Ругалкина контора. Протокол второго заседания

«Краткость - с. т.» Х. Блюхнер.
«Он был так остроумен, что порезался собственными мыслями…». Х. Блюхнер.


Ранним утром какого-то января, коллегия критиков в относительно полном составе и в бодром присутствии духа собралась на обсуждение очередного комплекта произведений, перевязанных одним названием – Копирайт 7.2.

- Опережая обвинения в растянутости, - начал Блюхнер выразительно округляя глаза с совиными бровями, - мы представим читателям некую выжимку из наших рассуждений о текстах, и пусть эта, так сказать, матрица, будет правильно загружена в умы читателей…

- Уважаемый председатель, мне кажется ваши пространные суждения слишком витиеваты – на какую аудиторию ориентированы они, и разве в новом заседании Конторы мы не поставили девизом убийственную краткость? – влезла в эфир Патитуська.

- Вот именно! Моя дорогая Патитусечка, бери печатную машинку, и немедленно конспектируй наши словоизлияния!

- А можно прежде заявленнице? Маленькое, такое? Я не являюсь клоном мед инструмента для введения жидкостей в открытые полости тела! И да не будем дальше бить баклуши, и тем более, конвульсии! – пионерским тенором отчеканила Патитуська.

- Перевожу твоё последнее предложение, как призыв прекратить словомешалку. И начать обсуждение немедленно.

*********************************************

Первый номер нашего обзора, «Один день Василька и Маргаритки» Галины Чагиной.

Патитуська. Начинает, и закашливается, долго ловит ртом воздух. Потом переводит дух.
 
 - Начну с конца. В конце так и напрашивается фраза из «Одного дня Ивана Денисовича» …и было таких дней в году триста шестьдесят четыре…

 После прочтения рассказа в моем патитусечном мозгу остались две точки – мокрая картонка на земле и цена за минет на улице от малолетки. Первая точка создала ощущение кожей мокрого и противного. Вторая вызвала протест. Также немного смущает абсолютно чистый разговор двух бездомных, собственно, а где мат?! Где натурализм, стыдливо прикрытый точечками?! Откуда такие тонкие отношения между малолетними попрошайками?! С чего вы их так представляете? Они говорят у вас оборотами хозяйственных крестьян русской глубинки, а отнюдь не как уличная шпана. Нет, раз уж взялись писать на публику, извольте щедро сбрызнуть специями мата, пару ядрёных сцен с изнасилованием, и обязательно увесистый, такой приговор развратному обществу. А без этого никак нельзя, вот так-с…

Блюхнер.
 - Рассказу очень не хватает описание нюханья клея, бензина и ночевки в коллекторах канализации… Ну, это я конечно иронизирую, пусть уважаемые читатели меня правильно поймут. Увы, ничего нового я из текста не узнал. Общество нос к носу сталкивается с подобным явлением, и образами Рождества и бродяжек никого не удивишь и не проймешь лет эдак уже сто пятьдесят…

Не могу сказать что рассказ – потемкинские деревни, но на образец высокой прозы не тянет однозначно. Тем более, что к серьёзным образцам и требования серьёзные.

*********************************************

«Маруся» Сергей Донец.

Блюхнер.
 - Бесконечно подробная дискуссия. Разбор чуть ли не по слову. Анализ каждого пробела. Анализ точек и запятых. Возвеличивание и осмеяние. Это ли не результат удачной яркой задумки, талантливо воплощённой в жизнь? И да простят меня мои коллеги, но критиковать я буду лишь за эклектичность и изысканное многословие. Русский народный боевик в стиле Кинг-Конг. Маруся действительно один из лучших произведений нашего сайта и возвышается над серой массой как Килиманджаро над африканской саванной.


Патитуська. Возмущается тоненьким голосочком.
 - А меня покоробила глупая фраза «Что она ощутила в первые секунды надругательства – так вы не поверите – замешанное на страхе и брезгливости, но все же наслаждение». Конечно, глуповато. Хотя… может это такой тонкий стёб? Весь рассказ такой… стёбный. Чего тут только нет, и русалки и ведьмы, и Гоголь, и всё-всё-всё! Разве что ожившей статуи Ильича нет! Интересный бой между ящером и гипсовым Ильичом получился бы… В стиле рассказа.

*********************************************

 «Джинн в бутылке» Таги Джафаров – Стрингер.

Блюхнер.
 - Сегодня у меня нет желания ёрничать по поводу прочитанного, может оттого, что праздники прошли, и я испытываю от этого невыносимые страдания! Будни бьют железным кулаком в макушку. Вот, на досуге прочитал рассказик двух соавторов, неплохой рассказик, но он мне кое-что напомнил, а именно – генетически модифицированные продукты! Такие оригинальные смеси камбалы и острого перца. Гены лесного орешника в кукурузе. Напомнило своей обтекаемостью форм. Обтекаемостью, идеальностью, и каким-то маниакальным стремлением к положительности. Безумное стремление к правильности. Словно открываешь рассказ, а оттуда хорошие такие аккорды Beatles. Yesterday… Классика, она и в Африке классика. Да только классика пластмассовая. Пластик, обтекаемый, мыльный во всем. Удручающе положительно. Детям цветы, тьфу, бабе цветы, детям мороженное…

 Бурчу я, бурчу, а всё пусто. Пусто! Дайте мне глоток настоящего творчества – сюжет, сюжеты нужны! Надоели сказочные зарисовки, развелось их тут, различной талантливости… Зарисовывают, толпами, штабелями, всё, что под руку попадётся, зарисовывают, и думают, что этим можно ограничится. А если сюжет, то обязательно бытовуха, или армейская смешная история, или слезливая, с трупешником в конце… Тьфу!

Блюхнер кидает очки на стол.

- Хватит. Чем более талантливо вьётся спираль образов и эмоций, тем более хочется логичной формы и сюжетов. Может конфликт формы и содержания тут достиг апогея? Нет либо одного, либо другого!

*********************************************
 
«Поезда» Михаил Марр.

Патитуська.

- Знаете, когда критик ошибается? Когда его настроение критиковать пересиливает в нем читателя! И он по инерции громит по кусочкам цельное, пытаясь найти трещину, всё более увязая в полемике, и не замечая, что морально произведение переигрывает его жалкое воробьиное трепыхание. Публика на стороне произведения, заказ провален.

Критиков, которые не умеют чувствовать настроение публики – единицы. И именно к ним прислушиваются люди. Не к строгим профессорам филологии, не к педантичным знатокам орфографии. Слушают тех, кто слышит душой. Это напрямую относится к моей реакции на Поезда – я люблю ездить, но обычно ездила я не одна, а с родителями. Маленькая я ещё, путешествовать одна. Кстати, сразу песня Машины времени пришла в голову – «и оба сошли где-то под Таганрогом, среди бескрайних полей, и оба пошли своей дорогой, а поезд пошел своей» - и знаете в чем тут фишка?! Не поверите – в паузе после этих строчек. В многоточии – там слышится стук удаляющихся колес – ровно три стука-точечки. Настроение-зарисовка, и давайте не будем слушать Блюхнера. Что все зарисовки исчерпали себя как жанр, хорошо? Ведь тонкость психологического момента именно в общем настроении, в мастерстве его описания. В Поездах этого навалом. Целые составы настроения. Целые симфонии звуков и облака горьких запахов.
 Могу высказать автору свои поздравления – зарисовка туманна по-утреннему, тосклива, как электрички зимой, и неругабельна.

Блюхнер.

- Новый термин – неругабельное произведение. Прошу запомнить.

*********************************************

 «Хроники дома 19 происшествие 11» О. Петров.

Блюхнер.

- А вот выбор этого литературного недоразумения мне непонятен. Разве для того, что бы было что критиковать?

«В частности, когда Михалыч в завершение обмывания отправился торжественно выкидывать старый пылесос с балкона, он мало того, что пылесосы спьяну перепутал, так под балконом еще Федоровна собачонку свою, как на грех, выгуливала. Даже вспоминать не хочется…» - удручающе не оригинально и не смешно. Блеск остроумия.

Так перегружено иронией! Что читать не хочется до конца. Тяжко нести бремя чужих потуг на интересность. Тяжко и мучительно. Ах, увольте меня! И дольше века длятся эти размышления про алкашей, ну настолько надоевших с экранов телевизоров! Сколько можно пытаться рассмешить несмешным? Кому нужен этот пролетарский язык и лихой текст? Тяжело, граждане. Приговор мой будет жесток, но справедлив – всё это приличное быдло, и знакомиться с ним нежелательно, а то есть опасность вкус испортить…

Конкретные сцены, вызвавшие мою реакцию? Пожалуйста, вот:

«После не слишком плодотворного мозгового штурма вторая интеллектуальная игра была найдена. Ею оказались «Города», но при условии «долго не думать». В «Города» умели играть все, поэтому поначалу стали играть все, кроме, по понятным причинам, Якова. Вскоре выяснилось, что при игре в «Города» в формате «стенка на стенку» возникают непреодолимые трудности. Допустим, надо назвать город на букву «н». Михалыч кричит «Новгород!», Серега орет «Новороссийск!», Николай – какой-то «Нью-Орлеан». Вроде всё правильно, но на какую букву надо называть следующий город – совершенно не понятно. Поэтому здраво решили, что игроков должно быть ровно двое – Серега, потому что у него праздник, и Николай, потому что всех впечатлил Нью-Орлеан. А остальным, чтоб не скучно было, можно подсказывать и обсуждать происходящее.
Начало игры я пропустил, ненадолго отлучался, а когда вернулся, на столе появились три бутылки портвейна, а Серега с подсказки Михалыча сказал: «Москва».

А теперь вопрос на засыпку – интересно? Очень? Тогда, идите за Клинским, оно вкусное… Весь рассказ как жженая бумага – пачкается, но так быстро стирается потоком воды (времени).

*********************************************

Заседание прерывается на перерыв.

*********************************************

Разговор в перерыве:
Хольст. – Мы убрали из заседания плавное течение рассказа, и ушли на отрывочно рецензированный уровень подавания нужной информации. Читатель аргументировано получает блоками котлетки мыслей, приправленных жиденькими репликами критиков,

кстати… гм… твоя новая блузка просто верх соблазнительности…

Патитуська, прерывая. – Ой, кажется микрофон работает! Нас слышно в зале заседа….. шшшшшшшшш………..

*********************************************

Хольст.

- Кхе-кхе. Мы продолжаем наше заседание, и на повестке произведение «Об одиночестве» Виталия Иванова.

 Сразу оговорюсь, что сюжета там не имеется, какого-нибудь действия тоже, это обыкновенное рассуждение на тему одиночества, коих много, начиная с того момента, как человек стало двое и более. Мысли, высказанные там, не претендуют на откровение, и оригинальностью не блещут. Однако, перейду от пустых нападок к конкретной полемике с автором, ибо всякое размышление необходимо понять и предложить контр аргумент.

Несколько выдержек.

«Одиночество – только одно из состояний души» - автор декларирует, что одиночество внутри личности, имеет внутреннюю основу. Но как же фактическое одиночество, которое, будучи в объективной реальной жизни, неизбежно влечет с собой тоску, попытку преодолеть замкнутость, депрессию? Если бы одиночество всегда было одним из состояний, то, будучи одиноким, был бы способ перестать быть таким. Увы, Робинзону для этого потребовался Пятница.
«Бесконечно одинок тот, кого интересуют не конкретные люди, а голая истина» - конкретные люди – это и есть носители истины. Понять всю суть бытия невозможно. Стало, быть, настоящий искатель истины должен наблюдать за другими, неизбежно находясь рядом.

«Одиночество объединяет настоящих людей. Страдание - избранно, и одиночество - избранно. То и другое - путь избранных.» - Объединяя людей по какому-то принципу вы их делаете не одинокими по сути. Настоящий человек кто он? Вопрос не на один том размышлений.

И так далее. Диагноз таков – мысли собранные по принципу нужного слова. Иногда попавшие в цель – «Преодолев одно одиночество, мы обретаем, осознаем другое»

*********************************************

Патитуська.

- Хольст, на этом выпуске Копирайта горят нешуточные страсти в обсуждении, кого-то забыли, кого-то побили…

Хольст. Чешет затылок.

- Всё просто. Праздники прошли, осталось похмелье. Мир теперь такой не интересный без застолий и телевизора… Стоит объявить Новый Год по китайскому календарю и всем дружно его справить вместе – что бы выпуск следующего Копирайта не превратился в всеобщие массовые погромы на прозе, лады?

Патитуська.

- Просто не надо читать по утру Копирайт, ведь это не снимает похмельного синдрома…

*********************************************
 
«И путь без солнца, путь без веры» Сергей Донец.

Патитуська.

- Прочитала снизу вверх, а потом даже второй раз! И знаете, с какого места я перестала верить в написанное? Со слов «…И только после пинков спецссредствами по отощавшим задницам и под свирепую команду отрядных неохотно просыпается северная зона» - входить в камеру вертухай не может – обязан охранять вход. Входить в камеру может только присланный наряд. Так что, все встанут как миленькие не дожидаясь, когда придут их убивать дубинками. Далее не очень точно написан ассортимент заначек – где травка? Где колёса?

Хольст. Перебивает, удивленно поднимает брови.

- Откуда ты все знаешь, Патитуська?!

Патитуська, гордо.

- Есть один знакомый! Эээ… просто друг. Отсидел семь лет в лагере, такого расскажет, закачаешься, а ты что подумал, детективов начиталась? Нет, там ерунду пишут… Я продолжаю.
 А вот про расстрел вообще похоже на правду, да только своих офицеров в камеру – это явный романтический перебор, сибирским цирюльником запахло-с… Текст грамотный, видимый читателю с воображением, в общем неплохой рассказец, да только автор явно не рассчитал свои познания о зоне. Пусть их у него будет поменьше вообще…

*********************************************
 
«Я рисовала во сне» Элпидиос.

Хольст.

- Как всё правильно, Патитуська, ты рецензируешь суровые тюремные будни, я маленькую женскую миниатюрку. Стало быть, взгляд будет непредвзятым, так? Есть на нашей прозе такой жанр – миниатюра настроения, в различных вариациях. Обычно это половина всей макулатуры на прозе Ру. Этот зарисовок я не назову макулатурой, потому что настроения есть, и немного мыслей тут тоже шевелятся, между газончиками. В общем, аллегории везде у нас дорога, понимаешь!

Зевает, прикрывая рот ладонью с короткими толстыми пальцами.

- Ну хватит с меня сегодня, а? Патитуська, тебе завершать наш обзор – тем более, название следующего творения соответствующее –

*********************************************
 
«Безопасное прекращение чтения» Илья Кудинов.

Патитуська.

- Пять принципов того, что книга - враг


Первое:
Она всегда готова убить наше драгоценное и неповторимее время, свирепо дожидаясь на полке.

Второе:
Книга всегда ловко подменяет компьютер или мобильный телефон в подарках, которые дарят мне.

Третье:
Книга умеет ждать лучше наркотика. И заменят лучшего помощника человека – телевизора, это чудо цивилизации, его друга и благодетеля. Книга заставляет человека читать – то есть портить глаза посредством их напряженного концентрирования на магической плоскости с знаками

Четвёртое:
В форму книги часто маскируются такие страшные явления в природе, как учебники и учебные пособия. Имеют опасное качество приковывать к изучению их на долгие годы, унося детство, юность, мешая здоровой половой жизни.

Пятое:
Книга – саморазмножающиеся вирус – многие читавшие их, начинают плодить таких же подобных, в несметном количестве – такая болезнь называется литературным творчеством, и лечится прививкой с ослабленными спорами литературы – женскими мягкими детективами. Такой способ борьбы с книгой давно изобретён человечеством.


Таким образом, мы, вместе с автором Ильёй Кудиновым успешно доказали опасность этого явления. Текст помогает выйти из-под этой зависимости, и без сомнения совершит революцию в лечении этого серьёзного недуга. Думаю, возможность номинации этого автора на премию в области медицины.

*********************************************

Хольст.

- Мы завершаем заседание нашей конторы, как заметили наши читатели, без уважаемого Элло Яккало... Бедный наш коллега удивительно неудачен во всём – его угораздило быть похожим на одного очень разрекламированного автора на прозе и поэтому, мы вынуждены его отправить в длительную командировку по магазинам…

Надеемся, что Эллобоязнь будет очередной подростковой болезнью прозы Ру…


19 января, слишком раннее утро, на улице темно.
 Критики Х. Блюхнер и Патитуська.