Последняя Попытка. Катарсис

-       Откуда у него пистолет-то?
- Выясняем. Возможно, стащил у кого-нибудь, кто собирает такие игрушки. Номер сточен.
- Еще один шизоид. Как с наркотиками?
- Никаких следов. Похоже, без них.
- Точно ненормальный. Что медик говорит?
- Сегодня утром, так и есть.
- Сразу соседи не поверили, значит. Ладно, посмотрим.


Все-таки Элоун пришел к психоаналитику. В комнате сплошных успокаивающих тонов его ожидали удобное кресло, человек с внимательным взглядом и осторожными, обтекаемыми вопросами. Обстановка настраивала на доверительную, задушевную беседу. Но разговора не получалось.

Профессиональное чутье и опыт подсказывали тому человеку, что он находится недалеко от какой-то скрытой массы, присутствие которой чуть угадывалось по косвенным признакам: свет был не способен покинуть это место, а пространство вокруг было искривленным. Он  ходил по кругу и анализировал ситуацию, думал, почему ему не удается приблизиться, превратить окружность в концентрические линии.

-     Ты сам придумал этого Элоуна, одиночку?
- Наверное. Так меня никто не называет, - психоаналитику уже показалось, что он нашел лазейку, но Элоун тут же добавил, - только и я себя так не называю, никак не называю. Называние не имеет значения.
- А что имеет значение для тебя?
- Не знаю.
    
Вдруг изучающий личность Элоуна человек понял, почему он не может приблизиться к центру. Сердце на миг сбилось с ритма. Страх. Он боялся пустить в себя этого странноватого парня, и так проникающего глубоко, в чьих глазах угадывалось два бездонных колодца. Но нужно было сделать шаг. Он должен был заглянуть туда, иначе все это не имело смысла, иначе ему оставалось лишь сказать, что он ничем не может помочь. Не хотелось, по крайней мере, отступать сразу, так  легко сдаваться.

Он спросил:
- С тобой что-то произошло?
- Ничего…
Конечно, не стоило задавать такой прямой и неясный вопрос. Видя тщетность попыток подобрать отмычку, он решил прибегнуть к взлому. Наблюдать перескок электрона.
«Ничего…» 
Потом был сон.


…Бензин был на нуле. Он свернул на обочину и остановился. Какое-то время сидел неподвижно внутри. Тишина отзывалась звоном в ушах. Дальше ехать было некуда. Он никогда не видел так близко и определенно тупика, как теперь. На этот раз не было даже намека на просвет. Элоун находился внутри черной дыры.
И все еще внутри автомобиля. Мимо проехал другой. Элоун вышел и направился, куда глаза глядят. Шел по дороге, бесконечной дороге, по огромному полю, уходящему в небо, уходил от всего, от самого себя. Позади не было ничего, впереди не было ничего. Там, где был он, не было ничего. И он тоже не знал, что делать.

Она говорила: «Ты сумасшедший». Однажды Элоун придумал «оправдание»: «Сумасшествию человечества я предпочитаю собственное сумасшествие». И сам напугался.

Потом было хуже. Слишком это походило на правду. Казалось, ничто не привязывало его к тому миру, в котором он жил. Никаких сколь-нибудь заметных мотиваций. Действие ради действия? Но невероятная тоска не отступала, а наваливалась все сильнее. Словно кто-то беззвучно звал за собой в неведомое, от этого голоса невозможно было избавиться. Элоун думал, что, даже если бы она была с ним, ему было бы нелегко забыть такое. Но он не надеялся и падал в пустоту брошенным камнем. Он был раздавлен. Песчинка мироздания на вселенской наковальне.

Удар.

Звук перекатывался по земле, как огромный мяч. Темнело. Темнело еще и оттого, что надвигалась гроза. Ниоткуда взялся порывистый ветер. Пространство натянулось, испытывая колоссальные напряжения по всем направлениям. У Элоуна стал учащаться пульс, во рту пересохло, ноги налились свинцовой тяжестью, голова раскалывалась. Гроза шла прямо на него.
Он закричал, побежал к одиноко стоящему дереву, споткнулся, упал ничком. Обняв землю, лежал, не поднимая головы, и чувствовал спиной развернувшееся сражение. Начали бить молнии. Яростно, без раздумий и колебаний, взрезая световыми лезвиями небо. Элоун боялся выдать себя даже мыслью, но голос звал все сильнее и сильнее, заполняя собой все вокруг. Он начал терять сознание. Безликие аморфные образы замельтешили перед ним, закружились в сумасшедшей пляске. Он трясся в судорогах. И он ответил.

С отпущенной им тетивы вниз немедленно сорвалась стрела…


… Карандаш упал на ковровое покрытие. Едва слышный звук касания. В пепельнице на столе валялось несколько окурков.
Элоун понял, что современный психоанализ не поможет излечиться человечеству, а значит, и ему. Собеседник нервно курил, уставившись в одну точку. Шел дождь. Уже смеркалось.
Элоун аккуратно прикрыл за собой дверь…


… Поднялся на колени. Дерево было расщеплено надвое. Он сидел в грязи, обхватив голову руками. С неба лилась соленая вода. С невероятной быстротой поле вокруг покрывалось кроваво-красными цветами, которые тут же увядали, сбрасывали свои лепестки, утопавшие в грязи. Элоун обмазывался ей, потому что капли дождя въедались в него, прожигая насквозь, подобно концентрированной кислоте. Он растворялся. Его очертания размывались.

Он вернулся с первыми лучами солнца.


Теперь Элоун начинал понимать, в чем дело. Он был расщеплен надвое. Последняя попытка отыскать другую половину ничего не дала. Она была мертва. Она была слишком слабой и умерла уже давно. А он все это время продолжал искать ее, продолжал надеяться, что сумеет обрести ее, обрести себя. И вот пелена спала. Он оставил надежду, получив взамен абсолютную ясность, безжалостную, подобную жесткому излучению. И он направил его на себя.

Звук хлопка одной ладони…
Половинки соединились.



14-18 мая 1997 г.