. Вот это все и есть твоя семья. И я в ней есть, и Орловы, и вся династия Петровых в ней присутствует по недоразумению Лаптевых, и твой сын есть еще.
– Что? Что ты сказала?
– Сын у тебя есть. Прямо с урока семнадцатого. И об этом все знали: и мой муж Петровых, и товарищ Смирнов, и Mr. Green – он ведь после смерти жены девочку приютил. Он остался в штатах, но хочет приехать и тебя повидать. Ты ему программу знакомства с краем и языком составишь? Он весь в тебя. И тебя любит. И имя у него – твое: My name is Stogov.
 

Unit 15

Любовь, дарованная судьбой

Составитель "Энциклопедии любви" заметил:
"В человеческой жизни даже мимолетное ночное свидание предопределено судьбой, что же говорить о связи между мужем и женой? Даже дурнушку можно счесть красавицей. Почему? Потому что, когда связь даруется судьбой, красота и уродство не имеют значения. Булыжник и черепицу можно принять за золото и яшму. Отчего? Оттого что, когда связь дарована судьбой, знатное или низкое звание не имеют значения.
Бывает так, что человек, сколько ни ищет, никак не может найти свою суженую или суженого. А бывает и так, что муж и жена на всю жизнь находят друг друга помимо своей воли. Бывает, что супруги, долго жившие раздельно, сходятся вновь, а супруги, разошедшиеся добровольно, в конце концов снова воссоединяются. Так происходит потому, что судьбы наши установлены на Небесах и наши чувства незаметно для нас следуют этому установлению.
Поистине, даже самый бесчувственный человек не может отменить уготованное судьбою супружество и даже самый чувственный человек не может жить в браке, который ему не предначертан. Поэтому, если знать, что с судьбой невозможно спорить, людям чувственным не следует переживать по поводу своих талантов и достижений, а людям бесчувственным нет нужды предаваться делам низменным и предосудительным".


Unit 16

– Hello, Mr. Green.
– Здравствуйте, господин Stogov.
– How are you?
– Well, если не считать скверной погоды.
– There's rain now in St. Petersburg. How are in London? It's rain too?
– No, в Лондоне проглядывает солнце. Хотя здесь не Лондон.
– And there is not St. Petersburg.
– Отличная шутка, Mr. Stogov. А как поживают супруги Орловы?
– Fine.
– А как поживают господа Лаптевы.
– Excellent.
– А как поживает Ваша супруга. Вы писали, что она нашлась и у вас намечен визит к Орловым.
– She died.
– What?
– Car accident. Автомобильная катастрофа.
– А вы?
– I died too.
 

среда, 20 апреля 2005 г.