Вечер поэзии

 Какое счастье - свободный день!
Можно ещё полежать в постеле, но я записалась к зубному врачу. Вот уже неделю, как ноет коренной зуб.

– В мой свободный день, вместо того, чтобы писать  стихи , я должна идти к зубному врачу, – бурчу я, накрывая с утра на стол.
– Зуб болит? – спрашивает муж.
– Наверное, кариес.… Болит от холодного, горячего и от сладкого.
– В нашем возрасте неприлично иметь кариес, – это у него шутки такие. – Прилично иметь дорогие протезы.
– Была бы  поспокойнее, всем лучше было бы, и зубы не болели бы. Мать Тереза!
       "Умник ", – думаю я, но отвечать лень.
– Да, ещё голосование, –продолжаю я, – раньше я никогда не голосовала.
– Попробуй только, – вступает в разговор моя дочь, – женщины Голландии веками боролись за право голоса…
– Я не женщина Голландии, мне ваше голосование не нужно – говорю я.
– Нам твой голос нужен, – говорит моя четырнадцатилетняя дочь, – и не за «Демократов шестьдесят шестого», как в прошлый раз, а за «Зелёных», – может они, наконец, запретят ездить и засорять воздух такому антиквариату, как у тебя.
И не забудь: сегодня поэтическое ревю в школе, поучишься, как  писать стихи. Кстати, выбрали стих Рико про Вивиану, он будет для всей школы читать. Вивиана уже две ночи не спит. Он ей совсем не нравится.
– Стих?
– Нет, Рико.

Зубной врач дырки в зубе не нашёл, сказал, что болит от холода и стресса. Посоветовал дорогую зубную пасту со стронцием и... «если не пройдёт, звоните».
«Дырки нет – перетерплю, не выдирать же коренной зуб.»

Муж пришёл неожиданно на час раньше домой.

–Ты идёшь на поэтический вечер? Я с тобой! Хочу организовать подобное в своей школе.
– Твои дети не могут писать стихи, – завожу его я. – Чтобы писать стихи, нужен талант. А в твоей рабоче-крестьянской школе талантами и не пахнет, они уже давно отселектированы в гимназии.
– На провокации не поддаюсь, – кричит мой муж из ванной и я слышу в его голосе нотки раздражения.
– Мои дети не менее талантливы, только они из другой среды. Им всего приходится добиваться самим. Папы и мамы заняты другими вещами.
Какими вещами, я не спрашиваю , думаю, что догадываюсь.
– Только я не останусь до десяти. Я хочу посмотреть последний период «Барсселона-Челси».

В зал мы вошли, когда уже был погашен свет. На ярко освещённой сцене стояли дети из дочкиного класса. Су, Реней, Лаура, Свен и Рико.

…Возьми мою руку, иначе меня унесёт
Меня смоет волной печали и безнадёги.
Течение сильное и становится всё сильнее,
Но твоя рука... тоже.
В то мгновение, когда я думаю, что утону,
Ослабевает течение.
Я чувствую твою руку ...
Мы выстояли...

– медленным речитативом декламировала Су белый стих. В зале мёртвая тишина.
Ещё бы, подумала я, на последний День святого Валентина Су получила больше полусотни открыток.

Вивиана, у звёзд твои прекрасные глаза,
Зелёно-коричнево-голубые
Они сияют для меня отныне,
Так, что не смотреть на них нельзя.

Медленно, но очень внятно читал Рико в тишине. В голосе было столько любви и убеждённости... Это совсем не рифмовалось с его внешностью. Внешне он был ещё далёк от переходного возраста. Толстоватый блондин. Рико мог запросто сойти за ученика начальной школы.
– Он победит, – прошептал мне в ухо муж, – или я ничего не понимаю в поэзии.
В это время в зал медленно вошла, почти вползла, старуха.
– Какой это класс? – спросила она.
По голосу я поняла, что это вовсе не старуха, а мать Мэйса,одноклассника дочки.
Говорили, что у неё рак груди, что её дела плохи. Ужас сжал моё горло, когда я увидела чёрные круги под глазами и полуседой парик.
– Второй «А», наши, – произнесла я несвоим голосом.
– Как дела, Эллен?
– Плохо, очень плохо, –откровенно ответила Эллен.Только голос остался от прежней шикарной Эллен, которая меня почти не замечала во дворе начальной школы. Мягкий бархатный голос, чётко выговаривающий все трудные голландские звуки, назальные и рокочущие, упускающий только последнее «н» в глаголах. «КАК» – верхнее сословие в Голландии, которое так просто определить по правильному голландскому выговору.
– Да, я слышала, – только и вымолвила я.
– Сделали операцию, опухолевые клетки в краях резекции. Метастазы. Химиотерапия – безрезультатна. Ещё продолжают облучать, но мало помогает.
 «Боже, что делает болезнь с человеком! Эллен, ведь не медик, чтобы так запросто оперировать трудными медицинскими терминами…»

Я его не увижу больше
Слёзы капают в наш альбом.
Я смотрю в альбом дольше и дольше
Здесь всё говорит мне о нём.

Долго прощаться больно!
Его же не стало вдруг...
К нему спешу я невольно-
«До встречи на небе, друг!».


 «Нужно придумать что-то», – я лихорадочно обдумывала, как выйти из этого разговора. Из опыта знала, что знакомые обходят её стороной, «О чём можно сейчас говорить с Эллен?»…
– А гормональная терапия? Не пробовали? – ляпаю я наобум.
– Сейчас пробуем, кажется, опухоль чувствительна к гормонам.
– Не теряй надежду, крепись, гормоны могут тебе помочь, – слышу я себя, говорящую банальные фразы. – Крепись, не падай духом. Это очень важно.
Эллен замолкла и углубилась в программку вечера.
– Я здесь уже третий раз, Мэйс – мой третий. В прошлом году победила девочка с прекрасным стихотворением об умершей сестре.
– Эллен, стихи все грустные и тяжёлые. Понимают дети про что они пишут или время такое? попыталась я перенести разговор на предмет вечера.

Время дороже воды,
Что капает из крана.
Всё медленнее труды
И кончается всё так рано.
Ничего дальше нет – Стоп!
Ну, может быть разве – Гроб.

– Да, это стихотворение могла написать я, не этот красавец из второго «Д» – грустно заметила Эллен.
Моё сердце опять сжалось. Я вспомнила, что моя дочь приложила все усилия, чтобы не попасть на сцену. И меня это стало вдруг радовать.

 Я такая маленькая,
– Говорит сестра.
– Ты и есть моя младшая сестра.
– Нет , я не об этом,
Я чувствую себя маленькой,
Когда они думают, что ты – это я,
Как будто я не существую,
Как будто я – это ты
А ты – это я,
Я становлюсь маленькой внутри.
Это больно – быть такой маленькой!


– Похоже на Фредерика ван Эйдена, не всё ещё так безнадёжно, – прошептал мне в ухо муж. -Давай, собирайся, я хочу посмотреть последний период матча.
– Эллен, нам нужно домой,- сказала я осторожно. –Не теряй мужества, это очень важно, мы мысленно все с тобой, – произнесла я опять, как заклинание.
– Да, да, я знаю, – ответила не очень уверенно Эллен. – Мне тоже нужно домой.
Мы стали пробираться к выходу.
Со сцены неслось:

Поэзия дело несчастных,
Нелюбимых и жалких таких.
Не хочу к ним быть сопричастным
Пусть будет плохим мой стих .

– Ты знаешь, ведь Эллен когда то была моей девушкой, очень хорошенькой, но всегда чуть в миноре. – сказал мне муж в машине по дороге домой.
«Как хорошо, что существует футбол»-, подумала я и я почувствовала, что зуб у меня больше не болит.