Трудовуха

Каждый год я находила какую-нибудь причину, чтобы не поехать в летний трудовой лагерь или, как называют его дети, в «трудовуху»… Не очень-то заманчивая перспектива находиться с детьми круглые сутки в полевых условиях после утомительного учебного года. А потом, честно говоря, раньше меня и не очень-то звали. У наших учителей сложилась своя компания, которая из год в год с удовольствием ездила в трудовой лагерь, и по их рассказам можно было понять, что они успевали там не только работать, но и отдыхать. Но в этом году желающих ехать оказалось мало – некоторые учителя постарели, а некоторые просто умерли. Пришла моя очередь.

Была еще одна причина, которая заставила меня поехать. В мае внезапно умерла моя мама. Мысли о ней, о себе, жизни и смерти мучили меня постоянно. Мне было плохо дома и было необходимо куда-нибудь уехать, сменить обстановку. А поскольку учительских отпускных не хватило бы ни на какой приличный отдых, то пришлось согласиться и на этот простой вариант. Тем более, что мой приятель, человек, которому я доверяю, узнав об этом сказал: «Поезжай! Две недели на природе с детьми - это то, что тебе сейчас нужно». И я поехала...
Приехав, я сразу окунулась в знакомую с детства обстановку наших летних лагерей и турбаз. Почти ничего не изменилось. В тени больших деревьев белели фанерные домики-бараки, синели массивные скамейки с черными урнами по бокам, а в самом центре алел противопожарный щит с ведром, багром и топором. На бетонном столбе громко орал громкоговоритель. Легкие наполнились лесным воздухом, а сердце - ностальгией по прошлому. Но, приглядевшись и прислушавшись, поняла, что время и здесь поработало. Хотя, все и выкрашено свежей краской, но и под ней чувствуется крайняя степень дряхления. В воздухе разносятся не прежние мелодично-мажорные мелодии, приглашающие к беспечному отдыху, а какие-то раздражающие механические ритмы. И приехала я не на отдых, а на работу…

 Нас сразу же пригласили в столовую на обед. Покормили щедро – мясные щи, большая котлета с картошкой, салат и компот, но все было, как всегда в школьной столовой - невкусно. Ну ладно нам не привыкать и, видно, не отвыкать!

Жить мне досталось вместе с младшими девочками в отдельном домике, который на местном жаргоне почему-то назывался «кубриком». В «кубрике» стояло 10 железных коеек с продавленными панцирными сетками. Было мрачно и сыро. В углу был отгорожен уголок для учителя, который назывался «мавзолеем». «Остроумно», - подумала я. «Место, где возлегает Вождь и Учитель».

Среди девочек были те, кто приехал впервые. Они стояли, прижимая к себе сумки и с интересом смотрели на бывалых. А те быстро занимали лучшие места, развешивали на спинках коек свои пестрые наряды, запихивали в покосившиеся тумбочки разную еду и гордо выставляли на виду свою косметику: шампуни, лаки, краски, кремы, дезодоранты и даже прокладки.
- Зачем вам все это? – спросила я.
- А дискотека? – они с удивлением посмотрели на меня.
Ах, да дискотека! Им была обещана ежевечерняя дискотека. Многие только из-за этого и приехали.
- Будет вам дискотека, - пообещала я. И насмешливо обратилась к новеньким:
- А вы что стоите? Располагайтесь, дамы!

 Оставив свои вещи, я прошлась по территории лагеря. Большой воняющий хлоркой сортир с глубокими бетонными дырками, душевой павильон с расписанием и висячим замком на двери, умывальник в виде длинного засоренного корыта, заросшая травой спортивная площадка с обвисшей волейбольной сеткой. Все наше родное, хорошо знакомое, советское!

В школе мой предмет информатику любили, в основном, мальчишки и я всегда была окружена их толпой. У меня совсем не было опыта общения с девочками, молодыми девушками. И, честно говоря, они мне не нравились. Не нравились их ранняя сексуальность и полная пустота в голове. Но пока я отвечала за сохранность их девственности и поэтому решила вести себя строго.

 Пыталась вспомнить себя в их возрасте. Я не раз была в пионерском лагере, и мне там нравилось. Это был лагерь для детей военнослужащих. Мы жили в казармах на бывшей «точке» за Волгой. Днем мы занимались всякими пионерскими делами: оформляли линейку, стенгазету, участвовали в художественной самодеятельности и разных спортивных соревнованиях. Я не очень любила все это, но во всем участвовала. Зато очень любила наши походы за ягодами, купания на речке Воложке, костры на огромных полянах среди могучих дубов. На дубах жили красавцы жуки-олени с большими полированными рогами. Кругом было море цветов, насекомых, птиц. Все это пахло, жужжало и пело. На тумбочках у нас всегда стояли букеты цветов, а в тумбочках, спрятанные от воспитателей, жуки-олени и выпавшие из гнезда птенцы. Когда птенцы все-таки подыхали, мы устраивали им пышные похороны с настоящими слезами. А вечером были кино или танцы под аккордеон. Я всегда влюблялась в какого-нибудь мальчика и со тщательно скрываемым интересом наблюдала за ним на спортивной площадке, на речке, на танцах. И, конечно, никакой косметики, никаких вызывающих нарядов! Все скромненько, серенько, бедненько… Я не знаю, плохо это или хорошо… Но так было. И мне мое аскетичное пионерское детство было близко и дорого. Тогда я не чувствовала никакого насилия над собой. Все совершалось само собой. Советская власть хорошо продумала систему воспитания советских людей и начиналась она намного раньше: еще с детского сада.

 В школу я попала в начале перестройки, отработав до этого несколько лет инженером-программистом. И, хотя я проработала в школе уже 10 лет, но по-прежнему была чужаком среди учителей. Они не считали меня учителем. Ведь я же не владела «педагогическими знаниями», которые они получили в своем институте! Я сторонилась их, они - меня. Они не любили мой предмет - чуждую им информатику. Зато дети, наоборот, очень любили мой предмет. Особенно мальчишки, многие из которых хорошо разбирались в технике, оставив в этом далеко позади своих учителей.
 
У меня есть свое представление о хорошем учителе. Прежде всего, это профессионал, человек хорошо знающий свой предмет. И обязательно - честный и порядочный человек. Я считаю, что с детьми нельзя играть, хитрить, манипулировать ими. Они все равно почувствуют это и ответят тем же. Я была неприятно удивлена, когда, готовясь к сдаче экзамена на высшую категорию учителя, изучала вопросы по педагогике. Сколько же существует различных способов манипуляции детьми! И все это обобщается, систематизируется и тиражируется. Воистину только люди с холодным сердцем и иезуитским умом могут заниматься этой «наукой». Если понимаешь и любишь ребенка, сердце само подскажет, как поступить в той или иной ситуации. Я не считаю себя педагогом, но я хорошо помню свое детство и его проблемы. И помню, как не хватало мне умного и доброго взрослого человека рядом. И я бы хотела быть для них этим человеком. Но нужна ли я им сейчас со своим огромным опытом совковой жизни? Чему я могла их научить? Немолодая женщина, не сумевшая устроить свою личную судьбу, не сделавшая карьеры и заканчивающая жизнь обыкновенным школьным учителем... Так угрюмо думала я, возвращаясь назад.

Когда я вернулась, в «кубрике» уже вовсю шло веселье. Девочки пригласили кавалеров. Те притащили магнитофон. Развалившись на койках, они бесцеремонно шарили по тумбочкам, что-то жевали-пили и беззлобно матерились. А девчонки, нарядившись, кривлялись перед ними. «Трудовуха» началась! «Новобранцы» робко сидели на своих местах и с испуганным видом следили за происходящим.
- Так! Кавалеров прошу выйти на веранду и впредь не пускать их в палату без моего разрешения. Здесь женское общежитие и вы здесь не одни, - обратилась я к девчонкам.
- А может здесь женский монастырь? – Игриво спросил меня один из кавалеров.
- Неплохо бы было, – ответила я.

На ужине мы сидели вместе с учителями из других школ за длинным столом. Никто не знакомился. Все молча ели, поглядывая на своих учеников. В конце ужина наша «старшая», взяв тарелку, помчалась к детским столам, собирая не съеденные учениками сыр и масло.
 - Ну, вот, будет с чем чаек попить вечером! – радостно сообщила она, вернувшись с полной тарелкой.

А вечером действительно была дискотека. Подготовка к ней в моем «кубрике» началась сразу после ужина. Девчонки начали мазаться, прыскаться духами и лаками, примерять различные наряды. Все были радостно возбуждены, даже мои «новобранцы». В столовой убрали столы, притащили аппаратуру, выключили свет и врубили музыку. И началось! В ослепляющих вспышках света мелькали девчоночьи фигурки. Они вскидывали тонкие ручки, изгибали детские тельца, отставляли обтянутые попки и стучали в такт платформами-копытцами. Они были похожи на маленьких чертей в аду. Никаких пар, никаких групп, каждый сам по себе с отверженным видом. И все это под жесткий отупляющий ритм. Я боюсь быть необъективной, так как в молодости сама обожала модные танцы и была нещадно критикуема за них родителями. Присмотревшись, заметила, что на некоторых девочек очень даже приятно смотреть. Мальчишки, в основном, сидели и тоже оценивающе смотрели на танцующих. Однообразный механический ритм и невыносимая громкость давили на голову, и я вышла наружу. Мимо меня пулей пролетали девчонки и прошмыгивали в кусты. Из кустов их шугали учителя. Они опять пулей влетали на дискотеку. Все возбужденные с горящими глазами. «Оргийная культура»,- прочитала я где-то недавно. «Дискотека и наркотики – суть этой культуры». Запретить дискотеки? Тогда они вообще ни в какой лагерь не поедут.
 
Постояла немного и побрела к своему домику. Дискотека скоро закончилась. Девчонки возбужденные и недовольные возвращались назад: «мало!». По радио объявили подготовку ко сну. И началась бесконечная беготня к умывальнику, в туалет, и просто в кустики. Учителя бесцеремонно обнюхивали и обыскивали учеников, пытались загнать их в домик. Я молча сидела на веранде. Наконец, все угомонились и улеглись в постель. Я пожелала им «спокойной ночи» и ушла в свой закуток. Разделась и залезла в сырую постель, но спать не хотелось.

Вдруг раздался стук в окно. Я откинула занавеску. Это была наша учительница из соседнего домика. Она знаками просила меня выйти.
 - Что же вы традиции нарушаете? А чай пить? Мы ждем вас на веранде у Веры Николаевны.
Ах да, я совсем забыла, что здесь по старой лагерной привычке, вечером, уложив детей спать, учителя собираются вместе пить чай, а может что и покрепче, если найдется. Я устала и никогда не пью чай на ночь, но чтобы совсем уж не охлаждать наши и так прохладные отношения, решила пойти.
За столом собрались все наши шесть училок: «русачка», «историчка», «математичка», «трудовичка», «физкультурница» и я – « информатичка». Все, кроме «физкультурницы», были уже немолодые дамы: от сорока и выше. За «старшую» была учительница по труду, она не ходила на поле, отвечала за наши трудовые успехи и жила в отдельном домике. На столе появился чай, заваренный в банке, конфеты, печенье и бутерброды с сыром. И потекла обычная учительская беседа.
- Нет, вы только подумайте – учителям не положен второй ужин! Что мы хуже детей? Я если не поем на ночь, то не засну! – возмущалась толстая «русачка».
- Да отношение к учителям сейчас просто оскорбительное,- подхватила «математичка». Представляете – нет даже отдельной душевой кабинки для учителей! Выхожу я сегодня голая из-под душа, а девчонки мне: «Здравствуйте, Валентина Федоровна!».
 - За что я ненавижу «демократов» это за то, что они нас лишили сыра, - налегая на бутерброд,- произнесла «историчка», известная в школе своими коммунистическими взглядами.
- Так ведь его полно в магазине, – возразила я.
- А цены! Может вы и можете его себе позволить, а я нет, - с вызовом парировала она.
- Ну так при коммунистах его вообще не было в магазинах.
- Зато его можно было достать. Мне наши родители его всегда доставали, - гордо добавила она.
- А сейчас родителям вообще наплевать на детей. Они только о деньгах думают, – вставила «физкультурница».
- Вы посмотрите, какую шваль в лагерь собрали! Ох, наплачемся мы с ними!, - сказала «старшая». Опять Петров здесь. Вы помните, что он отчебучил в прошлом году?
- А что? – заинтересовалась я.
- На поле не ходил, а устроился рядом на бензоколонке мыть машины. Жил и ел бесплатно в лагере, да еще и денежки зашибал.
- Молодец! – вырвалось у меня. Учителя изумленно замолчали.
- Так ведь не платят ничего! – оправдываясь, сказала я.
- А за что им платить? Государство и так их кормит как на убой, - язвительно вставила «историчка».
- Но это ведь только рабов кормят за работу. Остальным должны платить деньги.
- Они работают плохо.
- Рабы всегда плохо работают.
Разговор не клеился. Пора было идти спать. Я попрощалась и пошла в домик. Училки молча смотрели мне вслед.
Я зашла в домик. Девчонки еще не спали.
- Девчонки! Вы обалдели! Завтра вставать рано. Спать немедленно!
Они еще немного пошептались и заснули. А я лежала и никак не могла заснуть.
 Да… Трудно мне будет… Ну, ничего! Как-нибудь! Всего 10 дней! Вытерплю! И не такое терпели!

Утро выдалось пасмурным и прохладным. Я разбудила дежурных – они должны были до завтрака вымыть полы в домике и пошла умываться. По пути мне встречались хмурые учителя из других школ. Никто не здоровался. Вернулась к домику и села на скамейку. На соседней веранде «убежденная коммунистка» красила глаза и не смотрела в мою сторону. Потом по радио громко объявили подъем, и лагерная жизнь закипела!

На завтраке невыспавшиеся бледные дети ели плохо и на тарелках осталось полно дармового сыра. После завтрака велено было всем собраться у ворот. Всем детям раздали тяпки с черенками выше их роста. Подогнали два автобуса и стали запихивать туда детей. Напихали битком и повезли. Автобус кренился на ухабах. Дети взвизгивали, тяпки опасно кренились. Мне стало страшно: а вдруг что-нибудь с автобусом случится? Будет просто каша из детей.. Но, слава Богу, ехали мы совсем недолго. И вот оно «русское поле»! Простор и воздух! Сегодня мы полем капусту. Самая «главная» на поле, пожилая учительница из соседней школы расставила всех на грядки и мы начали «войну с сорняками». В наши функции не входило помогать детям, мы должны были приглядывать за ними и погонять лентяев. Я посидела немного на обочине - скучно, а потом взяла тяпку и встала рядом с детьми. Мне доставляло удовольствие вонзать тяпку в густую сочную траву, медленно продвигаясь вперед по бескрайнему совхозному полю. И вдруг мне стало хорошо: еще не было жары, дул прохладный ветерок, рядом были дети… «Это действительно то, что мне надо!». Я так увлеклась, что не заметила, как обогнала всех школьников. Когда я оглянулась, то заметила с каким неодобрением смотрят на меня училки, монументально стоящие в грядках. Опять я влипла! Я отдала тяпку девочке и опять села на обочину.
А вот дети работали вяло. То ли не выспались, то ли с непривычки, то ли тяпки были для них велики. То и дело были слышны грозные окрики учителей:
- Иванов! Вставай, работай!
- Петров! Хватит отдыхать!
- Сидоров! Перестань прятаться в траве!
Через два часа дети мои заныли:
- А сколько сейчас времени? А когда мы пойдем в лагерь? А я кушать хочу!
- Ребята! Давайте доделаем свои грядки и тогда пойдем.
Дети мне попались слабенькие, они не справлялись с тяпками и пололи руками. Две девочки были вообще из 6 класса. Одна из них год пробыла в санатории с позвоночником. И, когда я спросила ее, как она сюда попала. Она ответила, что ей предложили вместо «осени» - дополнительных занятий по русскому языку поехать в трудовой лагерь, и она согласилась. Они были должны работать два часа, но весь фокус был в том, что всем давалась одинаковая норма. По окончании работы я должна была у «главной» подписать «рапортичку» о проделанной работе и сдать ее в лагере «старшей», иначе наша работа не засчитывалась. Я, возмущаясь в душе, все-таки убедила ребят в необходимости сделать норму. И мы ее сделали! Прошло три часа. Собирался дождь. Я подошла к «главной» и доложила ей об этом. Она похвалила и ласково сказала:
- Отдохните и возьмите еще несколько грядочек. Все равно с поля мы все вместе поедем.
- Но ведь моим детям положено работать только два часа. Они устали. Можно мы, не дожидаясь автобуса, пойдем пешком пораньше. Дорогу я знаю.
- Нельзя! – она пристально смотрела на меня.
- Почему?
- Потому что тогда все остальные разбегутся! Не нарушайте дисциплину!
- Но я обещала родителям беречь детей!
- Вы чьи интересы отстаиваете? - зло спросила она.
- А вы?
- Нам нужно сдать все поле.
- Кому это нам?
Тут она совсем разозлилась и спросила:
- Вы из какой школы? Как ваша фамилия.
Я ответила. Она, сузив глаза, зловещим голосом пригрозила:
- Так вот, я вас предупреждаю, если вы самовольно уйдете с поля, я сообщу о вашем поведении директору.
 Я вся дрожа от обиды и негодования отошла к детям и села в траву. Сидела и лихорадочно думала. «Господи! Когда же это закончится? Я, прожившая уже большую часть своей жизни, всегда боялась ослушаться начальства, я привыкла к насилию над собой, но я не способна к насилию над другими. Неужели при моей жизни это все не закончится?»
- Ну что идем? – нетерпеливо вопрошали дети.
 И я решилась:
- Идем!
И мы пошли. Внутри меня все дрожало. Я видела, что учителя с осуждением, а дети с завистью смотрят нам вслед. Я заставила себя не оглядываться, и мы быстро пошли по полю. От быстрой ходьбы по бесконечному полю я постепенно успокоилась. Я шла и думала. «Трудовуха - это школа «совковости», где мы воспитываем себе подобных. Они привыкают жить в убогих антисанитарных условиях, невкусно питаться, примитивно развлекаться и плохо работать».
Вдруг выглянуло солнышко. Дети, волоча свои тяпки, молча шли рядом. «Они устали», - вспомнила я и предложила:
- Давайте-ка отдохнем!
Мы присели на обочину. Попили воды, которая была у меня с собой. Дети оживились и доверчиво смотрели на меня. Потом мы нарвали скромных степных цветов, растущих на обочине, и, беспечно болтая, продолжили свой путь.
В лагере нас встретила «старшая» и с удивлением спросила:
- А где все остальные?
- Они на автобусе приедут.
- А вы?
- А мы пешочком решили пройти! - соврала я.
Она с недоверием посмотрела на меня.
Потом мы с девчонками пошли в душ. Я с удовольствием долго стояла под прохладной водой и ко мне возвращалась уверенность – «ничего они с нами не сделают!».
А вечером меня пригласили на «суд учительской чести» во главе со «старшей». Она профессиональным охрипшим голосом орала на меня:
- Как вы смели самовольно оставить поле?
- Я поставила в известность "главную по полю".
- Вы что умнее других?
- Возможно!
Тут уже возмутились училки.
- Вы не учитель!
- Вы подводите школу!
- Вы не имеете подхода к детям!
- У вас другая психология!
Я повернулась и ушла.
 На другой день повторилось то же самое. А на третий день позвонила директриса.
- В чем дело, Ольга Николаевна? - строгим голосом спросила она меня.
- Ни в чем. Все нормально. Охраняю здоровье и жизнь детей, - чуть дрогнувшим голосом ответила я.
- Вы что никогда не были в трудовом лагере?
- Была. Десять лет назад. Я думала что-то изменилось…
- А что должно было измениться? Вам сколько лет? Это вы должны были измениться…, - жестко сказала она и добавила:
- Значит так, собирайтесь и приезжайте в школу. Я жду вас.
- А дети?
- Дети обойдутся без вас.
 



Июль 2000