Михал Михалычу Жванецкому, который наше Все и еще чуть-чуть

Дорогой Михал Михалыч, не так давно Вам вручили орден «За заслуги перед Отечеством». Но не меньшие заслуги имеете Вы и перед эмиграцией. С каждым Вашим новым текстом поток жаждущих ощутить ностальгию все увеличивался. Когда Вы там замолчали – мы здесь насторожились: а вдруг пора возвращаться? Но, возвращаться никому  не пришлось – ни Вам на работу в порт, ни нам на новое постоянное жительство туда опять. Президенты, премьеры, министры и управдомы делают все, чтобы у нас был самый лучший в мире писатель-сатирик, а Ваше дарование убедительней призывов почившей КПСС дает понять, что дело Ленина таки живет и увы побеждает. И какие бы оранжевые надежды  не сменяли красные лозунги, вдруг услышишь в громе оваций неповторимую интонацию Вашу, и это раскачивание -  с пятки на носок, и перебор пальчиками свободной от текста руки, и понимаешь, кто они   - убого бесцветные или попсово блестящие. И все это у Вас  – гомерически смешно и бесконечно грустно. Смешней бывают только новости – бывший Президент бывшей советской республики с лысой как орех головой и ученой степенью доктора технических наук имел среди многочисленных семейных предприятий парикмахерскую! Это непреодолимое желание стричь и  заставило его  произнести  присягу, положив на Конституцию. Но я бы на месте власть имущих был осторожней и мчался по Кутузовскому с оглядкой. Они мчатся, а тут Вы, пешком, потому что они не могут найти Ваш джип, сколько бы налогов Вы не заплатили. Конечно, за счет только Ваших  отчислений в бюджет  можно поднять зарплату постовому, и не одному. Но рассмешить то Вы его не в состоянии! И начальника его не в состоянии. И начальника начальника. Сами  они не смеются, а когда смеются над ними – сердятся. Вот и не ищут. А Вы бы пришли 10 ноября в Колонный зал в короткой юбке, на шпильке и с накладной грудью и спели: «Наша служба и опасна, и трудна», в том смысле, что сквозняки на Тверской и  работа в ночное время, так того и гляди домой не пешком бы возвращались. Но Вас там не будет, там будут другие «одесские джентельмены», которые расскажут традиционно самую понятную десятку анекдотов месяца, за что будут приглашены на банкет и с ветерком отвезены домой, не взирая на красные сигналы светофора. А Вы в это время будете сидеть за письменным столом и писать, нервно отодвигая на край стола то томик Булгакова, то словарь Даля. И даже если мы все сейчас, положив руки на Тору, Библию и Коран одновременно, и даже на поруганную Конституцию той небольшой среднеазиатской страны, поклянемся, что Ваши Борис Ефимович Друкер, Розалия Викторовна, минеры, штуцерщики 3-го разряда во главе с самим начальником транспортного цеха, Ваши Аркадий Иссаакович Райкин и  Эльдар Александрович Рязанов уже живут где-то между летящей над Арбатом Маргаритой и ходящим по цепи котом, и что Вы можете уже не волноваться, не нервничать, не пить столько кофе и не спрашивать у жены: «Наташа, а как тебе это?!», то Вы в ответ только улыбнетесь, поднимите высоко вверх дружественно сжатые кулаки, промокнете пот со лба… и снова начнете пить кофе и ходить из угла в угол.
Вы говорили, что сегодня на концерте было необычное взаимопонимание с залам. И действительно, мы здесь уже не так сыты, а Вы там уже не так голодны. Равенство идеально  сближает позиции, особенно, если после команды «Равняйсь» не следует команда «Смирно!» Да Вы смирно и не умеете. Но если вдруг последует команда «Равнение на Жванецкого!», все те, кто равнялись на Кобзона, снимут парики и перестанут втягивать живот, потому что исчезнет нужда стесняться лысины, казаться, притворяться, быть выше ростом. И не только потому, что рядом с Вами  быть ниже ростом уже сложно чисто  физиологически, а потому, что можно  оставаться  самим собой, это ведь так легко - быть  самим собой рядом с Человеком, который хоть никогда и не пел, но  ни единой  фальшивой ноты, ни-ни, никогда, ни-ни.
После Вашего концерта я шел счастливый и с одной только мыслью: «Не расплескать!»