Гусейнбала Мираламов, ОРЕЛ

  Гусейнбала Мираламов   – один из наиболее часто публикуемых и переводимых современных авторов. Особую популярность его творчеству придает жизненность тех историй, которые он рассказывает – да они и взяты прямо из жизни. Публиковаться Гусейнбала Мираламов начал еще в 1986 году   именно тогда вышла его первая книга «Полет одинокого журавля». Затем были «Цветок на скале», «Покаяние», «По следам боли», «Симузяр», «Подвенечное платье» и многие другие сборники. Данный сборник является вторым отдельным изданием произведений этого автора на русском языке. Он включает в себя ряд рассказов и повести «Школа селения Кюрекчи» и «Метаморфоза». Помимо русского, повести и рассказы Гусейнбалы Мираламова неоднократно переводились на английский и французский языки. Некоторые из его произведений нашли свое воплощение на театральной сцене и были экранизированы. 

ОРЕЛ


По служебным делам мне часто приходится выезжать в районы республики, особенно – южной ее зоны. Наиболее часто мои дороги пролегают через маленькие живописные деревушки родного Лерика. И каждый раз меня вновь неизменно восхищает суровая природа здешних мест – горы, леса, тропинки, старые кладбища, а также родники. В одно из таких путешествий я пригласил с собою Тогрула Айдамира – своего широко известного друга и земляка, снискавшего большое уважение у читателей своими реалистическими произведениями. Малоразговорчивый и спокойный по натуре, он  поистине неисчерпаем. Когда он начинает говорить, окружающие восхищенно смотрят ему в рот – мало осталось на свете того, чего этот человек не знал бы из области истории, философии, музыки, литературы.
Тем не менее, его не очень-то любили, и на то были две причины. Во-первых, по своему таланту он был на голову выше всех окружающих. Во-вторых,  чиновники режима, в особенности служители всепроникающей идеологии, знали о полном отсутствии у него каких-либо симпатий к существующей власти – и он, в свою очередь, знал это. И потому, несмотря на все усилия приятелей и окружающих, не допускал в своих словах или поведении ничего, что могло бы навлечь на него репрессии. Мнимые друзья со  спрятанными в кармане диктофонами из кожи вон лезли, но никак не могли «раскрутить» его даже на одну хоть сколько-нибудь крамольную фразу о руководстве республики, Брежневе или Ленине. Все видели, что этого автора прекрасных исторических романов и рассказов буквально переполняют обвинения против Советов – однако уста его были крепко запечатаны. И окружающие, как ни бились, не могли вызвать его на откровенность. Он сразу, с первых слов собеседника, догадывался, что за субъект находится перед ним и с какой целью говорит ему те или иные слова, но в то же время, в ответ на подобное предательство, он никогда никому не бросал упрека или иных горьких слов – чтобы не дразнить гусей.
Я видел все это, наблюдал со стороны – благо, часто сталкивался с ним на различного рода застольных мероприятиях, а регулярно, раз-другой в месяц, и сам приглашал его и других своих друзей в живописный ресторанчик на берегу моря. Делал я это не без умысла. Дома он день и ночь интенсивно работал – писал романы, повести, рассказы, стихи, публицистику, создавал бессчетное количество исторических эссе, биографических очерков, и потому ему просто необходимо было хорошо питаться. А работы ему не давали – недоброжелатели стремились голодом и нуждой поставить его с семьею на колени. Однако он был непреклонен. Кое-как кормил семью гонорарами, получаемыми от книг, выходящих раз в два-три года, но не перед кем не склонял головы. Итак, я должен был объездить весь Лерик, его дальние и ближние села, в связи с работой –там проводили газификацию. Подумав о том, как облегчает путешествие присутствие собеседника, я позвонил Тогрулу Айдамиру и пригласил его в попутчики. После некоторого колебания он согласился. «Сменишь обстановку, проветришь мозги, – сказал я, – пусть они у тебя отдохнут от Канта да от Ницше. Лей-пей устроим...» Он согласился, узнав, что никого,  кроме нас, не будет. И вот, субботним утром, на рассвете, я подкатил на  «Виллисе» к его дому на окраине села. Посигналил – и он,  уже собравшийся, вышел на веранду, подошел, сел в машину. Поздоровавшись со мной и с водителем, сказал: «Может, сперва перекусим, а потом уже поедем?» Я засмеялся: «Родной, ну какой завтрак в такую рань? Перекусим в Гырхверсте».
Машина тронулась.
– Ну, как твои дела? – спросил я. – Что нового написал? Что издал?
Он улыбнулся:
– Написано много. Планировал было книгу издать, да Гадырханлы, друг-приятель липовый, снова обманул, не включил в план. Так и осталась книга на следующий год.
Меня эти слова будто ножом по сердцу царапнули. Ведь книжные гонорары были единственным источником его дохода! В глубине его карих глаз таилась крепко настоянная грусть. Машина скользила по лесной дороге. Было довольно прохладно, несмотря на лето. Хорошо, я хоть пиджак надел. Как же холодно будет наверху, в горах! Машина двигалась неспешно, и в Гырхверсту мы прибыли в половине девятого.
– Эй, Фейруз! – обратился я к румяному заведующему рестораном и чайханой, который, завидев машину, вышел нам навстречу. – Что есть пожевать?
– А вы что желаете?
– Надо же, как утро начинается... – удивился Тогрул.
– А то как же...– отозвался я. – …Шашлык из ягненка.
Немного погодя мы уже сидели позади ресторана, над журчащей горной рекой, и запивали коньяком свежеприготовленный шашлык из ягненка. Я, наслаждаясь тем, как ест Тогрул, заметил, улыбаясь: «За эту неделю ты должен накопить столько энергии, чтобы тебе ее хватило до следующей весны!»
Друг сердечно рассмеялся моей шутке.
...Через час-другой мы прибыли в райцентр, и сразу отправились в райком. Первый секретарь прекрасно знал и меня, и Тогрула. Но у него как раз был посетитель, и я, оставив Тогрула в райкомовской библиотеке, сделал несколько звонков директорам колхозов, дабы те проявили необходимую готовность. Товарищ Бабаев, узнав о нашем приходе, пренебрег оставшимися посетителями и лично вышел нам навстречу. Я изложил ему цель нашего прибытия. Он очень обрадовался:
– Проводите, проводите газ – спасайте лес. А то население увеличилось, и вон сколько тысяч кубометров вырубают ежегодно!
Незадолго до того как раз закончилась прокладка гигантского газопровода из Ирана, и мы должны были приступить к газификации окрестных сел. Разумеется, невозможно было было бы вот так сразу газифицировать весь Лерик – на это потребовалось бы, по меньшей мере, три-четыре года. Однако уже проводились определенные работы, были заказаны трубы.
Тогрул преподнес первому секретарю сборник своих рассказов, изданный в прошлом году. Тот перелистал книгу и промолвил:
– Тьфу-тьфу, не сглазить, плодотворно трудитесь.
– Как бы плодотворно ни трудился, печатают раз в три года.
– Уже то большое дело, – сказал товарищ Бабаев, – что Тогрул в одиночку, без, так сказать, поддержки сверху, пробивает себе дорогу.
Я при этих словах, слегка покраснев, глянул на друга и сказал: «Конечно, имейся у него нужный человечек – наверняка уже выпустил бы избранные произведения».
– Так ведь настоящий талант – это еще и продвижение вперед именно благодаря собственным усилиям, а не за счет протекции «дядюшки», – подвел итог разговору товарищ Бабаев и повернулся ко мне. – Машина есть?
– Есть, – ответил я. – Мы на моем «Виллисе».
– Отлично. На обратном пути милости прошу ко мне в гости.
Попрощавшись, мы вышли. В течение последующих нескольких дней ездили по селам района, определяли объекты. А по ночам, выйдя с Тогрулом в степь, наблюдали бесчисленные звезды, наполнявшие небосвод. Воздух, сама атмосфера здесь были так чисты, что глаз человеческий превращался в некое подобие телескопа. Сколько же их,  разноцветных звезд, в небесных галактиках – желтых, красных, белых, голубых... Нигде больше не увидишь такого неба, сплошь усыпанного драгоценными камнями. Друг мой был в полном восторге. Обладающий немалыми познаниями в астрофизике, Айдамир рассказал мне много удивительного из этой области. Я впервые услышал о том, что, оказывается, Земля, планеты, Солнце, все звезды и галактики возникли из крохотного   электрона.
Наконец, путешествие привело нас в живописное село Амбударя, расположенное невдалеке от границы. Южная территория скрывалась за высокими горами. А в горах располагались пограничные посты. Каждый из них был прикрыт куполом из белого металла – чтобы никто не видел, что происходило внутри. Тогрул прилег у родника и, облокотившись на локоть, смотрел на русских пограничников, сновавших по вершине горы. И у обоих у нас на уме было одно и то же: можно подумать, это их вотчина – не считаясь ни с кем, творят, что вздумается. Сидевший с нами рядом председатель колхоза, заметив, что мы глаз не сводим с вершины, сказал: «Подолгу не глядите. Не терпят они этого – могут и пальнуть».
Что ж, с хозяином не спорят. Я заметил, что друг мой смотрит уже совершенно в ином направлении. Он созерцал полет орла. Орел парил среди лазури, ни разу ни взмахнув крыльями.
– Должно быть, мы кажемся ему маленькими – не крупнее мышей. – Он все следил, в глубокой задумчивости, за парением орла. –  Вот самое счастливое живое существо на свете изо всех, созданных Всевышним. Не иметь никаких врагов, парить себе в чистом воздухе, всю жизнь есть свежее, вкусное мясо, не знать горя и забот, никого не бояться...  Если и есть на свете создание, знающее истинный вкус того, что именуют свободой, то это –  орел.
Внимая другу в тяжком раздумье, я ощущал, как он сдавлен всем своим окружением и даже собственной оболочкой. Да, он тоже был орлом. Будучи вынужден телесно влачиться по земле, духом он воспарял к вершинам, не склоняясь ни перед одним живым существом – орел, недоступный орде копошащихся вокруг завистников и слабаков.

               
                Перевод Наили Баннаевой